***
До назначенных двух часов дня было ещё пятнадцать минут, и Юджи искренне считал, что придёт первым, однако... Ещё на подходе к кафе он увидел беловолосую макушку. Годжо не заходил внутрь, просто стоял там и... Ждал его? Вот так, под дверью кафешки? Как-то это даже... Мило, что ли. Итадори неосознанно замедлил шаг, наблюдая за тем, как Сатору выдыхает облако пара и прикрывает глаза. Он был... Восхитительным. Таким невозможно прекрасным, как произведение искусства, как кропотливая работа скульптора над своим шедевром. Венценосная красота. Пожалуй, это самое подходящее описание. Такие люди не должны быть реальными. Они должны оставаться на картинах, в иллюстрациях к книгам, но никак не ходить по этой земле. Может, Юджи преувеличивает. Может быть. Но весь Годжо казался ему волшебным. Длинные белоснежные ресницы, бледная кожа, эти невыносимо притягивающие глаза... И вот это вот всё. Это. Стоит и ждёт его в нулевую температуру под дверью кафе. Уму непостижимо. А ещё... Юджи несколько прогадал. С одеждой. Потому что Годжо оделся так, словно собрался на подиум, не меньше. Белая, даже белее его чёртовых волос куртка, чёрные джинсы и высокие берцы на небольшом каблуке. «Офигеть», – единственное, что пронеслось в голове Юджи, помимо сотен миллионов мыслей о том, как это красиво на нём смотрелось. На его фоне Итадори был... Тут и помягче не скажешь. Тенью просто, в лучшем случае. Ему действительно следовало одеться немного... Ярче, может. Итадори с досадой покачал головой, и в этот же момент заметил, как Сатору открыл глаза, повернув голову в его сторону. И улыбнулся так, что Юджи на какое-то мгновение забыл, как дышать и зачем вообще ему это нужно. Эта улыбка была настолько мягкой, что ему слов не подобрать, чтобы описать её. Сердце застучало вдруг так бешено, что это уже было ненормально даже для влюблённости. Кажется, у него и впрямь тахикардия. Иначе это объяснить нельзя. Итадори способен объяснить только свои чересчур горячие щёки – холодно на улице и всё тут. Промёрз. — Мой маленький Пикассо, здравствуй, — Годжо машет ему, а Юджи хочет со стыда провалиться сквозь землю, потому что... Что это за дурацкое прозвище такое? — Не такой уж я и маленький, — Итадори бубнит, стараясь не выдать своё волнение и подходит ближе, — Извините, долго ждали? — М? Нет, совсем нет. Да и ты ведь раньше пришёл, — Сатору выпрямляется, сам подходит ближе и наклоняет голову, с долей ехидства продолжая, — Неужели малыш Пикассо обиделся? — Нет, просто принял к сведению, — Итадори отворачивается, стараясь игнорировать чужое присутствие – спойлер – у него не получается, и чуть не давится воздухом, когда ему безжалостно треплют волосы на макушке, заставляя возмущённо задрать голову, чтобы открыть и сразу же закрыть рот, потому что... У него просто нет слов, он не может выдавить из себя буквально ничего, потому что Годжо слишком близко и выглядит слишком весёлым, чтобы... Просто чтобы. — Милашка, — всё с той же причиняющей вред сердцу Юджи улыбкой произносит Сатору, убирая руку от его головы, — «Принял к сведению», да? Аха, ну хорошо-хорошо. Не дуйся только, ладно? — Я... Подумаю. Для него это кажется всё более невозможным. То, как Годжо улыбается, то, как разговаривает с ним – всё это заставляет чувствовать себя неловко. Итадори слишком легко теряется в этих ощущениях, и в результате просто не способен вести спокойный диалог. Он бы хотел отвечать точно также, как Сатору. В этой дурацкой флиртующей манере. Но у него не очень хорошо получается. Юджи наверняка выглядит полным идиотом в глазах преподавателя. Ну, отчасти Итадори действительно идиот. Идиот, умудрившийся влюбиться в такого человека. Интересно, Годжо со всеми так общается? В таком случае совсем неудивительно, почему Фушигуро считает его отвратительным человеком. Но не то чтобы это сильно претило самому Юджи. — Обязательно подумай, дорогуша, — Годжо открывает дверь кафе, показательно склонившись, пропуская Итадори вперёд, — Прошу. ..