Мелодия Забвения

Среди связок в горле комом теснится крик, Но настала пора, и тут уж кричи — не кричи. Лишь потом кто-то долго не сможет забыть, Как, шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи, И как хлопало крыльями чёрное племя ворон, Как смеялось небо, а потом прикусило язык. И дрожала рука у того, кто остался жив, И внезапно в вечность вдруг превратился миг. Кино — «Легенда»

      Верёвки шершавыми змеями немилосердно обвивали руки и тёрлись о запястья. Нечто острое и холодное больно тыкалось в спину, беспрестанно подгоняя. Но тьма вокруг царила абсолютная, почти осязаемая, ускорить шаг никак не получалось. Я боялась споткнуться и упасть, потому что знала — если упаду, то уже никогда не поднимусь, холодная влажная чернота, пахнущая намокшими старыми тряпками и пылью, поглотит меня, не оставив даже воспоминаний о моём существовании. В голове крутилась одна мысль — вот бы спёртый воздух вдруг лёг в ладонь рукоятью ножа! С какой дикой радостью я бы разрезала путы, а потом с тем же мрачным ликованием расправилась бы со своими конвоирами. Я не видела их, но помимо тычков, чувствовала чужое присутствие рядом с собой и слышала лёгкие постукивания, словно кто-то неподалёку ударял голыми костьми о камень. На мне были надеты высокие сапоги с толстой подошвой, которые таких звуков при ходьбе издавать не могли. Это я помнила. Значит, шумят пленившие меня существа. Раскатистость стуков подсказывала, что мы находимся в какой-то пещере или внутри горы. Но как я здесь очутилась, кто поймал и связал меня? Память помогать найти ответ неожиданно отказалась, впрочем, отсутствие воспоминаний сейчас не сильно тревожило. Царивший тут мрак внушал куда больший страх, чем бедственное положение и незримые враги. Казалось, он жил своей жизнью и пялился на меня миллионом таких же чёрных глаз, плотоядно облизываясь и готовясь напасть. Или как раз множество глаз слилось и превратилось в поглощающую свет бесформенную и невесомую массу, которая непременно схватит за горло склизкой щупальцей и задушит, если я не сумею идти быстрее? Дышать и вправду вдруг стало сложнее; воздух будто загустел, не желая втягиваться лёгкими. Я постаралась прибавить шагу, не думая о риске оступиться и потонуть в темноте. Если не выйду отсюда, то погибну в любом случае.       Очень скоро до моих ушей донеслось тихое успокаивающе журчание. Подземная река? Разглядеть хоть какие-то очертания окружающей обстановки по-прежнему было невозможно. Словно в подтверждении моей догадки, в нос ударил запах родниковой свежести. Я сделала жадный глубокий вдох и только потом поняла, что опять дышу совершенно естественно и свободно, а не пытаюсь протолкнуть в ноздри и рот желе. В центре живота образовался тугой ноющий узел, и чем ближе мы подходили к источнику звука, тем больше становился он, сплетённый из беспокойства и трепетного предвкушения долгожданной встречи. Сердце громкими ударами тоже сообщало на своём языке о скором окончании пути. Правда, сама я понятия не имела, кто нас ждал там, за чёрной пеленой, и почему мои страхи внезапно сменились радостным волнением. Мгла постепенно начала рассеиваться, превращаясь в сероватое марево. Грубые контуры вынырнувших из мрака каменных сводов возвестили, что мы действительно находимся в пещере. Только слово «мы» перестало быть уместным, так как рядом с собой я никого не увидела. Постукивания тоже прекратились.       Яркий свет болью резанул по глазам, и я спешно зажмурилась. Когда мне вновь удалось разлепить веки и немного попривыкнуть к освещению, сквозь обильно катящиеся слёзы показались уже не голые стены узкого тоннеля, а просторная зала, похожая на волшебный подземный сад. Пальцы сами потянулись к лицу, чтобы стереть влажную завесу. Внезапное исчезновение пут на запястьях даже не удивило, я стояла, не двигаясь и, наверное, почти не дыша, не в силах оторваться от необычного и прекрасного в своей неповторимости пейзажа. Все сомнения, страхи и волнения вытеснили восхищение и желание любоваться увиденным ещё добрую сотню лет. Слева от меня по пригорку пёстрой лентой петлял ручей, неглубокое прозрачное дно которого щедро устилали гладкие красные, зелёные, синие и белые камешки. С небольшого отвесного выступа ручей летел вниз, с тихим плеском ударялся о бугристый пол, поднимал крошечное облачко из брызг и с весёлым журчанием тёк дальше, опоясывая всю залу. На его берегах, прямо на камнях, росли фиолетовые светящиеся растения с длинными продолговатыми листьями и цвели тёмно-лиловые цветы, похожие на лилии. Под пригорком повсюду серебрились аккуратные круглые выбоины, заполненные водой. И в каждой из них плавали разноцветные рыбки с пышными хвостами, напоминающими шлейфы платьев. Случайно опустив взгляд на ноги, я обнаружила, что сама стою в такой лужице, утопая по щиколотки. Но её обитательницы будто и не заметили моего вторжения, они продолжали невозмутимо шевелить плавниками, изящно огибая подошвы сапог.       Центр залы занимало высокое дерево в два-три обхвата шириной с роскошной розовой кроной. Его толстые изогнутые корни, словно солнечные лучи, расползались в разные стороны, а пол рядом с ним укрывал зелёно-голубой ковёр из мха. Кое-где на нём белели очень крупные цветы с лепестками в форме месяцев. Под потолком, между огромными свисающими сталактитами аметистовых оттенков, парили лазурные сферы. Над моей головой в воздухе покачивались медузы. Точнее, я не знала, являлись ли эти прозрачные существа медузами, но внешностью уж очень походили на оных.       Всё здесь сияло изнутри, каждый камень, растение, вода, даже рыбы и странные создания в вышине, а крона, казалось, горела таким же розовым пламенем, освещая окружающее пространство.       — Чудесное зрелище ты подарила нам, странница. Давненько я не видывала подобной красоты.       Внезапно раздавшийся нежный девичий голос едва не заставил меня подскочить на месте. Я сразу завертела головой, пытаясь обнаружить его обладательницу, и тут заметила черноволосую женщину в красном платье. Она сидела в корнях дерева, прислонившись спиной к широкому стволу. Я готова была поклясться, что минуту назад её там не было.       — Чего так удивлённо смотришь? — незнакомка звонко рассмеялась, откидывая за спину длинные вьющиеся пряди.       — Как это — подарила? — с трудом вымолвила я, хотя собиралась спросить совсем о другом.       — Это место, — женщина обвела рукой залу, — очень тщеславно, оно любит внимание и потому всегда подчиняется желаниям наших гостей, принимая те обличья, которые их непременно восхитят.       — Но я такого не загадывала, — пробормотала я, совсем сбитая с толку.       — Ты долго добиралась сюда по дороге немёртвых и неживых, надежда с каждым шагом всё сильнее разгоралась в твоём сердце, ты ждала чуда и предвкушала встречу с кем-то необычным и замечательным, вот и получила награду за свои ожидания — смогла увидеть и услышать меня. Я как раз необычная и замечательная, — незнакомка вдруг хитро подмигнула. — А если бы ты думала о чём-то плохом, представляла, допустим, что в конце пути тебе отрубят голову, то и нарвалась бы на вражеский топор. Думаю, я куда более приятный и понимающий собеседник, чем варвар, размахивающий секирой.       — И… о чём мы будем говорить?       Вопрос, конечно, прозвучал глупо, но объяснения этой женщины только путали, никак не помогая понять происходящее. Я по-прежнему ничего не помнила, но откуда-то знала — не стоит и пытаться её расспрашивать о живой тьме, невидимых конвоирах и своём забытом прошлом.       — Молодец, — похвалила незнакомка серьёзным голосом, вмиг перестав зубоскалить. — Я действительно тебе не отвечу. Да и не имеет значения, кто ты и как сюда попала.       Я поёжилась. Она ещё и мысли умеет читать?       — Ты не первый гость, лишившийся здесь памяти. И я не умею читать мысли в том смысле, в каком ты понимаешь значение этой фразы. Просто некоторые из них, самые громкие, текут ко мне, подобно ручью, кокетливо переливаются разными цветами, требовательно журчат. Очень уж хотят быть услышаны именно мной. Не пытайся понять, лучше поверь и прими. К кому-то ластятся животные, к кому-то тянутся травы и деревья, а меня любят чужие помыслы.       — Удобный дар. Полезный, — едким тоном проговорила я. Восторженное желание неподвижно стоять и созерцать сказочную красоту подземного сада ослабевало с каждым словом, произнесённым женщиной. Я наконец-то выбралась из лужи, не обращая внимания на панически заметавшихся по дну рыб, и вмиг почувствовала себя обманутой и разочарованной. Развернуться бы сейчас, уйти и больше никогда не видеться с незнакомкой, пусть и невольно, вытягивающей из меня самое сокровенное. Прошлое потеряно, настоящего словно и нет, и даже мысли, единственное, что ещё не отняли, приходится делить с посторонним. Точно не на такую встречу я надеялась. Интересно, если попробовать представить на месте женщине кого-то другого, появится ли предо мной собеседник, наделённый менее противными талантами?       — Не дар. Проклятье. — В тихом голосе звучали такие беспросветные тоска и отчаяние, что я невольно прекратила злиться и вновь сосредоточила всё внимание на незнакомке. Она опустила голову, и волосы чёрной завесой укрыли её лицо. И куда только подевались недавние весёлость и самодовольство? — Я так тосковала по живым, так обрадовалась твоему приходу и совсем позабыла, как живые не любят и боятся тех, кто может заглянуть им в душу, случайно вызнать их секреты и слабости. У меня нет враждебных намерений, я никогда никому не причиняла зла и тебе причинять не собираюсь. Но разве ты поверишь? Разве вообще имеют значения слова, если они слетают с губ человека, влекущего против воли чужие мысли? Глупо было надеяться на дружескую беседу после моих откровений, но и врать я тоже никогда не умела.       Я внезапно устыдилась своих недавних намерений. Хотя с чего бы? Эту женщину утрата воспоминаний не мучила, сюда она попала явно не случайно и знала о волшебном саде предостаточно, в отличие от меня. И кто из нас оказался в более бедственном положении? Но несмотря на разумные доводы, мне очень хотелось подойти к сникшей незнакомке, крепко обнять и извиниться. Не важно, за что именно, лишь бы она приободрилась и прекратила говорить таким несчастным голосом.       — Если ты не перестанешь злиться, если будешь истово желать моего исчезновения, я действительно исчезну, — тем временем продолжала женщина. — Я сказала тебе правду. От тебя зависит, какой облик примет это место, и кто в следующий раз выйдет из-за дерева. Но учти — не так уж просто призвать подходящего собеседника, когда сама не знаешь, чего хочешь и кого ищешь. Грёза легко может обернуться кошмаром, в котором ты найдёшь лишь собственную смерть. Я не пытаюсь тебя запугать и заставить таким способом говорить только со мной, просто не люблю смотреть, как здесь умирают живые.       — Ты постоянно упоминаешь живых. А кто тогда ты? Призрак? Дух? Плод моего воображения? — я справилась с желанием утешить незнакомку и продолжила стоять на почтительном расстоянии от дерева, стараясь на всякий случай больше никого не представлять ни рядом с ней, ни на её месте. Нельзя врать, будучи переполненной столь беспросветной печалью и тоской.       — Наверное, всё вместе. Очень давно я тоже была человеком, а потом умерла, и меня похоронили здесь. С тех пор я блуждаю по миру мёртвых, общаюсь с другими мертвецами и изредка вижу забредших к нам живых.       — И где сейчас те мертвецы?       Она вновь подняла голову и второй раз обвела рукой залу. — Здесь. Повсюду. Ты не сможешь их увидеть, пока не вообразишь, а они не смогут говорить с тобой и навредить тебе, пока невидимы.       — Зачем им мне вредить? — я непроизвольно напряглась и окинула быстрым взглядом залу, готовясь к нападению, но действительно никого, кроме женщины, не заметила.       — Кому-то не нравится, когда живые грубо нарушают наш покой и вторгаются на нашу территорию, кто-то завидует и стремится умертвить любого, в ком ещё теплится хоть капля жизни, кто-то от скуки начинает играть с незваными гостями и заигрывает их до смерти, не всегда специально, просто игры мёртвых обычно жестоки и опасны для вас, а кто-то просто любит убивать, и не имеет значение, кого.       — А ты? Что любишь ты? — я всё же сделала несколько шагов к незнакомке, аккуратно огибая другие лужицы с рыбками.       — Я ранее ответила на этот вопрос. Мне нравится встречать редких гостей, говорить с ними, вдыхать ароматы, приносимые ими из давно ставшего мне чужим мира. Я не испытываю желания вредить людям. Я только вспоминаю о былом, о том, как благоухают цветущие яблони в соседском саду или дикие травы в густых лесах, как пахнет земля после дождя, по которой едешь уже третий день на уставшей лошади, как проникают в ноздри дурманящие ароматы мясной похлёбки и свежей выпечки вечером в таверне, как сердито потрескивают дрова в камине, как спокойно и радостно делается на душе после сытного ужина и горячей кружки эля, как сладко засыпается в чистой постели… — Женщина резко замолчала и виновато улыбнулась. — Прости, я бесконечно могу перечислять вещи, которые напомнили о себе твоим приходом.       Голос её теперь звучал достаточно громко и бодро, именно так обычно разговаривают люди, не обременённые тяжёлыми переживаниями. То ли она поняла, что моё настроение переменилось, то ли опять прочитала мысли. Я тем временем в нерешительности топталась рядом с толстыми узловатыми корнями дерева, не зная, продолжать ли стоять напротив незнакомки или тоже сесть. И не случится ли дурного, если я вообще прикоснусь к чему-нибудь в этом загадочном месте?       — Пока ты не думаешь ни о чём плохом, можешь сидеть или лежать где угодно. Можешь понюхать и сорвать цветок, опустить руку в воду… Чего ожидаешь, то и произойдёт, — сразу ответила женщина и быстро добавила, — я стараюсь не замечать твои мысли, но сейчас все сомнения у тебя на лице написаны.       — Хорошо. Если начну представлять, что дерево превращается в змею с множеством хвостов и пытается задушить меня, непременно встану, — пробормотала я и осторожно присела на самый краешек корня, однако ничего необычного не ощутила. Теперь, когда незнакомка находилась совсем близко, я с удивлением подметила, что не могу нормально разглядеть её лицо. Вроде, как и у любого человека, на нём имелись и рот, и глаза, и нос, но все вместе они никак не складывались в общую картину, постоянно расплывались, рассеивались или просто хитро ускользали от меня, словно я пыталась угадать черты, спрятанные за плотной маской, но маску женщина точно не носила.       — По-настоящему рассмотреть призрака в разы сложнее, чем просто его заметить и услышать. Для этого нужно либо увидеть портрет того, с кем говоришь, либо быть знакомым с ним лично ещё при жизни. Фантазии тут, увы, недостаточно, ты должна чётко представлять мой истинный облик.       — Ясно. — Я не стала спрашивать, как тогда у меня получалось понять, что женщина улыбалась или подмигивала, думать про её внешность больше не хотелось. Незнакомка тоже не спешила с дальнейшими разъяснениями. — Вот ты всласть наговоришься со мной, и? Помашешь рукой на прощание и отпустишь?       Она неопределённо пожала плечами:       — У меня нет причин удерживать тебя здесь силой.       Уверенности в голосе женщины вдруг поубавилось. И мне это совсем не понравилось.       — Как ты поступала с другими людьми, попавшими сюда?       — Никак. Ты первый человек, заметивший моё присутствие. До древа почти никто никогда не добирался, обычно всех ещё в пути поглощали собственные страхи и сомнения, а те, у кого вовремя получилось обуздать свои чувства, всё равно либо не надеялись выбраться отсюда живыми, либо ожидали чего-то плохого и опасного, потому им встречались иные призраки, которые действительно жаждали мучить и убивать.       — Значит, ты просто стояла и любовалась на чужие страдания?       — Я не могу ни защитить, ни помочь, если меня не видят. И злым призракам помешать не могу. — Женщина поднялась и отвернулась, затем медленно, словно оглаживая, провела ладонью по стволу дерева.       Я молча смотрела на густые распущенные волосы, рассыпанные по спине, на скользящие по коре пальцы, не зная, что и ответить. Но она первая нарушила тишину.       — Нет смысла говорить о вещах, не имеющих значения. Живым не на пользу долго находиться среди мёртвых. Мне очень хочется продолжить нашу беседу, но пора перейти к действительно важному.       — А что является важным? — буркнула я, тоже вскочив на ноги. — Я ведь ничего не помню. Твои друзья постарались или это место, умеющее менять обличья?       — Не совсем. Считай потерю памяти платой за вход. Кое-кто расплачивался и потерей рассудка. Она вернётся, когда ты спасёшь остальных.       — Каких остальных?! — мне захотелось резко развернуть женщину к себе и хорошенько встряхнуть за плечи. Она точно издевается! Я даже не знаю, кто я такая, а меня ещё и посылают кого-то спасать!       Незнакомка повернулась сама:       — Я не имею права тебе говорить, но постараюсь помочь вспомнить. Только у меня есть одна просьба.       — В нынешнем состоянии не могу ничего обещать, — не без злорадства ответила я.       — И не надо, — она ничуть не смутилась. — Просто выслушай внимательно, не перебивая, времени у тебя и правда мало. Когда ты и твои спутники выберетесь отсюда… Нет, не спрашивай, кто твои спутники, и где они сейчас находятся, не отвечу и не по своей воле… Не отвлекайся, пожалуйста… Так вот, когда вы выберетесь, прошу, не рассказывай обо мне и нашем разговоре никому из них. Им лишнее знать ни к чему, своих забот хватит, а тебе чужая осведомлённость может и навредить. Обо всём остальном, о встрече в курганах и необычном знакомстве, о сражении с умертвиями, о подземном саде и том, что ещё здесь произойдёт чуть позже, откровенничай сколько хочешь. Погоди, я не закончила… На пути к Одинокой горе вам попадётся пещера… Наверняка ваш предводитель захочет переночевать в ней, она довольно удобна для ночлега — удачно расположена, вместительна, хорошо укрывает от дождя, ветра и посторонних глаз. И там ты скорее всего найдёшь одно кольцо… Я хочу, чтобы ты взяла его, надела и подумала обо мне, тогда тебе сразу откроется моё истинное имя и ты сможешь призвать меня. Произнесёшь его громким шёпотом, и в тот же миг я появлюсь перед тобой. Другого способа связаться с духом умершего в мире живых нет.       Женщина наконец замолчала и уставилась на моё лицо, видимо, ожидая согласия. Голова шла кругом от её слов. Какая-то Одинокая гора, какие-то таинственные спутники и предводитель, курганы, битва с мертвецами, встреча… Ничего из вышеперечисленного не пробудило мою память. В довершение просьба найти кольцо… Призраки ещё и будущее умеют предсказывать? Именно этот вопрос я озвучила, заставив кое-как ворочаться язык.       — Просто твои мысли жаждали внимания и с радостью показали мне некоторые события, предшествующие нашему знакомству. Такое иногда случается. Я знаю, кто ты, куда и с кем идёшь, и знаю, где хранится кольцо. Раз уж именно ты здесь очутилась и увидела меня, скорее всего тебе в любом случае суждено найти его. В подобные совпадения я не верю.       — Какие, однако, у меня своевольные и услужливые мысли. Первому встречному готовы поведать то, чего я сама не помню… Но я, кажется, как раз не верю в судьбу. Что произойдёт, если ты ошиблась, и я ничего не найду или не захочу брать чужие вещи?       — Ничего не произойдёт, лишь я тоже удостоверюсь — никакой судьбы нет, а твой приход сюда не более, чем случайность. А кольцо когда-то принадлежало мне, я обронила его в той пещере и не смогла вернуться за ним… Можешь надевать и носить. Настоящей хозяйке оно уже не пригодится.       — Полагаю, просто назвать своё имя по каким-то причинам нельзя… — Я протёрла глаза. Сияние цветов, трав и воды начинало понемногу утомлять. Я не понимала, нужно ли сердиться на загадочную незнакомку или, наоборот, лучше пообещать выполнить её просьбу, говорит ли она правду и чего в действительности от меня хочет. Не опасно ли вообще дотрагиваться до зачарованных украшений, готовых сообщать имена предыдущих владельцев? Как же надоело это беспамятство! Все вопросы и ответы кажутся такими бессмысленными и нелепыми. Наверное, если бы я хоть немного помнила своих спутников или Одинокую гору, разобраться в речах женщины было бы легче. Но и в своём нынешнем состоянии я не могла закончить беседу, не спросив ещё кое о чём.       — Правильно полагаешь.       Силуэт призрака начал меркнуть и расплываться.       — Почему о тебе никому нельзя рассказывать?       — Не знаю… предчувствие или совет. Думай, как хочешь. Я не настаиваю, просто уверена — излишняя откровенность обернётся против тебя же или твоих новых знакомых, — ответило красно-чёрное пятно. — Время почти истекло. Если мы продолжим беседу, ты умрёшь.       — Погоди, последний вопрос. Зачем вообще призывать тебя?       — Ради продолжения разговора. Мне ведь кое-что известно о той, которую ты столько лет безуспешно ищешь. — Голос пятна звучал глухо, словно из бочки, и откуда-то издалека. — Нет смысла отвечать сейчас, если ты действительно не попадёшь в пещеру или ничего там не найдёшь, мои объяснения вовсе не пригодятся, только заморочат тебе голову. Лишних минут, кстати, тоже нет. Но обещаю — я и кольцо никому не причиним никакого вреда, и надеюсь, что после услуги, оказанной мной всем вам, ты начнёшь больше мне доверять и хотя бы из благодарности за спасение ваших жизней постараешься добыть нужную вещь и позвать меня.       Пятно приблизилось, заволокло собой всё окружающее пространство, а через мгновение моих губ коснулись чужие, обжигающе-холодные. Я не могла ни отвернуться, ни оттолкнуть незнакомку, она же продолжала терзать мой рот болезненным поцелуем, мёрзлым, как заиндевевшая земля, впиваясь в него острыми, как сколотый лёд, зубами, по капле вытягивая вместе с кровью и драгоценное тепло. Хороши, конечно, представления призраков о помощи и спасении! Ни о чём другом я подумать не успела. Внутренности словно бы залили растопленным снегом. Я чувствовала, что постепенно превращаюсь в сосуд, до краёв наполненный зимней стужей и больше ничем. И эта стужа рвалась наружу, желая покрыть льдистой коркой и мою кожу, жадно вгрызалась в сердце, заставляя его биться медленнее и тише с каждым мгновением. Мне хотелось поскорее умереть, раствориться в морозной вечности и больше никогда не испытывать такого жуткого холода. Перед глазами заплясали яркие языки пламени, но тепла они не давали.       Внезапно кошмарный поцелуй закончился, боль ушла, осталась только иссушающая и опустошающая мерзлота.       — Двигайся. Движение есть жизнь. Если не хочешь быть мёртвой, будь живой, — прозвучал прямо в голове голос незнакомки.       Двигаться? Я не могу и просто пошевелиться, даже дрожать не могу… Обнять бы себя руками, подтянуть колени к груди и попытаться согреться.       — Сделай всего лишь один шаг… последний… самый трудный.       Но внутри я уже ледяная скульптура, созданная из зимнего дыхания, морозного ветра и снега. Ударь её — она разлетится на осколки, как фарфоровая чашка. Но какая-то часть меня, запертая в ней, ещё умела дышать и мыслить и мечтала приблизиться к огню, наполниться прежним теплом.       — Ты хочешь погибнуть никем, кануть в безвестности, так и не узнав собственного имени? Я думала, ты сильнее. Как столь жалкий человек кого-то спасёт? Ненависть идёт за вами по пятам, Потерянная. Если не собираешься им помогать, то и не тяни их за собой. Королю ты принесёшь только горе и новые утраты. Откажись от борьбы здесь и сейчас, иначе твоя зима станет началом конца для твоих спутников. Отпусти…       Я по-прежнему не понимала, о ком идёт речь, но всё сказанное меня очень рассердило, особенно последние слова, а злость опалила грудь и руки почти настоящим жаром, на какое-то время вытеснив прочие чувства. Ах так! Отпустить, значит? Сдаться? Ну хорошо, подавись и умолкни навек. Я в любом случае приготовилась умирать, вот и сделаю этот несчастный шаг, разобьюсь, как хрустальная ваза, или сгорю, но зато избавлюсь от необходимости слушать всякие мерзости. Начерпаю новой силы из собственной ярости, выберусь из ледяного плена, и больше никто не посмеет предлагать мне отказаться от борьбы!       