Сломанные

Он злился. Да так, что перед глазами всё пульсировало черными пятнами. Длинные бледные пальцы стиснули свежий выпуск «Пророка», комкая желтоватые страницы с колдографиями, на одной из которых была изображена Нарцисса. В мыслях снова и снова всплывала одна и та же статья, что черными печатными буквами налипла на внутренней стороне век. Прекрасно! Просто прекрасно! Люциус мог бы улыбнуться одной из своих многочисленных надменно-ядовитых улыбок, только вот сил на это никаких не осталось. Он не желал опускаться до такой низости, чтобы лгать самому себе. Делать вид, будто ему откровенно наплевать на то, что происходит в его семье. Хотя давно уже стоило признаться в том, что после Войны отношения между ним и Нарциссой ощутимо ухудшились. Уже ничто не могло стать, как прежде. Порой случаются такие ситуации, когда всё разделяется жирной красной линией на «до» и «после». Всё прошлое стирается в порошок, а будущее кажется слишком далёким, чтобы дотянуться к нему. Она не выдержала. Нарцисса не выдержала. Винить ее за это Люциус не имел никакого права. Поэтому ему только то и оставалось, что униженно давиться собственной злостью, сидя в Хогвартсе. Люциус чувствовал, что всё идет именно к этому, но слишком был поглощен реабилитацией своего имени в магическом сообществе. После Первой войны обелить себя было куда проще, а вот после Второй… Здесь уже стоило крепко постараться. Собственно, что и делал Люциус. Иначе он бы ни секунды не терпел подле себя грязнокровок. Пустил бы Непростительное, даже не задумываясь. И начал, вероятней всего, именно с мисс Грейнджер, потому что его взгляд постоянно спотыкался об эту худощавую фигуру с копной вьющихся густых волос, что напоминали какое-то уродливое гнездо. Почему так происходило, Люциус Малфой не знал и совершенно не имел желания разбираться в причинах подмеченного факта. Он не хотел пачкать свои мысли этой особой. Его всерьез начинала мучить тошнота, когда хотя бы на задворках сознания мелькал образ мисс Грейнджер. Почему она впилась в его мозг? Обычная, ничем не примечательная девка, которая носится со своим дружком-недоумком Уизли. Люциуса едва не выворачивало от них двоих. Даже к Поттеру у него имелось чуть больше уважения, чем к его дружкам. Отбросив газету на кофейный столик, Люциус резко поднялся с кресла и забрал трость. Завтрак остался нетронутым. Школьные эльфы недавно приволокли его, но выпуск «Пророка» начисто отбил всякий аппетит. Переждав пик своей озлобленности, Люциус гордо вскинул подбородок, принимая непроницаемый вид лица. Маска сидела идеально, только вот пальцы нервно постукивали по набалдашнику трости, выдавая нервозность своего хозяина. Люциус твёрдо решил дождаться выходных, чтобы наведаться в свое родовое поместье. Разговор с Нарциссой был неизбежен. Писать письма на столь важные темы казалось верхом глупости. Подобные вопросы стоило решать с глазу на глаз. Снова обжигающая вспышка злости. Она вжалась в ребра и стянулась в новый колючий клубок. Люциус злился, потому что его жена сочла правильным оповестить о своем решении корреспондентов, но не его. Стиснув зубы, Малфой покинул свои комнаты, усердно пытаясь вытравить из мыслей тот факт, что Нарцисса практически бросила его на глазах всего магического сообщества. Это был невероятный удар по его мужскому самолюбию. Кажется, даже послышался хруст костей. Было ли больно Люциусу? Он не знал ответа. Что-то ныло. Где-то глубоко-глубоко в нем. Но это почти не причиняло никакого вреда. А вот злость… Ее было слишком много. Она нарастала и нарастала. С каждым мгновением ее становилось всё больше и больше. Это отравляющее чувство требовало выхода. Немедленно. Иначе… Иначе… Не останется даже и глотка воздуха. Люциус физически ощущал, что злость в нем острыми ледяными кристаллами врезается в его вены. Стремится к сердцу и… Он глубоко втянул воздух и направился в кабинет ЗОТИ. По расписанию сейчас у него урок с седьмым