***
— Ох, спасибо тебе большое, Белоруссия, за такой ужин хороший. Ощущение, что за троих поел, хе-хе. — сказал я улыбчивой девушке, думая про себя "наконец-то эта постная хрень закончилась". Нет, безусловно, она может быть и вкусно готовит, но я вот нисколько не ощутил всей прелести макарон с мясом. — Рада стараться, товарищ верховный главнокомандующий. — на полном серьёзе ответила мигом убравшая со своего лица улыбку девушка. Настолько серьёзная, что ещё чуть-чуть и хоть в почётный караул в кремле ставь. — Опять ты за своё. Может уже объяснишь, в чём причина меня так высоко ставить? Я тебе не товарищ Сталин, а простой корабль, тем более носящий не имя, а его псевдоним. — проговорил я, внимательно вцепившись взглядом в её синющие, как штабная крыса на дне рождения, глаза. Не взглядом хренова маньяка-насильника из Орджоникидзевского района родного Свердловска, а нормальным серьёзным взглядом, от которого хрен ты где скроешься. — Да я... я и сама, честно, не знаю, почему так. Вроде и хочется ответить не по уставу, а всё равно вырывается. Я чувствую в тебе что-то знакомое, но не могу понять, что. И это ощущение, словно нашла то, что давно потеряла. Мне не хочется тебе этим надоедать, но я правда не знаю, что с собой поделать... — грустно и словно даже через силу пояснила Беларусь (так короче), опустив свою голову так, что кроме рта, щёк, носа и синих волос ничего не было видно. Её руки также находились где-то под столом, явно сжимая свои кулаки... от злости или грусти, или чего ещё — не знаю, но надеюсь, что не обидел её. В конце концов я ещё не на все вопросы ответы получил, а после меня хоть трава не расти. — Ну всё, успокойся. Если хочешь меня так называть — дело твоё. Не хочу девушек до слёз доводить... тем более из-за такой ерунды. Потом разберёмся. — ответил я, внутри себя поражаясь тому, из-за какой ерунды может накрутить себя боевой корабль... или девушка? Ай, не важно, всё потом. — Да... да, ты прав. Давай быстренько пройдёмся по базе, пока совсем не стемнело, а по пути мы обсудим все оставшиеся моменты... в которые входит твоё место проживания, так как нужной карточки у тебя по-моему нет. — сказала слегка порозовевшая, но уже привычная мне Белоруссия, на лице которой не было даже намёка на прошлую тоску. Вопрос проживания весьма важен, особенно на военной базе, особенно когда основная масса жителей это пигалицы чуть младше Белоруссии. Не на улице же мне спать? И в первое попавшееся общежитие не зайти, ибо вокруг одно бабьё. Молча переглянувшись, мы друг другу кивнули, поставили посуду в раковину и двинули в сторону выхода. По пути к двери линкор просто схватила первую попавшуюся куртку с вешалки, быстро запрыгнула в какие-то туфли и выпорхнула за дверь, оставляя меня наедине со своей кофтой, с которой мне вскоре удалось выйти наружу. Собирающиеся на небе облака и почти зашедшее за горизонт солнце твердили нам в лицо, что времени осталось не так уж и много, поэтому нужно поторопиться. Заодно и разговор начну. — Раз уж я теперь канмусу и только прибыл на вашу базу, то давай ты мне расскажешь, как у вас тут всё устроено? Расписание там, будние дни как проходят, чем вы вообще занимаетесь помимо войны и так далее. — спросил я, поравнявшись с ушедшей немного вперёд... линкоршей, если так можно выразиться. Обернувшись ко мне, я в очередной раз заметил удивлённый взгляд, по которому понял, что в очередной раз сморозил какую-то херню. Надоело уже. — Ну... помимо войны на море мы занимаемся много чем по своему усмотрению. Из расписания у нас только подъем в 8 утра, завтрак в 9, обед в 13 часов, ужин в 17 и отбой в 22, но оно не обязательно к исполнению. Кроме боевых тревог, мы всё оставшееся время предоставлены сами себе за исключением тех случаев, когда проводятся плановые стрельбы каждое восьмое число месяца. В свободное время хочешь тренируйся, хочешь с другими канмусу общайся, иногда в город могут отпустить. Всё это всяко лучше, чем стоять в порту у стенки и ржаветь, пока на тебе делает карьеру очередной офицер. — ответила девушка, вгоняя