***
POV Николай***
— Кхе-кхе, скока?! — громко вслух воскликнул я, смотря на ртутную шкалу, которая даже спустя 10 минут висела на одном значении в восемнадцать градусов по Цельсию. Значит, всё это нихрена не сон. Я действительно чуть не умер от лучевой болезни и согласился на тест какой-то дряни, которая могла спасти мне жизнь. Со своей основной задачей она, однако, справилась. Я всё ещё дышу, могу двигаться и думать, но... почему я, бл*ть, имею температуру тела в два раза ниже нормы?! Нужно срочно кого-то расспросить, уверен, тот же капитан знает, чем меня накачали. Поднявшись с кровати в своих уставных армейских трусах, я решил проверить шкаф на предмет одежды. Всё же выходить в неглиже не сильно меня тянет. — Та-ак-с, что тут у нас есть..? — с этими словами я отворил дверцы шкафа, чтобы... в очередной раз удивиться. Внутри действительно висела одежда — футболка, мастерка и брюки вместе с носками. Однако, не это главное. Внизу на полу рядом с резиновыми простенькими тапочками стояли ЭЧ 2,0-220, небольшое настенное зеркало, коробка гвоздей и слесарный молоток. Набор, скажем, откровенно не джентльменский, но хоть что-то. Вон, над столом даже розетка есть сдвоенная. Жить можно, к тому же это целая отдельная комната немаленьких размеров, а не блиндаж, отделанный ящиками из-под боеприпасов в качестве утеплителя. Там-то вообще считай повезло, если хотя бы элементарная лежанка будет. Тем временем за дверью внезапно послышалось громкая возня и металлический лязг вставляемого ключа. Похоже, что меня тут изначально заперли. Замок с помощью ключа сделал свой последний громкий поворот и стальная дверь открылась настежь, впуская ко мне три лица европейской не очень бородатой наружности, двое из которых являлись простыми солдатиками в полном снаряжении. — Ну что, юнга, проснулся? Хотя... время-то уже к обеду близится... В общем, здравия желаю, сержант Прокопенко. Как самочувствие? — вывалил на меня уже известный капитан, пройдя где-то до середины комнаты. Охрана тем временем встала по обе стороны от двери, после чего тактично её прикрыла. — Ты это, не нервничай, они тут просто чтобы командование базы спокойно было. Лучше пока оденься и присаживайся, говорить будем. — добавил Алексей, увидев мой вопросительный взгляд, после чего развалился на одной из двух табуреток. — Здравия желаю, товарищ капитан. У меня тут как раз довольно много вопросов возникло. — ответил я в официальном тоне, натягивая футболку, а затем и брюки с носками. — По поводу цвета кожи — это не ко мне, а к доктору нашему. Я тебя с ним познакомлю, но не сегодня. Ответить я могу только на вопросы касательно нашего местоположения, того, какую... точнее, чью дрянь в тебя залили и что, собственно, здесь происходит. Ни больше ни меньше. — сказал среднего роста мужчина, рефлекторно потянувшись во внутренний карман своего кителя, однако остановился на середине движения. Видать, вспомнил, что мы в замкнутом помещении без всяких окон и форточек. Ладно... это уже хоть что-то. Мне, конечно, плевать на риск по большей части (всё же я им живу вот уже 7 лет), но ответы на элементарные "где?", "зачем?" и "почему?" получить хочется. — Ну тогда начну с самого главного. Где мы вообще? Больно долго вы меня в вагоне поезда трясли. — спросил я, присаживаясь напротив капитана за стол. — Военно-морская база Шкотово-17, Японское море. — как ни в чём не бывало ответил Алексеич. — Что всё-таки за дрянь в меня ввели вчера? — в том же допросном тоне вновь спросил я. — Смешанная кровь нескольких канмусу-линкоров. Что ещё тебя интересует? — вновь ответил спокойно сотрудник службы безопасности, чуть не заставив меня поперхнуться воздухом. — Кх-кхм, мне не послышалось? Канмусу? А, простите, зачем? — Вот тебе и "А", сержант. Глупый вопрос. Ввели её в тебя, чтобы ты кони не двинул от болезни или если и двинул, то мы хотя бы знали, на что способна инъекция. — пояснил сурово офицер, поправив свою слегка съехавшую фуражку. — Так, погодите... должна у всего этого быть какая-то другая цель, кроме моего великодушного спасения? — Ты безусловно прав. Тратить такой ценный материал, как кровь духов кораблей на пусть и опытного, но обычного солдата ВДВ ради его спасения — глупо. Думаю, ты поймёшь. Если коротко, то ты в той самой больнице подписался на участие в проекте "Искусственный канмусу", предполагающем проверку возможностей самой крови и создания путём её переливания человеку нового, более совершенного канмусу. — Это понятно... хм, и каков результат, если не секрет? — То, что тебя ещё не положили к твоим сослуживцам — уже прорыв. Доктор сказал, что тебе тут две недели посидеть надо для гарантии, чтобы изменения закрепились. Всё же мутации происходят хоть и быстро, но не мгновенно. — М-да, две недели и кони не двинул. Хорошо, а мне что, тоже придётся бегать по морям и тварей из этих мини-пушек стрелять? Я же в морской тематике ноль без палочки! — Естественно, придётся, а ты чего думал? Думал, что жопу свою просиживать в этом подвале будешь, сержант? Учиться, учиться и ещё раз учиться, как завещал дедушка Ленин. Как выйдешь отсюда — приставим к тебе инструктора толкового, посмотрим, что вообще из тебя за корабль такой получится. Если с нашим бабским коллективом сдружишься, то и инструктор не понадобится. Короче, ты понял. Поживём — увидим, а до тех пор вот эти два молодчика будут тебе приносить еду, воду, чай