зачем он вообще согласился на это?.. Юджи сам подписал смертный приговор своему сердцу. — Вы такой выпендрёжник, — Итадори фыркает, проходя внутрь, и наконец чувствует долгожданное тепло и привычный запах кофе. — Разве? Никогда не замечал за собой подобного. Годжо слишком очевидно врёт, но для себя Юджи решает, что ему будет лучше сделать вид, будто он поверил. Так уж точно проще. На этот раз они заказывают два кофе – один чёрный, без сахара и второй – с тремя ложками. Итадори уже давно заметил, что Сатору любит сладкое. Это чертовски несправедливо, разве нет? Годжо при любой удобной возможности ест сладости, но его фигура всё ещё остаётся идеальной. Может, он ходит в зал? Или сам занимается спортом? Потому что если нет, то это уже совсем край. Нельзя быть таким везунчиком. Это нечестно по отношению ко всему миру. Мало того, что у Годжо столь красивое лицо, так ещё и тело такое... Потрясающее. Прямое тому доказательство – то, как Годжо выглядел в водолазке и приталенных брюках на одной из пар. — Как вообще можно пить кофе без сахара? — Как его можно пить с сахаром? — Итадори парирует, складывая руки на груди. Ну не нравится ему сладкое. Даже кофе. Он и чай без сахара пьёт. У него от большинства сладостей в этом мире приступы тошноты. Есть исключения в виде некоторых заманух, но это уже совсем другая история. Многие его знакомые удивлялись подобному, но Юджи это вообще не волновало. У человека что, не может быть своих вкусовых предпочтений? Почему нелюбовь к сладкому так сильно удивляет? Его брат тоже терпеть не может сладкое, он такой даже не один, просто прекратите всё это. — Что же. «Один:один», получается, горький мальчик, — Годжо пожимает плечами, бросая на него весёлый взгляд, и Юджи начинает казаться, что Сатору взял для себя установку дать Итадори тысячу и одно нелепое прозвище. — У Вас хобби такое: придумывать дурацкие прозвища всем, с кем общаетесь? Или не можете запомнить, как меня зовут? — Юджи показательно не смотрит в сторону преподавателя, потому что он однозначно проиграет эту битву, стоит только увидеть лицо собеседника. — «Дурацкие»? Даже обидно, я же стараюсь. Обиды в голосе Сатору было по нулям, поэтому его старания Итадори всё ещё не оценил. Нечего там было оценивать. Достаточно звать его «Итадори», что сложного? Все эти... Пикассо, горькие мальчики и милашки доводят до нервного истощения, честное слово. Иёри-сан явно не оценит его полетевшую к чертям менталку, когда он снова придёт на сеанс. А ведь, что ж это получается... Юджи сам виноват? Его никто не заставлял соглашаться на встречу. Никто. Дай волю его брату и друзьям – они бы вообще его отговаривали. И правильно бы делали. Но Итадори всё для себя решил сам. Вот теперь и расхлёбывается. — Правда? Что-то не верится, — Юджи всё-таки косится на Годжо, когда тянется забрать готовый кофе и жалеет об этом в ту же секунду, потому что... Потому что Сатору смотрел на него этими своими дурацкими глазами и выглядел настолько довольным – то ли собой, то ли чем-то ещё – что Итадори чуть не опрокинул кофе: его от этого конфуза спасла только профессиональная выдержка официанта, — Ч-что? — Ничего, просто подумал, что ты довольно забавно выглядишь, когда сердишься. Напомнил мне моего кота. Юджи задыхается от искреннего возмущения, хватая ртом воздух, не находясь с ответом. Вообще. Теперь он ему кота напоминает? Кота?! Да это же просто!.. Просто!.. Да чтоб этого Годжо Сатору! Забавно он выглядит! Ничего не забавно, неправда! Даже брат ему подобного не говорил ни разу, а Сукуна тот ещё любитель бросаться колкими фразочками, а уж стёб – неотъемлемая часть его брата! И даже Су ни разу! Ни разу! Ками-сама, спаси его душу и отправь на небеса, если он сегодня умрёт от переизбытка эмоций. — Ну-ну, не злись. Хотя это выглядит ещё забавнее. — Знаете что!.. Я!.. Вы... Это... Короче! — он чуть ли не буквально сдувался в процессе фразы, чувствуя, как щёки нагреваются от смущения, — Я не забавный! Вы просто... Совершенно... Бестактный человек, Годжо-сан! Он не ждёт, пока Сатору ответит – разворачивается и идёт к террасе: преподаватель не дурак, сообразит, что ему туда же, в любом случае. А Итадори нужна была минутка для перезагрузки системы, потому что она перегрелась и нуждалась в отдыхе. Он назвал Годжо бестактным! Это правда, конечно, но всё же... Не слишком? Он не перегнул палку? Но, на самом деле, хотел добавить ещё пару ласковых. Юджи просто смог вовремя остановиться. Правда... Это очень, очень смущает. «Забавный»?.. Забавный, ха! Да ну его! Итадори падает в первое попавшееся кресло, делая глоток горячего кофе и шипит, слегка обжигая язык. Это карма? Да что он такого сделал-то, ну что?.. Обжёгся чуть-чуть, но неприятно всё равно. — Ладно-ладно, я извиняюсь, правда, пока что больше не буду, — Сатору, проходя мимо, снова треплет его волосы на макушке, оставляя кофе на том же столе и стягивает куртку, оставаясь в точно такой же слепяще-белой водолазке, — Не обижайся. — Пока фто? — Ты... Обжёгся? Боже, — у Годжо дёрнулся уголок губ, заставляя Юджи обиженно фыркнуть: он над ним посмеяться хотел, ну точно! — Пока что, да. Мне сложно сдержаться, когда вижу твоё забавное выражение лица. И постарайся быть аккуратнее. Он то ли так изощрённо над ним издевается, то ли абсолютно серьёзен. Итадори вообще ничего не понимает.***
