Помоги мне принять себя

В последние разы Чунь Юнь был на дружеских посиделках только в прошлом, далёком и более счастливом, чем сталось некоторое время спустя. Необъяснимая теплота греет грудную клетку изнутри при возникающих с тем временем ассоциациях, когда вспоминаются невольно невинные шалости с его первой детской любовью, и точно слышатся эхом шумливым их ещё не сломавшиеся голоса, такие наивные и радостные. Беннет, помнится ему, приглашал его ещё в первые учебные дни, только вот его поразительное фиаско на верховой езде всё испортило, а затем на это попросту не находилось времени то у него, то у соседского друга, а там и Беннет встрял в передрягу как обычно, итог которой сейчас светится разрисованным гипсом на его левой руке. Он уже успел прочитать и разобрать там пару написанных слов, но вот… большая чёрная полоса среди всего прочего, почему-то, никак не даёт ему покоя. Эти каракули были сделаны явно в спешке, неровные и размашистые линии, будто он пытался что-то… — Эй, прекрати сверлить мой гипс этим стрёмным взглядом! — Беннет шутливо бьёт его кулаком здоровой руки в плечо, совсем не сильно, тут же разливаясь греющим смехом, озаряя его светом весь коридор. — Извини, — неловко бурчит Юнь в ответ, тут же отводя взгляд. Его не должно это волновать. Это же не его дело, так ведь? — Уверен, что вы с Рэйзором непременно подружитесь, — спустя мгновения тишины звучит от него. — Да и ты, вроде бы, любишь игры, судя по твоей пижаме, да? Вот и разговориться будет легче за приставкой! Юнь уверен — раскраснелся сейчас ужасно из-за слов о его пижаме, на рукаве которой была символика «цикад» из обожаемой им ласт оф ас¹, но благо в коридоре общежития, освещаемого только свечами, что плавились размеренно на настенных канделябрах, этого можно было и не заметить. По крайне мере, он надеется, незаметно пытаясь спрятать лицо в непослушных и вечно растрёпанных прядях волос, обрамляющих его лицо с боков. Жаль только, те недостаточно длинные для этого. — Может быть… — Ну ты сильно не волнуйся, он не такой уж и разговорчивый, так что донимать расспросами не будет! «Вот и отлично», — думается Чунь Юню, так как ещё одного шумного болтуна рядом с собой он бы попросту не выдержал, хватает сполна и его. И «Вот чёрт», — думается ему, когда он понимает, что Беннет ведёт его в комнату, что находится прямо напротив их собственной. Из-за двери высовывается лохматая макушка, стоит соседу только отстучать по её поверхности замысловатый ритм, видимо, придуманный ими двумя. Два огня цвета алкоголя, что пил вечерами его отец, кажется, коньяка, загораются в темноте, сверкая почти жёлтым, хищным, словно у ягуара, поджидающим добычу и затерявшимся в высокой траве, сливаясь с окружающей местностью. Также само собой подмечается, что он наверняка совсем не знает, что такое расчёска, да и вероятно не спал ночей шесть, судя по огромным синякам под его глазами. Юнь на доли секунды теряет способность говорить, как и при встрече с любым другим незнакомым человеком, но Беннет ловко и вовремя заполняет эти неловкие переглядки. — Это Чунь Юнь, — представляет его он, добродушно улыбаясь, на что тот раскрывает дверь пошире и протягивает руку для знакомства. — Рэйзор, — коротко отвечает парень, а в голосе отчётливо слышится неприкрытый акцент. Иностранец?.. Заметив явное недопонимание и удивление на лице друга, пускай которое он и пытался скрыть ради приличия, Беннет тут же подхватывает и это: — Рэйзор иммигрировал из-за границы, — поясняет он, когда те проходят в комнату и скидывают у порога школьные туфли. Уроки у них сегодня закончились поздно, да и к тому же клубная деятельность, так что заходить переодеваться