Два острия есть у меча предназначенья, Меч — обоюдоострый инструмент, Одно — я сам и все мои сомненья, Вторым за мною следом ходит смерть.
Рок-опера «Дорога без возврата» группы ESSE.
Альдмир, кружащийся снег, сугробы — всё исчезло. Я почему-то думала, что окажусь в плотной непроглядной темноте и буду плыть в ней до конца времён, корчась от боли, пока передо мной не появятся врата или сияющая дверь от нового мира, который притянет меня к себе, но никакой черноты я не увидела, только слепящее сочетание зелёного и оранжевого. И боли не было, как не было Альдмира с его флейтой, покрывшей весь Моромнир безупречной белизны, красных маков и руин. Мелодия Забвения больше не ласкала мой слух, даря утешение, воздух же не пах кровью и морозной свежестью. Ладони касались не ледяного пола башни, а чего-то тёплого и почти мягкого. Я чувствовала себя так, словно только-только пробудилась от глубокого сна и не могу сразу сообразить, где нахожусь, где, вообще, кончается грёза и начинается явь. С трудом проморгавшись, я осознала, что сижу на лесной опушке, надо мной светит самое обыкновенное оранжевое солнце, рядом растут деревья, и яркая зелень их крон действительно слепит меня, привыкшую жить в стране вечного льда, а ещё что-то легонько щекочет мою руку. Я потянулась к кулону и только потом посмотрела вниз. По руке медленно полз небольшой коричневый жук. Я аккуратно стряхнула насекомое на землю. Креста, конечно, на шее не висело, и хотя мне заранее было известно, что моё оружие, мой Лэвэдринг не сможет последовать за мной в другой мир, без него я сразу ощутила себя почти обнажённой и беззащитной. И почему тогда исчезла боль, если артефакта тут нет? Я внимательно себя оглядела. Прореха от меча Альдмира тоже исчезла, а вместе с ней пропали и пятна крови. На всякий случай я приподняла кафтан и ощупала то место, куда пришёлся удар. Безупречно гладкая кожа. Даже шрама не осталось. Ну по крайней мере я не умру здесь от потери крови. Хорошо бы, кстати, узнать, где это — здесь? Я завертела головой. Слева от меня располагалось озеро, чья гладь мирно золотилась под солнечными лучами, а зелень вокруг него пестрела цветами. Ни людей, ни каких-либо других разумных существ, если не считать птиц и насекомых, рядом не было. Отлично. Значит, в ближайшее время не придётся ни с кем сражаться. Тогда я решилась встать. Мне без труда удалось подняться на ноги, мышцы не ныли, словно вовсе не я недавно билась с Альдмиром и не я вогнала острие меча ему в плечо. Несколько сладостных мгновений я с облегчением думала, что гибнущий мир, упавшая от усталости Лой и Альдмир, готовый меня убить, мне просто приснились, и я по-прежнему нахожусь в Моромнире, сейчас только вспомню, зачем и куда направляюсь. Но радость быстро сменилась горьким разочарованием — слишком уж тут всё было другое. Воздух слишком спёртым и перенасыщенным запахами тёплой смолы, воды, дерева, земли и сочной травы. По отдельности все запахи казались мне знакомыми, но вместе они сплетались в совершенно чужой странный аромат. То же самое и с чересчур яркими, ослепляющими своей зеленью растениями. Однако что-то ещё тут вызывало во мне смутное беспокойство, почти пугало и отвращало. Только внимательно присмотревшись, я поняла, в чём заключается главное отличие этого места от Моромнира. Деревья и трава здесь росли сами по себе, словно вообще не были связаны друг с другом нитями, который плетёт любой мир, желая удержать в реальности каждый стебелёк, каждую пушинку и пылинку, порождённую им. Я невольно поёжилась. Казалось, абсолютно всё тут давно мертво или даже никогда не жило, а я стою на медленно разлагающемся трупе гигантского древнего чудовища с зелёной шерстью. Но потом пришло осознание, что чудесная способность видеть серебряные переплетения и красные узлы пропала вместе с артефактом, и если они тут есть, я их попросту не замечу. Стало чуточку легче. В остальном раскинувшийся передо мной лес почти не отличался от лиственных лесов Моромнира, да и озеро выглядело совершенно обыкновенно. Надо же… Я усмехнулась своим абсурдным предположениям о том, что попаду в совершенно другой безумный мир, где, например, небо и земля поменяны местами, вода течёт снизу вверх, а на серых облаках прорастает красная трава, которую освещает сразу девять голубых лун. Не помешало бы найти себе какое-нибудь пристанище. Раз уж это место напоминает мой прежний дом, вполне возможно, местные жители подобны мне, и с ними удастся договориться. Однако уходить я не спешила. Я привыкла к тому, что могу увидеть серебряную паутину в любой момент, стоит лишь подумать о ней, и потому чувствовала себя сейчас чуть ли не слепой. Мне хотелось ещё немного осмотреться и смириться с новым ущербным зрением без посторонних. Удивительно. Когда флейта Альдмира прощалась со мной, я верила, что, очутившись в совершенно чужом мире, буду способна только истово желать вернуться обратно или сразу умереть. Мои друзья, моя сила, вся моя жизнь — всё осталось там, за порогом. Но сейчас я почти не испытывала эмоций, мне по-прежнему казалось, я сплю и во сне наблюдаю за приключениями какой-то незнакомки, которая выглядит точь-в-точь как я. И только отсутствие нитей причиняло неудобство. Не знаю, сколько времени я вот так стояла в тени раскидистого дерева и бессмысленно пялилась на озеро, отстранённо наблюдая за игрой света на его ровной поверхности, пока моё одиночество не прервало появление высокой человекоподобной фигуры в сером балахоне, вышедшей из леса с противоположного берега. Несколько мгновений я напряжённо обдумывала, как лучше поступить. Прятаться или убегать глупо, наверняка меня тоже успели заметить. Да и в любом случае рано или поздно придётся ведь столкнуться с обитателями этого мира, так почему бы не прямо сейчас? Может, незнакомый путник вообще пройдёт мимо. Меж тем фигура успела обогнуть озеро и уверенно шла в мою сторону. Я огляделась в поисках какой-нибудь крепкой палки, но, как назло, ничего подходящего поблизости не валялось. Ладно, если он окажется искусным магом или опытным воином, я с ним без своего дара и нормального оружия вряд ли справлюсь, а если нет, то мне хватит и собственных кулаков. Пока я размышляла, фигура приобрела чёткие очертания и превратилась в старика с длинной седой бородой, голову которого украшала смешная остроконечная шляпа. Старик держал в руке посох и выглядел вполне дружелюбно. Похоже, маг. В Моромнире маги в такие одежды одевались только в шутку на праздники-маскарады, но мало ли, какие тут порядки. — Доброе утро, Селена Альфер, вот мы с тобой и встретились, — произнёс старец с улыбкой, остановившись напротив меня. Я едва не поперхнулось воздухом от неожиданности, не зная, чему поражаться больше — тому, что незнакомцу откуда-то известно моё имя, или тому, что говорит он на понятном мне языке. — Той ли, кто провела почти всю свою жизнь в Моромнире, сейчас удивляться моим словам? — укоризненно продолжил старец, вдоволь полюбовавшись на моё вытянутое лицо. — Моромнир буквально стоит на перекрёстке миров, он сам и есть спутанный из них клубок. Артефакты, призванные защищать в нём порядок, нередко почему-то выбирают себе хранителей из иных реальностей. Ты ведь тоже