Что делать, если ты МС, но всё идёт через задницу? (Франкешкор)

Сказал пастырь божий "да будет слово" и дал по заднице ленивому автору нагайкой казацкой) — Таким образом накрывшая всё западное побережье восьмиметровая волна нанесла ущерб на сумму более трёх миллиардов долларов. Подсчёт пострадавших продолжается, как минимум тридцать два человека пропали без вести, ликвидация завалов с привлечением сил самообороны и боевых кораблей продолжается. Токио утверждает, что причиной цунами были проводимые вчера в Японском море испытания новейшего военного корабля сил ВМФ СССР, но министр обороны Сергей Соколов, министр иностранных дел Эдуард Шеварнадзе и президент СССР Михаил Горбачёв в один голос заявили, что никаких испытаний боевых кораблей в Японском море не проводилось и не планируется... — дальше слушать "дядю из телевизора" мне не хотелось от слова вообще. Лёгкое нажатие на прямоугольную кнопку заткнуло мужчину в сером пиджаке, а я остался один на один с собой и своими вещами.       С моей последней встречи в кабинете адмирала прошло ровно шестнадцать часов и тридцать три минуты, на дворе восьмое ноября 1986 года, двенадцать часов дня, полдень. Я сижу над небольшим серым чемоданчиком, складываю свои скромные комплекты одежды и осматриваю два небольших флажка ВМФ и СССР, стоящих на кофейном столике посреди комнаты досуга.       "Ничего страшного не случится, если япов немного водой окатит" сказал мне тогда адмирал, пытаясь поднять мне настроение. Ага, как же... получи, фашист, гранату в виде трёх миллиардов ущерба и злобно открещивающихся от испытаний начальников, а ведь всего-то выпустил шестнадцать сейсмических снарядов калибром от 406 до 510 миллиметров, каждый из которых по предварительной оценке со стороны экспертов должен вызывать локальное направленное землетрясение магнитудой до пяти баллов на территории до полутора квадратных километров.       Говорить о том, ЧТО могут натворить такие снаряды в руках... да хотя бы меня не приходится. Оперативно и чуть ли не в кустарных условиях на берегу с меня содрали обвес, вытряхнули все имеющиеся снаряды, забрали все до последней сейсмобомбы и утащили их куда-то в свои НИИ, заменив 70% всего боекомплекта на учебные болванки. Даже подкалиберные снаряды из автомата (который после трансформации превратился в зенитную 37-мм опытную автопушку 100-К) и те вытащили, заменив их на учебные, оставив меня таким образом практически полностью безоружным.       Равноценный обмен, не так ли? Я получаю учебку, а оборонка — оружие совершенно нового типа с неизвестным принципом работы и обеспечивает себя финансированием ещё лет на двадцать. Но это всё мои пустые мысли... Людей, конечно, очень жалко, но всё уже давным-давно случилось и жалеть о содеянном уже как-то поздно, хоть и крупный осадочек на сердце всё же давит.       Адмиралу Баку песочат мозги, канмусу активно снимают украшения со своих общежитий и вообще по всей базе, а я и Белоруссия чуть выше этажом собираем свои небольшие пожитки. Романтика да и только, если не считать того, что в ГДР мы... поедем на машине с парковки.       Выделять нам отдельный поезд или тем более самолёт в условиях перманентной загруженности (без морских грузоперевозок жить как-то сложно стало) нам понятное дело никто не стал, да и незачем. Моя доставка из Киева была лишь исключением из правил, да и КПСС не настолько сильно не доверяет канмусу, что не может их отправить в одиночку через весь ОВД. Это ведь как с людьми — выписал нужные бумажки, назначил дату и время, выдал деньги на дорогу и отправил куда надо. Те же канмусу намного более преданны своей стране, нежели люди, а их сила позволит добраться до места назначения даже без транспорта — они сами для себя транспорт. — Всё ещё собираешься, Коба? — раздался со спины приятный девичий голос, вырывая меня из моих мыслей. — А ты, я смотрю, уже и оделась, и поела, и эсминцев спать уложила, хех. — со смешком в глазах ответил я, закрыв свой чемодан.       