курсом. Гриффиндор. Недоумок-Уизли. Грейнджер. Снова эта грязнокровная девка в его мыслях! Глухой тяжелый стук двери, что вела в кабинет ЗОТИ, вмиг заставил воцариться спасительную тишину. У Слизерина сегодня была назначена тренировка по квиддичу, поэтому на уроке присутствовали лишь гриффиндорцы. Малфой быстрым твёрдым шагом направился к своему столу. Холодный раздраженный взгляд все равно упрямо на секунду скользнул сначала вдоль ровной худой спины мисс Грейнджер, затем зацепился за взъерошенную рыжую гриву Уизли. Они оба сидели довольные, но притихшие. Люциус вдруг ощутил в себе непреодолимое желание нарушить эту тошнотворную идиллию. Раскрошить ее и придавить подошвой ботинка. Благо поводов было предостаточно. Это злость. Она всё еще требовала освобождения. — Итак, — Люциус грациозно развернулся к аудитории, и чуть запрокинув голову, взглянул на Рона. — Вижу, что вам, мистер Уизли, есть что сказать мне перед тем, как мы начнем урок, — Малфой едва заметно скривил губы в холодной усмешке. Он заметил, как дёрнулась Гермиона, словно получила плетью по лопаткам. И это неожиданно удовлетворило Люциуса. Боится. Нервничает. Переживает за своего дружка. — Эм… Да, — Рон как-то неловко поднялся со своего места и взял свиток. — Доклад. — Он подошел к Малфою и вручил ему пергамент. — Сами написали или пришлось обратиться за помощью к верной подруге? — Люциус нарочно не упоминал имени Гермионы, чтобы не пачкаться в ней еще больше. — Сам, — твёрдо ответил Рон и стиснул руки в кулаки. Он пообещал себе и Гермионе, что спокойно переживет сегодняшний урок. Будет держать язык за зубами и никоем образом не станет провоцировать Люциуса Малфоя. — Что же, посмотрим, — Люциус развернул пергамент и скривился, увидев кривые строчки и несколько крупных клякс. Работа была такой же неряшливой, как и сам Уизли. Похоже, этого у него в крови — марать всё, к чему прикасается. Хотя, чего еще можно было ожидать от отпрыска предателя крови? Но как бы там ни было, а Рон всё же выполнил свою работу. Неаккуратно, но достоверно. Невооруженным глазом было заметно, что Уизли всё же удосужился не просто заглянуть в учебники, но и прочесть их. — Великолепно, — процедил Малфой. Только он мог похвалить и одновременно отвесить звонкую ментальную оплеуху, произнеся одно лишь слово. Казалось, что этот человек был насквозь пропитан ядом и высокомерием. — Мои поздравления, мистер Уизли, — Люциус свернул пергамент. — Рад, что я вас вдохновил хотя бы на заключительном году обучения взяться за учебники. И эту «шпильку» Рон стерпел. Но кулаки сжались крепче, а мочки ушей налились кровью. — Еще что-нибудь, мистер Уизли? — Люциус выгнул одну бровь, продолжая смотреть Рону прямо в глаза. — Как насчет, извинений? Терпение Рона лопнуло. Он и так продержался дольше, чем ожидал. Проглотил и этот высокомерно-брезгливый взгляд, и едкую ухмылку, и комментарий. Но требования извиниться… Рон скорей бы сожрал слизня, чем извинился перед этим… этим… вонючим… вылизанным… Пожирателем. Он разозлился. Сердце тяжело забарабанило в груди. Жар подкатил к вискам и заполз на затылок. Но самое удручающее во всей ситуации то, что Рон боялся этого человека. Ненавидел, но бесконечно боялся. Он мог бы выплюнуть что-то колкое, но не больше. Да, схватил бы свою палочку, но… Силы были неравны. И никакая война не могла этого изменить. Люциус старше, опытнее. Это унижало. А Малфой… Малфой впитывал чужую ненависть, насыщался ею, чувствуя в себе прилив сил. Ему было нужно именно это. Видеть страх и злость в чужих глазах. Но одного Уизли было недостаточно. — Мисс Грейнджер? — Люциус медленно перевел свой холодный взгляд на девушку. — Не желаете снова спасти своего кавалера? У вас ведь так блестяще это получается. Люциус зачем-то вспомнил о том, как эти двое зажимались поздно ночью в одном из коридоров Хогвартса. Грязнокровка и предатель крови. Что может быть гаже этой картины? Пожалуй, лишь то, что грязнокровка вечно пыталась