Попытки пошевелить ногами не увенчались успехом. От моих стараний лишь заныли кости, а в кожу словно вонзила клыки целая стая маленьких собак, сразу заставив крепко зажмуриться и поморщиться. Я с трудом подавила желание ещё и завыть, мысленно пожелала незнакомке, легко рассуждающей о чужой беспомощности, тех же страданий, надеясь, что она опять прочтёт мысли. Обругать её вслух просто не получилось бы. Злость помогла пережить новую вспышку боли, не позволив умереть на месте. Постепенно ломота утихла, а укусы превратились в лёгкие покалывания. Истерзанное тело будто бы обернули в нетающий снежный ковёр, который унимал неприятные ощущения. Теперь я вновь могла сосредоточиться на том, как избавиться от оцепенения и хотя бы сжать пальцы в кулак. Только об этом подумала, и воображение само нарисовало мои ноги, облачённые в высокие чёрные сапоги. Я представила, что одна нафантазированная нога приподнимается и делает размашистый шаг, и сразу почувствовала слабую дрожь и напряжение мышц в настоящей, распахнула глаза от удивления, глянула вниз и увидела — стою почти на цыпочках. Мне удалось оторвать пятку от земли просто силой мысли? Я поспешила сразу проверить свою догадку и вновь зажмурилась, на сей раз постаравшись во всех подробностях вообразить, как ступня слегка возносится над мхом, медленно прочерчивает прямую линию в воздухе и опускается чуть дальше того места, где находилась ранее. В тот же миг моё тело начало послушно двигаться, и я сделала один маленький шаг… последний… самый трудный, который разбил незримые ледяные путы и изгнал мерзлоту, сковавшую внутренности. Во мне разгорался огонь, подпитывающий силой и согревающий кожу, он просачивался через ладони, растекался в кончиках пальцах. Что теперь скажешь, призрак, прошла ли я твоё испытание? Я по-прежнему живу и не сдаюсь. Какая награда полагается за упрямство? Незнакомка не ответила. Исчезла или стоит неподалёку и наблюдает? Почему-то мне вдруг захотелось прикоснуться к шершавому стволу, как касалась она, однако поднятая рука не смогла дотянуться до дерева. Но ведь мы разговаривали совсем близко от него, сидели на его корнях.       Я распахнула глаза и не увидела ни огромного дерева с розовой кроной, ни чудесного сада, ни ручья, ни рыбок. Всё исчезло. Теперь я очутилась в центре пустой каменной залы на оранжевом нарисованном круге, от которого в разные стороны расходились длинные витые лучи. Стоило только взглянуть на них, и круг сразу вспыхнул, замерцал, запульсировал и заискрился красными огоньками. Ожившее солнце еле заметно шевелилось и меняло очертания, лучи то разгорались ярче и делались длиннее, прокладывая огненные дорожки до самых стен, то смирели и робко облизывали тонкими язычками пол за пределами круга, а ещё оно дарило настоящее тепло, окончательно изгоняющее весь оставшийся во мне холод.       Я захотела наклониться и поднести ладони к самому пламени, но не успела, передо мной прямо из воздуха возникли двое: мужчина в тёмном кафтане, расшитом серебром, и женщина в роскошном изумрудном платье. Друзья моей самопровозглашённой спасительницы? Помня её слова о том, что далеко не все призраки дружелюбно относятся к людям, я сразу отпрянула, намереваясь биться с ними до последнего, если придётся. Не позволю больше внезапно целовать себя и мучить. Однако они спокойно стояли напротив друг друга и разговаривали на незнакомом отрывистом языке, не обращая на меня внимания. Тогда я осторожно приблизилась к ним, но не удостоилась в ответ даже мимолётного взгляда. Перебивать их я не решилась, потому просто переминалась с ноги на ногу и молча рассматривала, пытаясь догадаться, о чём они так увлечённо беседуют. Оба призрака уступали мне в росте. Чёрные волосы женщины были собраны на голове в затейливую причёску из множества кос, а подбородок покрывала щетина. В слегка оттопыренных ушах покачивались длинные зелёные серьги, на шее висело ожерелье из камней того же цвета. Лоб охватывала изящная диадема. Я понимала — передо мной вряд ли человек. Обычно человеческие женщины выше и бород у них нет. Но этой такая растительность удивительно шла. Новая незнакомка вообще показалась мне красивой. Может, из-за больших выразительных голубых глаз или из-за мягких и одновременно строгих черт лица, придающих ей величественный и упрямый вид. Говорила она тихо, но в её голосе слышалась еле сдерживаемая злость. Наконец женщина замолчала, гордо вздёрнула нос с горбинкой, поджала тонкие губы, отчего на скулах заходили желваки, и отвернулась, обняв себя руками. Пальцы в массивных перстнях с силой сжали ткань платья.       Мужчина внешностью очень походил на незнакомку. То же овальное лицо, те же голубые глаза, но более яркие, короткая борода, однако гуще, чем у неё, тот же аристократический нос и вера в непоколебимость собственных слов, маской застывшая на лице, тяжёлый взгляд, свидетельствующий, скорее всего, и о таком же тяжёлом характере. Уши только скрыты длинными, не уложенными ни в какую причёску, тоже чёрными волосами. Брат и сестра? Оба призрака выглядели одинаково молодо, чтобы быть отцом и дочерью или матерью и сыном. Хотя… кто такие эти существа? Сколько живут? И как долго стареют? И, вообще, умеют ли здешние обитатели по желанию менять возраст и облик? И тут мне вспомнилась ещё одна вещь, о которой говорила моя недавняя собеседница — нельзя рассмотреть призрака, если не познакомился с ним лично или не видел его портрет. Но я-то смогла! Она наврала или…       Словно в ответ на вопрос мужчина вдруг уставился на меня. Всё и сразу было в его взоре, сочетающем несочетаемое, пугающем и завораживающем. Терзающий холод зимней ночи и ослепляющая голубизна летнего неба, необъятность океана и ужас лазоревой бездны, ледяное спокойствие и синее пламя. Лазоревая бездна… зрачки чернее самой тьмы, ощущение падения в пропасть… Оно так знакомо. Мне точно ранее доводилось смотреть в эти глаза, любоваться и смущаться, наслаждаться и злиться. Много и давно. Но я по-прежнему не помнила ничего ни о себе, ни о мужчине, ни о женщине с бородой. Не понимая, зачем это делаю, я подняла руку и попыталась бесцеремонно схватить незнакомца за плечо, но пальцы прошли сквозь него и сомкнулись в воздухе. Он даже не вздрогнул, только вновь перевёл взгляд на женщину, произнёс какую-то короткую фразу, заставившую её опять повернуться к нему. Почему же они меня не замечают, а я их прекрасно вижу и слышу? Кто из нас менее реален? Почему у другого призрака получилось и коснуться моего рта, и впиться зубами в мои губы? Поцелуй был болезненным и настоящим. А если передо мной вовсе не призраки, а кем-то насланный морок? Только вот зачем? Очередное испытание?       Мужчина вдруг поднёс ладонь к шее и вытянул из-под ворота кафтана цепочку с кулоном в форме двух скрещенных мечей — голубого и чёрного. Их сверкающие лезвия обвивала золотая ящерица. Помедлив, он бережно расстегнул цепочку и протянул украшение собеседнице. Та, словно не веря, удивлённо смотрела то на подарок, то на самого дарителя, затем осторожно взяла кулон и, наконец, несмело улыбнулась, прижав его к груди. Выражение лица из сердитого превратилось в печальное, а в глазах заблестели слёзы. Мужчина тоже улыбнулся виноватой улыбкой, порывисто шагнул к женщине и крепко её обнял. Она не сопротивлялась, лишь плотнее придвинулась к нему, уткнулась головой ему в плечо и заключила в кольцо своих рук. Так, больше не произнося ни слова, они неподвижно и стояли рядом с нарисованном солнцем, даже когда лучи вспыхнули особенно ярко, превратились в столп воспарившего над полом чёрного и голубого пламени, которое поглотило их, но не коснулось меня и крохотным языком.       «Свет — это горящая тьма, тьма — потушенный свет, в них нет никакого различия», — прошелестел над ухом то ли голос недавней знакомой, то ли чей-то иной. Но прежде, чем я успела ответить или испугаться разбушевавшейся стихии, исчезло всё: и зала, и обнимающаяся пара, и разноцветный огонь, а я вдруг очутилась на окраине маленькой поляны, окружённой густым угрюмым лесом. Крючкообразные ветви, словно иссохшие старушечьи пальцы, предупреждающе нависали надо мной, недовольно шелестя от резких порывов ветра. Неподалёку от меня стояло двое низкорослых мужчин в меховых кафтанах, подпоясанных широкими ремнями. Один, уже знакомый мне по прошлому видению, только сейчас казавшийся моложе, держал меч, а второй, с золотистыми волосами, похожий на него так, как может быть похож младший брат, — лук с оттянутой тетивой и хвостовик стрелы. Внимательные взгляды обоих встревоженно блуждали меж деревьев. Кого они пытаются там выследить? Кто должен выйти из леса и напасть? Без причины ведь за оружие не хватаются. Я на всякий случай тоже посмотрела в то место, куда целился лучник, но не обнаружила ничего подозрительного в высокой траве и зарослях кустарников.       