я не буду его целовать

Каминари закрыл глаза. Взрывы Бакуго не прекращались. Это было неожиданным даже для такого человека, как Бакуго, но и следующие пять минут шум из соседней комнаты не утихал. Каминари хотел, чтобы это прекратилось. Он не хотел слышать, как за стенкой Бакуго разрывается на части. Он не хотел слышать, как Бакуго плачет, еле дыша, и материт самого себя, заставляя лечь спать. В эту ночь рядом с ним не было Киришимы, способного его успокоить. И Каминари не должен был занимать это место, он ведь не Киришима. Но это значило бы, что Бакуго остался бы один. Раздался ещё один взрыв, сотрясший стену, разделявшую их комнаты. — Блядь… — голос Бакуго надломился, достаточно громко, чтобы быть услышанным, но не настолько, чтобы рассчитывать на ответ. Он звучал так устало. Каминари знал, что ему было тяжело после Камино, но он не понимал, насколько сильное влияние это всё ещё оказывает на него. Бакуго всегда был небрежен со своими чувствами, никогда не позволял никому и ничему захватить свой разум. Никому, кроме Киришимы, очевидно. И по какой-то причине все решили, что теперь ему легче. И какие же они друзья после этого? По крайней мере, это объясняло, почему Бакуго думал, что Каминари останется с ним на ночь. Денки, казалось, не мог сделать для Киришимы ничего толкового. Он не мог отдать этой жизни должное, и смутно желал, чтобы что-то в отместку разрушило его собственную социальную жизнь прямо сейчас, просто чтобы он не чувствовал себя таким виноватым, когда он и Киришима, наконец, вернутся в свои тела. Но Бакуго. Бакуго испытывал боль прямо сейчас, и Киришимы не было рядом, чтобы помочь ему. Каминари вздохнул и скатился с кровати. — Ну, поехали. Он долго колебался, прежде чем постучать в чужую дверь. Достаточно долго, чтобы в коридоре воцарилась жуткая тишина. Бакуго, вероятно, почувствовал его присутствие, тоже затаив дыхание и ожидая, когда он объявит о себе. — Э-э, Баку— Кацуки, — прошептал Каминари, осторожно постукивая костяшками пальцев по деревянной двери. — Можно мне войти? Изнутри послышалось шарканье Бакуго, выпутывавшемуся из одеял и волочившему тяжелые ноги к двери. Чего бы Каминари ни ожидал, пока Бакуго открывал дверь, реальность оказалось совершенно другой. Мягко говоря, Бакуго выглядел неважно. Его растрёпанные волосы падали на опухшие, покрасневшие глаза, остальная часть его лица выглядела не лучше. Тонкие царапины покрывали его руки и шею, как будто он сделал это с собой во сне. Возможно, так оно и было. Он навалился на дверь вполовину своего веса, чтобы удержаться в вертикальном положении, его майка свисала с плеч. Бретелек его спортивного бюстгальтера, обычно торчащих из-под одежды, не было видно. Каминари почувствовал необходимость отвести глаза, как будто он не должен был видеть эту версию Бакуго. Это было слишком откровенно, слишком уязвимо, то, что должен был видеть лишь ограниченный круг лиц. Каминари даже сомневался, что тот позволил бы своей маме увидеть его таким. Но он выдержал его взгляд. Если Киришима сейчас не может быть здесь для Бакуго, что ж, Каминари обязан был нести эту ношу. Это всё ради Бакуго. — Ты… — Конечно, я не в порядке, блядь! — но внезапно Бакуго, кажется, понял, как громко он кричал. Было не меньше часа ночи, и осознание этого заставило его опустить глаза и посмотреть на свои босые ноги. Его руки не переставали дрожать. — Чёрт. Я просто… Я… Он взглянул на Каминари, как будто тот пропустил сигнал вмешаться. Денки толкнул дверь одной рукой, а другой обнял Бакуго за плечи. — Эй, всё в порядке. Ты здесь, я здесь, у нас всё в порядке. Верно? Каминари не очень хорошо умел утешать плачущих людей. Особенно плачущего Бакуго. Это была неизведанная территория. Должен ли он спросить, что случилось? Ответит ли вообще Бакуго? Неужели его вышвырнут даже быстрее, чем он ожидал? Кацуки слегка кивнул. Это был едва заметный кивок, но ощутимый, учитывая, как близко они находились. Каминари ослабил хватку на его плечах, но Бакуго притянул его ближе, взял Каминари за руку и повел к потрёпанной кровати. Он сел. Каминари сел рядом с ним. Никто не произнес ни слова. — Что тебе нужно? — спросил Каминари после того, как чуть ли не осязаемая тишина начала разъедать его изнутри сильнее, чем он мог бы выдержать. Бакуго сделал ему какой-то знак, который он совершенно не заметил в темноте комнаты. Каминари втянул в себя воздух. — Подумай об этом, — он наклонился над Бакуго, чтобы включить лампу, прежде чем вернуться на место и взглянуть ему в лицо. — Останешься? — выдохнул Бакуго, вопросительно подняв брови, и Каминари кивнул. Он знал базовый язык жестов, как и все остальные. Каминари не был гением, но этих знаний должно было хватить, чтобы помочь Кацуки пережить его скрытую тревогу. Он просто надеялся, что на сегодняшний вечер этого будет достаточно. Бакуго уже знал, насколько дерьмово он разбирался в сложных знаках; и если бы он ожидал долгого разговора сегодня, Каминари не смог бы угнаться за ним. Вероятно, он сделал бы только хуже. — Ты хочешь поговорить о том, что произошло? — спросил парень вслух. Бакуго покачал головой и откинулся на спинку кровати с закрытыми глазами. Он не