защитить своего дружка. Какое унижение! Гермиона поднялась со своего места. Люциус увидел то, с какой силой ее бледные пальцы впились в кожу ладоней. Маленькие аккуратные костяшки побелели. Взгляд больших карих глаз полыхал куда ярче блеклых голубых глазёнок Уизли. — Рон, — вырвалось из Гермионы тихо и укоризненно. Уизли лишь нервно дёрнул плечами, словно отмахиваясь от своей подруги. Это не ускользнуло от внимательного взгляда Люциуса. — Хорошо, — немного растягивая гласные, произнес Малфой. — Куда проще противостоять врагу, а что же друзья? — Люциус отложил свиток с докладом на учительский стол и посмотрел на студентов. — Порой с ними бороться куда сложней, не правда ли? Но может произойти всякое и сегодняшний друг уже завтрашний враг. Мистер Уизли, полагаю, работа над докладом вас многому обучила. Теперь я предоставляю вам возможность попрактиковаться. Мисс Грейнджер составит вам компанию. Закрепим пройденный материал? Люциус вальяжно сел за свой стол и вынул из трости палочку. Лёгкий изящный пасс рукой освободил достаточно пространства для Гермионы и Рона. — Это не дуэль, — заявил Люциус. — Поэтому соблюдать традиции необязательно. Я лишь хочу лично убедиться, что мистеру Уизли пошла исключительно на пользу работа с учебниками. Люциус сидел прямо и неподвижно, наблюдая за студентами. Ему было откровенно плевать на них. Но эта странная, затаившаяся в груди злоба, отравляла кровь. Люциус уже не был уверен в том, что причина его состояния скрывалась именно в утреннем выпуске «Пророка». Гермиона чувствовала, что у нее дрожат колени. Ногти больно впились в кожу ладоней. Снова. Под лопатками змеями вился уже знакомый холод. Рон обещал. Обещал, что сегодня всё будет иначе. Но не сдержал своего слова. Концентрация злости в кабинете достигла пика. Воздух наполнился тяжелым напряжением. Казалось, что у Люциуса имелись какие-то личные мотивы столкнуть Гермиону и Рона. Рон. Он не смотрел на нее. Пыхтел от злости и судорожно сжимал в руке палочку. Он будто винил Гермиону в том, что сейчас происходило. — Прошу, мистер Уизли, — послышался холодный голос Люциуса. — Попробуйте разоружить вашу верную подругу. Или обезвредить. Докажите, что ваша работа не была проделана зря и инцидент будет исчерпан. Гермиона жутко боялась навредить Рону. Во всех смыслах этого слова. Она не знала, как ей стоит поступить. Сражаться на равных? Тогда Рон попадет в еще более унизительное положение, и Люциус Малфой не упустит шанса отпустить еще какой-нибудь едкий комментарий. Тогда Рон точно не сдержится и может случиться нечто непоправимое. Если Гермиона поддастся, то это сразу все поймут и положение Рона опять-таки ухудшится. Выход был лишь один — не позволить Люциусу манипулировать ими. Гермиона взглянула на Рона в искренней и щемящей надежде, что он поймет это. Прочтет по ее глазам. Но Рон весь пыхтел от злости и сверлил сердитым взглядом каменный пол под ногами. Почему-то лишь в эту самую крошечную секунду Гермиона вдруг осознала, увидела, почувствовала то, насколько они с Роном далеки друг от друга. — Итак, приступим, — объявил Люциус. — Инкарцеро, — не раздумывая, выпалил Рон. — Протего, — моментально ответила Гермиона и вдруг ощутила в себе приступ паники. В мыслях закружились обрывки жутких ночных кошмаров, что когда-то были явью. Гермиона вынуждена была бороться. Снова. Пусть всё это и было не взаправду, но… И Рон… Он сейчас выглядел совсем иначе. Озлобленный, с заострёнными чертами лица. Он потерял контроль над собой, преследуя лишь одну цель — утереть нос Малфою. Больше ничего не имело значения. Рон перешел к Оглушающим чарам, но и их Гермиона с лёгкостью отразила, правда, отступила назад. Кошмары кружили у нее в голове, подобно жутким призракам. Но Рон распалялся лишь сильней. — Петрификус Тоталус, — едва не прокричал он. Гермиона не успела увернуться. Она на секунду взглянула в сторону учительского стола. Люциус неотрывно наблюдал за ними. В глазах цвета