Интервью с Королем

– Звал? – Эредин влетел в кабинет отца как всегда без стука. Много чести. К тому же, молодой Elle отлично ведал, как (мягко выражаясь) сильно злит родителя нарушение внутрисемейной субординации, так что не упускал ни единого случая надавить на больной мозоль. Не взирая на последствия. Для себя. О да, в искусстве заводиться с полуоборота – в мгновение ока переходя от ледяного безразличия до белого каления и обратно – отцу воистину не было равных. – Мать рассказала мне, – бросил чародей без предисловий, привычно стараясь сократить общение с «бракованным» отпрыском до минимума, – о твоем… выборе. – Тем лучше, – на брезгливое пренебрежение отца Глас неизменно платил взаимностью. – Значит, решено. – Я не давал согласия. Усмешка вырвалась прежде, чем эльф успел подумать, а вот дерзкий ответ в стиле «плевал я на твое мнение» все-таки удалось удержать при себе. – Я буду Всадником, нравится тебе это или нет. Слегка изогнув бровь, чародей демонстративно-медленно сжал руку в кулак – переходившая все границы, упрямая наглость отпрыска начинала действовать на нервы. Нет, не так. Знатно подбешивать. Вот. Грудь Гласа в сей момент словно пронзил зазубренный меч, причем несуществующий противник налегал со всей силы, вгоняя сталь по самую рукоять, проворачивая. Острая боль согнула пополам, но Эредин умудрился удержаться на ногах. – Я… буду… Всадником. Слова давались с трудом, легкие вместе с остальными внутренностями словно выворачивало наизнанку – стиснув зубы, молодой эльф удерживал сознание лишь колоссальным усилием воли. Богатый и крайне… разнообразный опыт подсказывал, что некоторое время спустя заклинание отпустит, главное – вытерпеть. – Забавно, правда? – подобным тоном отец обычно промывал мозги в детстве. – Будь ты магом, с легкостью бы отразил, а то и вовсе отгородился бы защитным куполом, едва ощутив колебания материи. – Я… не… могу. – Ты не хочешь. Глас едва не взвыл: упертый, словно сто единорогов, родитель никак не желал смириться с тем, что (когда-то) долгожданный наследник оказался напрочь лишен магической искры, и теперь готов был пойти на все, дабы насильно «вбить» в безмозглую голову оного желание развивать несуществующие способности. Скрипнув зубами, молодой эльф вынудил себя принять подобие вертикального положения и, прижав руку к груди, нетвердым шагом двинулся к выходу. Без разрешения. – Что ж, – голос отца звучал вкрадчиво, но Эредин не обманулся притворной мягкостью. – Ты выбрал сам. Яркая вспышка озарила пространство, мгновение спустя утонувшее в непроглядном всепоглощающем мраке. * Придя в себя, Эредин сперва не смог определить, где находится: сквозь неплотно сомкнутые веки не пробивалось ни света луны, ни танцующих отблесков свечей. Блуждавшие по покрывалу пальцы, поднялись выше, нащупав на лице широкую полоску шелковой ткани. Вспомнил. Вскинувшись на постели, Глас одним движением сорвал повязку, несколько раз моргнул, но… ничего не изменилось: вокруг по-прежнему царила абсолютная ночь, и эльф почувствовал, как холод разливается по позвоночнику. – Тебе нужно лежать, – раздался сбоку сдавленный голос матери, вслед за которым послышался шелест одежд, а ее руки успокаивающе коснулись плеч. – Знающие говорят, что зрение вернется. Возможно. Со временем. Перед внутренним взором вдруг – во всех подробностях – всплыло лицо родителя. Издевка, злорадное осознание собственного превосходства вперемешку с нездоровым торжеством и ... отвращение. Спектр эмоций поражал воображение, в то время как в глубине души что-то настойчиво нашептывало: тьма будет долгой – пока не приползет обратно, поджав хвост и умоляя о прощении. Пальцы судорожно впились в покрывало, комкая безупречную ткань. Не приползет. На просьбу оставить одного мать возражать не стала – дверь за ней закрылась