Сломанные

— Гарри, следи в оба. Сейчас Джинни «съест» твоего ферзя, — Рон вытянул шею, чтобы еще раз взглянуть на доску с волшебными шахматами, что выглядывала из-за плеча друга. — Рон, — возмущенно произнесла Гермиона, аккуратно скручивая свой свиток с докладом на травологию. — Не отвлекайся. Рон глубоко вздохнул, скривился, словно проглотил слизняка и вернулся к своему персональному заданию по ЗОТИ. Пальцы и рёбра ладоней уже напрочь были испачканы в чернилах. Даже пришлось заменить одно перо. Окруженный учебниками, Рон буквально вымучивал строчку за строчкой, мечтая о том моменте, когда отдаст доклад и забудет о нем, как о страшном сне. В гостиной Гриффиндора кроме четверых друзей никого не было. Все уже давно улеглись спать. Гарри с Джинни сидели в глубоких креслах и играли в шахматы. Гермиона закончив с домашним заданием по травологии, что было задано на следующую неделю, просматривала стенд с последними объявлениями. В камине уютно потрескивали поленья, а отблески огня медовыми лужицами стелились по полу. Иногда слышался скрип пера о пергамент и шуршание перелистываемых Роном, страниц. А волшебные шахматные фигурки ожесточенно сражались на поле, подчиняясь игрокам. Это было чудесно. Даже ничего не хотелось говорить. Гермиона с жадностью наслаждалась этим поздним тёплым вечером в компании друзей. Как же давно они вот так не собирались все вместе, чтобы просто позаниматься своими делами! На мгновение даже показалось, что друзья вернулись в прошлое. В то прошлое, когда тьма кружила рядом, но не подходила ближе, оставляя достаточно свободного пространства для обычной студенческой жизни. Гермиона шарахалась тишины. Потому что в тишине собственные мысли всегда обретали просто немыслимо громкий звук. Но сейчас всё было по-другому. Впервые. Отчаянно не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался. Завтра ЗОТИ. Завтра снова будет этот невыносимый мороз под лопатками. Гермиона уже наперед знала, что придется нелегко. Это было даже как-то странно. Она так люто ненавидела человека, которого в своей жизни видела всего-то несколько раз. Правда, теперь многое изменилось. И нарваться на случайную встречу с Малфоем-старшим стало значительно проще. Снова вспомнился тот инцидент во время патрулирования. Она думала о нем. Все эти два дня хотя бы пару раз, но она мысленно спотыкалась об этого человека, засевшего в ее памяти. Гермиона ощущала струящуюся по ее венам ненависть. Она помогала не забывать о том, почему девушка вообще решилась вернуться в Хогвартс. Но если призадуматься… Копнуть глубже, то… Гермиона искренне не понимала, почему только у нее такая острая реакция на Малфоя. Ладно… Еще и у Рона. Но Рон в принципе ненавидел всё, что было связано с войной. Будь на месте Малфоя другой Пожиратель, ничего бы, в сущности, не изменилось. И в этом заключалась своя логика. Но почему Гермиона? И почему именно Люциус? Похоже, их взаимная неприязнь жила в их жилах. Грязнокровка и чистокровный априори не могут найти общего языка. Последний этого не допустит. Никогда. Ни при каких условиях. — Кстати, — вдруг произнесла Джинни, сделав свой ход в партии. — А вы читали сегодняшний «Пророк»? Хотя очевидно, что нет. — А что уже случилось? — спросила Гермиона и села в еще одно кресло, что было расположено прямо напротив столика, на котором стояла шахматная доска. Живоглот тут же вскочил на колени к своей хозяйке и ткнулся мордой в изгиб ее локтя. Гермиона запустила пальцы в мягкую шерсть своего любимца. Перспектива просто поболтать на какую-нибудь отвлеченную тему казалась еще одним замечательным штрихом в не менее замечательном вечере. — Нарцисса Малфой изъявила желание развестись со своим мужем. Вот так. Прости, Гарри, — Джинни победно улыбнулась, когда увидела ход своего парня. — Но тебе шах и мат. Гарри откинулся на мягкую спинку кресла и вытянул ноги. — Отличная была партия. Но я всё равно возьму реванш. А что касается Нарциссы Малфой, то если статью написала Скитер, лучше не верить, — Гарри на секунду нахмурился, вспоминая эту не самую приятную корреспондентку «Ежедневного пророка». — Нет, кажется эта статья не ее. В любом случае, если всё окажется правдой, то грядет скандал. У нас ведь редко кто-то разводится. А тут такое, да еще и в семье Малфоев. Поводов для сплетен теперь будет предостаточно. — Так ему надо, — злорадно произнес Рон. Такая весть неожиданно вдохновила его с удвоенной силой продолжить корпеть над докладом. — Если уж Азкабана он избежал, то пусть хотя бы побудет всеобщим посмешищем. Полезно. Поможет сбить с него чистокровную и пожирательскую спесь. Гермиона никак не прокомментировала услышанное. Последнее, о чем ей сегодня хотелось бы говорить, так это о личной жизни Малфоя-старшего. Ее внезапно напугала эта странная особенность. Человек, о котором Гермиона не хотела ничего слышать и знать, всё равно бесшумно проскальзывал в ее жизнь. Точно ядовитая змея. До того, как Гермиона приехала в Хогвартс она