Сломанные

Всю ночь шел дождь. Слышались раскаты грома и этот удручающий звук, разбивающихся об стекло холодных сентябрьских капель. Гермиона практически и не спала толком. Лежала в своей кровати и просто смотрела куда-то вверх. Сквозь пространство. Стоило закрыть глаза и все кошмары тут же разом стекались в черную воронку, разрушая хрупкий внутренний покой. Гермиона уже привыкла к этому, поэтому даже не пыталась обмануть саму себя, чтобы нормально отдохнуть. Всё равно ведь не получится. Но кое-что всё же изменилось. Под веками отпечатался образ еще одного человека, о котором Гермиона почти не вспоминала всё это время. В ее мыслях жила Лестрейндж, а с ней и боль от Круциатуса. Еще страх. Бесконечный страх, что Гермиону и Гарри с Роном могли в любую секунду найти и убить. Она всё еще слишком хорошо помнила ту невероятную, выворачивающую наизнанку боль от непростительного заклятия. Помнила безумный горящий взгляд Лестрейндж. Но помимо нее был ведь еще один человек. Молчаливая тень с холодными серыми глазами. Именно в его доме происходили все эти зверства. Он смотрел на мучения, и ничего не делал. Смотрел, смотрел, смотрел и ни единой эмоции на его лице не возникло. Гермиона перевернулась на бок и подложила одну руку под подушку. В груди зашевелилась ненависть. Слепящая и почти никогда не спящая. Она была направлена на всех, кто хотя бы косвенно имел отношение к случившемуся. Гермиона никак не могла понять, почему люди могут быть такими жестокими ублюдками. У Малфоя ведь тоже есть ребенок. И каким бы придурком не был Драко, но всё-таки… Они ведь одногодки, а его отец… Проклятый Пожиратель просто наблюдал за мучениями Гермионы. Допускал ли он хотя бы на секунду мысль о том, что на ее месте каким-то невероятным образом вдруг мог оказаться Драко? И что тогда бы Люциус Малфой делал? Так же смотрел? Или трусливо прятался? Лестрейндж была ненормальной. Но он… Он прекрасно всё понимал и всё еще отлично владел собой. Во всяком случае на банкете Малфой-старший выглядел таким же надменным и идеально-прилизанным, как и всегда. И Гермиона его ненавидела. Этот человек остался единственной связующей ниточкой с тем днем, когда в ней что-то безвозвратно надломилось. Если до этого момента злость Гермионы билась внутри нее, как запертая птица в клетке, то сейчас всё изменилось. Это выжигающее чувство нашло свою цель. И тянулось исключительно к ней. Может… Может, это и есть еще один рубеж, который Гермиона должна преодолеть, чтобы обрести долгожданную гармонию с самой собой? Это испытание собственной силы воли показалось невыполнимым. Гермиона прекрасно понимала, что ей в любом случае придётся с ним столкнуться. И что случится, когда это произойдет? Ответа на данный вопрос у Гермионы не имелось. С наступлением рассвета сон так и не пришел. Гермиона собралась раньше остальных девочек и быстро выскользнула из спальни, а затем из общей гостиной. Должность старосты всё еще была закреплена за Гермионой, и за Роном. Поэтому сегодня следовало всячески помогать первокурсникам с поисками кабинетов. И объяснить свод основных правил. Гермиона искренне обрадовалась тому, что у нее возникло достаточно причин, чтобы наполнить свою голову еще чем-то помимо отравляющих и тяжелых мыслей. Рон появился в коридоре заспанный и явно недовольный. Гермиона была практически уверена в том, что он откажется от должности старосты, потому что он в принципе не хотел возвращаться в Хогвартс. Но приятно удивилась, когда увидела знакомую рыжую шевелюру. Может, всё не так уж и плохо? Может, всё-таки существует шанс перебороть саму себя? Пока Рон шел к ней, Гермиона внимательно рассматривала его, сжимая пальцами ремешок своей сумки. Та же походка, тот же взгляд и