из Абхазии и всё такое. Заодно посмотрим... станешь ли ты хотя бы чем-то похожим на канмусу или нет. Стране нужны тяжёлые корабли, как никогда раньше. Так и проходил наш разговор... точнее скорее допрос капитана мной. На самые необходимые вопросы я ответы получил, а всё остальное не особо важно. Выйду я отсюда или не выйду... какая в сущности разница? Я получил то, что хотел — жизнь в привычных для себя военных условиях, пусть и в... слегка обновлённом виде. Был внуком Василия Маргелова, а стану много раз "пра" внуком Петра Первого. Новые ощущения в жизни всё-таки... пусть уже и "любить" солдат некому. — Сегодня тебе принесут еду и чай. Неделю придётся сидеть в абсолютной изоляции, не выходя за пределы комнаты. Потом, если у тебя, условно, рука из задницы не вырастет, отпустим по лаборатории погулять, с личным составом базы познакомишься. До тех пор сиди тут, следующую неделю к тебе будут приходить лаборанты проводить телесный осмотр, спрашивать самочувствие и так далее. Следующий осмотр через полчаса, я пошёл. — рублено проговорил капитан, после чего пожал мне руку и быстрым шагом направился на выход. — Так точно... — нейтрально ответил я ему в спину, предчувствуя одну из самых скучных и долгих недель за всю свою жизнь.***
— Поразительно... аномально высокое кровяное давление 210 на 150 и при этом аномально низкая температура тела в два с лишним раза ниже нормы. Цвет кожи землисто-желтый, реакция на свет нормальная, признаков лучевой болезни не замечено. В общем, ответить на ваш вопрос я не в состоянии, нужны анализы мочи, кала и крови. Также не помешает сделать пару снимков черепа и МРТ головного мозга. — сказал мужик в белом халате и респираторе, записывая в свой планшет карандашом какие-то свои записи. — То есть буду жить я или умру через пару часов — не известно? — уточняющие спросил я, вставая со своей табуретки. — Почему же не известно? Пару часов вы прожить уж точно сможете, а вот доживёте ли вы хотя бы до конца месяца — уже совсем другой вопрос. — ответил мужчина, собираясь уже направиться в сторону двери. — Постойте! — остановил я его. — А куда продукты жизнедеятельности девать? Сортира или просто кустов тут нет, насколько я знаю. Развернувшись и устало посмотрев на меня, мужчина вдруг указал на мой шкаф своей рукой в белой резиновой перчатке. — Алексей Дмитриевич вам разве не сказал, что в шкафу есть замечательное эмалированное ведро с герметичной крышкой, которое каждый раз в 12 часов ночи будет забирать наш лаборант, относить его на мойку и приносить обратно ровно в 7 утра. Будьте внимательнее, Николай, до свидания. — пояснил мне, словно какому-то тупому срочнику, мужик. В следующие три секунды он скрылся за дверью, а я тут же метнулся кабанчиком к шкафу. — Сука, я дебил, бля... — это были мои первые слова, когда я во второй раз за день залез в шкаф, чтобы увидеть на фоне чёрных стен и пола чёрное же, сука, десятилитровое ведро, закрытое такой же, сука, чёрной герметичной пластиковой крышкой. Достав его на свет божий, я открыл толстую пластиковую крышку, чтобы обнаружить в ведре огромную кучу дешёвой туалетной бумаги. Не солома, не лопух и даже не газетка... хорошо. Ну-с, раз условия жизни чуть лучше спартанских и даже туалетная бумага в наличии, то всё просто шикарно. Жизнь удалась, Коля снова на коне и готов отстаивать интересы партии. Остаётся только ждать самого интересного — битвы. — Если верить официальным заявлениям о войне с Бездной, то можно подумать, что там настоящая резня 24 на 7 происходит. Как раз самое оно для меня... Посмотрим, сможет ли война на море затмить Панджшерское ущелье... — промелькнула в моей голове странная мысль, которую я незамедлительно отогнал прочь. Ишь чего удумал, Панджшерское ущелье вернуть... Да я никогда в своей жизни по собственной воле туда ни за что не вернусь! Надо срочно как-то отвлечься, а то нервишки шалить начинают. Думаю, пара сотен отжиманий мигом всю дурь из башки выбьет. Неделю спустя POV Алексей (ГБист) С самого утра день четверг вообще не задался, начиная подъёмом не с той ноги и заканчивая пролитым на трусы горячим чаем, а тут на тебе, фашист, гранату... Позвонил наш любезный доктор и парой ёмких предложений объяснил, что в комнате подопытного п*здец, а сам подопытный кричит, орёт и пытается вырваться из комнаты, облачившись в ОЗК. Смешно, бл*ть? Страшно? И да, и нет, если так можно выразиться. Эх, а как ведь спокойно до этого было? Приставили меня следить за проектом и никаких тебе проблем восемнадцатилетних крейсеров, за нерешение которых можно по шапке от начальства получить. Рай, что тут сказать... Особенно, когда этим самым подопытным является взрослый мужик, повидавший за семь лет дерьма больше, чем некоторые за всю жизнь. С ним и поговорить можно было, и высказаться вообще, и поймёт тебя этот парень самое главное. Начальству по большому счёту плевать, как я взаимодействую с Колей, лишь бы был результат и секретность раньше времени не слетела. Однако, несколько дней назад сыворотка наконец дала о себе знать и ВДВшник стал помаленьку обретать черты, присущие в большинстве своём только канмусу. Началось всё очень резко и неожиданно: на левой груди Коли появилось странное металлическое образование, закрывающее собой большую часть левой груди. Не дожидаясь никаких согласований, он тут же уехал под рентген, где выяснилось, что этот... реактор в прямом