меня в небольшой ступор. Это что получается... Когда адмирал говорил, что это детская оздоровительная база, он это имел ввиду? Канмусу предоставлены сами себе без обязательного расписания и вечной занятости? Меня и вообще всех, кто проходил службу в армии, не оставляли без дела никогда. Если солдат не занят чем-то больше трёх минут, не хочет спать и жрать, то он начинает думать и мысли его могут быть далеко не самыми безопасными как для него, так и для окружающих. А тут на тебе: делай что хочешь, когда буквально в трёх километрах от берега тебя могут сожрать дикие твари, от которых даже сатана (да простит меня научный атеизм) шарахаться будет. Надо будет ещё с другими кораблями пообщаться на эту тему. — Впрочем, вот так, как у нас, происходит только в зелёных и белых зонах. На арктических базах, также ближе к Тихому и Атлантическому океанам нет такого рассоса. Там что канмусу, что командование воюют на полную. Там корабли тонут если не пачками, как года четыре назад, то в приличных количествах и никак этого не изменить, потому что за каждый квадрат твари бьются до последнего. — Если так, то почему тебя не переведут на более опасный участок? Уверен, на севере от тебя было бы намного больше пользы, чем на Тихом океане. — А в том-то и дело, что меня сюда перевели тогда, когда Японское море ещё было достаточно опасным, чтобы не отправлять частные и пассажирские суда. За год нам удалось вытеснить практически всех глубинных из этой зоны, превратив её из жёлтой в зелёную. Теперь тут даже мощь Кирова избыточна, не говоря о нас с тобой. Дорогое содержание и минимум пользы на море. Конвой в конце концов могут и эсминцы сопровождать. М-да... вот и вся проблема. Её понять можно — она корабль подневольный, ей где сказали остановиться — она там и стоит. Но командование... очень странно оставлять такой корабль здесь, когда та же Арктика до сих пор полыхает. Когда я был на войне, более обученные части всегда посылали туда, где пожарче, а уж нас — десантников — порой посылали в такую задницу, что даже представить сложно. Всегда так было, а вот на этой базе бац и херня такая, похожая больше на диверсию... Бред, конечно, но надо будет разобраться в этом. — Тут не очень много общежитий, разобраться легко, кто где живёт. Ты у нас не маленький товарищ, сам разберёшься. Пойдём лучше я академию тебе покажу. — продолжила линкор, поведя меня от общежитий в сторону относительно крупного трехэтажного здания. — А чему вас вообще обучают в академии? В смысле мы же помним свой боевой опыт, должны знать терминологию и прочее. — А ты попробуй, будучи практически бумажным проектом, найти у себя этот боевой опыт. Нашёл? Может, о противнике в виде злобных тварей опыт тебе расскажет? Тактике противодействия им обучит? В конце концов молодая... или молодой канмусу могут не знать даже как на цель наводиться. Всё это тебе расскажут в академии, вобравшей в себя опыт шести лет морских баталий. — торжественно заключила Белоруссия, указывая рукой на здание, больше напоминающее сельское здание школы... царско-сельское здание школы. Стиль такой же, как и у всех остальных зданий — сталинский. Никаких заборов, просто аккуратное трехэтажное здание компактных размеров с выдолбленной на фасаде огромной звездой белого цвета. Красиво и скорее всего уютно, но не более. — Хорошо, академию запомнил. Теперь расскажи о конвоях. Как вы обычно конвоируете суда в ту же Японию, например. — спросил я, двинувшись вслед за идущей впереди канмусу. — О, это тебе, товарищ, надо у Тбилиси спрашивать или Гремящего — это они постоянно туда-сюда гоняют. На худой конец можешь у Кирова поинтересоваться — она тоже иногда возглавляет конвои, но не так часто, как те двое. Я линкор, причём далеко не самый компактный, ходила под конвоем и конвоировала всего раз пять за всю службу в ВМФ. — Ну вот и расскажи про эти "раз пять". Я-то вообще ничего не знаю об этом. — А тебе и не понадобится. Судя по твоему классу, особой маневренностью ты не блистаешь. Скорее всего тебя самого надо будет конвоировать, но если хочешь, могу