***
Гарри был постельной свиньей. Он проснулся, тупо моргая, глядя в потолок, вытянувшись всем телом. Кровать была огромной, но даже так ему удалось занять большую ее часть. Том лежал на боку, свернувшись калачиком, у самого края. Хорошо, что он решил надеть ночную мантию, так как Гарри завернулся в одеяла, не оставив ни одного для своего партнёра по сну. По крайней мере, в комнате было тепло. Благодаря прилежному эльфу, ухаживающему за огнем в течение всей ночи. Гарри сумел высвободиться из путаницы простыней и осторожно накрыл Волдеморта одеялом. По крайней мере, таким образом, он мог притвориться, что он не наглый одеяльный бандит, и надеяться, что Том подумает, будто он спал на краю кровати по собственной воле. Гарри решил, что поэкспериментирует с прилипающими чарами или попросит Флиппи заколдовать край простыней в изножье кровати, чтобы он не мог перетянуть их на себя. Он представил себе, что Том не будет спать так спокойно, особенно в разгар зимы. Гарри подозревал, что змееподобные элементы, которые он впитал в себя, сделают его особенно уязвимым для холода. Он на цыпочках прошел в ванную. Свечи в комнате отреагировали на его присутствие, вспыхнув, и ванна сразу же начала наполняться, тёплой и дымящейся водой. Он скользнул внутрь, как только ванна наполнилась, затем вытянулся, тихо мурлыча себе под нос, когда расслабился. Должно быть, прошлой ночью во время полёта он перетянул мышцы; его плечи и бёдра немилосердно ныли. Он не чувствовал такого напряжения начиная со своего первого курса, когда Оливер Вуд заставлял его тренироваться в течение неоправданно долгих часов. Это был очень долгий перелет до побережья, и он не летал целую вечность. Массируя узлы на пояснице, он задался вопросом, не вызвало ли такое же неудобство летное зелье, которое использовал Том. Том не жаловался, но, с другой стороны, этот человек был удивительно стойким. На всякий случай, он решил удивить мужа утренним массажем. А если массаж превратится во что-то более интимное? Это тоже было бы прекрасно. Но до рассвета было еще далеко. Гарри проспал половину прошлого дня, и, несмотря на бессонную ночь Хэллоуина, Гарри знал, что его умственное истощение давно прошло. Гарри плюхнулся в воду. По мере того, как его боль начала уменьшаться, Гарри начал размышлять о последних нескольких днях. Консорт. Он был консортом Лорда Волдеморта. Из всех возможных вещей... Он покачал головой, ухмыляясь. И какой способ сказать ему об этом. Гарри заметил, что Волдеморт, как бы он ни любил хорошие речи, был удивительно молчалив в некоторых вещах. Гарри предположил, что Тому неловко из-за сентиментальности — не то, чтобы его новый статус имел к этому какое-то отношение, упрекнул себя Гарри. Это было чисто политическое решение. Так и должно быть. Тем не менее, было забавно думать обо всех тех случаях, когда Волдеморт не находил слов. Этот человек превосходно объяснял самую сложную магию, когда был в настроении, но все же не мог сесть и рассказать Гарри, что значит быть его консортом. Для него это слово не имело никакого смысла. Почему он должен был узнавать это сам, пока Луна, наконец, не дала ему объяснение, что он сочетался браком с правителем Магический Британии? Гарри знал из отрывков маггловской английской истории, которые ему удалось изучить в начальной школе — когда он не уворачивался от пинков Дадли под партой, — что раньше браки часто заключались для создания альянсов. Союз между Темным Лордом и Мальчиком, Который Выжил? В этом новом мире так и должно было быть. Но всё же, если это то, чем было его новое положение, то почему Том просто не пришел и не сказал об этом? Простое: «Привет, Гарри. На днях я устроил так, чтобы