смысле вытеснил сердце и стал гонять кровь не импульсами, а фиксированным потоком. Сержант сказал, что это водо-водяной атомный реактор, работающий на высокообогащенной двуокиси урана и способный выдавать примерно 320-330 МВт... если будет в полном составе. Сейчас он должен выдавать где-то 80-90, но сам факт! Ядерный реактор вытеснил сердце канмусу и стал гонять вместо него кровь! Это просто невероятно! И вроде бы всё прекрасно — проект двигается в сторону успеха, докторишки получают хлеб за свои исследования и главный врач делает положительные прогнозы в отношении Коли, только вот всегда есть этот сучий нюанс. Сам Коля стал каким-то замкнутым, хотя раньше тоже общительностью не отличался. Бормочет себе что-то под нос, от расспросов отмахивается, а уже на допросах начинает откровенно увиливать и менять темы. Использовать какие-то особо жёсткие меры в отношении канмусу запрещено (пусть официально он все ещё человек), так что вытянуть хоть что-то из него ни у меня, ни у моих коллег не получилось. Впоследствии "обвес" Коли преображался: то подсумки с фильтрами для противогаза появлялись, то сам противогаз в один момент ночью на морде появился, а сам солдат всё больше и больше уходил "куда-то туда" в дебри своей головы, всё яснее и яснее бормоча себе под нос какие-то несвязанные слова про капитанов немецкого происхождения, бунт матросов и ячневую кашу вместо макарон по-флотски. Денис Анатоотевич сказал, что это норма и через пару дней он должен был более-менее успокоиться, но видимо судьба распорядилась иначе. Собственно, вот я выбегаю из своего общежития и бегу в сторону входа в лабораторию, стараясь при этом не попадаться на глаза нашим боевым кораблям, а то женское любопытство... оно такое. Не говорить же им, что я бегу проконтролировать ситуацию с их "братом", о существовании которого они даже не догадываются? Врать канмусу — себя дороже, потому что под личинами милых безобидных девушек скрываются имеющие опыт своих экипажей натуральные гадюки, которым только дай возможность зацепиться за человека. Ужас в общем. — Товарищ капитан, проходите быстрее, вас уже ждут! — взволнованно отрапортовал солдат на своеобразном КПП, приложив правую руку к голове. — Быстрее давай, опаздываю! — раздражённо ответил я, положив болт на стандартное воинское приветствие — не до него сейчас. Молча солдат принялся открывать стальную довольно толстую дверь, ведущую вниз под землю как раз в помещения лаборатории. Вот он отворил первый замок, второй, третий, четвёртый... поворот своеобразного "вентиля", расположенного по центру двери, и кусок бронированного чудо отечественного дверестроения смещается в сторону, открывая мне тускло освещенный проход в недра этого небольшого комплекса.***
Двигаясь по узеньким коридорам наспех вырытой лаборатории, я всё отчётливее и отчётливее слышал какие-то странные глухие звуки... словно кто-то бьёт по чему-то металлическому. Пробежав мимо комнаты Коли, имеющей на самой двери надпись "Прототип", я увидел большое скопление людей недалеко от входа в допросную — комнату с глухими бетонными стенами, имеющую большое, пулестойкое, панорамное, одностороннее стекло. — Здравия желаю, где доктор? — тут же спросил я у ближайшего ефрейтора с АКС-74 в руках. Странные звуки ударов на этот раз были особенно громкими. — Здравия желаю. Денис Анатольевич у стекла, ожидает вас, товарищ капитан. — быстро ответил ефрейтор, молниеносно приложив правую руку к своему СТШ-81. — Свободен. — коротко ответил я, двинувшись через небольшую толпу лаборантов к своей заветной цели — двери в комнату наблюдения. Двигаясь через умников, я невольно прислушивался к их разговорам весьма и весьма... опасного содержания. — Слышал, что говорил подопытный? Нет в нашей стране уже социализма, одни буржуи во власти... — Да ладно вам, вы его видели вообще? Он контуженный, ей богу, психически тронутый... — Сам-то попробуй три года на жаре побегать под пулями — ещё сильнее крыша поедет, говорю тебе... — Тсс, тише, вон, капитан идёт. Услышит ещё — мигом уедем отсюда и поминай как звали... Такие разговоры в наше время не редкость, хоть и напрягают довольно сильно. Однако что поделать? Начальство в последнее время всё более и более мягкотелым становится — теперь уже нельзя просто взять и забрать подозрительного человека, нет... нужны доказательства, нужны экспертизы и прочая по*бень. И куда страна катится? А чёрт его знает... От СССР в ней скоро останутся только красный флаг, памятники и улицы имени Ленина, да серп и молот на каждом шагу. — А, вот и вы, наконец. Вовремя, однако. — сказал первым доктор, не отлипая от своего планшета с записями ни на минуту. — Где он, что вообще происходит? — вместо приветствия ответил я, пока что не поворачивая голову в сторону источника глухих, но громких звуков. — А вы гляньте, вон как раз напротив вас парнишка с катушек слетает. — указав мне за спину, проговорил Анатольевич, после чего тут же вернулся к своим записям. Развернувшись в сторону бронестекла, я увидел... нечто. Антропоморфная двухметровая фигура, облаченная в бирюзовый ОП-1М в виде комбинезона. Лица видно не было, ведь его закрывал чёрный ГП-7, через который было видно только два угрожающе выглядящих зелёных огонька на месте глаз. Своими кулаками в защитных перчатках это чудовище било по бронированному стеклу, издавая какие-то невнятные вопли и стоны. Коля... если