рассказать. — ответила девушка, положив руки за голову, словно у неё шея устала. — Давай-давай, мне интересно. — сказал я, приготовившись внимательно слушать. Всё же о службе канмусу среди моих знакомых и редких друзей никто ничего не знает. Интересно в конце концов, к тому же я сам теперь канмусу, пусть и искусственный. — Ну, тогда начнём с того, что конвоирование в большинстве своём очень скучное занятие, а порой и невероятно нервное. Всё зависит от того, кого, куда и где ты собираешься конвоировать. В зеленых зонах обычно ничего не происходит; ты просто тащишься со скоростью 10-15 узлов за гружёной нефтью, рудой, газом или лесом байдой, вяло посматривая на горизонт и докладывая каждые 30 минут "чисто". Если для меня такая скорость ещё приемлема, потому что крейсерская не сильно выше скорости гражданских судов, то миноносцы и крейсера там буквально в депрессию впадают. Но у нас зона зеленая и пути всего дня полтора-два, так что мы приплыли, подождали рагрузки судна также день или два, после чего спокойно пошли обратно. Ничего сложного и нервотрёпки нет, разве что постоянные обесточки японских судов, за которые я бы лично оторвала руки каждому узкоглазому механику, но нельзя. — спокойно разъяснила линкор, встряхнув своими синими волосами. А это уже интересно. Я тоже в Афгане пару раз сопровождал колонны и теперь примерно понимаю, что... конвой на море не сильно отличается от конвоя на суше. Когда ты всю дорогу сидишь на броне на жаре 50 градусов, подыхая без всяких моджахедов, а когда стараешься просто не словить в табло свинец, видя как твою колонну бомбят из чего только можно. — Пару раз мы совместно с японцами суда водили. Флагманы эскадр у них правда странные были: одна постоянно твердила о бдительности и даже не думала глаза смыкать или тем более отдыхать, Такао звали, а вторая... лучше не буду вспоминать, Атаго звали, тяжёлые крейсера, систершипы. Жаль только, что после перевода на Тихий океан их обеих потопили во время штурма Иводзимы, но такая вот у нас не очень веселая жизнь. — добавила как ни в чём не бывало Беларусь, сбив меня с потока мыслей. — Японцы, говоришь? Так у них же вроде фашизм как раз построен был. Потопили это, конечно, не очень хорошо, но хотелось бы поподробнее. — А чего подробнее? Фашисты в них чувствуются, но к нам нейтрально относятся. Знают, черти, что полностью от нас зависят, вот и не лезут. Ну а сами по себе империалистки, фашистки и просто буржуазные свиньи, как корабли из ГДР и ПНР, но это уже другая история. — А что там с кораблями из ПНР и ГДР? Они же вроде нормальными должны быть. — Вроде, да ненормальные. Одни бредят Третьим Рейхом и в ФРГ всё свалить хотят, а другие настолько противные, что больше минуты в их обществе невозможно находиться. — И что с ними сделали? Отдали ФРГ? — Смеёшься? Потенциальному врагу добровольно отдавать такое мощное оружие типа канмусу. Сидят они под семью замками и будут сидеть до тех пор, пока не одумаются! Натерпелись уже от фашистов, да так, что Марат до сих пор каждому кораблю немецкому по башне оторвать хочет. За такими разговорами я не заметил, как мы вышли на довольно обширную площадку с разметкой для парковки, на которой расположилось несколько... ОЧЕНЬ недоступных для простого советского человека автомобилей и пара привычных армейских УАЗиков цвета хаки. — Ну нихрена себе... здесь что, несколько министров и Борис Ельцин живут? Это чьё всё? — спросил я, кивком головы указав на всё это богатство. А указывать действительно было на что. Начнём с того, что самой дешёвой машиной на этой парковке была белая "Волга", причём явно не из РСФСР, из ГДР, наверное. Говорить о стоимости такой красавицы не приходится — хрен ты на неё накопишь, если только не в Киргизии работать лет 20 за 800 рублей. Социализм социализмом, а выделиться "те, кто смог" перед "теми, кто не смог" всегда хотят. Следующими на очереди шли сразу три ЗИЛ-117 в странном, неестественном синем цвете. Эти почти шестиметровые баржи очень сильно бросались в глаза не только своими габаритами, но в принципе тем, что