родилась в другом месте, правда? — Просто не думала, что попаду туда, где слышали о Моромнире и общаются на языке Трёх Рас, — прошептала я пересохшими губами. — Так вы умеете перемещаться между мирами, вы бывали в моём и, возможно, подскажете способ, как отменить конец света и… — Нет! — резко перебил меня старец. — Я не могу вернуть тебя назад, тем более вернуть, не погубив твой мир, и не проси. Нельзя так просто взять и отменить волю могущественного артефакта, внезапно решившего уничтожать всё вокруг себя. И никому здесь такое ни под силу. Воин, который потерял контроль над оружием Реймнирвинда и позволил древней магии вырваться наружу, либо сразу умирает, либо успевает добровольно отказаться от дара и покинуть Моромнир, чтобы не разрушить его. Пока ты не там — спит и сила, способная в одно мгновение разнести на части целую вселенную. Твоё возвращение ознаменует конец всего. Разве Милиса не рассказала тебе этого? Кажется он говорил что-то ещё, но я уже не слышала. Милиса… наставница, заменившая мать, самый лучший воин на свете, королева, бесследно исчезнувшая… Окружающее пространство заслонило услужливо вызванное из памяти лицо, обрамлённое тёмно-красными волосами, на котором всегда выделялись синие мерцающие, почти как звёзды на рукояти клинка Альдмира, глаза. Я с трудом подавила желание тут же вцепиться в рукав старца. — Вы знаете её? Знаете, где она сейчас? Старец отвёл назад руку, сжимающую посох, чьих витиеватых выступов едва не касался мой лоб. И когда я успела подойти к незнакомцу так близко? Он лишь печально вздохнул: — Последний раз я видел Милису много лет назад, когда ты была ещё ребёнком, и с тех пор ничего о ней не слышал. Разочарование, слишком горькое, чтобы можно было передать его словами, затопило всю меня, без остатка. — А я вот вообще не слышала о тебе. Хотя бы назовись, — попросила я, тоже перейдя на «ты». — Такие беседы лучше вести, удобно устроившись где-нибудь на берегу, попыхивая трубкой и радуясь тёплому дню. Ты куришь? — не дожидаясь ответа, старец развернулся и неспешно направился к озеру. — Иногда. Я осторожно последовала за ним, оглядываясь по сторонам. Какое-то большое жёлтое насекомое пролетело мимо, едва не врезавшись в мой нос. Солнце приятно грело голову, но не припекало, у воды дул слабый ветерок. Словно бы желая меня подбодрить, он приятно холодил щёки и лоб. Старец опустился на траву и аккуратно положил посох перед собой. Если бы я резко наклонилась, то, наверное, успела бы схватить его, но я не собиралась отбирать чужое магическое оружие, не зная, как оно работает и реагирует на внезапную смену владельца. По крайней мере, пока не собиралась. Потому я просто уселась неподалёку. Совсем вплотную пододвигаться к незнакомцу мне не хотелось, но и орать друг другу с разных концов озера было бы неудобно. — У меня много имён, но люди обычно называют меня Гэндальфом Серым, — сказал старец, извлекая из небольшого мешка, привязанного к поясу, трубку. В горле сразу защекотало. И я бы не отказалась сейчас закурить, но просить трубку у едва знакомого мага я, конечно, не стала. Мало ли, какой табак предпочитают местные. Вдруг дрянь редкостную? Чтобы отвлечься от несвоевременных желаний, я ещё раз осмотрела собеседника. Имя я и правда слышала впервые, однако старцу оно очень шло. — В этом мире живут только люди? — Не только, — Гэндальф достал совсем маленький мешочек и начал набивать трубку его содержимым. — Есть ещё гномы, эльфы и хоббиты, но их гораздо меньше, чем людей. Эльфы… гномы… Что-то знакомое, в каких-то древних книгах из библиотеки Милисы о них, кажется, упоминалось. Но ничего конкретного сейчас вспомнить не получалось. — Здесь есть… — я на мгновение замялась, — другие, такие же, как я? — Нет, — Гэндальф обвёл взглядом окружающие нас деревья. — Наш мир очень отличается от Моромнира, он не призывает сюда существ из других реальностей. У нас куда меньше той магии, к какой ты привыкла, и куда меньше магов. Я нахмурилась. Гэндальф говорил очень противоречивые вещи. — Как тогда я тут очутилась? — Когда Милиса рассказывала о тебе, она упомянула, что тебя своей хозяйкой избрал Лэвэдринг — самый могущественный и опасный артефакт. Она боялась, ты когда-нибудь утратишь над ним контроль. «Ах, вот так!» — мысленно воскликнула я, глубоко уязвлённая его словами. Противно было слушать, что Милиса обсуждала меня с каким-то стариком в запылённом сером балахоне и в нелепой шляпе, а ещё противнее было внезапно возникшее ощущение беспомощности. Он-то, видимо, знал обо мне и Моромнире вообще всё, а я о нём ничего. Однако я крепко стиснула зубы и промолчала. — И тогда я предложил Милисе заранее привязать тебя к этому миру, дабы, если её опасения окажутся не напрасными, ты не погибла, а точно успела перенестись сюда, — невозмутимо продолжал Гэндальф, раскуривая трубку. В ноздри проник знакомый горьковатый запах. — И потому ты можешь общаться на нашем всеобщем языке, именно на нём у нас говорят люди. — С чего вдруг тебе понадобилось помогать человеку, которого ты даже никогда не видел, и тащить сюда непонятно кого? — я жадно вглядывалась в его лицо, надеясь, найти на нём ответ. Маг дружелюбно, даже довольно смотрел на меня, словно мы старые приятели, случайно встретившиеся после долгих лет разлуки. — Я решил, ты сможешь обрести здесь новый дом и найти своё счастье, если потеряешь всё это в Моромнире. — Как ты мог решить нечто подобные? Ты ведь совсем меня не знаешь, — сдерживаться становилось труднее. Маг мне не нравился, и я ему не доверяла. Он явно многое не договаривал. Да и вообще никогда не любила тех, кто без спроса суёт свой нос в чужие дела и с лёгкостью распоряжается судьбами других, даже не удосужившись поинтересоваться у избранных счастливчиков, нужна ли им такая помощь. — Мне было достаточно слов Милисы, — коротко ответил Гэндальф. — И что она говорила обо мне? Как давно вы знакомы? — Хотелось, чтобы история мага оказалось просто бреднями обезумевшего старика, но на безумца, к сожалению, он не походил. — Давно. И Милиса сразу согласилась с моим предложением. Гэндальф замолчал и посмотрел куда-то вбок. Я проследила за его взглядом. Справа от нас рос неприметный белый цветок, на который опустилась бабочка с большими чёрными крыльями, украшенными синими узорами. Невзрачный цветок казался слишком маленьким для неё, но улетать она пока не собиралась. Маг же почти с умилением её рассматривал. Замечательно. Значит, теперь какое-то насекомое занимает его больше, чем я. Но я не собиралась так быстро сдаваться. — Где и как ты познакомился с моей наставницей? — Это длинная история, — вздохнул Гэндальф, выпустил колечко дыма и наконец-то оторвался от созерцания бабочки. — Я как раз никуда не спешу. — Зато я спешу. — Что-то не похоже. Если бы Лэвэдринг всё ещё был при мне, я бы с удовольствием прижала его лезвие к горлу мерзкого мага и не отняла бы, пока он всё нормально не объяснит. Но интуиция подсказывала, что сейчас этот кажущийся милым и безобидным старец гораздо опаснее и сильнее меня. Нет, сперва необходимо больше узнать о нём самом и о месте, в которое я попала, нельзя опрометчиво набрасываться на первых встречных чародеев. — Милиса бывала здесь? — Только