Интервью с Королем

– Эредин, – томный шепот вырвал его из сна, в то время как пальчики любовницы прошлись по замысловатой татуировке в районе сердца. – А что она означает, м? Нашла время. Пробормотав нечто неразборчивое, Глас повернул голову набок, дабы продолжить дремать, но эльфка вцепилась намертво – как все избалованные аристократки, привыкшие получать желаемое по первому капризу. – А все-таки? – зубки ее играючи прикусили мочку его уха. – Расскажи мне. Из груди Гласа вырвался рычащий стон, а глаза под сомкнутыми веками закатились сами собой. Дева, и чего ей не спится-то? Кожей он чувствовал любопытный взгляд, перемещавшийся от узора на груди к лицу и обратно, но на провокацию не поддался, так и не открыв глаз. – Ничего, – рука его легла вокруг девичьей талии, притягивая ближе. – Спи. – Но… Ладонь эльфа скользнула вниз, награждая округлости подруги легким шлепком: – Я сказал «спи». В голосе его на мгновение пробились фатальные нотки, предупреждавшие о последствиях очередного переспроса. Показательно надув губки, дева, однако, покорилась воле влиятельного партнера – не хватало еще быть вышвырнутой из постели прямо посреди ночи! – и, поерзав немного, наконец, улеглась, пристроив голову на его плече. Некоторое время спустя тишину спальни нарушал лишь треск одинокой свечи на террасе, шелест листьев, доносимый теплым ветром сквозь распахнутые окна, да ровное дыхание спящей. Лежа в темноте, Глас невидящим взором исследовал очертания свисавшего над ложем балдахина – спать резко расхотелось, ибо вопросами своими эльфка невольно прошлась против шерсти, разбередив душу и затронув те ее струны, о которых он предпочитал не вспоминать, затолкав периодически всплывавшие картины прошлого в самый темный угол подсознания… – Вы уверены? – ремесленник смотрел с недоверием, даже – с опаской. Оно и понятно: идти против одного из самых влиятельных чародеев народа Ольх граничило с самоубийством. С другой стороны, Глас предложил немалые деньги, что в итоге и качнуло чашу весов в нужную сторону, жадностью перевесив инстинкт самосохранения и здравый смысл вместе взятые. Приблизившись, Эредин занял место на специальном кресле, с чьих подлокотников мертвыми змеями свисали крепкие кожаные ремни для фиксации беспокойных «пациентов», резким движением рванул рубаху на груди. – Делай свое дело. – Как пожелаете, господин. Пальцы мастера привычно потянулись к петлям, но Глас остановил его взмахом руки. – Будет больно, мой господин. – Не сомневаюсь. Приступай. Пожав плечами, эльф отвернулся к столику с приборами, на лбу его пролегла складка, а брови хмуро сошлись на переносице. Молодой аристократ явно переоценивал свои силы, утверждая, что выдержит. Сколько их, таких вот смелых, ломалось прямо посередине процесса, со слезами на глазах умоляя о добавке дурманящего зелья, от которого самонадеянный посетитель отказался вовсе. Что ж, посмотрим – у богатых свои причуды. Едва заговоренная игла коснулась кожи, как Эредин инстинктивно дернулся, словно от контакта с каленым железом, но тут же вынудил себя сидеть смирно, а с губ не сорвалось ни звука. – Может быть, все-таки выпьете? – взгляд ремесленника скользнул к склянке, притаившейся на столике среди прочих «инструментов». – Продолжай, – сквозь зубы процедил Глас, пальцами впиваясь в твердые неподатливые подлокотники. И больше не произнес ни слова. Что ж, воля Ваша. Скрупулезно нанося виток за витком, выжигая магическими чернилами руну за руной, мастер не переставал удивляться выдержке молодого Elle. И восхищаться. Совсем еще мальчик, а сколько упорства, ожесточенности, внутренней силы. Воли. Ведь колдовские узоры ни в какое сравнение не шли с обычными татуировками, переносить создание которых, не моргнув, у мужчин считалось признаком крепости духа. Так размышлял он за работой, даже не подозревая, что боль от процедуры ни в какое сравнение не шла с той, которую Гласу порой приходилось испытывать от заклинаний отца, когда попадал под горячую руку. Или не оправдывал ожиданий. Разочаровывал. Раздражал. А иногда и просто так, чтобы «не расслаблялся». Ослепнув на несколько лет после особо яростной ссоры и, соответственно, обернувшегося тяжелейшими последствиями заклятия, Эредин поклялся раз и навсегда положить конец родительским издевательствам. Он все еще считался несовершеннолетним, а посему «принадлежал» отцу, так что любая жалоба или прошение во дворец решились бы не в его пользу. Пришлось действовать иначе, выбрав более тернистый и… болезненный путь. Но эльф не раскаивался, с каждой минутой убеждаясь в правильности сделанного выбора. Вопреки парализующей боли. Чувствуя, как игла в очередной раз вонзается в израненную плоть, Глас лишь сильнее стискивал зубы, не позволяя теснившимся в груди стонам вырваться наружу, малодушно слетев с побелевших уст – мука нарастала с каждым новым прикосновением, огнем разливаясь по венам и будто бы разрывая, а затем заново перекраивая каждую клеточку многострадального организма. По мере того, как рисунок защитной татуировки обретал очертания, становилось все сложнее удерживать норовившее ускользнуть сознание – перед глазами то и дело расцветали ослепляющие вспышки, а тело выгибалось дугой, словно натянутая тетива. До крови прокусив губу, Эредин сумел-таки удержаться на грани гаснущей реальности, судорожно цепляясь за мысль, ради чего, собственно, и обрек себя на страшную процедуру. Больше не Его собственность. Больно? Пусть. Тем лучше. Он желал запечатлеть в памяти все, не упустив ни единой детали, ибо с каждым мгновением приближался к заветной цели, оставляя за спиной годы подвластного, контролируемого, да что там – практически рабского существования. А чтобы триумф оказался слаще, нужно пройти тернистый путь, ибо великие победы даются лишь ценой великих лишений. Что ж, свой счет он оплатит сполна – и даже больше. Молодой эльф не мог сказать, как долго провел в «пыточном» кресле, но в какой-то момент ремесленник перестал терзать его, а донесшийся словно издалека голос его сообщил, что «все готово». Некоторое время Глас провел неподвижно, морально собираясь с духом для следующего броска, но затем все-таки умудрился сесть прямо. Скрипя зубами и едва не лишаясь рассудка от боли – в тело словно разом вонзились тысячи раскаленных игл. Шум в ушах практически заглушал окружающие звуки, разум пылал огнем, а перед глазами бесновались разноцветные круги, но… Эредин улыбался. Искренне. Широко. По-настоящему. Кое-как стянув на груди разорванную рубаху поверх пропитанной заживляющей мазью повязки, Глас велел ремесленнику «не болтать», а затем направился к выходу. Движения его с каждым мгновением становились увереннее, шаг обретал твердость, взгляд – ясность. На ходу толкнув дверь, эльф вышел на залитое солнцем резное крыльцо и, остановившись на мгновение, закинул голову назад, подставляя лицо ласковым лучам, улыбнулся. Душу его переполняли эмоции, в то время как в сознании господствовала одна единственная мысль. Свободен.