все осознали, что ты поддерживаешь мою политику». Неужели это было так трудно? И теперь, судя по тому, что они обсуждали перед ужином, Том даже не думал, что действительно привлекал Гарри, что лишь его природа Крестража заставляла его так хотеть Волдеморта. Вспоминая их предыдущие беседы, Волдеморт сказал почти то же самое месяц назад, когда Гарри сказал, что любит его. Гарри сжал кулаки под водой. Он был слишком удивлен обвинением — теперь он понял, что это было именно им, — чтобы злиться. Теперь он был зол. Темный Лорд так верил в своё магическое мастерство и, казалось, пренебрегал другими важными аспектами своей самооценки. Теперь, оставшись один, Гарри вынужден был признать, что понимает, к чему клонит Том. Гарри никогда не был высокого мнения о себе, и он выглядел довольно посредственно (несмотря на шрам в виде молнии). Том начал свою жизнь, выглядя как какой-то классический бог. На самом деле было несправедливо, каким чертовски красивым был Том Марволо Риддл в молодости. А потом потерять все это, заменить это человеческое совершенство... Чем-то другим. Гарри мог вспомнить, насколько отталкивающим он находил Волдеморта. Он не мог сопоставить свои чувства с этими воспоминаниями. Дело было не в крестраже. Определённо нет. Он носил частичку души Тома с младенчества, и только за последние полгода этот человек пробудил в нем чувства чего угодно, только не ужаса и ненависти. Гарри было трудно точно определить, когда его чувства впервые изменились. Очевидно, где-то до Солнцестояния. Гарри закрыл глаза и перебрал свои воспоминания, начиная с того момента, когда он сказал Волдеморту, что он неизвестный ему Крестраж. Он видел Темного Лорда не более чем монстром, поджидающим его в ночи, демоном, которого он должен умилостивить дарами. Когда это чудовище успело стать его возлюбленным? Он вспомнил ужас пробуждения в той камере, его глаза были бесполезны, его слова связаны. Он поцеловал босые ноги Тома, и это действие вызвало дрожь отвращения во всем его существе. Страх и отвращение. Вот что он тогда испытывал к Тому, смутно помня, каким милым был этот мужчина в детстве. Потом было его Посвящение, когда... Когда он дал больше клятв, чем мог вспомнить. Гарри потер лоб и поморщился, когда пена попала ему в глаза. В чем он тогда поклялся? Чёрт возьми, он не мог этого вспомнить. Только одна клятва всплыла у него в голове, та, где он предоставил Тёмному Лорду доступ к своей магии, и он смог вспомнить её только из-за того, что он застрял на стоячем камне после своей первой неудачной попытки в квиддиче с Драко. Его лодыжка не заживала без разрешения Волдеморта. Клятва позаботилась об этом. Что ещё она сделала? Посвящение было покрыто туманом в его сознании. Он вошел вместе с Нагайной, подошел — в ужасе — к возвышению и опустился на колени перед троном Тёмного Лорда. Были свечи, а потом много клятв на парселтанге. Потом была жертва — Петунья. О, было так приятно наблюдать, как она умирает. Страх в ее глазах перед нападением Нагайны был, возможно, самой совершенной вещью, которую он знал до сих пор... Гарри нахмурился. Он всегда недолюбливал свою тетю. Нет, это было не совсем правильно. Он помнил, как обожал ее когда-то, давным-давно, когда все еще думал, что она может полюбить его в ответ. Но жестокое обращение брало свое, и его привязанность к ней умерла перед лицом ее пренебрежения. Но он никогда не хотел ее смерти. Не до тех пор, пока… Пока он не дал эти клятвы. Это определенно были те клятвы на парселтанге. Что-то внутри него изменилось в ту ночь. Гарри уставился на свою левую руку. Волдеморт поставил ему Метку еще до того, как он дал все эти клятвы, получая садистское удовольствие