достать без друзей в самых высших кругах такие автомобили в принципе невозможно. Ровно также невозможно, как и стоящую рядом с ними "Чайку" ГАЗ-14. — Я... понимаю твоё негодование. Если бы выбор автомобиля зависел от канмусу, клянусь, все мы выбрали бы более доступные людям автомобили. Мне стыдно за то, что партия может дать нам и чего не может дать простым людям. — стыдливо ответила Беларусь, отведя взгляд куда-то в землю. Я в свою очередь был просто ошеломлён. Эти твари сами не брезгуют кататься на таких автомобилях "для элиты" и туда же приписывают по сути простых солдат, канмусу? Ладно, чего уж тут говорить... если вектор развития нашей экономики оставить таким, какой он есть, то вскоре от Советского Союза не останется ни советского, ни тем более союза. Я давал присягу своей Родине, я готов за неё отдать жизнь. Воевать — это моя работа, убивать по приказу — моё призвание, служба отечеству — смысл жизни. Где же вы сейчас, Иосиф Виссарионович... Почему прикрываясь идеями о свободе, равенстве и братстве в депутатских креслах сидят самые настоящие враги народа? Где справедливость? А нет её уже давно... нигде. — Коба, с тобой всё хорошо? Ты очень странно себя ведёшь. — произнесла Беларусь спустя некоторое время, когда стало понятно, что со мной что-то не так. В бессильной злобе я сжимал свои кулаки, внутри проклиная себя и своё государство. Я всегда ненавидел то, что делает наше правительство. Читая труды великих теоретиков марксизма и марксизма-ленинизма, я видел то, куда должно было двигаться наше государство и то, куда оно шло на самом деле. Я знал, но отказывался принимать очевидное. Хах, присяга, воинский долг, честь и отвага... что значат все эти слова в царстве банкнот и монет? За что я сражаюсь? За что я отдал всего себя на растерзание войне в той безжизненной пустыне? Не знаю... возможно, что никогда уже не узнаю. Одно остаётся неизменным: за мёртвых нынче кто-то должен жить. За тех, кто не вернулся домой, кто остался в этом мире только на потускневших фотографиях и буквах гранитных эпитафий. Они все погибали не за себя, не за КПСС, они гибли за наше светлое будущее, за будущее советского народа! Я отомщу за вас, братишки. Я докажу каждой буржуазной псине, каждому ёб*ному правозащитнику и всем сомневающимся, что вы гибли не зря. О вашем подвиге должен помнить каждый, кто знает об этой войне, а кто попытается его очернить — будет раздавлен лично мной без всякой жалости. — Знаешь, пойдём-ка лучше обратно в общежитие. Я знаю, что ты обо всём этом думаешь, правда, но мы не в силах что-либо сделать. — сказала девушка, взяв меня за руку, после чего хотела пойти в обратном направлении, но... — Не надо. Нужно идти дальше. Если я сломаюсь от такой ерунды, то мной можно будет только пол протирать. Двинули. — серьёзно сказал я, после чего я ощутил резкую боль в глазах и заметил пролившийся из них буквально на секунду яркий красный свет. Боль заставила меня быстро моргать глазами, дабы хоть как-то ослабить её. Не хочу, чтобы глаза начали слезиться, тем более на виду у линкора, но мой организм был явно против. — Господи, да у тебя кровь из глаз ручьём хлещет! — буквально выкрикнула Беларусь, начав рыться в карманах своей куртки. Пока она это делала, я осторожно провел пальцами по щеке, ощущая тёплую водянистую жидкость, коей действительно оказалась кровь. Уж её-то я ни с чем не спутаю, но откуда? Воспоминания действительно имеют настолько сильный эффект? — А я ведь тебе говорил: в том, что ты цепляешься за своё прошлое, виноват только ты сам. Это не просто слёзы, это твои мысли, твоя память. Канмусу подвержены влиянию эмоций намного сильнее, чем люди, и если они не могут их каким-либо образом выплеснуть, то начинают сходить с ума. Именно поэтому каждая канмусу, которую ты встретишь на своём длинном пути, будет казаться тебе странной. Та же проблема постигнет и тебя, если не найдёшь способа контролировать свои эмоции. Не взирая на своё прошлое и будущее, ты обязан гордо нести свою ношу, какой бы тяжелой она ни была. В противном случае я разочаруюсь