Но, в целом, всё идёт намного более... Гладко, чем Юджи представлял. Намного. Годжо всё также изощрённо выражается, заставляя его то бледнеть, то краснеть, но это потихоньку... Становится какой-то обыденностью. Итадори всегда быстро свыкался с новизной – ну, почти всегда – но сейчас это произошло крайне быстро. Тем лучше для него. Если он перестанет реагировать на чужие издёвки, то они рано или поздно прекратятся. Возможно. Юджи не совсем уверен. С учётом характера Сатору... Это далеко не факт. Однако чем чёрт не шутит, собственно. Ещё у него получается отвлекаться. Не от Годжо, а на него самого. То есть... Юджи благополучно умудрялся пропускать мимо ушей колкости, засматриваясь на широкие, бледные ладони и аккуратные, тонкие пальцы. Его руки были словно вырезаны из мрамора гениальнейшим скульптором. Такие эстетичные, что- — Годжо, а можно нарисовать Ваши руки? — А? — Что? Воцарилась полнейшая тишина. Юджи всё ещё пялился на чужие ладони в какой-то прострации, даже толком не осознавая, что озвучил свою мысль вслух. Спустя секунд пять он медленно моргнул, всё же вернувшись в реальность и неловко улыбнулся. Но взгляд отводить не стал. Ну а что такого? Его самого он уже рисовал, разве странно, что теперь ему вдруг захотелось нарисовать только руки? Подумаешь. Он художник, ему просто вдруг захотелось. Ничего такого в этом нет. Совсем ничего. — Неожиданно, но я не против. Мне их как-то... Положить надо? — молчал Сатору недолго, выдав самый желанный сейчас для Юджи ответ, заставив его выдохнуть от облегчения. Может, когда-нибудь он перестанет говорить вслух первое, что пришло в голову, но это произойдёт точно не в ближайшее время. А хотелось бы. Он успеет облажаться ещё сильнее. Итадори не провидец, но подобное даже ему предсказать не слишком сложно. Пусть это и задевает чувство собственного достоинства. — Нет, не нужно. Можете особо не думать об этом, — Юджи достаёт из сумки скетчбук и карандаш, устраиваясь поудобнее, — Рисовать руки – мой... Ну, фети́ш, что ли. Поэтому я делал это довольно часто и мне не нужны какие-то особые условия, чтобы нарисовать их. Мы можем... Продолжать разговор, в общем. Так будет даже лучше. — М-м-м, — губы Сатору растягиваются в чересчур довольной улыбке, когда он подаётся вперёд, укладывая ладони на стол, скрестив пальцы, — Действительно. Для малыша Пикассо подобное – сущий пустяк, верно? Юджи снова – в который уже, простите, раз? – краснеет, сжимая губы и поднимает взгляд к Годжо, слишком сильно сжимая в руке карандаш. Он не должен, совсем не должен принимать эти слова близко к сердцу, но его мозг явственно против отказывать себе в удовольствии потешиться в розовых мечтах. Ками-сама, это правда сложно. Так сложно, что дышать становится чуточку труднее. Особенно после того, как Сатору начал смеяться. Кажется, даже искренне. Заставляя Юджи чувствовать себя ещё более неловко. Ну что на этот раз? — Ха-ха-ха, ты правда очень милый, когда сердишься, прости, ничего не могу с собой поделать, — Сатору произносит это так легко и буднично, с этим своим светящимся взглядом и улыбкой, что у Юджи просто нет шансов на победу. Ни одного. Он чувствует – ему даже в зеркало смотреться не надо, чтобы понять – его лицо сейчас сгодится вместо сковородки, настолько горячим оно было. Годжо Сатору – ходячая катастрофа. И говорящая, к сожалению. Это усугубляет и без того тяжёлую для Итадори ситуацию. Он не сдерживается, дуется и бубнит себе под нос совершенно неразборчивые подобия оскорблений в адрес Годжо, что вызывает новый приступ смеха у вышеупомянутого и Юджи окончательно сдаётся. Он действительно... Совершенно невыносим. Если ему, Юджи, сложно общаться с ним, то Фушигуро и подавно было тяжко. — К-как... В смысле, откуда Вы знаете Гето-сана? П-просто, не то чтобы мне действительно интересно, но... Можете не отвечать, если не хотите, — он пытается перевести тему, явно выглядя весьма жалко со стороны со своими заиканиями, но Итадори стоически старается не обращать внимания на это. — Какая прелестная попытка перевести тему, — Сатору его не щадит, очаровательно улыбаясь, произнося это, моментально раскусив ненадёжный план Юджи, — Хорошо, так и быть, я подыграю тебе, Итадори-кун. Мы познакомились ещё в старшей школе, а потом поступили в один универ. На разные специальности. Вообще-то, моими