Интервью с Королем

Стоя у границы Барьера, Эредин Бреакк Глас в последний раз взвесил все «за» и «против». Молодой эльф отнюдь не был уверен в успехе, но поджать хвост сейчас – лишь укрепить отцовскую уверенность в ничтожестве бракованного отпрыска. С тех самых пор, как выяснилось, что долгожданный наследник не перенял и капли магического дара одного из лучших чародеев своего времени, их отношения предсказуемо дали трещину, родитель отдалился. А когда подросший Elle принял решение связать жизнь с армией – отвернулся окончательно. Теперь же молодой Всадник делал все возможное (да и невозможное тоже), упрямо стремясь доказать отцу, а заодно и всей широкой общественности, как тот ошибался: патрулировал дальние рубежи, в одиночку ходил в разведку, лез в самые опасные стычки. Короче говоря, всячески – порой бездумно – геройствовал, стараясь отличиться, убедить, что даже без магических способностей достоин быть его сыном. Переход Барьера воспрещался Королевским указом, нарушение коего каралось крайне строго. С другой стороны, еще никому – даже самым опытным Deard Ruadhri – не удавалось изловить живого единорога. В последний раз проверив, легко ли меч выскакивает из ножен, Эредин усмехнулся. Он будет первым. А победителя не судят. … Удача непозволительно долго сопутствовала эльфу, позволяя невредимым возвращаться с, казалось бы, убийственных миссий, но всему рано или поздно приходит конец. На этот раз придворные лекари лишь в бессилии развели руками и вместо армейского лазарета отправили раненного домой. Умирать. … Первым, что он помнил, были руки матери. Затем голос. Затем глаза. – Потерпи, – силясь улыбнуться сквозь слезы, она гладила его по голове, совсем как детстве, когда сорванец набивал очередную шишку. – Я послала за отцом. Фыркнуть сил не было. Закатить глаза тоже. Поможет. Как же. Да он и пальцем не шевельнет. … Отец Гласа предсказуемо изволил явиться лишь под вечер, хотя весть о злоключении отпрыска достигла его задолго до запыхавшихся слуг. Судя по всему, нашлись дела поважнее. Мать тихо всхлипывала, умоляя поторопиться, но он оставался глух. Просто стоял и смотрел. Очевидно таким – скулящим от боли и практически сломленным – сын ему нравился больше. Одно заклинание. Ему ведь ничего не стоило. Всего лишь одно заклинание. Во взгляде чародея, тем временем, читалось злобное осознание собственной правоты вперемешку с нездоровым торжеством и ... отвращение. В общем, все, что угодно, кроме сострадания и более, чем уместного беспокойства за жизнь тяжело, почти безнадежно раненного ребенка. Насмотревшись вдоволь, он, наконец, снизошел до того, чтобы наклониться, но не во имя помощи, нет. Вместо спасительной формулы с губ, наряду с усмешкой, слетело лишь: «Доигрался?». Эредин не ответил. Не смог. Лишь бросил убийственный взгляд, а затем силы покинули его окончательно, глаза закрылись сами собой. Мгновение спустя хлопнула дверь. Ушел. Мать Гласа рухнула рядом – прямо на пол, рыданиями разрывая сердце. Стиснув зубы, он протянул руку, вслепую шаря по покрывалу, силясь отыскать ее ладонь. – Не плачь, мама, не надо, – шептал еле слышно, борясь с ускользавшим сознанием. – Я не умру, обещаю. Ради тебя. И ему назло.