один раз во сне и с моей помощью. В Средиземье даже ей так просто не попасть. Ну да, я-то особый случай, меня почти вышвырнул сам Моромнир до того, как я его разрушила. Значит, этот мир называется «Средиземье»? Какое-то слишком простое и неизобретательное название, хотя мне встречались и более ужасные. — А ты как попал в Моромнир? И долго ли у нас… точнее там, — поправилась я, — прожил? Пора привыкать, что Моромнир теперь для меня просто ещё один из множества других миров, действительно расположенный «где-то там». — Тоже не наяву. Я не жил в вашей реальности и дня. — Кто ты? — прямо спросила я, не особо рассчитывая получить внятный ответ. — Раз ты хотя бы во сне умеешь путешествовать между мирами, владеешь заклинанием, привязывающим к ним хранителей артефактов, и знаешь Милису, значит ты не обычный человек, если вообще человек. Ты сказал, тут мало магов и почти нет привычной мне магии. Но ты ведь маг? И, видимо, далеко не последний, по крайней мере по меркам вашего Средиземья. Но Гэндальф ответил сразу, словно только и ждал этого вопроса. — Я один из Истари — посланников великого Эру Илуватара и Валар — создателей нашего мира и всего живого в нём, наших бессменных владык. Однако почти для всех его жителей я просто странствующий маг по имени Гэндальф Серый. — То есть ты посланник богов? — уточнила я. — Вроде того. — И ты вот так запросто мне в этом признаёшься? — удивилась я и, не удержавшись, язвительно добавила: — или Милиса успела заодно рассказала тебе и то, что мне можно доверять такие великие тайны? — Я знаю много важного о тебе и, думаю, будет справедливо, если ты тоже узнаешь нечто важное обо мне, — Гэндальф поправил шляпу и опять ласково улыбнулся. «А ещё я здесь никто, никакой власти над этим местом у меня нет, дара тоже нет, силам чародеев ничего противопоставить не могу, понятия не имею, как устроено Средиземье, кто тут живёт, и делиться полученными сведениями мне попросту не с кем», — добавила я про себя. Даже если я вдруг решу кому-то раскрыть секрет мага, мне вряд ли поверят. Но скорее сам Гэндальф не позволит этого сделать, просто заколдует меня, чтобы молчала. — Милиса… — я сглотнула. Я опасалась наговорить ему лишнего, но выбора нет, нужно спросить. — Милиса давно пропала. — Я понял, что что-то случилось, когда захотел побеседовать с ней два года назад, но не смог связаться, — он сделал глубокую затяжку. — Никто, в том числе и я, не смог её найти. Словно… — я прикусила губу, но потом всё же заставила себя озвучить страшную догадку. — Словно бы она умерла, или её никогда не существовало в Моромнире. Никаких следов. Всё произошло так внезапно… Я изъездила весь мир в надежде напасть на след, обнаружить хоть какую-то подсказку, но бродить по чужим реальностям я не умею, даже во снах. Гэндальф печально вздохнул и прикрыл глаза: — Я догадываюсь, к чему ты клонишь. Где сейчас находится Милиса, я не ведаю. У меня нет ни умений, ни знаний, позволяющих отыскивать существ из других миров. Всё, что было в моих силах, я сделал — попытался увидеть её во сне. После слов мага зелень трав и крон деревьев стала казаться ещё невыносимее, а от запахов табака и воды начало слегка подташнивать. — А кто-то другой здесь владеет такими знаниями и умениями? Твои боги, которым ты служишь, могут помочь? — я еле поборола искушение раздавить очередного жука, ползущего по рукаву моего кафтана. — Они пребывают в Чертогах Безвременья. Это слишком далеко отсюда, — покачал головой Гэндальф и, взглянув на меня, добавил: — Только души благородных людей, рождённых в Средиземье, отправляются в те Чертоги после смерти. Остальным туда хода нет. Я почувствовала, как во мне зарождается не просто раздражение, а ненависть к магу, посмевшему вершить мою судьбу, привязав к какой-то дурацкой реальности. Да, возможно, он меня спас, возможно, без его заклинания я бы никуда не перенеслась, а просто умерла бы от раны, нанесённой Альдмиром, но сейчас, зная, что именно из-за Гэндальфа я попала в мир, где нет Милисы и тех, кто способен её отыскать или подсказать, как вернуться домой, не разрушив Моромнир, я не могла испытывать благодарности. Вдруг, если бы не Гэндальф, я бы попала туда, где о магии и древнем, наделённом сознанием оружии, которое заключает договор с избранным воителем, известно даже больше, чем в моём мире? Была ли я справедлива к тому, кто не дал мне погибнуть? Конечно, нет. Однако думать о справедливости и укорять себя за неподобающее отношение к спасителю совсем не получалось. — Владыкам ведомо всё, что творится здесь. Но Моромнир они не создавали и не имеют над ним власти, потому они тоже не смогут помочь тебе. И никто не сможет. Забудь о своих поисках и попытайся начать новую жизнь. Милиса бы не хотела, чтобы ты до конца дней страдала по ней. — Ты так говоришь, словно она мертва. Гладь озера продолжала безмятежно переливаться всеми оттенками позолоты и серебра. Почему бы не распрощаться с Гэндальфом и не упокоиться где-нибудь на дне? Не самая худшая смерть и не самая плохая могила. Я была готова умереть ещё в башне, когда билась с Альдмиром. Я выбрала жизнь только потому, что во мне теплилась надежда отыскать в другом мире наставницу или способ обуздать артефакт. Когда Альдмир заиграл на флейте, у меня не получилось поверить, что я прощаюсь с Моромниром навсегда. Если бы поверила, то прямо там, на ледяном полу, и сдохла бы от тоски и сожаления. Но я была убеждена — перемещение — это не конец. Не конец для приключений, путешествий и битв. Вот только зачем они там, где ты слаб и беспомощен без своей чудесной силы, где некого любить, не за кого бороться и нечего защищать? Я не привыкну к месту без магии, нитей и узлов, без упоительного ощущения связи со всем сущим, с самим миром, который словно бы каждый день тебе ласково шепчет: «Я рад, что ты есть, и я люблю тебя не меньше, чем ты меня». — Согласись, Милиса не похожа на самоубийцу или на того, кто легко позволит себя убить. Она никогда не сдавалась и всегда боролась до последнего. Я думал, её ученица окажется такой же, и, честно говоря, разочарован тем, как быстро ты опустила руки. Но пока ты полностью не погрузилась в болото отчаяния и не увязла в жалости к себе, я хочу тебе кое-что отдать, — произнёс маг, таким осуждающим тоном, словно успел прочитать мои мысли. Хотя, может, он действительно умел их читать. Однако это меня сейчас совершенно не волновало, как не волновало и мнение Гэндальфа обо мне. — Спасибо, но, пожалуй, обойдусь без подарков. Уверена, у вас тут найдутся люди… или нелюди достойнее, чем я, и больше моего нуждающиеся в твоей милости и твоём внимании. — Достойнее, безусловно, найдутся, — не стал спорить маг, — однако про нуждающихся не уверен. Милиса просила создать здесь одну вещь именно для тебя, кому-то другому она вряд ли подойдёт. Меня будто швырнули на самую середину озера, сразу на дно во тьму, где ледяная вода мгновенно сковывает мышцы, проникает в нос и рот, заполняет лёгкие, не давая дышать и выбраться на поверхность к слепящему солнечному свету. Но даже там я упрямо старалась обрести контроль над собственным телом, пошевелить пальцами и набрать в грудь воздуха, хотя набирать на такой глубине нечего и