профилями были предпринимательство и бизнес. Но так уж вышло, что теперь я здесь... И я преподаю. Юджи правда благодарен. В ином случае он мог свариться заживо в собственном соку. И... Значит, друзья со школы? Неожиданно. Так они не просто знакомые, а, возможно, лучшие друзья? Удивительно. Гето-сан пусть и выглядит терпеливым, но неужели до такой степени? Или с ним Годжо ведёт себя по-другому? Всё возможно. Хотя Итадори не слишком в этом уверен. Он видел, как Сатору вёл себя тогда на вечеринке, и... Ну, выглядело так, будто он всегда такой. Вероятнее всего, у Гето-сана просто ангельское терпение. По крайней мере, поверить в нечто подобное намного проще, чем представить спокойного и не саркастичного Годжо. — Вот как... И... М-м-м, какие впечатления? Я имею в виду, ну... Гето-сан иногда жаловался мне на то, что сильно устаёт из-за этой работы. Да и многие студенты ведут себя порой не слишком уважительно по отношению к преподавателям, особенно если они слишком молоды или наоборот – уже в преклонном возрасте. А, но Гето-сана все любят. И Вас... Тоже. Вы... Я имею в виду, Гето-сан и Вы... Хорошо ведёте свои предметы. Его речь была просто ужасной. В какой-то момент он слишком переволновался – ему показалось, что не стоило использовать слово «любовь», но ведь он не имел в виду ничего такого? Да и говорил не столько о себе, сколько обо всех студентах. Это ведь чистая правда: пусть Годжо и пришёл совсем недавно, он уже успел полюбиться большинству студентов. Наверное, он не нравился только старшекурсникам-альфам, потому что они видели в нём... Как это... Соперника или что-то типа того. Так объяснял Фушигуро, когда Юджи поинтересовался, почему группка ребят с последнего курса так косится на мимо проходящего преподавателя. — Хм-м-м. А ты довольно близко общаешься с Сугуру, да? — Э-эт-то всё, что Вас заинтересовало из сказанного мной? Неужели не интересно, что о Вас думают студенты? — его рука слегка вздрогнула, чуть не скосив только что нарисованную линию. — Мне всё равно, — Сатору легко отмахивается, незаинтересованно качнув головой, чтобы затем сощуриться, прожигая студента взглядом, — А вот твоё общение с Сугуру мне интересно. Ты ему даже бэнто готовишь. — А, это не... Ну, не всегда. Я не готовлю ему специально. Просто иногда у меня пропадает аппетит или я могу приготовить слишком много, а у Гето-сана никогда нет с собой еды, потому что Рико-сан... Эм, — он мнётся, не зная, уместно ли упоминать о том, что она не слишком хороша в готовке, но в итоге только вздыхает, словно смирившись, — Ну, ей особо некогда... Только и всего. Не выкидывать же... — Ей вовсе не «некогда», Рико просто отвратительно готовит. Ничего хуже в жизни не ел, — Годжо морщится, вероятно, вспоминая вкус и прикрывает один глаз, продолжая смотреть на Юджи, — Тогда он со мной не поделился. Ни кусочка попробовать не дал. Я та-а-ак расстроился. Я ведь тоже не беру с собой еду. Не то чтобы я совсем плох у плиты, но... Ах, вот мне действительно вообще некогда готовить. Сатору ломает какую-то не слишком понятную для Итадори комедию, произнося всё с долей обиды и тоски в голосе, продолжая неотрывно смотреть на него, и у Юджи в голове появляются нехорошие мысли. Не говорите ему, что... Он намекает?.. Да быть того не может. Юджи просто слишком много дума- — Так... Может, приготовишь мне что-нибудь? Я не такой, как Сугуру, поэтому отплачу чем-нибудь. Подвезти тебя до дома, например? Хотя я могу сделать это и без бэнто, конечно. — Что?.. Он застывает, пытаясь переварить только что полученную информацию. Годжо всерьёз... Попросил его приготовить бэнто? Его, Юджи? Это как-то... Странно, разве нет? Итадори не понимает, что происходит в голове преподавателя. Им же должно что-то двигать, раз просит о подобном? Но что? Почему именно он? — Да ладно тебе, просто шучу, — Годжо фыркает, откидываясь на спинку кресла и ухмыляется, задрав голову, — Ты такой наивный мальчик, Итадори-кун. — А Вы... Вы! Просто... Хитрый лис. Вот Вы кто, — Юджи не поднимает взгляд, делая вид, что слишком сильно увлечён рисованием, однако самому себе это на пользу не идёт. Сатору просто издевался над ним? Это была... Шутка? Действительно? Но Годжо и правда выглядел так, словно... Словно ему хотелось. Или это Юджи просто-напросто хотелось, чтобы так оно и было. Но, может, он и прав. Потому что, ну. Итадори не сверхъестественный эмпат, однако ему правда думалось, что Годжо как будто расстроился. Как будто... Агрх, ну нет, хватит. Ему не нужно думать об этом. Сатору сказал, что