выглядел спокойным. Даже не нейтральным. На его шее вылезли вены, когда он заскрежетал зубами, и с его ладоней с треском посыпались искры, хотя Бакуго, казалось, не заметил этого. — Ты хочешь, чтобы я продолжал говорить? — и он продолжал: Бакуго не согласился, но напряжение в его челюсти несколько ослабло. Каминари снова подполз к нему, вытянув ноги поверх одеяла рядом с Бакуго. Он положил открытую ладонь рядом с собой, ожидая ответа Бакуго. Бакуго взял его за руку, переплел пальцы со своими, как будто всё было хорошо. — Знаешь, это нормально — не быть в порядке, — сказал Каминари, хотя и не знал, было ли это лучшим, что можно сказать в этой ситуации. Что бы ни случилось, если это касается Бакуго, ты в одном шаге от взрыва. Может быть, это и не внушало ему достаточного доверия, но Бакуго, притворяющийся хулиганом в классе, и Бакуго посреди нервного срыва — это два совершенно разных человека. Особенно когда последний тисками вцепился в руку Каминари, а тот до сих пор не знал, как контролировать причуду Киришимы. Но ему нужно было поставить Бакуго на первое место. Киришима простил бы Каминари, если бы он повредил своё тело, с учётом того, что никто не умер. Всё, что ему нужно было сделать, — это убедиться, что до этого не дойдет. Однако он не знал, как по-настоящему помочь. Он был достаточно добропорядочным, чтобы останавливать взрывы как только они начинались — хотя, возможно, это было больше из-за присутствия Киришимы, чем из-за сочувствия Каминари, — но он всё ещё не знал, как предотвратить их полностью. Он не знал, как помочь. Одно дело, если бы вспышки Бакуго были чем-то новым, но Киришима и Бакуго были близки уже несколько месяцев; вот почему ему всё-таки придется столкнуться с ожиданиями — Киришима знал, как заставить Бакуго успокоиться. Он знал, но не поделился этой информацией. Каминари был в плохом положении. Они вдвоем просидели в постели Бакуго бог знает сколько времени, зажгли свет, взявшись за руки. Ни один не пошевелился. Никто не произнес ни слова. Мало-помалу, но с течением некоторого времени неровное дыхание Бакуго в конце концов выровнялось. Каминари приходилось заставлять себя бодрствовать. Бакуго нуждался в нём — нуждался в ком-то — и он не мог подвести его сейчас. Всё, чего хотел Каминари, — это заснуть и проснуться в своём теле. Он и так создал для них достаточно проблем, ему незачем было разрушать ещё одну психику. Если бы он только мог закрыть глаза. Внезапное перемещение Бакуго пробудило его от полусна, в который ему удалось впасть. Каминари застонал, закатив глаза, пытаясь приспособиться к свету. — Хм, в чем дело? — пробормотал он, всё ещё не придя в себя. Парень не ответил, а вместо этого уткнулся в грудь Каминари, вцепившись пальцами в ткань выцветшей малиновой футболки Киришимы. Каминари инстинктивно обнял Бакуго, но не чувствовал себя пойманным в ловушку, как раньше. Это казалось правильным. — Эй, ты в порядке, — успокоил Каминари, пальцем вырисовывая маленькие круги на лопатке Бакуго. — Всё хорошо. — Я больше не хочу так себя чувствовать, — сказал он после долгих минут молчания, разбавленного прерывистым дыханием. — Ты уже зашёл так далеко, — сказал Каминари, хватаясь за подсказку. Он предположил, что это был рецидив, что Бакуго держался в течение последних месяцев, но сегодняшний вечер стал сюрпризом. Комната Каминари располагалась прямо под комнатой Киришимы, во всяком случае, он слышал бы эти вспышки, если бы они происходили каждую ночь. — Ты такой… храбрый, ты так хорошо справился. Такой мужественный. Но Каминари не мог продолжать гадать и бросаться неопределенными заверениями, ему нужен был кто-то, кто наставит его на правильный путь, иначе он просто рано или поздно выкопает себе могилу. — Это чертовски отстойно, — пробормотал Бакуго, его острый нос впился в ключицу Каминари. Тот решил не заострять внимание на этом ощущении. — Я должен был уже пережить это. — Эй, — скомандовал Денки с внезапным приливом уверенности. — Ты через многое прошёл— мы через это прошли. Ты не ничего никому не должен. Ну и что с того, что у тебя время от времени случаются рецидивы? Это и есть прогресс. Ты сильный. Никто не будет думать о тебе хуже из-за этого. Особенно я. Бакуго посмотрел на него, моргая. Каминари, должно быть, смог достучаться до него. Может быть, потому, что это была первая правдивая вещь, которую он сказал Бакуго за целый день. — Сможешь снова заснуть со мной? — спросил Каминари, с надеждой глядя на него. Это был долгий день, и всё, чего он действительно хотел, — это не быть в сознании в данный момент. Он также хотел бы забыть об этой уязвимости, когда наступит утро. Бакуго не хотел бы, чтобы Каминари знал. И даже если Бакуго никогда не узнает правду об этой ночи, Каминари не стал бы меньше волноваться о нём, даже когда они с Киришимой вернутся в свои тела. Бакуго бы, конечно, не позволил. Не тогда, когда он вернёт Киришиму, который действительно сможет о нём позаботиться. Но Бакуго кивнул ему и выключил свет. И с тёплым ощущением другого человека, делящего с ним постель, тревоги Каминари улетучились, пусть даже всего на несколько часов. Завтрашние проблемы можно решить и завтра.