вообще не вспоминала про Люциуса. И теперь вдруг за несколько дней он стремительно урвал для себя в ее мыслях весьма крупный кусок свободного пространства для постоянных размышлений. Ерунда какая-то! — Наверное, она просто не смогла смириться, — выдвинула свое предположение Джинни. — Хотя в этой статье на колдографии Нарцисса Малфой совершенно не выглядела удрученной. Может, это и к лучшему. Хотя я даже представить не могу, чтобы наши с Роном родители вдруг решили развестись. Это… Это ведь немыслимо! — Джинни, наши родители любят друг друга, — повернувшись к сестре, заявил Рон. — А Малфоии… Не уверен, что они вообще знают, что это такое. Заключили брак, чтобы кровь свою драгоценную уберечь и всё. — Рон, откуда такая уверенность? — Джинни внимательно посмотрела на брата. — Ты видела Драко? Такой заносчивый малый вряд ли жил в любви. Да и сам он не способен на это. Уж поверь. Что у них на первом месте? Деньги. Репутация. Чистая кровь, которой всем можно тыкать. Так что… Я рад. Искренне. Каждый получает по заслугам, — довольный своей речью, Рон вернулся к домашнему заданию. Гермиона продолжала слушать рассуждения друзей и одновременно пыталась понять, что она испытывает по этому поводу. Ничего. Она никого не жалела. Никого не осуждала. Но и никакой едкой злорадной радости не испытывала. Хотя, возможно, стоило бы. Но когда внутри творился такой бедлам, то и неудивительно, что многие эмоции, будто скрылись за плотным черным занавесом. Гермиона понимала и чувствовала, что сломлена. Это не был плод ее фантазии. Ненависть являлась самым ярким ее ощущением. Радость в своей силе значительно уступала. И это всё до одури усложняло. — Это вообще не наше дело, — заявил Гарри. — Меня больше интересует совсем другая тема. — Какая? — спросила Джинни. — Гермиона, твой день рождения. У нас еще предостаточно времени, но как ты смотришь на то, чтобы мы его все вместе отпраздновали? Это будет суббота. Мы могли выбраться в Хогсмид. Позовем Невилла и Полумну. Я думаю… Думаю, это неплохая идея, — Гарри со всей нежностью посмотрел на свою подругу. Он знал, практически чувствовал, что Гермиона нуждается в поддержке. Гарри не хотел всё оставлять, как есть. Любые трудности стоило преодолевать вместе. Так было и до всех жутких событий. Так должно остаться и после. — Точно! — вставил Рон. — А я уже и забыл. Отличная идея! — И мне нравится, — улыбнулась Джинни. Гарри выжидающе смотрел на Гермиону. — Это будет замечательно, — ответила она и почувствовала, что к горлу вдруг подкатил комок. Но не тот колючий ком горьких злых слёз. Нет. Это были слёзы радости и благодарности. Она не одна. И никогда не будет одной. Всё обязательно наладится. Впервые Гермиона искренне в это поверила. — Наконец-то! — торжественно заявил Рон и закрыл все учебники. — Я закончил. Мерлин! Я закончил. Два дня этой бестолковой писанины! — он облегченно выдохнул. — Не бестолковой, — твёрдо заявила Гермиона. — Выполнение домашних заданий, в первую очередь, идут на пользу студенту. Но уж что не преподавателю. — Гермиона, пожалуйста, — простонал Рон. — Только не начинай лекции нравоучений. Сейчас хочется только одного — лечь и провалиться в сон. — Да, уже поздно, — подхватила Джинни. — А завтра еще и тренировка по квиддичу запланирована. Пора ложиться. Ночь была тихой. Гермиона снова долго лежала без сна и просто всматривалась в темноту, что витала в спальне для девочек. Мысли об учебе не спасали. Все домашние задания Гермиона уже успела выполнить. Обязанности старосты тоже не помогали отвлечься. Снова казалось, что шрам нестерпимо ноет на руке. Это медленно сводило с ума. Гермиона резко перевернулась на бок и спрятала ладони под подушку. Нет. Этой ночью нужно приложить все усилия, чтобы постараться уснуть. Самой. Иначе никак. Нужно бороться. Постоянно. Сомкнув глаза, Гермиона мысленно умоляла саму себя задремать. Просто нужно подумать о чем-нибудь хорошем. К примеру, о родителях. Они в безопасности. Они уже давно вспомнили свою дочь. Всё хорошо. Друзья рядом. Скоро наступит день рождения. Поход в Хогсмид. Гермиона и не заметила, как забылась глубоким сном, в котором почему-то периодически из тьмы выныривало бледное лицо с холодными глазами цвета серебра. Она так ненавидела это лицо. Этот высокомерный взгляд. Даже во сне ненависть никуда не исчезала, а даже наоборот — становилась еще более объемной и горячей. Хотелось прокричать ему о своей ненависти и высказать всё, что Гермиона думала о Люциусе Малфое. Но не получалось. Язык, словно прилип к нёбу. А Малфой лишь смотрел… смотрел, смотрел и насмехался. Он стоял вдалеке и на каком-то возвышении, как бы демонстрируя всем видом свое чистокровное превосходство. Но Гермиона не проснулась. Не вскочила посреди ночи, с застрявшим в глотке криком ужаса. Ночной морок бесследно рассеялся с приходом ясного сентябрьского утра. Сегодня Гермиона проснулась с абсолютной уверенностью, что сумеет выйти к свету, оставив позади всякую тьму.