в тебе. — произнёс в голове уже знакомый отеческий голос с южным акцентом, заставляя меня удивиться ещё сильнее. Значит бывший хранитель силы Кобы всё же не исчез безвозвратно? Если это так, то... а чего тут может ещё быть? Отвечать смысла нет — и так всё ясно, приму к сведению его совет. Сейчас мне лучше позаботиться о глазах и обеспокоенной Белоруссии рядом. — Не лезь, всё нормально. Сейчас протру и буду как новенький. — сказал я, отмахиваясь от мельтешащей рядом девушки. — Какое "нормально"?! Пошли в госпиталь, быстро! Не смей ничего протирать — дряни всякой занесёшь столько, что слесарка будет стерильным помещением казаться! — быстро протараторила линкор, хватая меня за руку и начиная тащить куда-то в сторону от нашего прошлого маршрута. Злить корабль дело, конечно, не самое умное, но мне сейчас явно не до госпиталя. Закончу базу осматривать, промою глаза, наложу повязку и спать. Никакие бабы с синими волосами мне в этом не помешают. — Слушай, ты чего так завелась? Говоришь так, будто у меня не сосуды лопнули, а сами глаза выпали. Если не хочешь дальше меня вести, то я сам пойду. А ты можешь валить на все четыре стороны — с тебя не убудет. — слегка по-хамски, но чётко и ясно ответил я, резко вырвав руку из захвата, отчего девушка чуть не завалилась в противоположную сторону. Отвернувшись в сторону виднеющихся сквозь деревья стартеров, я незамедлительно отправился к ним. Хочу осмотреться и понять, что это вообще такое. — Придурок ядерный... Хочешь от потери крови тут ласты протянуть? Пожалуйста! Обратный путь по своей кровавой дорожке найдёшь! — обиженно сказала Белоруссия, после чего я услышал стремительно отдаляющийся звук лёгких шажков. Ничего, пусть обижается сколько хочет. С женщинами одновременно и проще, и сложнее в плане помириться, но конкретно в этом случае ничего критичного не случилось. Это вам не передовая, где за ублюдское поведение можно "шальную" пулю таблом словить. На войне разбираться будут не долго и даже не тщательно, а тут... пусть остынет. В конце концов я для неё пока никто и звать меня никак. Завтра заскочу и извинюсь, не хочу быть в её глазах не только хамлом, но и редкостным ублюдком. — А кровь-то реально чё-то сильно хлещет... — вслух подумал я, кое-как сумев заметить почти не прерывающуюся алую дорожку, которая тянулась за мной, как мои, сука, грехи. Это всё норма... по крайней мере для меня. Идти можно, боли практически нет, а видимость... пускай кровь свернётся, я проморгаюсь и можно будет спокойно прогуляться по базе.***
Утро вечера мудренее, есть такая прекрасная в своей простоте и гениальности поговорка, но не для меня, потому что я сейчас рискую не дожить до этого самого утра. Не хочу показаться дебилом, но кажется всё же надо было послушать Белоруссию и сходить с ней в госпиталь. Кровь если и свёртывается, то очень медленно, поэтому дойти я не смог даже до тех проклятых стартеров — частично ослеп из-за стоящей перед глазами жидкостью. Пришлось хоть как-то нащупывать место, где можно присесть, потому что если я не хотел нахрен убиться, мне лучше было свою задницу прижать, что, собственно, я и сделал, присев на землю и облокотившись о дерево. Давно закрытые глаза видели перед собой только очень жгучую красно-черную мешанину, а в подставленные ладони медленно затекала кровь. — Эй... ребят, есть кто рядом? Помогите... пожалуйста. — приглушённо сказал я в пустоту, не особо надеясь на отклик. Всё же по ощущениям здесь уже минут десять сижу и если всё ещё никого нет, то надеяться можно только на своё везение и то, что кому-то захочется побродить по роще в позднее время. Чувствую себя конченым. Это же надо было с такими ранами послать куда подальше единственную знакомую тебе канмусу и отправиться практически вслепую с открытым кровотечением исследовать базу. Какого хрена? Попросить помощи это не плохо и не позор, особенно, когда ты действительно можешь умереть. Меня что, настолько сильно переклинило от всего произошедшего, что я забил болт даже на собственное здоровье ради какого-то вшивого осмотра