рыжие, почти огненные пряди волос, спадающие на веснушчатый лоб. Гермиона была абсолютно уверена в том, что влюблена в этого парня. Они долго шли к тому, чтобы признаться во взаимных чувствах и когда это случилось… Гермиона поняла, что именно чувства Рона не позволили ей окончательно распасться на куски. И уже за это она была готова прощать ему его бурчание, неряшливость и временами краткие оскорбительные реплики. Гермиона знала, что он это делал не со зла. — Проклятый дождь, — пробубнил Рон, когда остановился в шаге от Гермионы. — Мешал спать всю ночь. Еще и Симус что-то во сне бормотал, — Рон зевнул. — Я жутко проголодался. — И тебе доброе утро, Рон, — Гермиона привстала на носочки и поцеловала Рона в щеку. — Извини, — он поцеловал ее в ответ. Неловко и как-то смазано. В этом был весь Рон. Хотя Гермиона отчётливо помнила, что с Лавандой Браун на шестом курсе Рон был куда более раскованным. Она тут же мысленно себя одёрнула. Последнее, чего сейчас хотела Гермиона — это ощутить ревность. Для начала бы разобраться с тем грузом, что и так лежал на ее плечах, усердно прижимая к земле изо дня в день. — Идем, скорей. Мы должны к началу завтрака получить расписание и помочь первокурсникам, — Гермиона искренне удивилась той бодрой воодушевлённости, что зазвенела в ее голосе. Из-за туч в Большом зале выглянули первые солнечные лучи, когда пришло время завтрака. Гарри с Джинни уже сидели за столом, когда к ним присоединились Рон и Гермиона. — Ну и каково это, снова вернуться к обязанностям старост? — весело спросила Джинни, доедая яичницу с беконом. — Все галдят. Голова раскалывается, — недовольно ответил Рон и накинулся на свой завтрак. — Вы уже видели расписание? Последним уроком у нас со слизеринцами стоит ЗОТИ. Отличное начало учебного года! — Если ты не прекратишь возмущаться и озлобленно пыхтеть, то я использую против тебя Петрификус Тоталус. Ты уже надоел, Рон! — не выдержала Джинни. — Всё молчу, — с набитым ртом ответил Рон. Первая половина дня прошла неожиданно легко и как-то даже незаметно. Гермиона мысленно себя готовила к тому, что ей будет сложно. Вот так просто вернуться к занятиям и учебникам. Но она справлялась. Причем так же блестяще, как и до войны. Рука Гермионы всё так же быстро взлетала вверх, когда профессора задавали вопросы. Ответы всё так же отскакивали у нее от зубов, помогая уже в первый день заработать баллы для факультета. Это зажгло в груди Гермионы крошечный, но неугасаемый огонёк надежды. Но главное испытание всё еще упрямо оставалось впереди. Гермиона малодушно старалась не думать о нем. Первокурсники и второкурсники путались под ногами, а нескольких мальчишек даже пришлось приструнить. Но шум и гам помогали. Они заглушали любые шепотки внутренних страхов. Шрам на левой руке зачесался и Гермионе на мгновение показалось, что он вспыхнул болью. Словно Лестрейндж снова и снова вырезает на тонкой бледной коже одно и то же слово. Снова и снова. Гермиона крепче прижала к груди учебник и прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы привести себя в чувства. Временами ее накрывала вот эта странная паническая волна. Начинало казаться, что шрам болит, а в душе раскручивался тёмный колючий клубок, сотканный из страхов, ненависти и бессилия. Друзья поднимались на третий этаж, где был расположен кабинет ЗОТИ. Рон молча стискивал влажные ладони в кулаки и усердно держал язык за зубами. Хотя ему снова было что сказать по поводу назначения Малфоя-старшего на пост профессора. Но приходилось молчать, потому что Рон всерьез опасался, что Джинни использует против него заклятие. Гарри и Джинни шли чуть впереди. Они о чем-то разговаривали и было невооруженным взглядом заметно, что оба