Чтобы себя успокоить, я потянулась к ближайшей ветке. Ожидаемо, ладонь прошла сквозь неё. Значит, мне точно опасность не угрожает. По крайней мере, не умру в чужой битве от случайного удара меча или выпущенной стрелы. Утешение, конечно, слабое. Куда я опять попала, и как долго буду вынуждена созерцать то ли чьи-то сны, то ли воспоминания, то ли просто искусно созданную иллюзию? А вдруг я на самом деле умерла и теперь сама неприкаянным духом брожу среди живых, потому не могу ни до чего дотронуться, и другие меня не замечают по этой же причине? Нет, неправда. Последнюю мысль я усердно гнала прочь. Та женщина ведь просила найти кольцо и ещё говорила про каких-то моих спутников, которых мне предстоит спасти? Не на них ли я сейчас и смотрю, раз уж взгляд голубоглазого брюнета показался таким знакомым? Но как помочь, если тебя не видят и не слышат и никого коснуться не получается?       Неясные тени замаячили на краю поляны, и из лесу одновременно и бесшумно вышло шестеро высоких существ. Кожа их была серой, у кого-то чуть светлее, у кого-то чуть темнее, на гладких головах не росло ни одного волоса, маленькие глазки-щёлочки злобно смотрели на вооружённых мужчин, а в приплюснутых носах покачивались вдетые металлические кольца. Кончики заострённых ушей слегка загибались книзу, как у некоторых собак. Почти все лица новоприбывших покрывали шрамы, у одного глубокие тонкие линии испещряли щёки и лоб, превращая лицо в поле для игры в прыжки по клеточкам, у другого широкая борозда делила надвое правую бровь, третьему множественные надрезы изуродовали и без того противные толстые губы, и теперь казалось, что рот у него пришит тёмными нитками. Торсы существ были закованы в латные либо кольчужные нагрудники, на оголённых руках и плечах, разрисованных чёрными изгибающимися языками пламени, бугрились мышцы. На поясах болтались кости и человеческие черепа. Кожаные штаны почти полностью скрывались под грязными меховыми сапогами.«Орки», — вдруг промелькнуло в мозгу короткое слово, такое же омерзительное и внушающее страх, как эти создания, от которого сразу вспотели ладони и пересохло во рту. «Именно так их называют». Неужели память возвращается ко мне? Ничего, связанное с ними, припоминать не хотелось, только забыть. Они наступали, тоже держа оружие на изготовку — мечи, топоры, палицы, булавы.       Светловолосый лучник выпустил первую стрелу, и она с торжествующим свистом вонзилась в шею одного из орков. Тот выронил клинок, задёргался, обеими руками схватился за древко, громко закашлялся, но кашель быстро перетёк в булькающие хриплые стоны, и орк рухнул на поляну, из уголков его губ потекли две тёмно-красные струи. Другие воины словно и не заметили потери одного из своих, никто не повернул и головы, чтобы взглянуть, как, корчась, умирает их товарищ. Какой-то орк даже умудрился пробежать по распростёртому в траве телу, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Не было ни в ком из этих шестерых ни жалости, ни скорби, ни ужаса. Они лишь продолжали неистово яростно смотреть на противников. Я поняла — даже если земля начнёт гореть синим пламенем, орки не обратят внимания на пожар и продолжат своё наступление. Ненависть целого мира, жгучая и непримиримая, воплотилась для них в тех, кто стоял рядом со мной, не давая и мгновения поразмыслить о чужой кончине. Только её они испытывали, только её желали знать. Я понятия не имела, почему столь остро ощущала чужие эмоции, словно бы они обрели плотную зримую форму и теперь находились у меня за спиной и дышали в затылок.       Вторая стрела отскочила от секиры, орк, в голову которого она летела, вовремя прикрылся оружием. Третью лучнику выпустить не дали, враги в два прыжка сократили расстояние между нами, вынудив его схватиться за меч. Старший из мужчин выступил вперёд, прикрывая собой младшего, пока тот обнажал клинок. «Гном», — опять подумалось мне. Я не была уверена, что эти бородатые существа зовутся именно так, просто вспомнила — есть такая низкорослая раса. По крайне мере, новое слово не вызывало отторжения, и про себя я начала именовать их им. Гномы уступали оркам и в росте, и, несмотря на крепкое телосложение, в ширине плеч, однако сумели обернуть разницу в размерах в свою пользу. Они ловко уклонялись, кружили вокруг противников, изматывая тех и сбивая с толку неожиданными выпадами, без труда проскальзывали под вражескими руками, уходили от атак, наносили точные рубящие удары по плохо защищённым орочьим ногам. Орки двигались медленнее, стараясь предугадать следующие действия вёртких гномов, но не поспевали за ними и рассекали мечами, топорами и булавами лишь воздух.       Хоть я и знала, что невидима для всех участников битвы, а любое оружие просто пройдёт сквозь меня, не причинив вреда, предпочла отойти в сторону и спрятаться за ближайшим деревом. Лезвие секиры, свистящее над ухом, или занесённый почти над моей головой клинок, нервировали и мешали наблюдать за происходящим.       Гномы сражались искусно и очень слаженно, прикрывали спины друг друга, когда возникала такая необходимость, не позволяли врагам зайти сбоку или сзади. Один отвлекал на себя внимание, второй бил, иногда они атаковали одновременно, если видели, что противник и так не сумеет парировать удар. Наверняка этим двоим уже не раз доводилось драться бок о бок. Ну точно братья! Гномы одинаково умело орудовали мечами, любое их движение казалось выверенным и доведённым до совершенства. Бесстрашно и яростно они обрушивались на орков, не собираясь уступать численному преимуществу врага. Орки на свою беду подобной слаженностью не обладали, но сражались также неистово.       Гномам приходилось несладко, у них не было времени даже на короткую передышку из-за необходимости постоянно двигаться и уклоняться, усталыми, правда, они не выглядели. Я подметила, как хитро улыбнулся младший гном, когда ушёл от удара палицей, нырнул врагу за спину и, словно дразня, пнул того под зад. Если бы враг успел обернуться, он бы, наверное, ещё и язык высунул. Но враг не успел. С торжествующим воплем, словно чёрный вихрь, на него налетел старший, не дав поквитаться с братом. Битвой оба гнома явно наслаждались.       Скоро стало ясно: орки значительно хуже умеют обращаться с оружием. Одурев от нескончаемых атак, упрямства и бесконечного мельтешения противников, они начали отступать и чаще пропускать удары. Гномы сразу воспользовались их смятением. Новый молниеносный выпад — и клинок пронзил серую плоть; уход, обманный манёвр, ещё взмах — раненный противник покачнулся, наклонился, а потом лысая голова слетела с его плеч. Уворот, парирование, лязг металла, опять блок. Другой орк, вынужденный отбиваться от старшего, понимал, что сейчас, дождавшись удобного момента, на него нападёт и второй гном, он попытался отскочить в сторону и защититься своей секирой, но тот оказался проворнее — сделал подсечку. Орк потерял равновесие и упал. На выручку ему никто не поспешил, и пока остальные старались раскроить черепа гномам, они вонзили в ноги недруга острия мечей. Но вдруг рука младшего гнома дрогнула, он пошатнулся и едва не пропустил удар сверху. Лезвие секиры чуть не коснулось его виска, срезало прядь волос, но сам он, к счастью, успел отскочить. Обрадовавшись, что противник ослаб, один из орков безрассудно кинулся вперёд, явно намереваясь произвести своей булавой смотр чужих кишок, но дорого заплатил за поспешность — брат противника был начеку и первым рубанул по руке слишком рьяного врага, второй же гном почти сразу вогнал меч орку в бедро. Скорее всего, он вообще притворился почти побеждённым, усыпив бдительность неприятеля на миг, необходимый для слаженной совместной атаки.       