Развернувшись на 180 градусов, я увидел знакомое лицо синеволосой "женщины года" по мнению мужского населения базы, с чем я за этот месяц ни разу не спорил и не буду спорить. Белоруссия была одета в тёплую женскую военную форму без каких-либо знаков отличия, а её старающиеся не встречаться со мной глаза выглядели весьма обеспокоенно. — Что-то случилось? — как можно более мягко спросил я, заметив, что мысленно девушка витала где-то в облаках. — Н-н-нет, вовсе нет. Просто... у нас впервые за месяц выдалось несколько минут на разговор и я... — начала Белоруссия, но споткнулась на полуслове, заметив мой внимательный взгляд в свою сторону. — И ты... — наводяще произнёс я. — Я... я хотела извиниться. Извиниться за то, что произошло месяц назад, когда ты только вышел из... не важно. Извиниться, за то что бросила тебя тогда с лопнувшими глазами. Я не хотела, просто... — сбивчиво и уклончиво продолжила лепетать девушка, но я простым жестом руки остановил её. — Знала бы ты сейчас, как я хреново себя чувствую, когда девушка извиняется передо мной — взрослым мужиком — особенно когда я сам себя повёл, как скотина последняя. Наоборот, это ты прости, пожалуйста, придурка. Нахамил тебе, так ещё и не извинился за целый месяц. Приношу свои глубочайшие извинения за своё хамское поведения и скромно прошу простить себя. — со всей возможной самоотдачей произнёс я, виновато склонив голову к полу.       Когда произошёл тот инцидент, я только спустя неделю осознал все свои ошибки. В тот день действительно много чего произошло, и перед этим днём много чего тоже произошло. За семь лет перманентной войны в другой стране, в своей стране, да даже с самим собой, я полностью забыл уроки отца. Повёл себя как последняя мразь, найдя себе несколько отговорок и в ус не дул неделю. Видел бы меня сейчас батя... даже в своих годах я бы не смог в принципе сидеть как минимум ту же неделю, хе-хе. Обращаться с ремнём и бляхой отец умел лучше любого токаря или инженера.       Моя небольшая речь для Белоруссии прозвучала словно гром среди ясного неба — настолько странно она сейчас смотрела на меня. То краснела, то белела, то руки начинали дрожать, словно лихорадить её начало на ровном месте. Я знал, что девушки её возраста это в основном те ещё скромницы, но на простое и не фальшиво-угождающее извинение я такой реакции никогда не видел. — Странный ты всё же дредноут, Коба. Вместо сердца реактор, а сам будто из могилы вылез... но сердца у тебя всё равно больше, чем у многих других канмусу. — со странным выражением лица произнесла линкор, после чего лучезарно улыбнулась и... — Э-эй, ты чего это удумала? — опасливо спросил я, когда руки девушки сомкнулись на моей спине, а всё остальное девичье тело с силой прижалось ко мне, позволяя ощущать даже биение сердца боевого корабля.       "Приятно"... подумал я, ощущая через аналогичную мужскую "афганку" весь объёмный рельеф тела Белоруссии, но... последний раз я обнимался с девушкой на выпускном, а это было, блин, 10 лет назад. Чувствую себя даже более неуютно, чем под артобстрелом... чёрт, я бы всё сейчас отдал, чтобы оказаться под сраным артобстрелом! — Как я и думала... У тебя нет сердца, Коба, вместо него ты носишь плутониевые стержни, но всё равно ты видишь в нас не просто корабли с именем и серийным номером. Я рада, что ты не боишься нас, не презираешь и не считаешь лишь бездушным оружием... по старой памяти. — говорила девушка в самое моё ухо, обжигая его своим горячим дыханием и вгоняя меня не только в смятение, но и очень сильное удивление. — Я тебя не понимаю, Бель, что ты имеешь ввиду? Разве вас кто-то боится и презирает среди людей? Наоборот, мы же защищаем человечество от Бездны, работаем, как... герои... герои... — последняя фраза далась мне с очень большим трудом. Герои... герои интернационала, выполняющие свой долг... какая ирония. "...война в Афганистане была для нас ошибкой, причём позорной ошибкой..." Словно гвоздь, каждая буква из этой фразы первого лица государства буквально вбивалась в моё сознание, словно делая меня меньше и меньше... не ростом, а как человека.       