неоткуда. Я, как никогда ясно, понимала, что борюсь с неизбежным, со стихией, которая многократно сильнее меня, и сколько бы я ни трепыхалась, она победит, возьмёт спокойной уверенностью и бесконечностью своего бытия, расплющит о песок и камни одним лишь осознанием того, что она вообще существует. Я считала вдохи и выдохи, слабо удивляясь самой возможности дышать. — Ну-ну, — словно бы издалека донёсся сочувствующий голос Гэндальфа. — Не стоит уж так-то переживать. Мир на твои плечи не рухнул, земля и небо не поменялись местами, а подарок хороший, тебе понравится. — А по моим ощущениям именно рухнул, и не на плечи, а на голову и поглотил меня всю, без остатка, — в ушах шумело, запах воды сделался совсем непереносимым, и я опять словно бы со стороны наблюдала, как другая я открывает рот и произносит слова. — Едва успев перенестись из Моромнира в Средиземье, я встретила тебя, и теперь мы сидим тут, на берегу озера, и ты мне преспокойно рассказываешь о том, как посещал Моромнир во сне, общался с моей наставницей, которую я безуспешно искала несколько лет, и с её согласия привязал меня к этой реальности, и, словно этого мало для уничтожения моей личной вселенной, потом ещё будничным тоном заявляешь, что Милиса оставила мне здесь подарок… вот так взяла и оставила перед своим исчезновением. — Не оставила, а попросила сделать, — поправил Гэндальф. — Милиса не могла попасть в Средиземье и не могла ничего передать тебе через меня. Я понимаю, в каком смятении ты сейчас пребываешь, какие чувства испытываешь, понимаю, как ты удивлена, опечалена и напугана, как тоскуешь по дому и друзьям, не понимаю только одного. Почему ты ни капли не рада своему чудесному спасению? Ты выжила, а это ведь самое главное, тебе не пришлось жертвовать собой ради благополучия Моромнира и всех его обитателей, ты очутилась в мире, где живут такие же люди, как и ты, и другие разумные светлые создания, с которыми всегда можно найти общий язык. Здесь ты вольна делать, что пожелаешь — продолжать путешествовать или обзавестись хозяйством и осесть на одном месте. Далеко не все реальности пригодны для существования в них человека. Ну, раз он спрашивает, значит мысли читать не умеет. — Какая разница? В любом случае я отсюда никуда не денусь, — откровенничать перед малознакомым магом? Нет уж, спасибо. — Чем скорее ты осознаешь мою правоту, тем проще тебе будет смириться с попаданием в Средиземье и найти поводы для радости в своём нынешнем положении, а они есть, и их немало. В жалости к себе и отчаянии увязнуть действительно легко. Но это путь в никуда, в пропасть. Неужели ученица Милисы, избранная Лэвэдрингом, бывшая защитница Моромнира согласна на такой бесславный конец? — сурово спросил Гэндальф. На его лице явственно читалось осуждение. Да уж, хороша защитница, чуть мир не сгубила! — Всё, о чём ты говоришь, осталось в прошлом. Я уже словно и не я: без дара, без силы и без призвания. Я не справилась с ответственностью, возложенной на меня, и только это сейчас имеет значение. А бесславный конец… да какая разница, героический, не героический, достойный или не достойный? Конец наступил тогда, когда я потерпела поражение в Моромнире, и настоящая Селена сгинула ещё там, а тут с тобой сидит лишь моя жалкая копия, она злится, тоскует, недоумевает, ещё надеется на чудо, совсем как настоящий человек, но радоваться твоим словам она не может. Даже если ты продолжишь распекать меня и доказывать, что мне повезло, что ваше Средиземье замечательное, и я отлично здесь приживусь, ничего не изменится. Я слышу твои слова, понимаю их смысл, даже соглашаюсь с ними, но они не трогают и не воодушевляют. Я надеялась, после этой речи Гэндальф прекратит безуспешные попытки устыдить и взбодрить меня и просто уйдёт или хотя бы оставит в покое. Я не знала, что именно ему было нужно, но не верила в бескорыстие почти незнакомого мага, которого вдруг озаботила судьба какой-то иномирной девицы, пострадавшей по собственной глупости. Слишком уж рьяно он уговаривал отринуть прошлое и начать здесь новую жизнь. Пусть сразу осознает — я совершенно бесполезна, рассчитывать на меня нельзя, и теперь хоть убивает за это со злости. Гэндальф долгое время молча смотрел на меня с задумчивым видом, потом хмыкнул и выпустил изо рта очередное колечко пара, превратившееся вдруг в бабочку с большими крыльями. — Да, — спокойно ответил маг, — нельзя помочь тому, кто не умеет принимать помощь, нельзя утешить того, кто не готов к утешению, нельзя вернуть веру в собственные силы человеку, которому проще убежать от себя и отгородиться от мира, чем достойно принять поражение и идти дальше. Надо же, как вы с ним похожи в некоторых вещах. — Последнюю фразу он произнёс совсем тихо, словно бы ни к кому и не обращаясь, но я услышала. — С кем? — зачем-то спросила я, уже не вдумываясь в смысл его слов. — С одним моим другом. С ним тоже когда-то случилось большое несчастье. Неважно, — отмахнулся Гэндальф. — Сейчас ты должна получить дар Милисы. Я выжидающе уставилась на мага. Я не знала, что такого важного и полезного могла попросить сделать Милиса, и не хотела судорожно перебирать в уме варианты. Понятно ведь — не устройство, позволяющее вернуться в прошлое или путешествовать между мирами и обуздывать могущественные артефакты. — Эта вещь находится в центре озера, — невозмутимо сказал Гэндальф. — Тебе придётся доплыть дотуда. Сперва я подумала, он просто издевается и мстит мне за то, что я не прониклась его воспитательными речами, но на лице мага не отображалось ни злости, ни раздражения, ни мрачного торжества, только безмятежное спокойствие. А может, Гэндальф действительно решил избавиться от меня и теперь умело притворяется? Да и вообще, не врал ли он мне с самого начала? Мало ли, откуда он узнал про Моромнир, Милису и мою связь с Лэвэдрингом? Наставница никогда даже не намекала на подарок, дожидающийся моего прибытия в каком-то там Средиземье, не рассказывала про старика, умеющего привязывать хранителей к другим реальностям, и не предупреждала о попадании сюда. Конечно, Милиса всегда была скрытной, но действительно важные вещи, тем более касающиеся меня, она обычно не утаивала. Как же хотелось верить, что Гэндальф бессовестно соврал обо всём: об отсутствии привычной моромнирской магии, о невозможности покинуть этот мир или попробовать отыскать Милису. Но интуиция твердила — он предельно честно отвечал на мои вопросы и откровенничал ровно настолько, насколько мог себе позволить в компании почти незнакомой женщины. Кое о чём Гэндальф, понятно дело, предпочёл умолчать, однако я всем своим существом, кожей, кончиками пальцев чувствовала, как сильно Средиземье отличается от места, которое я привыкла называть домом. Окружающее пространство было слишком ярким, но в то же время серым и унылым, воздух — спёртым, перенасыщенным и почти заставляющим задыхаться от его нехватки, насекомые, цветы, трава, деревья, даже Гэндальф без серебряных нитей казались какими-то ненастоящими, словно вырезанными из бумаги, недоделанными, наспех созданными грубыми штрихами неизвестным художником, в чей альбом с набросками я случайно заглянула. И я тоже на их фоне чувствовала себя ущербной, осиротевшей и