это ты, то я тебя не узнаю... совершенно не узнаю. — Так, а с чего он вообще так вести себя начал и почему он в допросной, а не у себя в комнате? — спросил я, отойдя от стекла чисто для спокойствия... всё же не каждый день видишь обезумевшего амбала в ОЗК. Немного постояв с задумчивым выражением лица, мужчина всё же ответил. — Думается мне, что он начал принимать в себя фрагменты воспоминаний от других кораблей. Кто там был... Гангут, Марат, Советская Россия и Советская Белоруссия, если не ошибаюсь? — утвердительно киваю — Ну вот, чего и требовалось доказать. Слова про офицеров, ячневую кашу, бомбардировки и прочее — это скорее всего от Революции и Марат, а от тех двоих ему разве что воспоминания о стройке должны были достаться. Думаю, до перестройки мышц он стабилизируется и не будет мешать работе над проектом. — развёрнуто пояснил доктор, наконец-то положив свой планшет на ближайший стол. Меня, однако, эти, слова успокоили лишь самую малость. Надеясь на лучшее, готовься к худшему, как говорится. — Мы ещё не знаем, как он усвоит все эти воспоминания. Может он вообще так и останется психом с обрывками чужих мыслей. Плюсом ко всему — его обвес ещё и наполовину не сформировался, мы даже не знаем, что за монстр Франкенштейна у нас получится. Я немедленно запрошу подкрепления и усилю охрану комплекса. — жёстко сказал на это я, поглядывая краем глаза на хрипящего Колю. Жалко его, конечно, но он сам выбрал этот путь... хоть и не знал, куда двигается. — Однако, пока он не может пробить это стекло, я предпочту наблюдать, нежели уничтожать его, товарищ капитан. Тем временем Коля Смотря на мрачную картину блокадного Ленинграда со стороны наблюдательного поста линкора Октябрьская Революция, я был... спокоен, как удав. Несмотря на гибнущих, как мухи, зенитчиков, выведенные из строя левое орудие третьей башни главного калибра и раскуроченный попаданием трёх авиабомб нос в районе 14-29-х шпангоутов, я был уверен в своём экипаже. Вот группа из пяти "штук" заходит уже в который раз за это 23-е сентября 41-го года на меня, готовясь сбросить пачку своих свистящих болванок. Однако хлопки 37-мм автоматов 70-К и мощные залпы 76-мм орудий давали понять, что зверь ранен, но не побеждён. Вот юнкерсы начинают друг за другом пикировать в нашу сторону, однако разрывы осколочно-фугасных снарядов с механическим взрывателем отрабатывают чётко и безукоризненно, разрывая две крылатые машины в клочья. Три оставшиеся, забыв про своих товарищей, тут же побросали бомбы и резко сменили курс на противоположный, оставляя за собой на память маслянисто-чёрный дымовой след. Собравшись уже было взглянуть на лица героев-зенитчиков и своего капитана, меня внезапно "выкинуло" из воспоминаний, пересылая куда-то в другое место...***
Снова Ленинград... точнее, Кронштадт. Снова линкор Га... хм, нет, это не Гангут... Марат? Точно он, а на дворе... вновь 23-е сентября. Хотя стоп... 23-е сентября, линкор Марат, Кронштадт и пикирующий Ju-87... —Жопа... — подумалось мне, когда весь мой израненный корпус ощутил свист бомбы весом в целую тонну, летящую прямиком в мой нос. Словно гром прогремел оглушительный взрыв спустя две секунды после пробития палубы. Доселе неведомая мне боль сковала... весь мой корпус? Вспыхнув ярким пламенем, первая башня главного калибра подпрыгнула на высоту нескольких метров, после чего упала в проделанную бомбой дыру. Передняя надстройка спустя всего пару секунд вместе со всеми приборами, боевыми постами, дымовой трубой и экипажем начала стремительно заваливаться в правую сторону, заглушая крики и стоны экипажа скрежетом корабельной бронестали. Марат стремительно пошёл ко дну... Мне хотелось кричать, но я не мог. Мне хотелось плакать и рвать на себе волосы, но я не мог. В конце концов я ведь бездушная машина, которую в конечном итоге рано или поздно разберут на металл. Такова она и есть... судьба всех боевых кораблей. Не умрёшь в бою — разберут свои же или в лучшем случае в музей превратят, сняв всё вооружении и навечно приковав цепями к стенке. В очередной раз мысли уходят куда-то в небытие, оставляя место новым воспоминаниям. Хм, я уже начинаю привыкать к таким переходам... или шифером шурша, едет крыша неспеша.***
"Просыпаясь" уже в третий раз, я ожидал увидеть нечто похожее на два первых фрагмента про Ленинград и линкоры, но в этот раз всё было иначе. Я стоял на берегу какой-то реки, наблюдая за отражением лунного света. Тело моё было облачно в уже привычный мне ОП-1М и ГП-7. Снимать их мне не хотелось, ведь ощущались они... словно части тела, словно вторая кожа. Да и, как ни странно, противогаз совершенно не мешал мне наслаждаться свежим воздухом, а естественная для ОЗК духота куда-то улетучилась. Подняв голову, первое, что я увидел — это тёмную громаду... ЧАЭС? Верно, эту трубу и здание я ни с чем не спутаю, но... почему? Как это связано с линкорами и Ленинградом? Или... дело всё же во мне? Посмотрев направо, я увидел двух ловящих рыбу людей — мужчину среднего возраста и парнишку рядом с ним, которые мирно сидели на берегу и следили за удочками. Не долго думая, я решил подойти к ним. — Эй, мужик, а не поздновато ли ты рыбачить вышел? — глухо из-под противогаз окликнул я его, подойдя на дистанцию в три метра. Однако, мужик и его чадо никак не отреагировали на мой окрик. Странно... я вроде достаточно громко сказал... — Ты меня слышишь вообще? — вновь спросил я, подойдя к нему вплотную. — Пап, а ты уверен, что тут вообще клевать будет? — внезапно заговорил его сынишка, полностью проигнорировав меня. — Конечно, будет. Ты главное не шуми, а то весь наш улов распугаешь. Я это место давно приметил. — полушепотом ответил отец, внимательно следя за расходящимися на водной глади волнами. — Хм, а число сегодня какое, я забыл просто? Да и время позднее уже, уа-ах, спать охота... — устало ответил отпрыск, хрустнув плечами во время сонного подтягивания затёкших конечностей. — Суббота сегодня, 26-е. Какой спать, время... а, ладно можешь вздремнуть. Уже 22 минуты второго. — ответил отец, посмотрев на свои наручные часы под светом карманного фонарика. Тем временем я стоял в полной растерянности, услышав фразу этого мужика. 