счастливы. Гермиона смотрела в спины друзьям и искренне радовалась за них. Если бы не их взаимная поддержка, то возможно и Джинни надломилась после смерти старшего брата. А Гарри… Он как никто другой заслужил быть счастливым и любимым. В кабинете ЗОТИ уже собрались практически все слизеринцы с седьмого курса. Малфой, как истинный принц, сидел в окружении своей свиты и над чем-то смеялся. В прошлом он бы непременно отпустил какую-нибудь едкую оскорбительную шуточку в сторону «золотого трио». Но на этот раз всё было иначе. Серые глаза лишь с высокомерием взглянули на четвёрку друзей. Всего лишь на секунду. Тонкие губы скривились, но ни единого слова с них так и сорвалось. Гермиона даже ощутила какое-то мазохистское желание, чтобы Малфой всё-таки не сдерживал себя и что-нибудь брякнул. Что-нибудь полностью, отвечающее его идиотскому поведению. Пусть бросит свое излюбленное «мерзкая грязнокровка». Она бы на это уже не обиделась. Ни капли. Когда смерть неоднократно подкрадывалась вплотную, то какие-то там дурацкие оскорбления уже давно потеряли свою привычную силу. Гермиона хотела прикоснуться к былой привычности. Скорей, инстинктивно, чем обдуманно, но Драко молчал. И его молчание тяжелым молотом било в голове напоминая, что ничего, как прежде не будет. Никогда. Это важно уяснить, причем как можно скорее. Так будет проще. Заняв место за партой, Гермиона спешно отложила учебник, достала из сумки чистый пергамент, чернильницу и перо. Рон упал рядом и сбросил сумку прямо на пол. Гарри с Джинни расположились сзади. — Это же кошмар, — раздался за спиной Гарри взволнованный голос Невилла. — Малфой-старший и ЗОТИ. Нам конец. — Всё будет хорошо. Не переживай, — подбодрил друга Гарри. — Нас голыми руками не возьмёшь, ведь так? — Да, пожалуй, ты прав, — Невилл улыбнулся и даже как-то расслабился. Гомон, витающий в кабинете ЗОТИ моментально прекратился, когда тяжело хлопнула входная дверь. Гермиона ощутила, что вдоль позвонка холодной ядовитой змеёй скользнул страх. Он подобрался к самой шее и сжал ее в тугое кольцо. Вдруг стало нечем дышать. Слышались шаги. Твёрдые и умеренно торопливые. Они чередовались с глухим стуком трости. Удар… еще удар… еще… Гермиона чувствовала, как ее сердце отдается в груди тяжелыми толчками, словно его камеры наполнили жидкой сталью. Ногти пальцев впились в похолодевшую кожу ладоней. Это. Просто. Люциус. Малфой. Он подошел к учительскому столу и повернулся к студентам. В каждом, даже самом незначительном движении улавливалась вот эта ненавистная аристократическая грациозность. Тёмная мантия с серебристым шитьем, как всегда, выглядела безукоризненно. Платиновые волосы были собраны в идеальный низких хвост и подхвачены шелковой черной лентой. Взгляд серых глаз медленно скользнул по пространству кабинета. Обстановка Люциуса ничуть не порадовала. Хотя ему было позволено здесь всё обустроить по своему усмотрению. Но он не имел никакого желания заниматься подобной ерундой. Год. Всего лишь год. На мгновение непроницаемый взгляд Малфоя-старшего пересёкся с ликующим взглядом сына. Уголки губ Люциуса едва заметно скривились в одной из излюбленных холодных насмешек. — Люциус Малфой, — представился он. Его сильный баритон пронесся вдоль всего кабинета и изморозью осел под рёбрами у Гермионы. — Наш курс посвящен повторению и закреплению всего пройденного раннее материала. — Бред, — фыркнул Рон. — Повторять всё с самого начала? С первого курса? — Если вы хотите сдать ЖАБА, мистер Уизли, — не поворачивая головы в сторону Рона, произнёс Люциус, — то да, будете повторять всё с самого начала. Уверен, вам есть, что нам продемонстрировать. Прошу. — Ублюдок, — процедил сквозь зубы Рон, но всё-таки поднялся со своего места.