беспомощной, будто бы Средиземье успело заразить меня какой-то страшной, стремительно распространяющейся по телу болезнью. Хотелось вскочить и заорать: «Нарисуй же скорее нормальную картину, добавь красок и жизни на холст, либо сотри всё, чтобы я не мучилась». Именно вот так и должна ощущаться реальность, в которой нет магии — чем-то средним между мёртвым и ещё не родившимся миром, именно настолько плохо должно быть тем, кто вынужден учиться в ней существовать. И я действительно поднялась на ноги и внимательно осмотрела по-прежнему ровную гладь озера, почти маняще переливающуюся теперь не золотом, а серебром. На мгновение мне даже показалось, что в воде отражаются знакомые узлы и нити, но, как я ни старалась, ничего, кроме голубого неба и большого облака, укрывшего солнце, разглядеть не смогла. — Перед тобой самое обыкновенное озеро, никакие чудовища в нём не водятся, не бойся. Тебе всего лишь нужно доплыть до его середины. Ты же умеешь плавать? — то ли утвердительно, то ли вопросительно молвил Гэндальф, которому, наверное, надоело сидеть в тишине и наблюдать, как я пялюсь вдаль. — Неужели? — Я недоверчиво хмыкнула. — Этот таинственный подарок внезапно появится передо мной, когда я окажусь в нужном месте, поднимется со дна, или мне ещё придётся нырять за ним? — Увидишь, когда доплывёшь, — ответил маг, явно и секунды не сомневавшийся, что я полезу в воду. И я полезла. Терять мне особо нечего, а если продолжу топтаться на берегу или просто развернусь и уйду, то потом до конца своих дней буду мучиться вопросом, какую вещь могла оставить мне в Средиземье Милиса, и не опасно ли той вещи и дальше храниться здесь. Вода оказалась менее тёплой, чем я думала, но недостаточно холодной, чтобы свести судорогой мышцы. Хоть озеро и было совсем небольшим, плыла я медленно, старалась не сбивать дыхания и прислушиваться к своим ощущением. Впрочем, ничего необычного я не чувствовала. Вода как вода. Купание здесь ничем не отличалось от купания в моромнирских озёрах. Я даже умудрялась наслаждаться этим вынужденным близким знакомством с водоёмом Средиземья. После почти случившегося конца света, после сражения с Альдмиром и перемещения в другой мир, наверное, именно погружение в прохладную воду мне сейчас и требовалось, чтобы окончательно придти в себя и привести в порядок свои мысли. Только кафтан и штаны причиняли некоторое неудобство. Раздеваться я не захотела. И вовсе не потому, что стеснялась Гэндальфа или опасалась, что он украдёт или испортит мою одежду. Просто мало ли, какая опасность на самом деле поджидает меня на середине озера. Идея сражаться голышом с иномирными тварями мне привлекательной не казалась. К тому же кафтан и штаны, сшитые из особой прочной ткани, всегда надёжно защищали моё тело в бою, потому я сняла лишь высокие сапоги, которые бы точно сковывали движения. Середина озера тоже мирно серебрилась под лучами почти выползшего из-за облака солнца, только ветер робко тревожил поверхность воды, вызывая на ней рябь, отчего я начинала ощущать себя духом, заточенным в центре гигантского зачарованного зеркала, отражение в котором вот-вот по велению волшебницы исказится и вместо серебра покажет очертания древнего замка, высокой горы или дремучего леса. Я не видела здесь ни чудовищ, ни хоть чего-то, отдалённо напоминающего подарок Милисы. Проплыв ещё немного вперёд, я оглянулась и посмотрела на Гэндальфа. Он по-прежнему спокойно сидел на берегу и никаких знаков мне оттуда не подавал. А мог бы и подсказать, как искать таинственный предмет, якобы изготовленный по просьбе моей наставницы. Может, действительно стоит нырнуть? Вдруг он где-то на дне. Как только я целиком погрузилась в воду, меня поглотила плотная непроглядная тьма, в которой почему-то получалось свободно дышать. Точнее, я думала, что получалось. Ни холода, ни собственного тела, ни одежды я больше не ощущала, будто сама превратилась в эту тьму. Звуки тоже смолкли. Селены Альфер словно больше не существовало, но при этом она была и продолжала мыслить, не испытывая ни удивления, ни боли, ни страха, ни ярости. Именно так я и представляла себе переход в иной мир, когда лежала раненая на полу в заснеженной башне. Значит, озеро, лес, Гэндальф и наш разговор мне просто приснились, и вот только сейчас начинается настоящее путешествие, и мне, конечно, удастся встретиться с Милисой. И тут звуки вернулись. Я вдруг услышала треск горящих поленьев, звонкий девичий смех, доносившийся откуда-то издалека, тихие напевы лютни и свирелей. Потом и тьма начала рассеиваться, и я увидела Альдмира, сидящего у костра. Одна нога его была небрежно вытянута, другая согнута в колене, он подбрасывал в огонь мелкие веточки, а его разноцветные глаза, в которых плясало оранжевое пламя, смотрели прямо на меня. — Ты не такая, как прочие хранители, у тебя не получится просто сбежать отсюда, уповая на случай или милость нашего мира. И уж тем более не получится вернуться обратно. — Говорил он нарочито равнодушно, но я знала, что скрывается за этим показным равнодушием, так как помнила этот наш давний разговор. — У Майэфф получилось, — ответила я из прошлого. Я из настоящего молчала. Себя я видеть не могла, так как смотрела на происходящее глазами той, другой Селены, сидящей напротив Альдмира, и заворожено наблюдала за размытыми очертаниями сосен за его спиной, которые, раскинув ветви, словно руки, будто бы готовились выпрыгнуть на нас из ночного мрака. Пламя от чужих костров, мелькающее между ними, казалось магическими вспышками, что срывались с их игольчатых пальцев. — История Майэфф не более, чем миф, красивая сказка для хранителей. Любому живому существу нужна надежда, даже если она в конечном итоге всех и погубит. — Ты не можешь этого знать. В те времена, когда предположительно жила Майэфф, тебя самого не было на свете, — я вновь услышала свой голос и даже ощутила движение губ. — Я живу достаточно для того, чтобы уметь отличать миф от реальности, какой бы безнадёжной она ни была. Нет, я вовсе не отрицаю само существование великой воительницы, победившей несметное количество чудовищ и не раз спасшей Моромнир от гибели. Более того, я верю, что Майэфф очистила эти леса от обезумевших видариард и варифейров, — Альдмир картинно обвёл рукой окружающее нас пространство, — и жители жалкой деревеньки, в которой мы сегодня оба оказались, не зря хранят память о ней и устраивают праздники в её честь. Я люблю хорошую музыку, мне нравится смотреть, как имириэлты пляшут вокруг костров, как они прыгают через огонь, играют на свирелях и плетут короны, пояса и браслеты из белой алери — символа красоты и чистоты Майэфф. Иначе бы я и не приходил сюда на торжество в день, названный её именем. Но я точно так же уверен, что Майэфф пришлось сделать очень непростой выбор, милая, который однажды придётся сделать и тебе. Она, как и ты, владела Лэвэдрингом и, в отличие от хранителей других артефактов, действительно могла уничтожить Моромнир, когда он перестал подчиняться ей. Даже у мира вряд ли хватило бы сил убить её или куда-то там переместить, если бы она сама не предпочла пожертвовать жизнью и сохранить его. Майэфф удалось ослабить Лэвэдринг, разделить его на несколько частей, а потом