26-е, суббота, ночь... если всё так и есть, то... взрыв произойдёт с минуты на минуту. — Твою дивизию, да услышь ты меня, наконец! — проорал я прямо в ухо мужчины, попытавшись его резко схватить. Однако, вместо ожидаемого результата, я чуть кубарем не укатился в реку, когда мои руки и ноги преспокойно прошли сквозь мужика и его сына. — Я... призрак что-ли? Чертовщина какая-то... — мыслил я вслух, оглядывая свои руки, облачённые в защитные рукавицы. Это безнадёжно... до них уже не достучаться, вернее... я с самого начала не мог этого сделать. Бойцы ВДВ никогда не сдаются... никому. Однако, что я могу сделать в этой ситуации? Я один, брошен какого-то хрена сюда и смотрю на грандиозное здание четвёртого энергоблока ЧАЭС имени Ленина. Дерьмо... а как ведь всё раньше понятно было... Афган, Чернобыль... Просто делай, что тебе говорят и всё. Сказали убить — убей! Сказали вызвать огонь на себя — вызови и не смей обдумывать приказ! Сказали умереть за Родину — умрёшь без разговоров! Хах... нет. Теперь я что-то среднее между человеком и канмусу, между живым и мёртвым, между молотом и наковальней... Если через подобное проходят все духи кораблей, то... Да чёрт тебя побери! Разве могу я, сержант воздушно-десантных войск, элиты вооружённых сил, сдаться под напором мистицизма, который выдерживают сопливые девочки от 6 до 25 лет?! Да как я в глаза своим ребятам на кладбище после этого смогу смотреть?! Ты, бля, офицер или кто, сука?! Мои истерические мысли прервал ОН — то, чего я ожидал... и в какой-то степени даже боялся. Мощный хлопок сопровождал яркую вспышку взрыва, мощности которого хватило, чтобы подкинуть на несколько десятков метров тяжеленную крышку реактора. Описав в воздухе непонятную фигуру, она рухнула вниз, как башня линкора Марат, после чего в сопровождении лунного света и серого радиоактивного дыма прозвучал второй менее мощный взрыв, выбросивший на крышу ещё больше различного радиоактивного мусора, который спустя несколько месяцев придётся разгребать мне и ещё куче таких же простых солдат, как я. — Ну что же... здравствуй, ЧАЭС. — угрюмо проговорил я, смотря на удирающих в страхе мужика и его сына, побросавших удочки и некоторую часть вещей. В то же мгновение время словно пошло в ускоренной режиме. Передо мной полыхал четвёртый энергоблок, к которому на невообразимой скорости подъезжала бригада пожарных, ветер с высокой периодичностью менял свое направление, пригибая зелёную весеннюю траву. Пошевелиться я не мог, меня просто завораживала подобная картина. Казалось, что я наблюдаю за ускоренной съёмкой какого-то долговременного события со своего дивана, поднимая себе настроение... однако, это было не так. Дни пролетали один за другим, периодически перед глазами мелькал военный транспорт, а над головой быстро и беззвучно проносились вертолёты со своим грузом, будь то песок или тот коричневый клей, название которого я уже давно забыл. Так и стоял я целыми месяцами, наблюдая за процессом ликвидации аварии. Часы перерастали в дни, дни в недели, а недели в месяцы. Вот шахтёры копают свой тоннель для того, чтобы не дать раскаленной магме добраться до подземных грунтовых вод. Вот кран поднимает очередную стальную плиту, дабы возложить ещё один кирпичик на могилу расплавленного реактора. Проливались дожди, дули сильные ветры, но одинокая невидимая никому высокая фигура в комбинезоне так и оставалась на своём месте. Не двигаясь. Даже не дыша. Словно она уже давно мертва, а конечности окоченели настолько, что даже под собственным весом они не могут прогнуться. Так и стоял я до самого конца сентября на этом долбанном берегу реки, наблюдая за постройкой величественного сооружения, ради которого люди отдавали свои жизни и здоровье. Однако, внезапно я оказался на замусоренной крыше энергоблока... рядом с самим собой. — Пошёл! — громко скомандовал выводной, тут же засекая время на своём секундомере. Руководствуясь словом "надо", прежний Я спокойно шёл за 50 рублей разгребать радиоактивный мусор, имея в своём организме предельно допустимое количество радиации. Я в немом шоке наблюдал за собой со стороны, не зная, что мне делать. Кричать? Но ведь не услышу! Одернуть? То же самое! Что делать?! Как быть?! Зачем вообще это всё происходит?! Пока нынешний Я в ОЗК придавался нерадостным мыслям, другой Я, который был моложе на три недели, уже как-то вяло махал лопатой, осторожно подступая к самому краю крыши. Оглянувшись на выводного, я увидел, что он лишь спокойно следил за стрелкой секундомера, стремительно отмеряющей последние секунды работы. Вот он приподнял голову, сразу же