Я внезапно почувствовала, что опять замерзаю, словно бы в спину вдруг начал дуть промозглый ветер. Но до сих пор я его тут не ощущала. И сейчас ни моя одежда, ни волосы не шевелились, в отличие от травы и крон деревьев. Каждый новый лязг оружия теперь отдавался болью в висках. А ещё мне со страшной силой захотелось выбежать на поляну и присоединиться к битве. Только вот кому оно надо? Гномы и без меня ловко справлялись с орками, да и чем бы я помогла в нынешнем своём состоянии? С большим трудом удалось подавить глупый порыв и не выскочить из укрытия. «Не здесь, не с тобой и не в этом времени», — уговаривала я саму себя. Странное желание быстро сменилось тревожностью. Я была уверена — вот-вот с теми двумя случится беда, но понятия не имела, какая именно, и с чего вообще подобная мысль пришла мне в голову. Может, я действительно попала в прошлое и знала, чем закончится сражение, просто тоже забыла, как и всё остальное, и теперь потихоньку начинаю вспоминать? Или, может, у меня есть дар предсказывать будущее?       Размышления прервала какая-то тень, промелькнувшая между деревьев почти на противоположной стороне поляны. Она заставила временно отвлечься от наблюдения за гномами, но как я ни всматривалась в тёмную чащу, так больше ничего и не увидела. Неужели показалось? Откуда тогда взялись нехорошие предчувствия и почему они не проходят?       Пока я разглядывала кустарники, братья успели расправиться почти со всеми своими врагами. Пятеро орков в неестественных позах, скрючившись, лежало на траве, шестой шатался, словно пьяный, и прижимал левую руку к ране внизу живота. Кровь из раны просачивалась сквозь пальцы, добавляя алые разводы на и без того грязные штаны и сапоги. В правой орк по-прежнему крепко держал палицу и старался попасть ей по гномам. Движения его становились медленнее и слабее с каждым новым замахом, он, наверное, и сам понимал, что вот-вот свалится и больше уже никогда не поднимется, но отчаянно желал напоследок убить хоть одного противника. Однако противники не собирались радовать умирающего и легко блокировали удары. Наконец светловолосый гном выбил у орка оружие, а другой всадил меч ему в ногу.       Как только тот испустил тяжкий вздох и с шумом повалился на землю, я вновь заметила тень, прячущуюся за деревом. Только теперь тень напоминала человеческую фигуру, плотно закутанную в длинный тёмный плащ с надвинутым на глаза капюшоном. Фигура шевельнулась, взметнулись вверх руки, а вместе с ними и лук, который они сжимали, блеснул наконечник стрелы. Я поняла, что сейчас случится, но не сдвинулась с места, только перевела взгляд обратно на гномов. Стрела со свистом рассекла воздух, и сейчас, когда не было слышно лязга металла и воинственных криков, этот свист показался мне самым громким звуком в мире, оглашающим жестокий приговор. Однако братья его не услышали и не повернулись. Перед глазами вновь заплясали языки пламени, а поляна начала стремительно отдаляться. Прежде, чем всё исчезло в огне, я увидела, как падает на колени светловолосый гном. До моих ушей донёсся полный боли истошный вопль, от которого, наверное, птицы в лесу разом взмыли в небо, затем отчаянное: «Фрерин!» Пламя сделалось невыносимо ярким, и я зажмурилась, а когда вновь разлепила веки, то увидела лишь каменные стены круглой залы и горящее на полу солнце. И чаща, и таинственный лучник, и орки, и гномы исчезли. Нарисованный круг по-прежнему судорожно сжимался и разжимался, как диковинный зверь, страдающий от нехватки воздуха. Внутри него беспрестанно вспыхивали маленькие красные огоньки, словно кто-то невидимый стоял там и зажигал крохотные фонарики.       Я отвернулась, устав от этого зрелища, и чуть не столкнулась с воином в серебристых доспехах, едва достающим мне до плеча. Широкий шлем не скрывал его лица, на котором особенно выделялись кустистые рыжие брови, приплюснутый нос и длинная борода. Тоже гном? Незнакомец вдруг издал громкий боевой клич и замахнулся своей секирой, явно собираясь разрубить меня на две части, но прежде, чем я успела отскочить, она прошла сквозь моё тело, не причинив вреда. Позади раздался звон. Теперь из моей груди торчал и меч, воткнутый со спины и столкнувшийся с лезвием секиры. Значит, очередное наваждение. Когда же они закончатся? Надеюсь, раньше, чем удастся вернуть память. Сейчас я ощущала себя мячиком на верёвочке, который дёргают туда-сюда. Вид оружия, беспрепятственно двигающегося во мне, заставил попятиться, судорожно озираясь по сторонам в поисках укрытия, но спрятаться было негде.       Меня занесло на каменистую пустошь, кишащую орками. Лишь кое-где среди них проглядывали серебристые и тёмно-жёлтые ряды низкорослых бородатых воителей. Орки были одеты в тяжёлые доспехи, как гном с топором, или в лёгкую броню, как те шестеро на поляне, и выглядели они точно так же отвратительно и устрашающе. Не носившие шлемы разрисовали лица чёрно-белыми красками и сделались похожими на выкопавшихся из могил покойников, отчего казалось, что сама смерть объявила эту пустошь своими владениями и послала на битву армию мертвецов, желая поскорее заполучить павших и уничтожить ещё живых.       Кто бы ни швырял меня уже в третью иллюзию, сейчас он точно сжалился надо мной. Я почти не слышала чужих стонов, криков, хрипов и лязга металла. Они слились в один далёкий гул. Только зачем я здесь? Так уж необходимо смотреть на то, как два народа убивают друг друга, как гном с отрубленной ногой, перевернувшись на живот и истекая кровью, ползёт за своей секирой, но не успевает её схватить — мощный удар палицей сносит с него шлем и проламывает череп, как орк, у которого вместо лица тёмно-красное месиво, судорожно дёргается, пытаясь вынуть из живота глубоко засевший там меч?       Хватит, надоело! Я подняла глаза на горные хребты, окружающие пустошь. Лучше любоваться красивым пейзажем, чем наблюдать за мучениями умирающих. Моё внимание привлекли огромные приоткрытые врата, вделанные в отвесный склон самой высокой горы, и зияющий проход за ними. Именно оттуда появлялись новые орки. Может, стоит дойти до них? По крайне мере, там меньше сражающихся, меньше раненых, и я смогу спокойно подождать окончания побоища, не вздрагивая ежесекундно от вида топора, метящего мне в грудь, или дубины, опускающейся прямо мне на плечи.       Словно в подтверждение разумности этих доводов, какой-то орк в чёрных доспехах двинулся на меня, однако на сей раз я не испугалась и не отскочила в сторону. Моя правая рука уверенно потянулась к шее. Ведь на шее должен висеть спасительный… амулет? Пальцы коснулись кожи, а потом и ворота рубахи. Нет, ничего там не висело, никаких цепочек, кулонов и прочих украшений. И откуда взялась такая глупая мысль? Орк, конечно, не заметил преграду на своём пути и пробежал сквозь меня.       Сосредоточиться в разгар, пусть и чужой, битвы и попытаться вспомнить хоть что-то, связанное со мной и нательными оберегами, было невозможно, потому я медленно зашагала к вратам, осторожно обходя умерших. Я бы, конечно, и так не наступила на них, но топтаться внутри покойников, пусть и призрачными ногами, казалось отвратительным. От особенно рьяных воинов я тоже старалась держаться подальше, одновременно уворачиваясь от то там, то тут мелькающих лезвий мечей и секир. Непроизвольно я ещё и всматривалась в лица всех гномов, на которых случайно натыкалась взглядом. Вдруг увижу кого-то знакомого по прошлым наваждениям? Не просто так ведь происходящее связано именно с представителями этой расы. Однако чем больше я приближалась к воротам, тем меньше низкорослых воителей мне попадалось. Гномы тоже отчаянно пытались прорваться к проходу в горе, но орки не давали им этого сделать, они наступали отовсюду и, глумливо скалясь, безжалостно молотили противников палицами и булавами, пронзали мечами, рубили топорами. Гномы доблестно и храбро сражались, но их было слишком мало. Орки чёрной лавиной обрушивались на и без того поредевшие шеренги врагов, сметая всё на своём пути.       