заточить одну часть вместе с собой в камне, который потом разбили великие маги. Всё, конец легенды. Майэфф не выжила и не перенеслась в том камне в иную реальность, как считаешь ты, и уж тем более не вернулась оттуда в Моромнир по воле древних богов, якобы узревших, как пламенный несгибаемый дух прекрасной воительницы расплавил свою тюрьму и выбрался на волю. Даже Лэвэдринг не смог собраться воедино и стать таким же могущественным артефактом, каким он был при Майэфф. Но в этом твоё спасение. У тебя есть шанс действительно отправиться в другой мир и выжить, не прибегая к крайним мерам. Если, конечно, ты не выберешь остаться, рискнув Моромниром и теми, кто тебе дорог. — Альдмир сощурил глаза и вмиг стал похож на огромного кота, который, сидя на подоконнике, лениво наблюдает за маленькой птичкой за окном, беспечно прыгающей с ветки на ветку. — Ты можешь верить в то, что говоришь, но у тебя нет доказательств твоей правоты. Осколков разбитого камня никто не видел. Маги, помогавшие Майэфф бороться с Лэвэдрингом, давным-давно исчезли. Не у кого спросить и неоткуда узнать правду. Есть только старинные тексты, и в них с точностью до шага указано место, где произошла последняя битва, где Майэфф запечатала себя и осколок Лэвэдринга в камне, и где камень вместе с пленниками перенёсся в какую-то иную реальность. Я собираюсь поехать туда. Надеюсь, там мне удастся найти ответы на все вопросы и опровергнуть твои слова, — прохладная трава под пальцами словно бы превратилась в лёд. Я поднесла ладони к огню, но он не грел, зато кулон на шее почти обжигал кожу. — Не знала, кстати, что цветы алери считаются символом Майэфф. — Ну, ты никогда не приезжала сюда на праздник и не видела здешних обрядов. Алери растут тут повсюду. Местные жители верят — они появились после исчезновения великой хранительницы в память о ней. Такие же прекрасные, светлые, стойкие. Алери могут цвести и на свету, и во тьме, белеть в самом кромешном мраке, их не губит холод и не сжигает солнце. В любой, даже высушенной и твёрдой словно камень почве, их ростки сумеют пробиться на поверхность и поцеловать небо, как выражаются сами имириэлты. — Альдмир приподнялся, протянул над огнём руки и взял мои ладони в свои. — Ты говоришь про Горы Сольвэналль. Я тоже читал про них и бывал там однажды, очень давно. Если ты и попадёшь туда, то ничего не найдёшь, кроме развалин древнего подземного города, название которого умерло вместе с ним. Горы до сих пор окружены защитным барьером, через него непросто будет пробиться даже тебе. Те, кто создавали барьер, позаботились о том, чтобы хранители артефактов не могли свободно разгуливать по их владениям. Магия в том месте искажена и безумна, она сведёт с ума любого, пробывшего в горах слишком долго, вытянет из тебя твои самые ужасные кошмары и заставит пережить их наяву. А ещё туда нельзя перенестись и оттуда невозможно открыть портал, — Альдмир сжал мои пальцы. Отблески пламени в его глазах не просто горели, а бушевали, словно хотели добраться до меня и спалить дотла. — Меня всегда забавляли и твоя храбрость, и твоё безрассудство, мне нравится наблюдать за тем, как ты дразнишь Смерть, когда ей почти удаётся ухватить тебя за запястье, как ловко ты уворачиваешься от её цепких пальцев, но это уже глупо. Пойми, наконец, Лэвэдринг даёт почти всё своему хозяину, но также почти всё и отнимает. Тот, кто видит подлинную суть вещей, кто может, подобно богам, обрывать нити жизни, что плетёт Моромнир, не способен эту самую жизнь дарить. Это как заключить договор. Владеть почти бесконечным могуществом означает навсегда потерять себя, потому что никакого «я» не существует для того, кто отвечает за благополучие целого мира. И если ты не осознаёшь столь простых истин, значит, совсем скоро Лэвэдринг подчинит тебя. Даже твои эмоции, твоя злость, желание навсегда остаться здесь или мечта быть второй Майэфф из легенды со счастливым концом — это меч, занесённый над Моромниром, который, если ты его отпустишь, разрубит все нити без разбора. Моей версии из прошлого размышлять над словами Альдмира не хотелось. Было слишком страшно представлять описанный им исход. А ещё гордость не позволяла мне сомневаться в умении обуздывать свои чувства. Я верила, что ни при каких обстоятельствах не потеряю контроль над собой и Лэвэдрингом. Дают обмануть себя только дураки, и только слабые не справляются с работой хранителей, думала я, и как же я тогда ошибалась! — А что привело тебя в горы Сольвэналль? Зачем великому вельфивилиеру разгуливать по каким-то жалким развалинам? Альдмир лишь лукаво улыбнулся, затем поднялся и потянул меня за собой вверх. Тело безропотно подчинилось его воле. Он почти вплотную приблизился ко мне, обвил руками за талию и коснулся лбом моего лба. Альдмир часто так делал, когда хотел уйти от ответа. Но сейчас я не сердилась на это. Объятия дарили успокоение, хоть и обнимал меня тот, кто стал причиной моих тревог. — Я бы предпочла сегодня ночью смотреть в совсем другие глаза, — из природной вредности сказала я. — Я тоже предпочёл бы смотреть сегодня ночью в совсем другие глаза, — эхом повторил он. — Но нам обоим не повезло. А потом… а потом не было, потому что я уже барахталась на середине озера, и вода вокруг цветом теперь напоминала серебристый глаз Альдмира, в глубине которого отражалось солнце, как несколько мгновений назад отражалось пламя костра. Разве я не нырнула? Какая сила и зачем вернула меня в прошлое и заставила заново пережить этот непростой разговор? Может, я вообще сплю там, на лесной опушке, и вижу страшный сон, навеянный обидными словами Альдмира? На мои вопросы, разумеется, никто не ответил. Зато рядом со мной вдруг всплыл длинный, примерно с мою руку, тёмно-коричневый свёрток, перевязанный по краям двумя бордовыми лентами. Я окинула взглядом берег, надеясь, что хоть теперь Гэндальф подаст какой-нибудь знак, но мага не увидела. И куда он успел деться? Неужели меня так надолго утянуло в воспоминание? Я коснулась свёртка. Мягкая кожа, обёрнутая вокруг чего-то твёрдого и овального. Футляр? Ножны? Я поудобнее перехватила то, что, наверное, и было подарком Милисы, и поплыла назад. Сапоги лежали там, где я их оставила, однако Гэндальф так и не объявился. Если бы не примятая трава — единственное доказательство его недавнего присутствия здесь, я бы усомнилась в ясности собственного рассудка. Ещё раз осмотревшись, я села, отжала мокрую косу, затем сняла кафтан и расстелила рядом с собой. Ткань, из которой шили мою одежду, всегда сохла очень быстро, но в незнакомом мире мне захотелось ускорить этот процесс. Штаны и рубашка неприятно липли к телу, но, по крайней мере, не холодили кожу. Солнце светило по-прежнему ярко, обогревало плечи, спину и ноги, не давая замёрзнуть. Отбросив чёлку со лба, я подтянула к себе таинственный свёрток, аккуратно развязала ленты и развернула кожу. Внутри и правда оказались парные ножны с заострёнными концами. Белые как снег, вырезанные из дерева и с металлическими вставками у основания, формой они напоминали кинжалы. В центр каждых был вделан маленький круг. Один круг украшало нарисованное чёрное солнце, а другой — такая же нарисованная зелёная луна. Милиса и Лой… Я