Те, кто вернулся с той войны живым, кто потерял на ней конечности, друзей, родственников и не сломался — это были люди из стали, герои, прошедшие ещё при жизни через настоящий ад... в одночасье превратившись в брошенных на произвол судьбы стариков. Я слышал, как афганцы задавились вопросом "может это был сон и мне всё показалось?", сидя без ног в инвалидной коляске. Даже мне пришлось в своё время пережить три сильные контузии, но мне повезло — я выбрался практически без последствий, а что получил? Синий штамп на бумагу и медаль "за отвагу". Может это действительно был просто сон... вместе с этим долбаным флотом и Бездной... — Тебе повезло, Коба, ты не был в городах, у тебя не было времени следить за людьми на базе. Иной раз приедешь в город, а там все молодые смотрят, как на недочеловека. Гремящий два месяца назад приехала в Находку, так там на неё трое пьяных навалилось в переулке. Она со страху двоих к костоправам, а третьего виском о бордюр и с концами. Адмирала потом чуть ли к ВМН не приговорили — перепугали нас всех, а он только отшутился и сказал, чтобы она в тёмных переулках больше не ходила. Старое поколение, современники второй мировой и гражданской войны к нам хорошо относятся, а молодые... это ужас один. Считают, что мы слишком много средств на себя тянем, что лучше бы не моря освобождали, а на земле помогали... — лепет уже довольно сильно расстроенной Белоруссии вывел меня из философских размышлений на тему бытия, но я её всё равно слушал вполуха. — Подожди, но это ведь бред какой-то... как молодёжь может к вам плохо относиться? Я ведь са... ам слышал от адмирала, что молодёжь наоборот завидует вам, особенно парни. Ладно я ещё — труп трупом и до кучи в "резинке" — но вы ведь настоящие герои! — возмущённо ответил я, не веря во всё сказанное девушкой. Даже чуть не оговорился о своём человеческом прошлом, но её слова для меня звучали, как... п*здёжь. — Адмирал не любит говорить о таком, он один из немногих, кто относится к нам, как к людям — также кричит на нас, также разговаривает, без излишнего почтения и высокомерия. Для некоторых девочек он вообще стал будто отец. Но молодые люди почему-то не верят в нас и в большинстве своём считают нас простыми "крашеными сучками с пушками". Я ещё нормально воспринимаю это всё, не злюсь и не обижаюсь, а вот сестра моя, Советский Союз, уже несколько десятков человек на больничные койки отправила. — проговорила девушка, приотпустив меня и давая вдохнуть полной грудью.       Надо срочно перевести тему. Если она так и будет про людей ворчать, то совсем расклеится, а успокаивать канмусу — то ещё занятие, по адмиралу знаю. Может... расспросить её о прошлом и сестре? Наверняка она может рассказать что-то интересное, а заодно и сама отвлечется. — Хм, а что твоя сестра? Расскажи хоть о ней, почему разделились и как вообще оно было, когда вы только появились. Мне лично очень интересно. — сказал я как можно более мягким и располагающим голосом. — Ах, это... — внезапно захлебнулась девушка, но по избавившемуся от надутых губ и насупленных бровей лицу я понял, что наживка была проглочена. — Война нас сразу разделила, ещё когда я только появилась, в 83-м. Сестра уже вовсю воевала на северном фронте — была одной из первых канмусу-линкоров во всём мире, да ещё и считай "бумагой". Воительница прямо скажем отменная, но из-за дефицита крупных орудий на Тихом океане нам не позволили вместе служить. В итоге меня отправили чистить Японское море, а её оставили на Северном ледовитом и так по нынешний день. Выбить тварей из Японского и Охотского морей получилось довольно быстро, но командование решило, что до сегодняшнего дня мне нужно было сидеть здесь на случай крупной атаки Бездны. Сестра... ей в этом плане повезло и больше, и меньше одновременно. — начала свой монолог синеволосая красавица, однако снова на самом интересном будто ушла в себя. — И что это значит? — А то, что океан очистить не так-то и просто, как кажется. Тамошние твари, говорит, намного сильнее, опаснее и злее тех, что в тёплых водах обитают. Шлёт мне письма, говорит, что всё хорошо, но я волнуюсь за неё. Она хоть и мой систершип, причём один из сильнейших кораблей советского флота, но... на сердце кошки скребут у меня от того, что она где-то там в постоянной опасности находится. — взволнованно продолжила девушка, положив правую руку себе на грудь. Думаю, нужно её слегка успокоить... — Но... ты ведь понимаешь, что это война? Ты сама в ней участвуешь и находишься не в меньшей опасности, чем она. Не думаю, что я смог бы сражаться, думая, что моего условного брата могут где-то в море сожрать, а он даже ответить не сможет. Это ведь... глупо как-то, если честно. Наверняка твоя сестра верит в тебя, раз до сих пор может сражаться, а ты своим