Моё внимание привлёк высокий, даже по меркам своих немаленьких соплеменников, орк. Чёрная броня обхватывала его широкую грудь, повторяя изгибы мощного тела, на оголённых руках бугрились мышцы и вздувались вены, бледное лицо рассекало множество тонких шрамов, похожих на следы от когтей огромного животного. Орк размахивал внушительным топором с несколькими лезвиями так, словно бы тот ничего не весил. Гномы, отважившиеся атаковать гиганта, отлетали от него как тряпичные куклы. Всего лишь один удар валил с ног и отбрасывал облачённых в латы и совсем не тощих воинов. Ужасное оружие прорезало шлемы и доспехи, оставляя на них глубокие вмятины. Ну и силища! Засмотревшись, я остановилась, совершенно позабыв о желании поскорее дойти до края пустоши. Уже со странным безразличием привыкшего к подобной бойне зрителя я наблюдала, как кровь хлестала из прорех в броне, ручейками стекала по лицам и волосам из ран на голове, заливая лбы, щёки и бороды гномов. Необычный орк бился недалеко от того места, где я находилась, потому мне были хорошо видны и он сам, и жертвы его топора. Бледная громадина медленно, но уверенно пробиралась в мою сторону. На лице этого орка ни разу не мелькнуло и тени торжества, наслаждения или радости от победы, а губы не растягивались в глумливую усмешку. Спокойно и невозмутимо он просто шёл, без всяких эмоций сокрушая нападавших. Однако взглядом он постоянно окидывал пустошь, задерживаясь на гномах, сражавшихся с другими орками, будто ища кого-то. Я на всякий случай отодвинулась — не хотелось, чтобы гигант проходил сквозь меня. Но орк вдруг сам остановился, уставившись куда-то вбок. Я проследила за направлением его взгляда и заметила гнома с длинной седой бородой и в шлеме, увенчанном массивной короной с чёрно-золотыми зубцами. Гном был вооружён круглым щитом и секирой, которую он как раз вогнал в грудь орка с разрисованным черепом. Покончив с врагом, король поднял голову и тоже увидел бледного гиганта. На мгновение он замер с исказившимся от гнева лицом, а потом кинулся к нему.       Орк легко увернулся от атаки, угрожающе выкрикнул какую-то короткую фразу и впервые зловеще оскалился. Может, он как раз и пытался найти вражеского короля? Гном не испугался и не отпрянул. От двух свирепых ударов сверху он успел заслониться щитом, лезвие топора гулко прошлось по металлической поверхности, прозвучав заунывным похоронным набатом. Затем король резко выбросил вперёд руку с секирой, метя ей в живот противника, но на середине замаха внезапно сменил траекторию движения, и секира почти коснулась бока орка, но тот разгадал обманный манёвр и ловко отскочил. Тяжёлые доспехи не позволяли гномьему правителю перемещаться столь же быстро, поэтому ответную атаку ему вновь пришлось блокировать щитом. На сей раз орк вложил в удар больше силы, руки короля дрогнули, он покачнулся, край собственного щита чуть не сбил с него шлем, затем король упал на одно колено, голова его дёрнулась и откинулась назад, а шлем всё-таки слетел на землю. Воспользовавшись замешательством врага, бледный гигант молниеносно рубанул по незащищённой шее. Обезглавленное тело рухнуло на землю. Он проворно схватил голову за длинные волосы и поднял над собой, торжественно проорав незнакомое слово, которое тут же с воплями подхватили и остальные орки.       Я совсем близко увидела лицо короля, покрытое множеством морщин: облепленные тёмно-красной коркой щёки, рассечённый глубокой раной приплюснутый нос и широко распахнутые безжизненные глаза светло-голубого цвета. Я не могла перестать в них смотреть. Короткая битва произошла рядом со мной, и теперь у меня создалось впечатление, будто бы бледный орк именно мне хвастается своим кошмарным победным трофеем.       Но он вдруг мстительно ухмыльнулся, обнажив ряд белых острых клыков, размахнулся и небрежно, как мяч, отшвырнул голову. Она сразу покатилась по небольшому каменистому уклону. Спутанные волосы обмотались вокруг неё серебристым клубком, словно желая спасти от новых повреждений и не дать застывшим в немой ярости глазам более наблюдать издевательства над королевскими останками. Вскоре я потеряла её из виду, вновь перевела взгляд на орка и тут заметила стоящую позади него фигуру, закутанную в чёрный плащ. Из-под плаща высунулась тонкая рука в перчатке, сжимающая лук. Неужели это тот самый стрелок, прятавшийся за деревом в предыдущем наваждении и стрелявший в гнома?       Неожиданно громкий вопль позади меня прервал размышления и заглушил все остальные звуки. Он пронёсся над пустошью, наполненный отчаянием и безысходностью, заставив сжаться сердце от жалости. Я обернулась и увидела уже знакомого гнома с чёрными волосами, облачённого в длинную кольчугу, без шлема — наверное, потерял в бою, с запылённым, исказившимся от ярости лицом, на котором только и выделялись неправдоподобно яркие голубые глаз. Диким взглядом он смотрел вперёд, туда, где стоял бледный орк, и порывался броситься на него, но другой гном не давал ему этого сделать. Могучей рукой в латной рукавице он упёрся в грудь товарища, удерживая того на месте, и что-то говорил. Вдруг словно бы вся ярость разом покинула грозного черноволосого гнома, он сразу сник и перестал сопротивляться. Выражение лица сменилось на скорбно-отчаянное. Второй гном, удовлетворившись такой реакцией на свои слова, быстро коснулся лбом, почти скрытым под шлемом, голого лба друга, потом оттеснил его ещё немного назад, перехватил поудобнее топор и с воинственным кличем ринулся на убийцу короля.       Я повернулась обратно к орку. Тот совершенно спокойно наблюдал за происходящим и, казалось, получал огромное удовольствие. Он не нападал, ждал, когда новый противник сам подбежит к нему и атакует. Загадочная фигура, по-прежнему маячившая позади гиганта, подняла лук и оттянула тетиву. На миг мне почудилось, будто мы вернулись к предыдущей битве на поляне, но нет, пустошь и бьющиеся друг с другом армии никуда не исчезли. Позабыв о гномах, я ринулась к фигуре, страстно желая узнать, кто скрывается под плащом. Последним, что я увидела, был блеснувший серебром наконечник стрелы, направленный прямо на меня, а потом всё исчезло до того, как я успела приблизиться к неизвестному стрелку и заглянуть под капюшон.       Голова закружилась, перед глазами медленно поплыли расплывающиеся тёмные пятна, которые вскоре превратились в небольшую комнату. На деревянных стенах висели портреты каких-то мужчин и женщин с кудрявыми волосами и красочные пейзажи цветочного луга, озера с кувшинками, по берегам которого росла высокая трава, и густого леса, освещённого ярким солнцем. Многочисленные миниатюрные полки были заставлены чашками, заварочным чайником, вазочками, закупоренными горшочками, книгами с потрёпанными обложками и прочими мелкими предметами быта, создающими уют. Пол устилал пушистый светлый ковёр, у дальней стены тихо потрескивал поленьями камин. Рядом с ним стояли два широких кресла. В одном расположилась худая девушка, одетая в чёрные штаны, плотную белую рубаху и светло-коричневый жилет, а второе занимал длиннобородый старец в длинном сером балахоне и неспешно раскуривал трубку.       Очередное наваждение! На сей раз я даже не попала в залу с солнцем! Интересно, если я просто лягу где-нибудь, заткну руками уши и не буду ни на что смотреть, видения прекратятся? Кто все эти люди и гномы? Зачем мне их показывают без перерыва? Вдруг действительно нужно вернуть память, чтобы избавиться от сменяющихся сцен битв и разговоров на чужом языке?       — Ты злишься и планируешь отказаться от участия в походе, — неожиданно произнёс старик.       — Любой разозлится, если к нему на рассвете внезапно заявится настырный волшебник и сообщит, что без разрешения пригласил в его дом толпу прожорливых незнакомцев. Ты никогда не считаешься с чужим мнением. Это, знаешь ли, не располагает к дружеским чувствам. Я ведь сразу сказала тебе «нет», но ты не послушал и привёл банду гномов… — раздражённо ответила девушка. Она выглядела одновременно разозлённой и печальной.       Ну хоть речь этой парочки я понимала. Ладно, в последний раз попробую внимательно понаблюдать за происходящим. По крайне мере здесь мирная обстановка, никто не сражается и не отрубает головы. Но если после меня опять заставят любоваться на кровавые распри между гномами и орками, точно улягусь прямо на том месте, где появлюсь, и закрою глаза. Пусть даже там будет наступать конец света.       Я приблизилась к камину.       — Никакую не банду. Почти все они очень приличные благородные гномы знатного происхождения, — улыбаясь, возразил старик.       