взялась за рукоять, тоже чёрную, оружия, вложенного в ножны с солнцем, и потянула вверх, уже заранее зная, что вытащу не короткий меч и не кинжал. Извлечённые на свет широкие, чуть изогнутые, испещрённые тёмно-красными узорами металлические пластины плотно лежали друг на друге и соединялись между собой в самом низу металлическим же штырём. Коснувшись пальцами верхней, в которой отражалось моё лицо, я осторожно раскрыла их все. Девять. Девять связанных пластин с острыми лезвиями послушно превратились в боевой веер. Я резко встряхнула руку и сделала несколько плавных движений. Новое оружие оказалось лёгким, да и держать его, орудовать им было удобно. По крайней мере, повезло, что здесь, как и в Моромнире, кузнецы умеют работать с лёгкими сплавами. Я потянулась к ножнам с луной и вытащила второй веер. Он ничем, кроме зелёного цвета рукояти, от первого не отличался. Любимое оружие Лой, другой моей наставницы. Воспоминания о ней мигом всколыхнули прежние чувства, разбудили дремавшую где-то глубоко внутри боль и помогли окончательно осознать: прежняя жизнь, старые друзья — ушло всё, и навсегда потеряны те, кто мне дорог. Не только Милису и Альдмира, но и Лой я больше не увижу, если верить словам старого мага. Сглотнув ком в горле, я поднялась на ноги. Не хватало ещё расплакаться тут. Вот уж действительно великий воин — всем рыбам в озере на смех. Хотя кого я обманываю? Какой из меня воин, тем более великий, без Лэвэдринга и способности видеть нити? Не умру в первом же бою — и то достижение. Усилием воли я отогнала от себя дурные мысли и представила, что прямо сейчас ко мне бегут враги, такие же обычные люди, как и я, а потом просто позволила своему телу действовать, как на тренировках Лой. Не думать. Не печалиться. Не страдать. Сосредоточиться. Мир перед глазами замер и уменьшился до размеров воображаемой стрелы, летящей в меня. Резкий взмах веером — и несуществующая стрела упала на землю рядом с кафтаном, не сумев добраться до цели. Ещё взмах — такой же иллюзорный клинок оказался зажат между острых пластин. Нижний блок. Верхний блок. Уход влево, перекат, уход вправо. Теперь можно сложить веера и, орудуя ими, как кинжалами, броситься вперёд, перерезать глотку обезоруженного противника или воткнуть наконечник ему в глаз. Пока я оттачивала боевые навыки, в голове так отчётливо звучал голос Лой, словно бы она действительно стояла рядом, наблюдала за этой тренировкой и подсказывала, как лучше обойти и атаковать врага. Один раз я позволила себе оглянуться, мне действительно начало казаться, что Лой прячется где-то у меня за спиной. Но, конечно, её там не было. Закончив упражняться, я начала размышлять о том, что делать дальше и куда идти. Одежда моя успела подсохнуть, а Гэндальф так и не объявился. Сидеть здесь до ночи в ожидании неизвестно чего совершенно не хотелось. Мало ли, куда и на сколько он исчез — я понятия не имела, почему он ушёл, даже не попрощавшись, и каким способом здешние маги вообще перемещаются. Вдруг Гэндальф врал мне с самого начала, вот и решил сбежать от неудобных расспросов? Я не торопясь убрала веера, обулась, надела немного влажный кафтан, обмотала ножны куском кожи и приделала их к поясу, затем окинула озеро прощальным взглядом. Ночевать я здесь точно не собираюсь, но, может, перед дальней дорогой стоит хоть жажду утолить? Еды у меня нет, бурдюка с водой тоже нет, а в желудке уже ощущалась пустота, да и в горле после тренировки пересохло. Когда ещё удастся найти новый водоём? Но эту мысль я быстро отринула. Каким образом и почему я очутилась в прошлом и заново пережила разговор с Альдмиром? Откуда вынырнул свёрток? Скорее всего, здесь замешана магия. Вроде ничего ужасного во время плаванья в озере со мной не случилось, но, наверное, всё же лучше не пить из него. Вдруг опять пригрезится беседа с Альдмиром или ещё что-то из прежней жизни? Я с некоторым сожалением отвернулась от воды и зашагала в сторону леса. Конечно, местности я не знаю и не представляю, какие опасные твари могут в нём водиться, потому мои шансы выбраться из чащи живой и невредимой удручающе малы, но лучше уж рискнуть и в последний раз отправиться на встречу приключениям, чем смиренно ждать своей участи, сидя здесь. Вдруг Гэндальф вообще не вернётся? Лес привычно пах травами, мхом, древесной корой и смолой, а зелень листьев перестала казаться чересчур яркой и слепить глаза. Деревья выглядели знакомо и внешне почти не отличались от деревьев Моромнира — ветки как ветки, стволы как стволы, длинные и короткие, толстые и тонкие, крючковатые и почти прямые. И при порывах ветра они скрипели и шелестели кронами точно так же, как и в моём мире. Интересно, скоро ли наступит ночь, и какая она тут? Тёмная, непроглядная и холодная? И сколько длится? И есть ли в Средиземье луна и звёзды? Должны быть, солнце ведь имеется и светит ярко на голубом небе. Тропинка здесь была только одна, узкая и неровная. Значит, люди, или представители иных рас, время от времени сюда забредают, и хоть куда-нибудь она меня приведёт. С этими мыслями я на неё и ступила, однако успела пройти совсем немного. Вдруг с правой стороны затрещали ветки, словно кто-то большой и тяжёлый спешно продирался ко мне через кустарники. Я сразу остановилась, метнулась за ствол кряжистого дерева и уже оттуда наблюдала за двумя приблизившимися к тропинке высокими мускулистыми существами, которые были одеты в кое-как сшитые между собой куски кожи. На толстых шеях существ болтались бусы из чьих-то клыков, а их сморщенные лица цвета болотной грязи только отдалённо напоминали человеческие. Приплюснутые, словно срезанные, носы, рты, застывшие в зверином оскале, острые жёлтые зубы, узкие глаза, лбы и щёки, щедро награждённые шрамами от мечей или кинжалов, жидкие белёсые волосы, растущие только по краям головы. Один уродец держал в руках широкий изогнутый меч, а другой алебарду. Резко запахло запёкшейся кровью и подгнившим мясом. Я потянулась к рукоятям вееров. Тот, что с мечом, шумно втянул воздух, огляделся и прорычал: — Тебе не спрятаться от нас, трусливое отродье. Я и отсюда чую, как ты воняешь человечиной. Если сам нам покажешься, мы сперва убьём тебя и только потом выпотрошим твоё брюхо, а если нет, мы всё равно найдём тебя и насадим задом на острие моего клинка, и тогда ты будешь подыхать долго и мучительно. Второй глумливо ему поддакнул и растянул губы ещё шире. Возможность узнать, какой из меня воин без Лэвэдринга, представилась даже раньше, чем я ожидала. С этими отвратительными существами точно не получится договориться. Разумеется, я и не думала подчиняться им, однако они уверенно приближались к моему убежищу с разных сторон, и скрыться от них я уже не могла. Первым за дерево зашёл уродец с мечом. Одним веером я блокировала клинок, а второй, в сложенном виде, вонзила врагу в живот. Пробить серо-зелёную плоть оказалось немногим сложнее, чем плоть человека или имириэлта. — Ах ты тварь! — Уродец не кричал от боли, лишь яростно хрипел. Добить его я не успела, только пнуть носком сапога между ног. Противник сразу согнулся пополам и упал на колени. И тут же мне пришлось отскочить в сторону, чтобы не напороться на острие алебарды. Другое чудище умело