пессимизмом сводишь на нет все её надежды. — как можно более мягко проговорил я, пытаясь успокоить её. Да, получилось не очень, но кажется ей и этого хватило с головой. — Знаешь... спасибо, что выслушал меня. Честно, я и не надеялась, что смогу кому-то рассказать об этом — адмирал бы меня не понял, а свои засмеют... Возможно, мне повезло, что рядом со мной оказался единственный мужчина моего вида. Сестра во всяком случае как узнала — сразу столько вопросов задавать начала. — окончательно отпустив меня, весело и с ехидцей в глазах ответила синевласка, что вызвало с моей стороны небольшие подозрения. — Это какие ещё вопросы, хм? — также полусерьезно и смешком в глазах ответил я, вглядываясь в её лазурные очи. — Женские вопросы, товарищ, женские, которые касаются только нас — девушек. — игриво пропела Белоруссия, приложив к кончику моего носа свой длинный и острый ноготок. — Вот ведь хитрые нынче пошли... смотрите, не перехитрите самих себя. — также игриво, но со слегка хищным взглядом ответил я, попытавшись прижать к себе девушку, но... — А вот это уже только после того, как покинем территорию базы, наглец. Давай поторопимся, а то Киров небось уже опять пошла миноносцы гонять. — произнесла Бель, ловко выкрутившись из моего захвата, после чего подцепила свой весьма объёмный красный чемодан на колёсиках и выжидающе уставилась на меня.       Окинув взглядом свой кейс, который был раза в три меньше, чем чемодан девушки, я лишь усмехнулся себе под нос, после чего захлопнул кодовые замки. — Ты права. Что-то слишком мы засиделись здесь. — с этими словами я направился в сторону девушки, смотрящей на меня то ли пошлыми, то ли хищными синими глазами. — Забыла тебе сказать: моей сестре повезло и она какое-то время даже с Авророй и Гангут в одной эскадре служила — первой и второй канмусу, которые в принципе появились в нашем флоте после начала морской блокады. — непонятно к чему сказала девушка, когда я поравнялся с ней, но этого хватило, чтобы удивить меня. — Да ладно? Той самой Авророй, что в Ленинграде у стенки стоит и с тем самым Гангут, что от фашистов его в 41-м оборонял? — в полушоке спросил я, не веря своим ушам. Если это правда и Белоруссия ничего не выдумала... Чёрт, я просто обязан встретиться с той же Авророй! У кого, как не у неё, можно узнать о гражданской войне фактически из первых уст? — Да-да, та самая. Может, если мы как-то пересечемся с сестрой, то сможем проведать их на Балтике. Понимаю твоё рвение и мне тоже хочется с ними пообщаться, но всему своё время. Кстати, не поможешь хрупкой девушке унести её тяжёлый чемодан, товарищ джентльмен? — подтвердила Бель, после чего своим тонким указательным пальцем (о боже) указала на свой не самый мелкий чемодан. — И это говорит мне та, кто вчера со скуки "Урал" мизинцем подняла... — тихо ворчнул я, но чемодан (весьма тяжёлый для человека причём) подхватил без лишних проблем.       Такой милой компанией чуть ли не под ручки мы двинулись к выходу из общежития, не забыв выключить свет и привести комнату в относительный порядок.

***

— Улыбочку и... Отлично, товарищи! Прямо образцовая семейная парочка! — на выходе нас встретила радостная Киров и небольшой фотоаппарат в её руках, что было весьма неожиданно для Белоруссии. — Эй! Ты опять за старое?! Хочешь как в тот раз было?! — резко и яростно отреагировала на импровизированную фотосессию Белоруссия, в один прыжок оказавшись около ехидно ухмыляющейся Киров. — Расслабься, флагман, моя коллекция никуда дальше нашего небольшого кружка по интересам не улетит. Слово лёгкого крейсера! — ответила беловласая девушка, опустив на грудь свой Зенит-18, который легко повис на двух тонких ремешках.       