практически бесшумно, лишь щелкнул механизм замка, возвращаясь в привычное положение. Рука метнулась к резному столику у ложа – зазвенели об пол сбитые фужеры, алыми брызгами разлетелся о стену графин с вином, а также все, до чего эльф смог дотянуться в порыве разрушительно-всепоглощающей ярости… Минуты тянулись мучительно долго, и, лежа в темноте, Эредин старался не думать о том, во что превратится его жизнь, ослепни он навсегда. * Время шло – ничего не менялось. В лучшую сторону. Ярость постепенно угасала, уступая место отчаянию, нахлынувшему стремительно – подобно вышедшим из берегов водам Easnadh. А затем пришло безразличие. Дни напролет не вставая с постели, Глас на все вопросы отвечал односложно, пока и вовсе не прекратил – лишь отворачивался в сторону, прочь от зудящих над ухом голосов. С рук пищу не принимал (еще чего не хватало!), сам едва притрагивался. Зачем? Голод с каждым днем мучил все меньше. А вместе с ним исчезало и желание жить. Очнувшись однажды утром (днем, вечером, ночью – какая разница?!), Эредин разобрал рядом сдавленные всхлипы. Мать. С некоторого времени взяла привычку дежурить у постели – несмотря на собственные нужды и накопившуюся усталость. Сердце стиснуло болью. – Не надо, мама, – протянув руку наугад, он попытался поймать ее ладонь. – Не плачь, прошу. Она не ответила, лишь бережно заключила его пальцы меж дрожащих своих. Какие же они оказались… тонкие. Хрупкие. Почти прозрачные. Добравшись до запястья, Глас с ужасом обнаружил, что без труда мог бы обхватить оба одной рукой – еще и место оставалось. Эльфка, подобно представительницам своего племени, всегда отличалась изящным сложением, но, чтобы так… Что-то внутри щелкнуло, вынуждая через силу приподняться на постели. Ради матери. И Ему назло. * «Возвращение» выдалось нелегким. Сперва все в буквальном смысле валилось из рук, и эльф пересчитал все углы, а также перебил приличное количество стекла, прежде чем вновь научился уверенно передвигаться по дому, а также питаться без посторонней помощи. Самостоятельно (как привык) одеваться, не рискуя стать поводом для веселья прислуги – за глаза, разумеется, в открытую никто бы не посмел. Днем держался уверенно, беззаботным видом приводя отца в крайнюю степень бешенства, а по ночам выл в подушку от злости, обиды и собственного бессилия, сбивая костяшки в кровь о резное изголовье. Время шло. Движения становились увереннее, шаг – тверже. В какой-то момент в доме не осталось препятствий – пришла пора выйти за порог. Удивительно, но раньше он никогда не замечал, что дорожка в саду настолько извилиста, как приятно холодит ладони вода фонтана, как сладко пахнут цветы, и что ступенек в беседку ведет ровно семь. Обоняние, осязание, слух… Казалось, с потерей зрения остальные чувства обострились до предела. Присев на одну из резных лавочек, Глас закинул голову, с наслаждением подставляя лицо ласковым солнечным лучам, губы его впервые за долгое время посетило подобие улыбки. Оказывается, в теперешнем положении есть свои плюсы – разве мог он прежде не мигая смотреть на солнце?... Он не касался оружия с тех самых пор, как… Как приятно оказалось вновь ощутить в ладони рукоять меча, услышать свист рассекаемого воздуха. Рубанув несколько раз, Эредин совершил несколько пробных выпадов – ближайший розовый куст оказался безвозвратно испорчен, скульптуры по бокам аллеи лишились некоторых (важных) элементов, а затем… сад огласил его смех – совсем как прежде. С тех пор эльф тренировался каждый день, подстраивая известные приемы под новое «я». Прислушиваясь, считая шаги. В какой-то момент он научился «чувствовать» противника – рука сама собой замирала в нескольких сантиметрах от учебных кукол, а затем и живых мишеней… * – Прибыли, – мать легонько подтолкнула его к дверце кареты, когда колеса