Однако от оценочно-холодного взгляда, которым он смерил девушку, мне самой захотелось немедленно покинуть комнату, вмиг переставшую казаться безопасным убежищем. Девушка, задумчиво смотревшая на огонь, его пронзительного взора не заметила, потому и никак не отреагировала. Но я не убежала. Не могла себя заставить уйти. Что-то в ней было до боли знакомое и родное. Более знакомое, чем в высоком черноволосом гноме. И длинная тёмная коса, небрежно перекинутая через плечо, и растрёпанная неровная чёлка, почти закрывающая один глаз, и глаза, странного серо-зелёного цвета, и изломанные густые брови.       Поленья в камине вдруг вспыхнули голубым пламенем.       — Свет — это горящая тьма, тьма — потушенный свет, в них нет никакого различия, — проговорила девушка каким-то чужим голосом и взглянула прямо на меня. И я знала — она действительно меня видит. А ещё я поняла, что смотрю на собственное отражение, ведь она — это я!       — Ты не принимаешь новый мир таким, какой он есть, вот тебе и плохо здесь. Мир капризен и изменчив, он жаждет внимания, как избалованная девица, и коли ты не восторгаешься им, прячешься и отворачиваешься, он отвечает тебе тем же, — назидательно добавил старец, тоже обращаясь ко мне.       — Тебе не место в отряде Торина Дубощита! Ты его погибель. Ты не можешь никого спасти, ты способна принести только смерть и разрушение своей ненавистью, — продолжила другая я.       Я не могла ни пошевелиться, ни ответить, каждое новое слово звучало громче предыдущего и вбивалось в сознание словно гвоздь. Вся моя сила уходила на то, чтобы удержаться на ногах и не рухнуть от давления хора нестройных голосов, которые теперь звучали отовсюду.       — Почему ты здесь? Кого ты спасаешь на самом деле?       — Оставь их в покое, пусть они спят беспробудным сном, пока не придёт им время проснуться…       — Твои чувства давно перестали быть подлинными, ты сама себя обманываешь. А знаешь, зачем? Ты боишься своего истинного «я» и прячешься в иллюзиях, ведь настоящая ты просто завидуешь Королю-Под-Горой и не хочешь помогать ему возвращать дом. Если он одолеет дракона, ты будешь выглядеть рядом с ним ещё более беспомощной и одинокой, чем сейчас.       — Ты заплатила цену не за самое сокровенное желание, выбрала то, что не хотела выбирать, поэтому теперь так мечешься и страшишься. Для чего продолжать существовать? Ты желала конца, а получила начало. Ты думала о разрушении, когда пыталась спасти. Ты ненавидела, рассуждая о любви. Но сделку разорвать невозможно. Хаос и небытие — вот твои тайные стремления, в которых ты не смеешь признаться и себе.       Казалось, даже мебель восстала против моего пребывания в комнате и кричала из всех углов разнообразными грубыми, писклявыми и насмешливыми голосами. Виски пронзила острая боль. Ещё немного и у меня, наверное, полопаются сосуды и барабанные перепонки. Однако ужаса из-за неумолимо надвигающейся смерти испытывать не получалось, только досаду — умру, так ничего и не вспомнив о своём прошлом, кроме собственной внешности. Предостережения про короля, гору, дракона, хаос и одиночество остались просто бессвязными фразами, вызывавшими одно недоумение.       И вдруг я почувствовала, что исчезаю. Не умираю, а именно уношусь отсюда в какое-то другое место. Мне уже было безразлично, в какое, лишь бы в тихое и, желательно, безлюдное и не заколдованное.       Тут из кресла моей копии вылезли тонкие серебряные и голубые нити и туго обмотали её руки и ноги, прорвав одежду. Из прорех немедленно засочилась кровь. Другая я словно этого и не заметила, она по-прежнему спокойно сидела, даже не шелохнувшись, и пристально смотрела на меня. Но стоило первой красной капле упасть на ковёр, и пол подо мной запульсировал, а ступни обдало жаром. Исчезать я перестала, голоса смолкли. Кровь уже сочилась не вниз, а вверх, она попала и на нити и теперь медленно текла по ним бордовыми ручьями. Желудок от этого неестественного зрелища мучительно сжался, во рту появился привкус горькой травы, и меня вырвало чем-то почти бесцветным. Головная боль мгновенно прошла, перед глазами, как наяву, возникло укоряющее лицо Торина Дубощита, словно бы недовольного тем, что гномы до сих пор не разбужены, за ним замаячили бледные призраки остальных участников отряда и Гэндальфа, размытые тени, вскоре обратившиеся в Милису, Лой и хозяйку Йеннэ, протягивающую кубок с волшебным напитком. Не было никакого озарения и вспышек молний, просто все воспоминания вдруг разом ко мне вернулись. Я знала, кто я и зачем я здесь. С трудом верилось, что всего минуту назад я безуспешно старалась угадать собственное имя.       Фарфоровый сервиз на каминной полке пронзительно задребезжал, не дав насладиться долгожданным моментом. Комната начала медленно исчезать, поверх деревянных стен, увешанных портретами и пейзажами, проступили голые, каменные, ковёр принял очертания оранжевого круга, кресло, где сидела другая Селена, вытянулось, потемнело и превратилось в саркофаг, на крышке которого лежал Король-Под-Горой. Камин, Гэндальф и полки тоже пропали, а на их месте возникли новые саркофаги со спящими гномами.       Вот я и вернулась туда, откуда началось это путешествие по миру неживых и немёртвых.       Воздух над нами внезапно зашипел змеёй, загудел, расплескался густой молочной пеной и обжёг меня холодным влажным дыханием. Я отскочила от Дубощита и потянулась к веерам, обёрнутым в ткань и привязанным к поясу. Однако знакомая острая боль пронзила ладонь, стоило только дотронуться до ножен. Значит, заклинание хозяйки курганов по-прежнему работает, и она не собирается позволять мне сражаться здесь. Неестественный туман серой рваной массой воспарил над телами моих заколдованных спутников, он плавно колыхался, увеличивался в размерах, опять уменьшался, менял очертания, словно сам не мог решить, чем ему в итоге нужно обратиться; он то сплетался в покосившееся птичье гнездо с торчащими во все стороны ветками, то проносился по воздуху буйным речным потоком, то прогибался на ветру тонким стволом дерева.       Я огляделась в поисках хоть какого-нибудь оружия, вдруг сковано чарами только моё, но рядом с гномами не лежало ни мечей, ни топоров, ни луков. Пелена тем временем превратилась в огромную серую тучу и воспарила в центре залы надо мной и над спящим отрядом. Из неё начали вылезать бледные ладони с длинными когтистыми пальцами, которые сразу потянулись к головам гномов.       Пройти столько испытаний, противостоять умертвиям, встретиться с хищным цветком, принявшим облик миловидной девушки, испить какой-то отравы, потерять память, скитаясь по чокнутым мирам и чужому прошлому, познакомиться с призраком, с трудом вернуться назад и отдаться на милость обезумевшим злобным духам могильников?! Ну уж нет, не для того я по собственной воле обрекла себя на это опасное приключение!       — Они мои, не дождётесь! — грозно крикнула я ладоням и шагнула к саркофагу с Дубощитом, не обращая внимания на тучу, затем грубо тряхнула короля за плечо, до того, как скрюченные пальцы коснулись его волос. — Давайте, просыпайтесь, ваше величество, вы и так слишком долго отдыхали. Пришла пора и вам немного поработать и спасти ваших подданных.       В тот же миг раздался гром, туча округлилась, налилась чернотой, которую иногда пронзали золотые вспышки. Каждая вспышка сопровождалась новым громовым раскатом. Ладони, словно осенние листья, сжались, истончились, плавно упали на пол и превратились в горстки золы. На меня налетел неизвестно откуда взявшийся ветер, он пронзительно завывал, хлестал по щекам и слепил глаза. Пришлось уцепиться за край крышки саркофага, чтобы не упасть. Вновь ярко заалело солнце под ногами, длинные витые лучи начали поочерёдно зажигаться — одни оранжевым огнём, другие синим. И как только воспламенялся очередной луч, гном, чей саркофаг на нём стоял, шевелился и неуклюже приподнимался.       Дальнейшее плохо отложилось в моей памяти, кажется, я громко и безудержно смеялась до слёз, что-то орала в пустоту разъярившимся духам, стараясь перекричать шум ветра. И когда весь рисунок запылал, воздух вокруг меня тоже вспыхнул синевой. «Интересно, огорчится ли Гэндальф, если проклятые курганы сгорят к варифейрам, и выживет ли Йеннэ без хозяйки? Не тащить же её к горе…», — это были последние мысли, пришедшие в голову, перед тем, как я перестала что-либо видеть.