заметив прошлого меня, застывшего у края пропасти с лопатой в руках. — КОЛЯ, СТОЙ БЛ*ТЬ! — в отчаянии заорали мы вместе с офицером, стремительно сближаясь с фигурой в комбинезоне со свинцовыми пластинами на спине, груди и паховой области. Но всё уже было предрешено. Удивлённо посмотрев на нас, Коля неосторожным движением ноги полетел в провал вместе со своей лопатой. Подбежав к самому краю, я упал на колени, отчаянно осматривая провал, в котором тёмной зелёной точкой валялся прежний Я, боясь пошевелиться. Это... зачем? Почему я это вижу? Что вообще со мной происходит снаружи? Это... сраная кровь! Чёртовы учёные со своим проектом... лучше бы я просто сдох в той дыре, чем во второй раз видеть это! Стоило мне подумать о бессмысленности своей жизни, время резко буквально... остановилось, а окружающее пространство окрасилось в серый цвет, будто черно-белая фотография. Осмотревшись, я заметил застывших в одной позе военных и офицера, бегущего с секундомером к этой дыре. — В том, что ты цепляешься за своё прошлое, виноват только ты и никто более. — внезапно кто-то произнёс, словно в самой моей голове. — Ты... ты кто? Где ты? — вопросил я, внимательно осматривая окружающее меня пространство на предмет неопознанных лиц. — Хм, кто я? Довольно глупый вопрос, сержант. Обо мне знает весь Советский Союз, в том числе и ты. А "где"... хех, знать бы самому. — ответил приятный мужской голос с лёгким южным акцентом, присущим народам кавказского этноса. В то же мгновение меня вдруг стало засасывать в странную чёрную воронку, образовавшуюся под моими ногами. Я пытался выбраться, но стоило мне шевельнутся и я погрузился туда по пояс. Попытавшись как-то лечь на твёрдую крышу, я лишь погрузился по самый подбородок в это тёмное нечто. — Не сопротивляйся, зла я тебе не желаю. Просто хочу поговорить с тобой лично без этой чертовщины с твоими воспоминаниями. — проговорил голос, когда мои глаза находились на уровне этого нечто. Хотелось ответить, но я не мог, ибо звуков эта... материя не пропускала вообще никаких.***
Отдых... сколько в этом слове хорошего и сколько в нём плохого, когда речь заходит о его прерывании. Также случилось и со мной, только прервали мой отдых весьма экстравагантно. В левое стекло моего противогаза настойчиво и довольно ощутимо билась клювом чёрная голова чайки, заслонявшая собой синее безоблачное небо и яркое солнце. — Чего..? Пошла нахрен отсюда... — вяло проговорил я, отгоняя обиженную чайку своей рукой, облаченной во всё ту же резиновую рукавицу. Издав какой-то невнятный крик, чайка вместе с группой своих сородичей улетела прочь, оставляя меня на попечительство самому себе. Поднявшись с какого-то очень твёрдого материала, первое, что я заметил, был... тропический остров? Действительно, передо мной во всей своей красе открылся большой покрытый различной зеленью остров, большую часть которого я разглядеть не мог. Единственное, что бросалось в глаза, так это не шибко большой залив, на который я взирал с высоты нескольких десятков метров, стоя скорее всего на ржавой палубе какого-то севшего на мель корабля. Набравшись мужества, я обернулся... и обомлел. Передо мной был корабль... огромный корабль явно военного назначения. Догадаться не шибко сложно, учитывая встречающие тебя прямо в лицо монструозного калибра орудия в трёхорудийных башнях и боевые посты зенитной артиллерии, располагающейся как на пятиметровых башнях, так и на некотором удалении от них спереди. Не знаю, сколько тут точно, но на глаз ширина палубы от левого борта до правого составляет метров сорок, не меньше! Две огромные проржавевшие цепи уходили через специальные отверстия куда-то вниз под корпус, разделяя бак на четыре относительно равные части. После крышек цепных ящиков шли два поста зенитной артиллерии, представлявшей из себя спаренные установки из шести орудий калибром предположительно 37 миллиметров, огражденные какими-то бронещитками достаточно толстыми, чтобы выдержать пулю из НСВ, но недостаточной, чтобы остановить что-то покрупнее. Сделав первый шаг в сторону поста, я невольно пнул что-то тяжёлое и металлическое. Опустив свой взор на ржавую палубу, я увидел первую очень хорошо знакомую мне вещь, коей являлся пошорканый, но по-своему прекрасный АКС-74. Не медля ни секунды, я поднял родную для меня вещь, на автомате проверяя наличие патрона в патроннике и в целом затворную группу. Автомат оказался заряжен, что не могло меня не радовать. Всё же мне намного привычнее в целом жить с оружием, чем без него. Закинув ремень себе на плечо и приготовив автомат к стрельбе, я осторожно начал движение по палубе вдоль правого борта в сторону башен главного калибра. С самого начала меня удивило количество и калибр этих орудий, ведь даже на самых огромных линкорах я никогда не видел двух трёхорудийных башен и одну двухорудийную, имевшую самый большой калибр из всех. Сами башни располагались как лестничные ступеньки — всё выше и выше. Двухорудийная башня располагалась на высокой надстройке высотой примерно с двухэтажный дом. На последней башне, к слову, имелся свой пост артиллерии. Трудно сказать, насколько огромным был линкор, ведь с моей позиции найти конец корпуса мешала целая свора очередных башен главного калибра. Судя по расположению вооружения, это даже не линкор, а его предшественник — дредноут. Забравшись по ржавой лестнице на надстройку третьей башни ГК, я сумел разглядеть башни в полном составе. — Два, четыре... шесть... восемь... десять! — удивлённо сказал я, насчитав десяток башен калибром поменьше, чем первые три, но... их десять! Тридцать орудий на правый борт, а это значит, что... — Нам бы такую артуху на суше... — подумал я вслух, переходя на другой борт. Во время перехода между надстройкой и второй башней ГК я заметил потёртую белую надпись "К....