пришли в спокойствие. – Ты справишься. Глас отнюдь не разделял ее уверенности, однако, лицо его оставалось спокойно-собранным, как и подобает на королевском приеме. Он… Справится?... Он не планировал идти, не хотел – одно дело неплохо ориентироваться в знакомой обстановке, а совсем другое – во дворце, среди сотен глаз и ушей, когда, казалось бы, все вокруг только и ждут промаха, дабы затем в светских беседах обсасывать его со всех сторон. Он. Справится. Отец (кто бы сомневался) не смог сопровождать мать, как всегда окопавшись в недрах лаборатории, а появляться на столь торжественном мероприятии в одиночестве для эльфки ее положения и статуса представлялось немыслимым. Он вызвался сам, догадываясь, что в сложившихся обстоятельствах она вряд ли попросит. Эредин не мог в тот момент видеть ее лица, но едва уловимый выдох облегчения и прокравшаяся в голос улыбка подсказали, что он поступил правильно. Ступенька, еще одна. Спрыгнув на землю, тут же обернулся, протягивая матери руку и по тому, как быстро ее ладошка оперлась на его запястье, стало ясно, что практически не промахнулся. Он справится! Определив по шелесту одежд, что мать окончательно выбралась из повозки и теперь находится рядом, он привычным движением предложил ей руку – совсем как прежде. Время летело незаметно – особенно, когда лишен привилегии наблюдать пламя заката и танцующие огоньки свечей в резных канделябрах. Лица, точнее, голоса знакомых сменяли друг друга в бесконечном калейдоскопе – Эредин без особых трудностей справлялся до тех пор, пока не оказался втянут в центр тесного круга, чьи участники болтали наперебой, что значительно затрудняло дело. В какой-то момент вокруг воцарилась тишина – вопрос предназначался ему и все взгляды, без сомнения, обратились в его сторону. Не таясь. Смысл? Все равно ведь не видит, так что можно беззастенчиво разглядывать, в ожидании первоклассного развлечения. В самом деле, что может быть забавнее, чем наблюдать отвечающего в пустоту, в то время как собеседник оного находится с противоположной стороны. Кожей Эредин чувствовал их предвкушение, любопытство и затаенное… злорадство? На лице эльфа четче обозначились скулы, а сцепленные за спиной руки сжались в кулаки – до белых костяшек. В другое время сам посмеялся бы от души, теперь же… Веселиться резко расхотелось. Мать «подстаховывала» его на аудиенции: будто бы поправляя съехавший воротник камзола, а на самом деле незаметно корректируя поворот головы – точно в направлении Короля. Теперь же Эредин оказался предоставлен сам себе – большинство «взрослых» после торжественной части вечера разбилось на группы по интересам, расположившись в многочисленных помещениях дворца, в то время как практически вся молодежь переместилась в сад. К лучшему. Не мог же он, в самом деле, весь вечер цепляться за материну юбку. Откуда-то справа послышался едкий смешок, сопровождаемый глухим ударом кубков, дескать мол я же говорил. Более, чем достаточно, дабы определить верное направление. А, может, они еще и на деньги спорили?! Кинжал выскочил из поясных ножен в мгновение ока и, полоснув воздух в опасной близости от рук опешивших шутников, воспрепятствовал повторной встрече фужеров. – Здесь шумно, – эльф буквально видел, как побледнели вытянувшиеся лица, переводя подернутый дымкой взор поочередно с одного на другого, словно и вправду видел с кем говорил. – Может, повторите? Оружие исчезло также быстро, как и появилось – никто ничего не заметил. Кроме тех, кому предназначалось послание, разумеется. Разговор продолжился как ни в чем не бывало – без дальнейших «происшествий», как и весь оставшийся вечер. А ночью Глас впервые за долгое время ощутил уверенность. В том, что не все потеряно. В будущем. В себе. Ведь у любого заклинания, в конце концов, существует «срок годности».