это была шутка, значит, так и есть. Всё. Точка, вопрос закрыт. Да чёрт, вопроса вообще не должно было быть изначально. Сатору прав. Юджи, кажется, слишком наивен, раз всерьёз поверил в это. Дурак. Какой же он дурак. — Пожалуй, — тон Годжо был странным, он отличался от того, которым он только что дразнил Юджи, но его поведение осталось прежним, что вызывало некоторый диссонанс в голове студента, — Так, ты любишь рисовать руки, да? — А, ну... Да, — Итадори отвечает сконфуженно: ему было отчасти неловко признавать этот факт, но ведь он сам недавно прямо сказал об этом, так что теперь отрицать было бы, по меньшей мере, глупо, — Я часто просил Мегуми быть моей моделью для референсов по ним. Поэтому теперь у меня получается достаточно хорошо. — Это же здорово. Когда у тебя есть любимое хобби или что-то типа того. Юджи на мгновение смотрит на преподавателя, и теперь ему точно не кажется: в этот самый момент Сатору был искренним. Ни издёвок, ни сарказма. У него на лице была мягкая, добрая улыбка. Может, кто-то посчитает, что это бред, однако... Такой Годжо был ещё красивее, чем обычно. Казалось бы, совсем ничего не изменилось, но всё же. То, каким он был в этот миг... Восхитительно. Это всё тот же Годжо Сатору, только с другой стороны. Настоящей. Той, которую он не подделывает и не прикрывает сарказмом и вечной иронией. Это было приятно. Сердцу было почему-то очень, очень приятно. Будто он открылся ему на какие-то жалкие доли секунд. Вау. Подобного Юджи раньше точно не испытывал. Как глупо. Но от этого не менее хорошо. — А у Вас... — Итадори неуверенно – но уже в открытую – смотрит на Годжо, вертя карандаш между пальцами, — Есть хобби? — Было когда-то. Я его забросил. Стыдно признавать, но я просто не преуспел в нём. — А... Разве это важно? Это ведь не работа, а просто хобби, — в задумчивости произносит Юджи, возвращая взгляд к почти готовому наброску, — Если нравится, то неважно, получается или нет. В этом ведь и весь смысл хобби?.. Удовольствие. Расслабление. Даже если не получается... Главное, чтобы нравился процесс. Он делает ещё несколько штрихов, прежде чем любовно провести пальцами по полученным линиям. Всё-таки, пальцы у преподавателя очень эстетичные. И ладони тоже. Широкие, но худые. Длинные тонкие пальцы с аккуратными ногтевыми пластинами и даже на вид мягкая кожа. Интересно, она холодная или тёплая? У Юджи, например, руки всегда тёплые. Или... Какая у Сатору кожа на ощупь? Каково было бы чувствовать прикосновения этих пальцев? Если бы- — И то верно, — голос Годжо вырывает Итадори из мыслей, — Может, когда-нибудь я снова им займусь. Что... О чём он только что думал?! О, Ками, нет-нет-нет! Он никогда бы!.. Раньше никогда... Никогда даже не... Ох. Он всерьёз думал о чём-то не слишком приличном. Кошмар. Его лицо сейчас сварится заживо. Как стыдно.***
Что же... Это было... Ну, неплохо? За исключением некоторых моментов, на которых Итадори хотел провалиться сквозь землю. То есть, исключая практически всё время, пока они говорили. Ну, да, неплохо, ха. По крайней мере, Юджи не получил сердечный приступ и не умер от недостатка кислорода. Это уже можно считать достижением в некотором роде. Юджи гладит края фарфоровой чашки с остывшим кофе подушечками пальцев, недовольно скосив взгляд на телефон. Пару минут назад ему написал брат, положив конец их с Сатору совместному времяпровождению. Не вилка но в глаз дать могу (17:41): я заеду за тобой через десять минут. Не вилка но в глаз дать могу (17:41): и никаких! Не вилка но в глаз дать могу (17:41): никаких, слышишь? Не вилка но в глаз дать могу (17:42): возражений. не. при-му. Не вилка но в глаз дать могу (17:42): мы друг-друга поняли, ок? Не вилка но в глаз дать могу (17:42): выходи через семь минут. не хочу даже случайно пересечься с тем типом. всё, отбой. — В общем... Такие дела. Извините. Меня совсем ни во что не ставят, ха-ха, — Итадори вздыхает, но всё же улыбается, стоит ему только представить, как могло бы скривиться лицо брата, если бы он пересёкся с Годжо: Юджи абсолютно уверен, что Сатору ему бы ни на йоту не понравился, — Спасибо за сегодня. — Это тебе спасибо, ведь я тебя пригласил, — Сатору пожимает плечами, гипнотизируя взглядом гладкую поверхность стола и совсем не смотря на него, на Юджи, — Было весело. Хорошего вечера? Под конец своей реплики Годжо всё же поднимает голову, улыбаясь ему, и Итадори неуверенно кивает в ответ. Преподаватель такой странный... В один момент он издевается над ним, смеётся и открыто улыбается, следом замолкает и будто