а". Не знаю, что тут было написано, но, похоже, название корабля... хотя месторасположения довольно странное. — Полно тебе бесцельно бродить по верхней палубе. Поднимайся на мостик, там и поговорим. — произнёс знакомый голос, после чего я услышал какой-то скрип с левого борта и звонкий звук удара металла о металл. — Буду рад, если столбняк не подхвачу, хех. — ехидно ответил я, спускаясь с другой стороны по точно такой же ржавой лестнице, по которой я сюда поднимался. Спустившись с надстройки, я заметил чёрный зев открывшегося прохода, проржавевшего настолько сильно, что даже сама темнота казалась мне не чёрной, а коричневой. Стоило мне переступить порог двери, как весь корпус корабля загудел, послышалось настораживающие щелчки, а палуба начала странно вибрировать. Несколько секунд напряжённого ожидания и... надо мной загорается лампа, освещая мне две узкие лестницы, ведущие вверх и вниз. — Пусть тебя не обманывает внешняя неотёсанность этого судна. Хоть оно уже и не может выйти в море, но погреба ещё полны боеприпасов, а дизель-генераторы способны питать весь корабль. — пояснил на моё неявное удивление этот загадочный голос, который у меня почему-то ассоциироваться с одной... не очень хорошей личностью (по мнению учебников истории и повестке партии). Однако, делать выводы только по голосу — кощунство и непрофессионализм. Поднимаясь по узким ржавым лесенкам, я волей-неволей натыкался на выходы к очередным постам зенитной артиллерии, однако двери были заперты. Проходя предпоследний этаж надстройки, я невольно занервничал. Мало ли, что меня ждёт наверху. Может этот голос вообще меня специально в ловушку заманивает? Слыхал я в Афгане, как целые роты дохли от того, что попросили местных провести их коротким путем до города или какого другого объекта. Плавали, знаем, хе-хе. — Какой ты у нас осторожный. Даром, что десантник. Ладно, раз тебе так спокойнее, то можешь мне хоть в лоб пушку направить, всё равно зла тебе не желаю. — словно услышав мои мысли, сказал голос в каком-то... поучительно что-ли тоне. Вот не как отец родной, но как адекватный ротный, для которого вся рота — одна большая семья. — Надеюсь на это... — шёпотом ответил я, поднимаясь по лестнице на мостик. Выше него должен быть только наблюдательный пост. Наконец-то поднявшись по лестнице, на которой всё ещё сохранилась серая краска, я попал в очень просторную комнату, имеющую хорошее широкое остекление и... кучу различных органов управления, находящихся в... чуть лучшем состоянии, чем сам корабль. Не мне судить, конечно, но по-моему такое высокое расположение мостика лишь во вред кораблю. — Далеко не во вред, учитывая его размеры, Коля. Здравствуй, кстати. — сказал знакомый голос, но на этот раз не из головы, а откуда-то со спины. Неужели... — Добро пожаловать на борт моего "скромного" ржавого дредноута. — великодушно добавил человек, имя которого даже спустя 33 года после его смерти на устах сотен миллионов человек произносится с придыханием. Человек, взявший нашу страну с сохой в лаптях и оставивший её с сильнейшей армией на полушарии вместе с ядерной бомбой. — Здравия желаю, товарищ верховный главнокомандующий! — словно на рефлексе громко и чётко отчеканил я, прикладывая к своему капюшону правую руку. Всё моё тело в ту же секунду вытянулось на все свои 200 с лишним сантиметров, показывая свою солидность. — Хе-хе, вольно, сержант. Мы здесь одни, да и я имею далеко не тот характер, что имел вне... этого места. Ты видишь только то, что хочешь видеть, подстраивая свои желания под свои знания об оригинальном мне. — туманно ответил на моё приветствие человек за 70, выглядящий максимум на 60. Одет этот воистину великий человек был в простую серую шинель и кирзовые сапоги. На плечах имелись красные погоны с золотыми вышитыми звёздами верховного главнокомандующего. На голове была надета простая фуражка старого образца с зелёной тульей и красным околышем. Посередине была стандартная кокарда в виде красной звезды, в центре которой имелся перекрещенный серпом молот. В руках же была известная всему миру трубка, без которой представить его можно было только на важных встречах и официальных выступлениях. Таков был второй глава самого большого в мире государства, имя которому было Иосиф Виссарионович Сталин. — Эм... виноват, товарищ верх... — Не утруждай ты себя этим... лизоблюдством. Я и так знаю, кем являюсь для тебя и как меня зовут. — перебил меня мужчина, вогнав свою трубку себе между зубов прямо под "усы-щетку". — Виноват, но я вас не понял. — честно ответил я, убрав руку от головы. — Оно и понятно, но более доступно объяснить я тебе свою личность не смогу. Итак, начнём с главного. Ты, Коля, — десантник, прошедший через очередную войну, устроенную моими потомками, никак не связан с морем и... ну, сухопутный ты, короче. Знаешь ли ты, почему находишься здесь? — спросил Сталин, выдохнув через усы клубы табачного дыма. — Не могу знать. — Ох, я так и думал. Впрочем, не буду