не стали, — потому иногда может сказать что-то неправильно или переспросить что-то. Теперь же проясняется, почему он не такой уж и разговорчивый. Да и пока Беннет объясняет всё это, прямо как у себя дома уже усаживаясь на пол перед приставкой, по выражению лица его друга становится понятно, что тот не очень-то и любит, когда это бросается кому-то в глаза. По крайне мере, он старается улыбаться, пока смотрит на довольное веснушчатое лицо, не подавая виду, но Чунь Юнь всё равно моментами цепляет появляющиеся меж его бровей морщинки. Он кажется приятным парнем, только вот сейчас всё внимание привлекает не новый знакомый с пышной копной серебристых волос, и даже не экран маленького пузатого телевизора, на котором уже идёт заставка мортал комбата, а противоположная сторона комнаты — половина Син Цю. Он помнил, как тот выходил отсюда в первый учебный день, потому ни на секунду не мог усомниться в том, что парень жил здесь, в этой комнате, особенно когда повсюду стоял его запах, мягкий, почти выветрившийся отблеск дорогих мужских духов, а всё на той стороне так и веяло его приторной идеальностью: сложенные в ровные стопки книги, блокноты, отглаженный как следует фрак для верховой езды, висящий на вешалке сбоку от кровати, заправленной без единого изъяна — всё выглядело в точности как на какой-нибудь эстетичной картинке из интернета, что так походило на этого книжного червя. Всё здесь было в его манере. Но его самого всё ещё не было, и Чунь Юнь волновался от одной только мысли, что в какой-то момент дверь откроется и он окажется здесь, в этой комнате. Находиться с ним рядом было поистине неловко, он ощущал себя так… глупо, в присутствии того, кто в разы обходил его во всём, словно его выставили на посмешище. Взгляд всё ещё отрешённо блуждал по половине за спиной, пока Рэйзор, умело клацая на кнопки, с мягкой полуулыбкой уделывал в бою Беннета, что всё кричал что он, вообще-то, одной рукой играет, и вдруг зацепился за нечто знакомое. Приглядевшись, он понял, что на столе мирно покоится та самая книжка, что Син Цю везде и всюду таскал за собой. Та самая, что он искал, строчки со страниц которой даровали то блаженное спокойствие, которое не давали даже таблетки, поглощаемые без конца горстями день ото дня. Некрасиво было трогать чужие вещи, Юнь прекрасно это знал, но пока эти двое были так увлечены игрой, наверное, можно было бы хотя бы взглянуть, ничего же страшного, правда? Это ведь просто книга, не что-то личное, учитывая, что Син Цю и сам прочитал ему один из стихов из неё. — Ты чего? — бросает тут же Беннет, даже не отрываясь от экрана. — Скучно стало? — спрашивает виноватым тоном, буквально ощущая, как друг поднимается с места. — Да нет, просто… захотел осмотреться, — оправдывается он. — Тогда хорошо! Следующая очередь твоя! Чунь Юнь же уже пропускает это мимо ушей, обращая всё своё внимание только на белый стол, над которым висят различные записки. И он должен признать, что этот мистер-идеальность уделяет столько внимания к мелочам оформления рабочего стола, что это выглядит даже не приторно-идеально, как казалось издалека, а… мило? Да, в какой-то степени, когда Юнь проводит по холодной деревянной поверхности и цепляет глазами каждую деталь, начиная с бежевых стикеров и листков бумаги с красиво оформленными списками дел, закреплённых миниатюрными кнопками с какими-то узорами, и заканчивая небольшим букетом сухих цветов, стоящем в декоративной вазе, (явно сделанной своими руками, судя по бечевке, обмотанной вокруг всей её поверхности) на полке прямо над столом, среди классической литературы. Вот кончики пальцев касаются наконец синей обложки с позолоченными узорами на