о чём-то глубоко задумывается, а потом ведёт себя... Вот так. Так... Непонятно. В этом «хорошего вечера» Юджи не услышал той интонации, которая бы действительно желала ему... Хорошего. Либо он снова себя накручивает. Ничего нового, не так ли?.. — Да, Вам тоже. Тогда... Увидимся, — Юджи делает несколько шагов назад, взмахнув рукой на прощание и выходит, не задерживаясь в основном помещении кафе, а сразу выбегая на улицу, зажмурившись от резкой прохлады. Лицо защипало, но это казалось приятным. Скоро уже зима и близится первый снег. Итадори не в восторге ни от зимы, ни от новогодних праздников: всё это вызывает не самые приятные воспоминания. И всё же зима была красивой сама по себе. Всё вокруг становилось белым, будто сказочным. Зимние пейзажи ему нравились более всех остальных. Поэтому, может, не так уж он и не любит это время года, несмотря на все его... Триггеры, связанные с зимней порой. Он издалека услышал шум подъезжающего байка. Ох, правда, ему не нравилось, что Сукуна ездит на чём-то таком. Во-первых, зимой на этой штуковине должно быть холодно, во-вторых, это намного более травмоопасно, чем автомобиль. Конечно, вместе с этим и дешевле. Но если брату так сильно хотелось заиметь собственный транспорт, он мог сказать ему. У Юджи тоже есть свои сбережения, так сказать, нз, и ему было бы совсем не жаль отдать всё Сукуне ради покупки автомобиля. Его душа была бы спокойна, как минимум. Да и... Ради брата Юджи готов на всё, без преувеличений. В конце концов, кроме него... Конечно, у него есть Мегуми и Ноба, но это другое. Он любит и ценит их, однако брат – тот кусочек его жизни, который Юджи будет беречь особенно тщательно. После всего, что у них было. Отчасти... Это просто желание отблагодарить Су за всё, что тот для него сделал, пожалуй. Сукуна тормозит резко, с громким визгом шин об асфальт и Юджи морщится, показательно прикрыв уши ладонями. Он своим выражением лица старался показать максимальную степень отвращения к средству передвижения брата. Не, правда? А ведь кто-то считает байки крутыми. Типа, ого-вау, это так брутально и сексуально. Ага, как же. Юджи чужие вкусы не осуждает, окей, нравится и нравится, но люди, подумайте о том, что это ещё и опасно. Он паникёр? Да, ладно, он паникёр, и что с того? Видеть своего брата за рулём машины было бы лучше. Может, ему стоит начать копить на машину? Года через три, может, и накопит. Вот подарок-то будет отличный. Если его братец не разобьётся до этого момента, чёрт возьми! — Лихач, — Юджи практически рычит, хмурясь, пока Сукуна опирается стопой о землю, — Я видел, как ты вывернул сюда из-за поворота. Только попробуй ездить также по гололёду. Не разобьёшься сам – так я тебя прикончу собственноручно. Возможно, он и раздувает из мухи слона. Он не хочет ссориться от слова совсем, правда. Юджи в принципе ненавидит ссоры с братом. Да вообще ссоры. Он неконфликтный человек. Просто... Это так злит. Бесспорно, они – братья, но у каждого из них своя жизнь и Юджи не имеет права решать что-то за Сукуну, не имеет. Но это всё равно злит. Почему? Почему Сукуна всегда такой? Ему как будто действительно всё равно, что с ним будет. Драки, куча часов подработок, байк. Однажды Сукуна притащился домой со сломанным ребром, отказываясь идти в больницу. «Подрался. Ничего страшного», – вот и всё, что он тогда ему сказал. Ничего страшного? Конечно. Совсем ничего... Чёрт. — Как скажешь, мамочка, — интонация брата выбешивает только сильнее, и Юджи скрипит зубами, стараясь заставить себя заткнуться и больше ничего не говорить, — Надевай давай и поедем. Он, может, излишне резко выдёргивает протянутый ему второй шлем. Ещё сильнее бесило то, что Юджи не видел ни выражения лица, но даже глаз Сукуны из-за этого сраного шлема. А, может, так даже лучше. Если бы сейчас Юджи увидел у брата на лице безразличие, то сдержаться точно бы не смог. И, чёрт-чёрт-чёрт, он даже не может надеть его нормально. Сукуна вздыхает, несильно дёрнув его за ворот куртки, притягивая ближе, чтобы в пару ловких движений нацепить шлем. Камон, теперь Юджи чувствует себя ещё более неловко. Ладно. Хорошо. Он на эмоциях из-за всего... Всего. Вообще. Он несколько часов провёл в обществе альфы, который ему до чёртиков нравится, у него скоро течка и брат тут на своём байке заставляет его волноваться, вот Юджи и бесится. Хочется домой. Зарыться лицом в подушку, укутаться в одеяло и заснуть. Желательно сразу на дней десять, чтобы не проходить через течку, будучи в сознании. А ещё... Его бесит даже то, что его тело-то к байку