серебра затаился холод. Морозный. Колючий. И невыносимо удушливый. Этот взгляд был направлен почему-то исключительно на Гермиону, внимательно отслеживая каждое ее движение. Конечности вмиг будто онемели. Она упала на каменный пол и выронила палочку. В кабинете повисла тяжелая тишина. Гарри тут же вскочил из-за парты. — Сядьте, мистер Поттер, — обратился к нему Люциус, поднимаясь из-за стола. Желание бросить Непростительное, что почти постоянно грызло Малфоя изнутри, сейчас обрело немыслимое могущество. И главной целью для себя Люциус видел именно бестолкового Уизли. — Самая страшная и неукротимая тёмная сила, — начал он, подойдя с палочкой к обездвиженной Гермионе, — таится не на страницах гримуаров и даже не в Непростительных заклинания. Она хранится в нас, — Люциус окинул быстрым холодным взглядом студентов. — Вы так ничего и не поняли, мистер Уизли. — Но вы же… Вы же говорили о врагах и друзьях… — Возмущенно пробормотал Рон, давясь воздухом. — А что же это за друг такой, если завтра может стать вашим врагом? Или вы не можете отличить одного от другого? — Люциус посмотрел на Гермиону. Он должен был испытать приступ злорадства. Должен был ощутить его пьянящий вкус на кончике своего языка. Ведь грязнокровка сейчас находилась на законном месте — у ног чистокровного мага. Какая ирония! Но… Она не выглядела жалкой. Люциус ничего не почувствовал. Пустота. Он пытался найти хотя бы отзвук, хотя бы след ликования в себе. Ничего. Ни злости. Ни радости. Эта пустота оглушала. — Фините Инкантатем, — прошептал Люциус. Гарри медленно опустился на свое место, продолжая напряженно наблюдать за происходящим. Джинни аккуратно взяла его за руку. Гермиона глубоко втянула воздух и размяла пальцы на руках. Она снова могла двигаться. В затылке начало больно пульсировать. Падение на каменный холодный пол не прошло бесследно. Гермиона всё еще не верила, что Рон так поступил с ней. Насылал на нее заклятия, словно она… Она и впрямь была его врагом. Будто не Гермиона перед ним стояла, а, к примеру, Драко. Это было больно и унизительно. Гермиона неловко поднялась и покачнулась, едва не врезавшись в Люциуса, который стоял совсем рядом. Слишком рядом. Неправильно рядом. Он на секунду замешкался, затем отступил назад, когда почувствовал ненавистный аромат жасмина. — Доклад я вам всё же засчитаю, мистер Уизли, — заявил Малфой, спрятав палочку в трости. — Всё-таки не зря же вы потратили чернила. А вот за практику я снимаю десять очков с вас, так как вы не до конца усвоили пройденный материал. Свободны. Продолжаем повторение. В следующий раз проведем проверочную работу, — Люциус Малфой махнул полами своей черной, изыскано расшитой серебряными узорами мантии, и вернулся за учительский стол. Рон растерянно посмотрел на Гермиону, затем на Гарри с Джинни. Студенты начали торопливо покидать кабинет ЗОТИ, перешептываясь между собой. Гермиона всё еще стояла на том месте, где ее несколько минут назад обездвижил Рон. — Гермиона, ты идешь? — прошептала Джинни, подойдя к подруге. — У нас сейчас тренировка. Будешь с нами? — Идите, — лишенным эмоций голосом, отозвалась Гермиона. — Я… Я догоню вас. И Рон пусть тоже с вами идет. Джинни лишь кивнула и потащила растерянного брата за собой. В затылке продолжала пульсировать боль. И, кажется, нужно будет обратиться к мадам Помфри. Но боль в затылке не шла ни в какое сравнения с тем, что творилось в душе у Гермионы. Рон пожертвовал ею в попытке что-то доказать Люциусу Малфою. Это не укладывалось в голове! Гермиона чувствовала себя униженной и растоптанной. — Снова желаете вступиться за вашего друга, мисс Грейнджер? — Люциус даже не поднял головы, чтобы взглянуть на нее. — Остерегайтесь, это может войти в привычку. Дурную привычку. — Надеюсь, теперь вы довольны, — прохрипела Гермиона и спрятала свою палочку. — Отыгрались и на нем, и на мне. Надо полагать в качестве урока, чтобы мы впредь не позволяли себе обниматься в стенах школы. — Мисс