от такого полного доминирования над Избранным. Но хотя клеймо горело так, словно адские псы Аида вонзили клыки в его плоть, в нем не было той естественной преданности, которая была после ритуального Посвящения. Гарри был напуган до полного подчинения, напуган тем, что его где-то запрут и забудут. Однако после Посвящения тьма Тома и его воля проникли в него. Он стал почти продолжением Темного Лорда. Гарри откинул голову на край ванны и смотрел, как мерцает пламя свечей. Он вспомнил долгие ночи в камере, когда он крепко держался за Нагайну, свою новую сестру. Ее присутствие было таким успокаивающим, и он быстро научился наслаждаться ее обществом. Больше, чем наслаждаться. Он быстро научился любить ее. Конечно, они оба разделяли небольшую часть души Темного Лорда, и каждый находил тепло в той близости, которую они приносили друг другу. Но в их связи было нечто большее, чем просто это, хотя это само по себе было существенным. Неужели ее привязанность к Хозяину перелилась в Гарри? А еще была его ревность к Беллатрикс. Гарри все еще приходилось сдерживать проклятия, когда он вспоминал ужасную ведьму и то, как долго ему приходилось делить с ней Тома. Том называл его ревнивым существом, и он был прав. Еще несколько дней назад он беспокоился, что ему придется делить Волдеморта с кем-то новым. А потом Том со своим дурацким кольцом. Гарри сонно улыбнулся, вспомнив, как Луна не поняла, что это было. Странно, как она могла видеть так много потусторонних вещей, но совершить такую забавную ошибку. Она все еще была такой невинной. Гарри опустился ниже, чтобы теплая вода могла впитаться в его шею и помочь избавиться от последних узлов. Как он умудрялся играть в роли ловца без такой ванны? Это было совершенно несправедливо, решил Гарри, расслабляясь все больше и больше, что у префектов была ванна размером с бассейн, когда игрокам в квиддич приходилось обходиться душем. Ну, и зельями, если кто-то был действительно склонен искать Помфри, без крайней необходимости, но никто разумный не рисковал оставаться на ночь в Больничном крыле, если только кости не выступали сквозь кожу. Или, если они вообще потеряли свои кости, с приглушенным фырканьем вспомнил Гарри свой второй курс. — Я сожалею, что пропустил твои матчи в том году. Как я понимаю, они были довольно захватывающими. — Гарри вскочил, поморщившись, когда его не совсем расслабленные мышцы запротестовали. — Надеюсь, ты не собирался заснуть в ванне, Гарри. — Я не мог уснуть, — сказал Гарри, качая головой в ответ на вопрос Тома. — Почему ты не в постели? — Он надеялся, что Волдеморт не перевернулся во сне и не рухнул на пол, хотя, представив это, он не смог сдержать смешок. Волдеморт закатил глаза, явно уловив мысли Гарри. — Ты был слишком громким. — Увидев озадаченное выражение лица Гарри, он объяснил: — Твои мысли, мой дорогой. — Ты всё это слышал? — застонал Гарри. — Это меня и разбудило, — промычал Волдеморт в знак согласия. — Извини, — смущенно сказал Гарри. Он задавался вопросом, действительно ли Волдеморт захочет поговорить обо всем этом. Гарри не был уверен, действительно ли он готов произнести эти выводы вслух. — Я присоединюсь к тебе. — Том скинул мантию и скользнул в ванну. Он вздохнул, погружаясь в горячую воду. — Так-то лучше. Долгое время оба молчали. Волдеморт закрыл глаза. Гарри уже почти подумал, что он лицемерно заснул, когда внезапно кроваво-красные глаза открылись и уставились на него. — Я собираюсь их снять. Прямо сейчас, как только мы оденемся. — Что снять? — Гарри выпрямился. Волдеморт ответил прищуренным взглядом, его пристальный взгляд требовал, чтобы Гарри попытался разобраться в этом сам. Когда Гарри просто пожал плечами