уже привыкло. Он научился так легко на него залазить, тогда как в первый раз он едва не грохнулся даже при попытке просто сесть. Кажется, невроз – это серьёзней, чем ему казалось. Беситься со всего на свете – это уже клиника, правда. Иёри-сан упоминала, что он иногда может проявляться так, но всё же... Кажется, подобное происходит... Впервые? Да уж, не то, чем можно было бы гордиться. Юджи вздыхает, прижимаясь к спине брата. Это совсем нечестно. Он умудрился успокоиться, почувствовав этот родной запах. Это невозможно – чувствовать тепло в запахе, но Юджи всё равно чувствует и ничего не может поделать с тем, что, по крайней мере, его сознание автоматически ощущает спокойствие рядом с ним. Это уже... Как будто рефлекс. Эх. И как он справится, оставшись на целых три недели без него?..***
Сидеть на паре сегодня тяжелее, чем раньше. Видимо, это и есть оно. Последствия отказа от таблеток и совсем-совсем близкая течка вместе дают супер-ужасный эффект. Итадори чувствует себя максимально отвратительно. Пора вводить двенадцатибальную систему оценивания своего состояния, и в таком случае оценка будет в двадцать баллов. Хочется выпить эти чёртовы таблетки, чтобы почувствовать хоть какое-то облегчение, но подобные проскакивающие мысли только сильнее претят. Он не чёртов наркоман, теперь точно нет. Он завязывает с таблетками и начинает нормальную жизнь. Давно пора. Только делает это Юджи отнюдь не очень вовремя, что стало очевидным только сейчас. Может, ему стоило для начала пережить течку и уже потом браться за это, чтобы было полегче. Однако сейчас уже поздно думать об этом. Что сделано, то сделано. «Выглядишь так, словно готов откинуться прямо сейчас», – гласит текст записки, подсунутой ему под локоть. Кугисаки косится на него весьма обеспокоенно, и Итадори не смеет её в этом винить. Единственное, что облегчает его жизнь – запах брата от всё той же толстовки. Но выглядит Юджи наверняка отвратно. Даже он может это сказать, поэтому понятное дело, что Нобара, знающая его почти пять лет, заметит его состояние в любом случае. «Нормально всё. Терпимо. Одна пара же осталась», – пишет Итадори в ответ, виновато улыбнувшись. Ему совсем уж не хочется открыто заявлять, что он взаправду готов помереть на месте. В любом случае, уже завтра он останется дома, ибо под вечер должен начаться его персональный ад на ближайшие пять дней. Есть даже небольшая интрига: изменится ли как-то протекание течки после отказа от препаратов? Может ли стать ещё хуже, чем было до? Возможно ли вообще хуже? Юджи не представляет. Это и так казалось кошмаром наяву. Его спасением был сон на эти дни, однако уснуть, естественно, получалось не всегда. Просто позвольте ему проспать всю течку, пожалуйста. Хотя бы раз в жизни. Или не проспать, а хотя бы... Впрочем, это невозможно. Ни одна течка в его жизни никогда не пройдёт нормально. Это звучит слишком нереально. Спасение в виде звонка, ознаменовавшего конец предпоследней пары, приходит неожиданно. Итадори в какой-то момент выпал из реальности, даже не заметив, как пара пролетела. И на том спасибо. Его голова раскалывается, а чувство тошноты накатывает только сильнее. Хорошо хоть он не ел: выходить нечему будет, даже если придётся нестись в туалет. — Иди, я скоро подойду. Надо найти Гето-сана, передать, что в ближайшие дни приходить не смогу. Возьмёшь мне кофе, пожалуйста? — Юджи поднимается на ноги, кое-как закинув тетрадку в сумку: уже и слабость появляется. — Ага. Чёрный и без сахара. Иди, я подожду перед аудиторией. Это почти пугает. Видимо, он выглядит плохо ровно настолько, чтобы вызвать жалость даже у Нобары. Ха. Ну, не то чтобы это так уж ужасно. Иногда приятно слышать от неё такой мягкий тон. Нужно искать плюсы везде, даже если по объективным причинам их попросту быть не должно. Так учил его дедушка. Что даже удивительно. Он редко был нежен что с ним, что с Сукуной. Но он заботился о них, пусть и был весьма эксцентричен, а отчасти даже груб. Но такой уж характер. — О, Гето-сан, Гето-сан! — Юджи замечает преподавателя издалека, машет ему рукой и ускоряет шаг, — Можно Вас на минутку? — ..