базы? — Кто-нибудь... помогите... Белоруссия, вернись, был не прав... — безнадёжно выплюнул я свои слова в пустоту, всё так же не надеясь на помощь. Однако, что-то явно изменилось. Стоящая до этого мёртвая тишина внезапно начала пропускать сквозь себя глухой звук чьих-то шагов. Сначала было далеко, но потом шаги стали довольно быстро приближаться в мою сторону. Неужели спасён? — Святые мощи Ленина, товарищ, ты где это так умудрился? — спросил меня девичий голос, принадлежавший явно не Белоруссии, но я его уже где-то слышал. — Я не знаю, кто это, но отведи меня, пожалуйста, в госпиталь. Ни черта не видно, а кровь не останавливается. — ответил я, не изменяя своего положения, но с ноткой облегчения в голосе. — Ты чего, уже забыл меня что-ли? Даже по голосу не узнаёшь? Киров я! Пошли, отведу тебя к Сергею Анатольевичу, он тебя быстро подлатает. — сказала девушка, после чего я ощутил быстрый, но плавный подъём на ноги. Видать, она не в первый раз делает нечто подобное. Естественно, вся находившаяся в ладонях кровь была тут же слита на землю, а спустя всего секунду, я ощутил довольно мягкие девичьи руки на своих плечах, направляющие меня скорее всего в сторону госпиталя. — Киров... прости, что не узнал. Ты меня очень сильно выручишь, если доведёшь до куда надо. — промямлил я себе под нос, стыдливо наклонив голову вниз. Всё же из-за такой ерунды сам себе дох.. и больше проблем наворотил. Будто мне уже не под тридцатник, а лет двенадцать максимум. — Ой, нашёл из-за чего драму разыгрывать. Ты лучше объясни, где ты так вне боя шары успел повредить и почему здесь оказался. — отмахнулась крейсер, осторожно ведя меня по улице в неизвестность. — Не поверишь, сами лопнули. Пока с Белоруссией шли по базе, они просто в парке техники лопнули и всё. — ответил я в тоне а-ля "сам в шоке, но неприятно", в очередной раз соврав. Не говорить же ей, что... впрочем, не важно. — Так ты с Белоруссией был? А как здесь очутился? Отсюда до парка метров двести, если не больше, к тому же ты был не один? Зная эту наседку, я удивлена тому, что тебя до сих пор не вылечили, не помыли и спать с плюшевой игрушкой не уложили. — сказала подозрительно Киров, после чего её захват стал немного жёстче. — Ты от меня что-то скрываешь, мой дорогой товарищ? — добавила она у самого моего уха. Настолько близко, что её дыхание в полной мере ощущалось моим явно покрасневшим ухом. — Просто я ей немного нахамил, она обиделась и ушла к себе, а я думал, что смогу даже с повреждёнными глазами обойти всю базу и сам себя подлатать. А ещё... можно без вот "этого"? — ответил я, слегка отклоняя голову в противоположную сторону, однако, вместо внятного ответа мы резко остановили своё движение, а руки Кирова стали слегка подрагивать, сжимая мои плечи ещё сильнее. — Ты... действительно нахамил Белоруссии? — со странной интонацией спросила крейсер, отчего мне стало неспокойно. — Ну... да. — И она от обиды бросила тебя в таком состоянии на улице, не позвав помощь? — Да, а что-то не так? — Проблемы у тебя, мужик, причём не самые маленькие, но это подождёт. Тебе бы сейчас повязку наложить, а то мои волосы сейчас в цвет красного знамени окрасятся. — "обнадежила" меня Киров, после чего мы вновь двинулись в путь. Спустя один час Вот уже в который раз я называю себя долбо*бом, лёжа на больничной койке с повязкой на глазах. Киров молодец, что решила на ночь глядя сходить к столовой за едой. Пусть и ушла с пустыми руками, но зато товарищу помогла без глаз не остаться, за что я перед ней теперь в неоплатном долгу. Сергей Анатольевич тоже оказался в госпитале на моё счастье и с довольно сильным удивлением быстро подлатал меня, выделив одну койку. Естественно, от расспросов мне уйти не удалось, но что поделать, если, не побоюсь этого слово, мощнейший корабль советского флота канмусу попал в больничку в тот же день, когда из неё вышел, причём даже не выйдя в море ни единого раза. Такая новость не могла не достигнуть ушей слегка разгрузившегося адмирала и нашего доблестного капитана КГБ, что, впрочем, правильно. Такую новость они не