ней, ветвями деревьев тянущимися вдоль корешка вверх. К его собственному удивлению, ни названия, ни автора на ней действительно нет, а сердце замирает, стоит её приоткрыть и понять, что это вовсе не книга. Это блокнот. Нет, не может быть. Пальцы судорожно листают страницы под победные смешки Рэйзора и наигранные стоны поражения Беннета, и вот, он доходит до того самого стиха. Он выведен чёрными чернилами и ровным почерком, а каждая буква вьётся изгибами лоз, прекрасно и тонко подчёркивая слова, складываемые ловко в рифмы. Всё ещё не может поверить, пока не натыкается на подпись внизу — Син Цю. Такая же, как и на обратной стороне закладки с голубыми лилиями, найденной Беннетом у порога палаты когда-то. — Чунь Юнь, твоя очередь играть! — слышится позади, и тотчас же приходится захлопнуть блокнот, лишь бы не увидел никто, что он трогал без спроса чужие вещи. — Да, иду. **** — Ха, да я тебя даже одной рукой уделаю в этот раз! — грозится торжествующе Беннет, а на лице Рэйзора прослеживается какое-то особенно болезненное выражение, видимо, снова заметное только Чунь Юню. — Только в туалет сбегаю, и обязательно уделаю! С этими словами он кладёт джойстик на пол и быстро удаляется с таким довольным лицом, будто сделал это специально, лишь бы сблизить двух своих друзей. Юнь же только проклинает его мысленно сейчас за эту гробовую тишину, в момент повисшую без присутствия шумного белокурого мальчишки. — Ну-у… — тянет он, абсолютно не зная, о чём можно было бы поговорить, пока этот коварный дурак не вернётся, — знаешь, что случилось с рукой Беннета? — не находит ничего получше, кроме как спросить о его друге. Всё-таки, ничего общего кроме Беннета у них и нет. Тем более, учитывая эту недавнюю кислую мину, он точно что-то да знает об этом. — Не знаю, — вопреки всем догадкам мямлит тот, — не рассказывал. Почему-то кажется, что это плохие люди. Это больно. Чунь Юнь старается упорно игнорировать его ломанный английский, пытаясь уловить лишь саму суть сказанного. Плохие люди? И может ли это быть связано с той чёрной полоской на его гипсе? Непонятно. — В каком смысле? — Юнь знает, что это не его дело, он не должен вмешиваться. Да и какое ему вообще дело до чужих и их проблем? Но узнать всё равно хочется, особенно теперь, когда проясняется что-то. Рэйзор ответить не успевает, только лишь открывает рот, как дверь раскрывается со скрипом. — Ты не говорил, что у нас будут гости, — голос звучит до невозможности вежливо. Юнь обеспокоенно оборачивается на него, чувствуя всей грудью, как изнутри в неё со всей силы колотится сердце, обволакиваемое сверху донизу подступаемым без промедления волнением. Он надеялся, что находиться рядом с Син Цю не придётся, и он возвратится в комнату позже, когда и следа его уже здесь не будет. — Извини. Не предупредил. Это Чуюнь. Друг Беннета. Голос этого иностранца звучит куда грубее и резче, чем у Син Цю, особенно с его акцентом и манерой говорить, такой, будто он обрубает предложения топором, говоря отдельными друг от друга фразами и словами, даже не соединяя их в одно целое. И как он сказал? Чуюнь? Не может выговорить имя как следует, от чего Юнь, неожиданно даже для самого себя, впервые за долгое время искренне прыскает от смеха, за который ему становится безумно стыдно перед Рэйзором в ту же секунду, но он просто не может ничего с собой поделать. Раньше его имя коверкали как угодно, но настолько невинно и прелестно — никогда. Ему даже нравится. — Да, я уже знаком с ним, — Син Цю улыбается и не поправляет его, заметив реакцию Чунь Юня, попутно снимая с себя пальто. Он был снаружи в такое время? — правда, Чуюнь? Щёки, кажется, пылают, когда это слетает с его губ. Это