тебе мозги компостировать философской бредятиной, а скажу коротко и прямо. Ты — преемник и одновременно то самое чудо-оружие, которое может положить конец нашествию тварей морских. Этот корабль — олицетворение морской мощи пролетарского государства, его символ, знамя, как тебе угодно. Одновременно с этим он является основой твоего духа канмусу. Каждый дух корабля имеет своё материальное отражение пусть не в реальности, но здесь, в своей сути. Я здесь нужен только для того, чтобы поддерживать твоё воплощение, ждать прихода его хозяина и передать ему же. Та сыворотка из крови канмусу была лишь активатором твоей истиной сущности. Ты всегда был подобен флотским девам, всегда имел с ними родство, но твоё воплощение спало и не способно было подать какие-либо признаки жизни. Ты понимаешь меня? Также, как ветер истории развеет выброшенный на мою могилу мусор, также и ты должен помочь человечеству одержать победу над нечистью и спасти свою Родину от установления господства капитала. Ты — надежда трудового народа нашей планеты и именно ты должен обладать такой силой, какую тебе предлагаю сейчас я. — пафосно в несвойственной себе манере проговорил Иосиф, протягивая мне руку, светящуюся красным светом. — В противном же случае ты можешь вернуться в комфортные для себя условия перманентной войны. Кто знает, к чему это приведёт — к твоей смерти в реакторе или вообще отмене твоего желания получить премию в 50 рублей? В любом случае ты сделаешь свой выбор. — добавил он, протягивая вторую руку, светящуюся уже синим светом. В этот самый момент мои мысли были где-то очень далеко от сурового деда. Я пытался обмозговать все "за" и "против" обоих вариантов, хотя сердце и пролетарская признательность упрямо давили в сторону красной руки. Из рассказов главнокомандующего я понял не всё, однако главное упорно било набатом в моей неспособной думать дальше двух шагов голове. "Уничтожить Бездну", "спасти пролетариат", "не смей нарушать присягу советского воина". Ладно... была не была... такой шанс даётся только раз в жизни и я не упущу возможность принести пользу всему земному шару. Жизнь моя до этого не имела никакого смысла, но сейчас я имею все возможности стать чем-то большим, чем простой атавизм советского подгнившего общества. Я вырежу эту гниль сначала со всей Земли в лице Бездны, а затем примусь за население СССР. — Вижу, ты сделал свой выбор. Не будем больше тянуть. — сказал Сталин, увидев всю мою решительность даже через бесформенный комбинезон. Ни мгновения больше не медля, я схватил красную руку, свет от которой тут же распространился на наши тела. — Отныне все эти 560 метров и 600 тысяч тонн закалённой стали принадлежат тебе и только тебе. Мегадрэдноут "Коба" — носи это имя с гордостью и не смей пятнать его позором. Ты — элита советской армии, так оставайся же ею и это оружие приведёт тебя к победе. Отныне ты более не являешься человеком и не будешь им являться никогда до самой своей смерти. — с этими словами вождь пролетарской революции стал медленно растворяться в воздухе. — Посмотри вокруг: ржавчина, поразившая словно паразит твоё воплощение, отходит под натиском молодого поколения. Более я тут не властен. Удачи, солдат. — это были последние слова Вождя, которые он успел произнести перед своим исчезновением. Осмотревшись, я смог наблюдать чистой воды чудо. Ржавчина, грязь и пыль, сковывавшие, словно цепи, могучего гиганта, стремительно улетучивались, оставляя после себя чистые окна, смазанные и настроенные органы управления. Внезапно тихое чахлое тарахтение дизелей стремительно сменялось гулом заработавшей спустя десятилетия главной энергетической установки. Вместо ржавого скрипа я услышал тяжёлый гул электро-гидравлического привода поворота башен главного и противоминного калибра. Дрэдноут стремительно приходил в себя после долгого сна, а я тем временем ужасался новым чувствам эйфории, накатившим на меня благодаря получению управления над своим вторым телом. Пришедшие знания о вооружении одновременно и пугали, и вдохновляли, ведь по своему составу я был больше похож на массивную артиллерийскую батарею, но никак не на боевой корабль. Максимальная скорость в 16 узлов и ГК тому подтверждение. Четыре орудия 510-го калибра, двенадцать орудий 2А3 "Конденсатор-2П" 406-го калибра, тридцать орудий 356-го калибра образца 1913-го года и 180 орудий калибром 152,4-мм в трёхорудийных башнях, находящихся чуть ниже бортовых орудий ГК по 90 штук на борт. Отличительной чертой последних является возможность стрельбы на предельную для себя дистанцию без каких либо проблем с наведение, ведь в корпус они утоплены лишь на ширину самих башен. О зенитной артиллерии я даже говорить не берусь — её здесь настолько много, что посчитать всё даже в уме я смогу далеко не скоро. Тем временем ЯСУ уже раскручивала три бронзовых винта диаметром по 16 метров каждый, позволяя плавучей артбатарее покинуть со скрежетом и неохотой ставшую родной за десятки лет бухту. — Курс на сушу... Плевать на какую, но туда, где есть люди. — тихо сказал я, усаживаясь в небольшое кресло, прикрученное к полу десятком огромных болтов. Навалившаяся головная боль и усталость не дали мне долго сидеть там и проверять свои дополнительные электростанции, турбины, котлы и газотурбогенераторы вспомогательного назначения. Зверь идёт... Медленно, но идёт... и он неминуемо придёт в пункт назначения...