сохраняло дистанцию, не подпускало меня на то расстояние, с которого я бы могла причинить ему вред, и беспрерывно сыпало короткими точечными ударами. С каждым новым ударом я всё больше жалела о том, что не вижу узлов и нитей. Будь при мне Лэвэдринг, бой бы закончился, едва успев начаться. Тем временем раненый сумел подняться, опираясь на меч. — Нет, сперва я насажу тебя задом на свой хер, а потом уже на свой клинок! — зловеще пообещал он. — Я её поймаю, я её и трахну! — внезапно возразил второй, едва не проткнув моё плечо. — Щас посмотрим, кто кого поймает. — Вставший уродец сорвал с бёдер повязку, прикрывающую пах, и быстро перевязал живот. — Тебя пырнула какая-то жалкая девка, — напомнил монстр с алебардой. Меня чуть не передёрнуло от отвращения при виде члена, напоминающего протухший, позеленевший шматок колбасы, однако времени на эмоции не было, я начала уставать от необходимости постоянно уворачиваться. Но живой я точно не дамся. Лучше уж откушу себе язык. Пока они переругивались, мне в голову пришла одна мысль, и я быстро кинула взгляд назад. Примерно в десяти шагах от нас росло старое дерево. Отлично. Я медленно попятилась к нему. Уродцы, решившие отложить ссору, ринулись за мной. — Я не ублажаю всяких выблядышей. Сунетесь ближе — члены отрежу. Обоим. — Я постаралась выдать самую омерзительную из своих ухмылок. Как я и рассчитывала, противники набросились на меня одновременно с удвоенным рвением. Каждый явно хотел первым добраться до наглой бабы, чтобы оприходовать её раньше соперника. Наконечник алебарды врезался в дерево совсем рядом с моим ухом. Послышался треск. Ствол не выдержал удара такой силы и раскололся. Древко вражеского оружия вошло слишком глубоко и застряло в нём, и даже мускулистое чудище не смогло сразу же вытащить его. Острие меча лишь царапнуло кору, но движения раненого уродца сделались медлительнее, чем я и воспользовалась: ловко проскользнула мимо него, чтобы сразу расправиться с наиболее опасным врагом. Владелец алебарды не успел защититься — я была быстрее, и мой веер вонзился ему в шею. Оттуда потекла чёрная жидкость, чудище издало булькающий звук, захрипело, пошатнулось. Второй уродец попытался полоснуть меня клинком и едва не задел товарища. Я тут же отскочила за спину готового упасть чудища и ударила его сперва по почкам, а потом под колени. Он рухнул носом в землю. Алебарда, наконец-то вытащенная из покорёженного дерева, упала рядом. Держащийся на ногах уродец больше не ухмылялся и не бахвалился. Обречённость и неверие отчётливо проступили на его лице. Но он не дрогнул и не сбежал. Однако новый удар наконечником веера в грудь заставил упокоиться и этого упрямца. Уродец завалился на спину. Убедившись, что мои враги больше не поднимутся, я подняла алебарду и со всей силы вогнала её в оголённый член поверженной твари. Своё оружие больше марать не хотелось. — Вот так, свои обещания следует выполнять, — пробормотала я, пытаясь отдышаться. Вдруг сзади раздалось негромкое покашливание. Я резко обернулась, готовая опять вступить в схватку. Но передо мной стоял не очередной монстр, а уже знакомый старец в смешной остроконечной шляпе. И как ему удалось подкрасться ко мне совершенно неслышно?! Или он просто перенёсся сюда с помощью магии? — Куда ты ушёл? — спокойно спросила я, решив ничему не удивляться. — Навестить друга, — невозмутимо ответил Гэндальф. Виноватым или встревоженным он не выглядел. — Ладно, — я бросила алебарду и кивнула на убитых уродцев, — не хочешь объясниться? — Орки, — на лице мага одновременно появились печаль и отвращение. — Орудие зла, созданное только для того, чтобы ненавидеть, убивать и разрушать. Больше ничего они не умеют. — Да, по ним заметно, — я вытерла веера о траву. — Ты знал, что они нападут на меня? — Нет. — То есть ты не мог даже попрощаться со мной перед тем, как я полезла в озеро по твоей же указке, не мог предупредить об этих чудищах в лесу, не мог подсказать безопасный путь? Сил злиться не было. Их словно из меня выкачали. Я чувствовала себя уставшей и опустошённой. Битва с Альдмиром, едва отменённый конец Моромнира, перенос в другой мир, встреча с Гэндальфом, подарок Милисы, воспоминания, сражение с орками… когда череда этих безумных событий прервётся? Когда мне позволят передохнуть? Когда случится хоть что-то нормальное, обыденное, убеждающее в реальности происходящего? Надоело сомневаться в собственном рассудке, задавать странные вопросы и думать над ответами. Вообще больше никаких ответов получать не хотелось. От них становилось только страшнее и больнее, а в голове всё отчаяннее звучало: «Нет, я не сошла с ума!» — Я дал тебе время придти в себя, примириться с потерей артефакта и попаданием в Средиземье. Мне показалось, тебе оно необходимо, — спокойно сказал Гэндальф. Видимо, смутить его или заставить раскаиваться было невозможно. — И как же нападение орков должно примирить меня с жизнью в другом мире? — я убрала веера в ножны. — Ты лично убедилась в том, что и без волшебного оружия на многое способна. Может, тоже просто уйти, не попрощавшись? Вернуться на тропинку и посмотреть, куда она приведёт. Вдруг туда, где нет магов. — Давай продолжим наш разговор в более приятном месте, — предложил Гэндальф, словно бы почувствовав перемену в моём настроении. — Это в каком? — вяло поинтересовалась я. — В том, где есть вкусная еда, хорошая компания и мягкая постель, — терпеливо пояснил маг. Я кивнула. Деваться-то мне некуда. Да и в любом случае перекусить и отдохнуть хотелось намного больше, чем стоять тут и расспрашивать Гэндальфа про орков, про местное зло, создавшее их, или про то, почему веера хранились в озере. И сейчас, когда ярость и возмущение стихли, я запоздало начала терзаться чувством вины. Пусть и без моего ведома, маг меня спас и, возможно, действительно подарил шанс начать новую жизнь, а я его так нормально и не поблагодарила. Гэндальф пока не сделал ничего, что бы заставило усомниться в его искренности. Он не виноват в исчезновении Милисы, привязал он меня к Средиземью с одобрения моей наставницы, вряд ли заранее зная, какая участь постигнет её саму. К тому же, знакомы мы с ним лично никогда не были, потому Гэндальф не представлял, как она мне дорога, и на какие жертвы я готова пойти ради призрачного шанса отыскать её или хотя бы убедиться в том, что она где-то есть. — Спасибо за это и за… всё остальное, — выдавила я и постаралась улыбнуться. Слова упорно не шли с языка. Извинения всегда давались мне тяжело. Даже если я придумывала и проговаривала про себя огромные монологи, вслух обычно получалось произнести нечто маловразумительное. Но оставаться и дальше неблагодарной свиньёй было уж очень противно. Гэндальф прав — мне повезло. Я могу общаться на местном наречии, меня здесь сразу встретили, не бросили на произвол судьбы, рассказали об устройстве мира, ответили на мои вопросы, помогли получить подарок Милисы, а теперь ещё собираются накормить и напоить. И пусть я пока полностью Гэндальфу не доверяла, без него я бы скорее всего уже умерла или попала бы в куда менее приятную реальность. — Вот это другой разговор, — Гэндальф довольно улыбнулся. — Тогда добро пожаловать в Средиземье, Селена Альфер.