могут оставить без внимания, тем более когда вся карьера второго держится исключительно на мне. В любой другой ситуации мне было бы до лампочки, как они выполняют свою работу, но только не сейчас. — Коля, вот скажи мне, как можно умудриться с таким послужным списком, как у тебя, так сильно про*баться в первый же день? Ну вот как, мать твою?! Я не говорю о боевом выходе в первый же день, просто продержаться без происшествий на базе хотя бы 12 часов. У меня такое просто в голове не укладывается! — с явно сильной злостью и усталостью причитал адмирал, чувства которого понять мог даже не посвященный в тему человек. — Так, давайте вы оба потом обсудите случившееся. Я, конечно, тоже слегка охренел от такого, но и сюда я пришёл не просто так. — намного более спокойно сказал голос справа, сидящий примерно напротив адмирала, который располагался слева от койки. После этих слов я услышал громкий шелест бумажного конверта, в котором без труда опознал пришедшее откуда-то распоряжение или приказ. Неужели про меня кто-то на верхах узнал или... надо подождать. — Хм? Что это? О нашем захолустье на самых верхах вспомнили? — заинтересованно спросил Бак, который судя по звуку принял конверт из рук капитана. — Ну, для тебя наверное лучше бы и не вспоминали, а вот Кобе наверняка будет интересно. Всё же этот приказ самым прямым образом касается его персоны. — в стиле "что поделать, так сказали" ответил капитан, по шелесту одежды которого я мог прямо чувствовать его пожимание плечами. — Они совсем уже ох*ели в своей Москве?! Да он ещё даже обвес свой вызывать нормально не умеет! Мне в жизни не успеть это всё организовать за месяц! И дату выбрали ещё "подходящую" 7 ноября, когда у всех канмусу по сути единственный официальный праздник... — вновь "вспыхнул" красным факелом Сергей Олегович, который, походу, уже успел ознакомиться с приказом. — А что там такого в этом приказе? Мне вот интересно, раз меня напрямую касается. — спросил уже я, окончательно заинтересованный в содержании приказа. — Что-что... Плановый смотр у тебя, вот что. Ходовые и огневые испытания, даже какие-то "особые" нашлись. Если коротко, то мне приказано за месяц обучить тебя ходить по воде, научить вызывать свой обвес, научить вести "правильный" бой на море по команде, а также подготовить хренову тучу морских целей и всё это в условиях строжайшей секретности, чтобы даже пролетающая мимо муха ни о чём не узнала! Иными словами, Коля, мы оказались в такой жопе, что даже врагу не пожелаешь. — ответил адмирал так, словно через месяц армагеддон, но я не видел в этом особой проблемы. — По поводу "особых" испытаний можешь не волноваться — их подготовку поручили нашему ведомству. Кстати, как ты уже понял из приказа, сюда приезжают в буквальном смысле практически все из высоких кресел. От Горшкова до Чебрикова и от Максимова до Ивановского. Сюда разве что Горбачев не приедет, а так практически все. — добавил капитан. — М-да... чего тут забыли ракетчики и сухопутные мне, конечно, никто не скажет. Ой, бл*ть... Короче, Коба, с завтрашнего дня, если у тебя хотя бы один глаз заживёт, мы приступаем к усердной работе по превращению тебя в самого образцово-показательного канмусу, которого только можно найти во всём ВМФ. База переводится на "авральное" положение, а ты как следует высыпайся. Возможно, что это твои последние часы сна на ближайший месяц. Спокойной ночи. — с этими словами адмирал и капитан поднялись со своих стульев и судя по звуку направились к выходу. — Ах да, Коба, чуть не забыл. Скоро прибудут твои новые снаряды, которые и должны заинтересовать РВСНщиков. Если всё пройдёт гладко, то тебя ждёт "весёлая" война на море и статус корабля "особого назначения". Поправляйся и спокойной ночи. — сказал капитан уже около дверей, после чего я услышал звук открывающейся двери. Отвечать я ничего не стал. Всё же больному нужен покой, а пищи для размышлений этот короткий разговор мне дал на весь следующий месяц. Впрочем, никто ведь меня за язык в Киеве не тянул, я сам выбрал этот путь и не пожалею о нём... никогда.