Грейнджер, — знакомая тошнотворная горечь на языке, — вы слишком много на себя берете. — Люциус всё же поднял голову. Гермиона стояла неподалёку от учительского стола. На бледных щеках возник румянец. Волосы взъерошились пуще прежнего. Грудная клетка заметно быстро вздымалась и опускалась под давлением тяжелого дыхания. А в глазах…. В карих глазах столько обжигающей ненависти и презрения. Люциус мог поклясться, что кожей ощущает эти языки пламени. — Вы вынудили, — выплюнула Гермиона, смутно понимая, что ее слова звучат жалко, а попытка снова неосознанно оправдать Рона вообще была смехотворной. — Вынудил? — брови Люциуса удивленно приподнялись. Он поднялся и медленным, но уверенным шагом подошел к Гермионе. Она почти отступила, но вовремя одёрнула себя, мысленно приказывая, оставаться неподвижной. Сердце забилось чаще. — Да, — голос даже не дрогнул. — Я лишь не препятствовал мистеру Уизли. Он сделал то, что посчитал нужным. Вы оскорблены? — губы Люциуса растянулись в высокомерной ядовитой усмешке. — О, несомненно! Друг выбрал гордыню, а не вас. Люциус ухватился за отголосок ликования в своей душе. Гнев в карих глазах превратился в растерянность. Он упивался этими изменениями. Хотелось сделать больней. Еще больней. Это стало физически необходимым. Грейнджер всего лишь грязнокровка… грязнокровка, которая пачкает его своим взглядом и присутствием. В эту самую секунду. Что еще она может вызвать в нем, кроме отвращения? Ничего. На миг показалось, что метка вспыхнула такой знакомой болью. Но нет. Это лишь призрак. — Это вас ранило, мисс Грейнджер? — Люциус деланно нахмурился. — Да. Именно ранило. Пусть мистер Уизли и чистокровный, но всё же ничтожный молодой человек. И он вас поставил под удар. Не колеблясь. Несмотря на то, что вы пережили все вместе. Забавно. Чудесный ум не уберег вас от такой банальности, как разбитое сердце. Гермиона не могла больше терпеть всё это. Слова, наполненные ядом. Взгляд, искрящийся лживым сочувствием. Люциус Малфой унижал. Делал это аккуратно, но больно. Гермиона не сдержалась. В кончиках пальцев закололо, зачесалось и она сделала то, о чем мечтала на прошлом уроке ЗОТИ. Ударила. Правда, не в нос, а по щеке. Звонко и метко. По-магловски. Голова Малфоя дёрнулась в сторону. Платиновые прямые волосы рассыпались по плечам. Гермиона ощутила гремучую смесь облегчения и страха. Она ударила. Ударила преподавателя. Малфоя. Стало на секунду даже смешно. Сначала Драко на третьем курсе. А теперь и его отец. Какое-то нездоровое хобби. — Вас это не касается, — прошипела Гермиона, ощутив, что ладонь немного заболела после пощечины. Люциус резко дёрнул головой и впился в Гермиону испепеляющим взглядом. Серебро в его глазах, словно потемнело. И без того бледная аристократическая кожа стала еще бледней. След от пощечины заалел. — Мерзкая, — прошипел точно змея Люциус и схватил Гермиону за узел галстука, — ничтожная грязно… девка, — вовремя исправил себя Малфой. Гермиона затаила дыхание. Полоска галстука больно натянулась сквозь воротничок рубашки. — Пустите, — а вот теперь ее голос так не кстати дрогнул. — Еще раз, — Люциус склонился над Гермионой. — Еще раз ты посмеешь прикоснуться ко мне, — он сильней сжал галстук. Их кожа не соприкасалась. Только тёплые дыхания сталкивались между собой. Аромат жасмина врезался в носоглотку, проникая глубоко в лёгкие. Грязнокровка была слишком близко… Слишком… И зачем он вообще ее схватил? Откуда это в нем? Разжав пальцы, Люциус выпрямился и тихо выдохнул. — Не навлекайте на себя лишние проблемы, — маска хладнокровия снова вернулась на свое прежнее место. — Мое терпение не бесконечно. Гермиона попятилась, сгребла все свои вещи в сумку и вылетела из кабинета. Люциус взглянул на закрывшуюся дверь. Пальцы потянулись к горящему следу на щеке. Они так же, обычно, тянулись к метке. Но сейчас это не имело никакого значения. — И ты не имеешь никакого значения, грязнокровка, — прошептал Малфой.