в ответ, Волдеморт громко вздохнул. — Клятвы, Гарри. Те, которые ты давал во время своего Посвящения. — Нет. — Прошу прощения? — Том наклонился вперёд. — Я думал, что могу делать все, что захочу. — Я не хочу, чтобы ты их снимал, — Гарри тяжело вздохнул. — Если ты это сделаешь... — Мне нужно знать. Гарри посмотрел на окно, в матовом стекле которого отражался пляшущий свет свечей. Все, что угодно, лишь бы не смотреть на Тома. Он не хотел, чтобы его муж знал о его собственных сомнениях, хотя Тому едва ли требовался зрительный контакт, чтобы различить его мысли с помощью легилименции. — Гарри, — умоляюще сказал Том. — Мне нужно знать, что то, что ты чувствуешь ко мне, не просто проекция моей собственной воли. Ты можешь это понять? Кроме того, эти клятвы были для моих последователей, а я больше не хочу этого для тебя. Посмотри на меня. Гарри этого не сделал, но только для того, чтобы знать, что у него есть возможность ослушаться. — В любом случае, эта теория ошибочна, — решительно сказал Гарри Тому, только сейчас осознав, что это правда, поскольку воспоминания о Солнцестоянии затопили его. В ту ночь Волдеморт ясно дал понять, что никогда не сможет ответить на любовь Гарри. — Мои чувства к тебе не могут быть чем-то, что ты мне навязал. Подумай об этом, Том. Ты не можешь любить. Ты не знаешь, как это чувство проецировать. Волдеморт слегка вздрогнул от тона Гарри. Наблюдая краем глаза, Гарри едва не пропустил это. Но даже в этом случае старший волшебник не отступил. — Мне всё ещё нужно это знать. А потом, если ты пожелаешь, мы можем заменить эти клятвы новыми. Свадебными клятвами, на этот раз настоящими. Это заставило Гарри наконец взглянуть на Волдеморта. — Но мы уже женаты. Это было тайным бракосочетанием, помнишь? Оно даже застало врасплох одного из женихов. — Ты заслуживаешь чего-то более официального. Я знаю, что ты чувствуешь себя обманутым. — Он продолжил, прежде чем Гарри успел возразить: — И не нужно беспокоиться. Наша официальная связь не будет иметь никаких ритуалов или, по крайней мере, ничего, выходящего за рамки нормы. — Никаких кровавых подношений или жертвоприношений девственниц? — Гарри приподнял бровь. — Ты не будешь вызывать демонов для свершения обряда? Волдеморт только ухмыльнулся. — Мы отправимся за покупками, как только откроются магазины в Косом переулке. Но сначала… — Но сначала…? — подсказал Гарри после того, как Волдеморт затих недоговорив. — Сначала мы отменим клятвы на парселтанге, которые я вынудил тебя дать.***
Это было быстрее, чем снимать пластырь. Не было необходимости в свидетелях, хотя Волдеморт зажег круг из белых свечей вокруг себя. — Это отмена и она вернёт чистоту твоего ума. — Он проигнорировал фырканье Гарри на эти слова. — На этот раз тебе не нужно ничего говорить. Гарри все еще не знал, хорошая ли это идея. На самом деле он был почти уверен, что это обернется катастрофой. Он не хотел рисковать всем хорошим, что у него было сейчас, ради чего-то столь слабого, как ясность. Он не хотел знать, было ли его счастье — а он был счастлив, черт возьми! — ложью. Он в последний раз спросил Тома, уверен ли он, что хочет это сделать, но мужчина не передумал и только жестом пригласил Гарри присоединиться к нему в ритуальном круге. Гарри вошел в освещенный свечами круг, все еще влажный после ванны, а затем опустился на колени перед Темным Лордом. Он давно этого не делал из раболепия, но Том сказал, что они должны начать с того, как закончились последние клятвы. Свечи вспыхнули, затем каждая вернулась в спокойное состояние, едва колеблющееся мерцание света. Знакомая теплая рука легла на голову Гарри. В отличие от того, когда он впервые пришел к Тому, в