была насмешка? Если же Рэйзор не хотел его задеть, а просто не смог выговорить, то этот мистер-идеальность не упустил возможности насмехнуться над ним? Пора бы уже прекратить видеть во всём издевательство с его стороны, но Юнь не может. Он не знает, как вести себя также идеально, чтобы не выглядеть в его свете таким дураком, как сейчас и все их встречи до этого, чтобы не давать лишнего повода для насмешки над ним, не давать Син Цю чувствовать своё превосходство и считать его очередным отбросом не его уровня. — Правда, — он лишь коротко кивает, отворачиваясь обратно к экрану старенького телевизора. **** — С тобой невозможно играть, хрен выиграешь! Чунь Юнь решает тактично умолчать о том, что Беннет играет одной рукой, а у него самого нехилый стаж в файтингах, да и в принципе в видеоиграх. Это, вероятно, единственное занятие, где он с гордостью может признать, что действительно поистине хорош. — Прав, — соглашается Рэйзор, проигравший ему уже около пяти раз, но так и не упускающий и попытки взять реванш. — Давай ещё раз! — Всё также не утихает и Беннет. Чунь Юнь уже вновь берёт в руки джойстик, как из-за спины слышится явно заинтересованная интонация: — Не против, если я попробую? Беннет уже предлагал Син Цю присоединиться сразу же, как только возвратился в комнату и увидел его, пускай и отзывался о нём не очень лестно в первый день, но тот отказался, ответив, что предпочтёт лучше почитать перед сном. Сейчас же, видимо заметив, как мастерски Чунь Юнь обращается с джойстиком и выигрывает каждый бой, в камнях янтаря на противоположной стороне комнаты читался неподдельный интерес к происходящему, светящийся из полумрака комнаты. Честно признаться, всё это время Юнь чувствовал, что ничего тот и не читает, а только сверлит дыру в их спинах своим наглым надменным взглядом, прошибая холодными мурашками. — Знаешь, как играть? — Чунь Юнь нервничал до того, что выглядел дураком на его фоне, верно, но при его просьбе сыграть оказался удивительно спокоен и уверен в себе настолько, что самому становилось непривычно. Он знал точно — на его поле боя Син Цю не выиграть, и здесь он не ударит лицом в грязь перед ним определённо. — Не знаю, — честно признаётся тот. Мерцание его глаз становится всё ближе, — покажи, — он присаживается рядом на пол и берёт свободный джойстик в руки, а Юнь буквально может почувствовать касание его шёлковой пижамы кожей своей лодыжки. Теперь же, зная, что он ещё и не умеет играть, Чунь Юнь не только чувствует себя уверенно, но ещё и ощущает собственное превосходство. Да, в этом ему совершенно нет равных в этой комнате. Хоть в чём-то он лучший. — Смотри, — прокашливается и, неосознанно придвигаясь ближе чтобы лучше видеть кнопки, касается чужих пальцев, указывая комбинации. Про себя лишь подмечает, что его руки ужасно ледяные, в отличие от собственных вечно горячих. Беннет и Рэйзор увлечённо наблюдают, словно сейчас он не просто покажет базовые приёмы, а раскроет тайну своего мастерства и научит супер-мега-приёмам, которые никто не будет способен отразить. От такого пристального внимания становится даже неловко, но всё ещё приятно, что хоть чем-то он может похвастаться, пускай и такими позорными мелочами по сравнению с умениями других. — Понятно? — Юнь осознаёт, насколько он близко, только тогда, когда поднимает лицо к чужому, чтобы удостовериться на все сто, и тут же максимально естественно, не отдёргивая, старается как можно скорее убрать свои руки от чужих — слишком увлёкся, показывая комбинации. Никто ведь не подумал ничего такого? — Думаю, да. — Тогда сыграем. Он чувствует, как по шее стекает мерзкая капля холодного пота. Никто ничего не поймёт, не должен.