раз всё понятно, удачи с этим проектом, — мужчина отворачивается от двух студентов, с которыми только что разговаривал и слегка улыбается ему, качнув головой в знак приветствия, — Итадори, слушаю. Что-то случилось? — А... Да, можно и так сказать, — он подходит ближе, неловко переступив с ноги на ногу и вздыхает, — Я не смогу приходить ближайшую неделю. Просто хотел предупредить, ну... Подумал, что стоит, чтобы... Эм, избежать вопросов или типа того. Вот. — О. Хорошо, я тебя понял, — Сугуру понятливо кивает, видимо, достаточно быстро догадавшись о причине, — До следующей пары ещё пятнадцать минут. Не пройдёшься со мной до кабинета? Раз уж такие дела, я дам тебе лекции по занятиям, которые будут на следующей неделе. Можешь не переписывать в тетрадь, просто прочитаешь, когда будет возможность. Юджи смотрит на него, первые пару секунд даже не осознавая, что сказал преподаватель. А когда до него доходит, Итадори расплывается, кажется, в самой дурацкой улыбке, какая у него только могла быть. — Гето-сан, да Вы... Просто ангел! Спасибо большое! Я Вам очень благодарен! Правда-правда, спасибо! — Ха, ты странный, знаешь? — преподаватель смеётся, разворачиваясь в сторону своего кабинета, — Благодарить за учебный материал – правда очень странно. — Н-но Вы даже разрешили не переписывать его! Обычно я одалживаю тетрадь у Нобары, но её почерк, эм... Ну, это сложно. А Вы облегчили мне задачу, поэтому как я могу не быть благодарен? Вообще-то, стоит быть благодарным за любую помощь, которую оказывают, поэтому... — Да уж. Ты и впрямь... Хороший человек. Совсем не такой, как он. Поразительно. — «Как он»? — М, не обращай внимания. Всего лишь мысли вслух. Юджи кивает, но думать об этом перестаёт не скоро. Интересно, кого Гето-сан имел в виду?.. ..а следующая пара всё же заставляет его забыть обо всём. Линейная математика, которую Юджи просто ненавидит. Более того, – не понимает он её ещё больше, чем ненавидит. Нанами-сан хороший человек, но ведёт он просто кошмарный предмет. Ему ещё повезло, что он согласился иногда заниматься с ним дополнительно. Иначе Юджи ловил бы только неуды. А так... Иногда у него получается набрать достаточно баллов, чтобы оценка оказалась выше средней. Это поражает даже сильнее. Он реально не понимает предмет, но всё же умудряется хорошо сдавать тесты. Магия какая-то. — Ты точно сам доберёшься? — Мегуми складывает руки на груди, пока они стоят на крыльце и смотрит на него с очевидным скепсисом, — Может, хотя бы такси? — Не-е-ет. Хочу подышать воздухом. Да и сейчас людей не должно быть много. Погодка пасмурная. Всё нормально, Гуми. Я напишу тебе, как буду дома, ладно? — Хорошо, я сделаю вид, что ты меня убедил. Я буду ждать твоего сообщения. Не забудь. Они ждут, пока приедет такси, заказанное Фушигуро, и Юджи провожает друга. Стоит на месте, пока машина совсем не скрывается из виду и только после протяжно вздыхает, потянувшись. Ему правда хотелось подышать воздухом, но его пытались отговорить даже от простой прогулки до дома. Итадори ждёт не дождётся, когда уже все его проблемы исчезнут, чтобы о нём перестали так сильно печься, как сейчас. — Хо, кое-кто хочет заболеть? Знакомый голос заставляет вздрогнуть, резко обернувшись. Взгляд цепляется сначала за белую копну волос, а потом за непроницаемые стёкла солнцезащитных очков. Кстати, надо будет как-нибудь спросить, почему Годжо их вообще носит. Сейчас ведь... Вообще нет солнца. — У нас вообще-то нулевая температура, а ты стоишь тут в лёгкой куртке. Нехорошо, — Сатору подходит, махнув ему рукой, — Ждёшь кого-то? Меня, может? — Ч-что?! Нет! Не Вас! В смысле, я вообще никого не жду! Чёрт... Просто... Задумался. Как Сатору умудряется каждый раз выводить его из равновесия одной только репликой? Ужасная манера общения. Наиужаснейшая. Самая ужасная в мире. — Шучу-шучу, не напрягайся ты так. Вот, — Юджи не успевает ничего сказать или хотя бы понять, что происходит, прежде чем почувствовать внезапное тепло вокруг своей шеи, — Носи шарфы или хотя бы куртки с высоким воротом. У тебя щёки красные, правда ведь заболеешь. Итадори стоит, как вкопанный, пялясь куда-то сквозь Годжо, всё ещё пытаясь осознать, что только что произошло. — Тебе идёт. Он сжимает губы, не в силах сделать хотя бы вдох. Его сердце, казалось, замерло. Сатору... Отдал ему свой шарф? — А... Спасибо... — вышло как-то слишком тихо и хрипло, однако вряд ли Юджи смог бы сейчас исправиться. — Не за что. Можешь оставить себе. Хорошего вечера, Итадори-кун. — Ага... Он забыл, что, вообще-то, в ответ принято желать того же, но Сатору уже ушёл, когда Юджи собрался с мыслями. — Ну и... Что это было?.. Итадори тяжело сглатывает, дотронувшись пальцами до шарфа. Мягкий. И тёплый. Он закрывает глаза, зарывшись носом в шарф и делает глубокий вдох. — Чёрт. Юджи произносит это с болезненной улыбкой. Его сердце все ещё не успокоилось, а пальцы дрожали. Это плохо. Очень плохо. Он... Только что, кажется, влюбился ещё сильнее.