нем не было мстительного собственнического чувства. — Всё будет хорошо, Гарри, — сказал Волдеморт, прежде чем перейти на Парселтанг: — Этот усердный слуга, Гарри Джеймс Поттер, сослужил мне хорошую службу. Пришло время освободить его от уз. Я освобождаю свою власть над его магией... Горячий и одновременно холодный спазм пронзил Гарри. Он был благодарен Тому, что он поддержал его за голову, потому что без этого он был уверен, что упал бы на бок, опрокинув свечи и разрушив круг. — Над его личностью, и его жизнью. Он больше не должен повиноваться, я больше не могу требовать ничего сверх того, что он готов дать добровольно. Он больше не должен называть меня Хозяином, потому что он — единственный — равен мне. — И тут рука на голове Гарри переместилась к его подбородку, мягко подталкивая его вверх. Гарри знал, что это не требование. Просьба. Гарри поднялся на ноги, и что-то в его действиях заставило свечи погаснуть, как будто вся их магия была израсходована. Гарри все еще колебался в волнах возвращающейся к нему воли. Их было много. Волны за волнами. Неужели это его магия? Все его тело казалось живым, и он должен был задаться вопросом...это не могло быть тем, что он потерял. Том не мог отнять у него все это, эту живость. Это было… Непростительно. Но нет, волны неистовой энергии сравнялись с чем-то, с чем он был знаком, с чем что он никогда не терял. Гарри посмотрел в встревоженные красные глаза. Том отступил, пятясь из круга безжизненных свечей, и молча, настороженно наблюдал за Гарри. — На мгновение, — начал Гарри, глядя на свои руки, изучая их, как будто они были чем-то чужеродным. — Да? — голос Тома был хриплым. Но теперь молчал Гарри. Он смотрел на Тома, следя за каждым его движением, за каждой его манерой. Он наблюдал, как Адамово яблоко другого мужчины опустилось и снова поднялось, когда он сглотнул. Он наблюдал, как всегда такая твердая рука мужчины с палочкой дрогнула, пустая и встревоженная. Он наблюдал, как сужаются узкие зрачки, хотя при потушенных свечах они должны были расшириться, чтобы противостоять тусклому свету. — На мгновение, — наконец повторил Гарри, — мне показалось, что я чувствую, как моя магия возвращается ко мне, хотя за исключением того случая, когда моя лодыжка не заживала — я не заметил, что бы она пропадала. Это было ошеломляюще, и сначала я подумал, что, может быть, ты забрал её у меня. — Он проигнорировал испуганный взгляд Тома и продолжил: — Но теперь я чувствую то же самое. Я просто почувствовал, как клятва отпускает меня, вот и все. — Ты чувствуешь то же самое... — эхом отозвался Том. Он говорил не о магии Гарри. — Да, — Гарри ярко улыбнулся. Это было действительно удивительно, учитывая все, что он сделал, пока купался в воле Тома. Но это было правдой. — Ты всё ещё чувствуешь себя как дома... — Том замолчал. — Да, — твёрдо сказал Гарри. — Я всё ещё люблю тебя. — И это не крестраж? — настаивал Том. Он все еще не был убежден до конца. — Поверь мне, в этом я совершенно уверен. Меня беспокоили клятвы, но не это. — Он убрал волосы со шрама, показывая Тому, что он имеет в виду. — Но ты забыл снять некоторые клятвы. — Я не забыл. Ты свободен. Я.... Гарри махнул ему, чтобы он замолчал. — Я имел в виду твои собственные клятвы. Не все клятвы данные на посвящении были моими. Ты клялся защищать меня. Том вздохнул с облегчением, затем шагнул вперед и снова взял Гарри за подбородок. Он осторожно потянул его вверх, встречаясь взглядом с Гарри. — Я не забыл. Я не хочу снимать с тебя свои клятвы о твоей защите. На самом деле, если только обстоятельства не заставили тебя передумать, мы должны дать новые клятвы. Взаимные клятвы. — Брачные клятвы, — сияя сказал Гарри.