Со стороны взаимодействие двух кораблей выглядело довольно комично, когда здоровый линкор начинает как ребёнок злиться на мелкий лёгкий крейсер. Никогда не думал, что увижу нечто подобное на своём веку, но такие вот эти канмусу — странные и легкомысленные на суше и собранные, смертоносные на море. — Ну всё, брейк, подружки друг на друга подулись и хватит. Киров, рад тебя видеть, надеюсь не откажешь показать свою коллекцию? — вмешался я в небольшую разборку, разняв двух почти сцепившихся друг с другом девушек. — Не волнуйся, мы с Бель всегда так, когда речь заходит о моём небольшом увлечении к фотоаппаратам. Всю свою коллекцию я всегда ношу с собой, а любоваться ей в одно лицо тихо и по ночам я считаю преступлением против народа, так что безусловно, ты увидишь мою коллекцию, когда будет на это время. — весело ответила крейсер, хлопнув по ручке свой белый чемодан с красными полосками, который был раза в полтора больше, чем чемодан Белоруссии, а мой кейс и вовсе казался игрушечным в сравнении с её передвижным складом. — Если бы ты не фотографировала буквально всё, что попадается под руку, то я бы и не злилась на тебя! — выпалила разгоряченная Белоруссия, показав на свою подругу пальцем. Странно... неужели она... — Не волнуйся, товарищ, эта злобная буржуйка никогда не помешает нам с тобой наслаждаться прекрасным, разглядывая её банные фотографии в одном полотенце и, хи-хи, даже без него. — подтвердила мои опасения крейсер, легонько пихнув меня локтем и посмотрев таким взглядом, словно говорящим "ну ты же хочешь этого, верно?"... искуситель недоделанный.       Не обращая внимания на буквально захлебывающуюся от возмущения Белоруссию, я очень тяжело вздохнул, после чего отпихнул от себя желтоглазую. Если мне придётся проехать чуть более одиннадцати тысяч километров на машине в такой "дружной" компании, то скорее всего к концу путешествия я даже мёртвым буду завидовать. Но это потом... сейчас бы лучше до машин дойти, а то до вечера простоим так. — Ну всё, всё, успокоились вы, обе. Сиськами без меня мериться будете, а сейчас пойдёмте в парк техники, мы уже опаздываем. — проговорил я, подхватывая одновременно три чемодана, окончательно забивая свои руки. — Какое вульгарное выражение, товарищ генеральный секретарь. По сиськам мы уже давно все всё решили — с Белоруссией тягаться в этом плане может только её систершип, но ты прав. Ковать железо будем с жаром, пока горяч ещё металл! — с этими словами под бодрые строчки Интернационала Киров, облачённая в ту же военную форму, что и Бель, выдвинулась в сторону парка техники, поскрипывая берцами на тонком слою свежего снега. — Сейчас бы лёгкому крейсер иметь четвёртый размер груди... тоже мне, "комсомолка образцовая". — проворчала ей вслед линкор, но не имея выбора, двинулась за ней.       Такой небольшой колонной — линкор, лёгкий крейсер и навьюченный осёл — мы пошли под пасмурным осенним ветром к своей заветной цели... чтобы спустя несколько минут полупрогулочной ходьбы оказаться на месте.       Однако, встретившая нас картина была мягко говоря не шибко обнадеживающей. На парковке всё также стояли самые разные дорогие автомобили, некоторые из которых можно было увидеть только раз в жизни по телевизору. Мне всё по-прежнему это не нравилось, я всё также плохо относился к тому, что простые солдаты должны ездить на таких вычурных баржах, но что поделаешь... Садить без преувеличения прекрасных девушек в свой поношенный УАЗик и с грохотом на неудобных лавочках ехать 11 тысяч км — не круто. Но нервно выкуривающий очередную сигарету адмирал и торчащие из-под днища нашего синего ЗИЛ-117 ноги в грязных кирзовых сапогах наталкивали на не очень хорошие мысли. — О, а вот и вы, легки на помине. — первым начал адмирал, затушив о снег "солдата Беломорканала". — Короче, как минимум сегодня вы отсюда точно не уедете. — добавил он, когда я с вопросом на лице поставил три чемодана на землю. — Чего? Товарищ адмирал, вы серьёзно сейчас? Почему не уедем-то? — возмущённо начала Киров, но адмирал жестом руки прервал её. — Костик, будь добр, объясни нашим доблестным боевым кораблям, почему они не смогут сегодня поехать в "свадебное путешествие" на "членовозе". — с очень большой долей сарказма в словах проговорил товарищ Бак, чтобы через секунду уже внимательно начать смотреть на нас. — Сергей Олегович, а матом пользоваться можно? — ответил из-под машины некто по имени Костик, на что адмирал только ухмыльнулся. — Ну не при дамах же. Мы ведь все здесь воспитанные люди. Не будем при "слабом" поле неприглядно выражаться. — всё в том же тоне продолжал Бак, не отрывая от нас своего пристального взгляда. — Тогда извините, товарищ адмирал, не могу объяснить. — также ответил Костик. — Тогда вы, дамы, отойдите от нас буквально на минуту. Мы объясним товарищу Кобе, почему запланированная поездка срывается, а он уже, как сможет, объяснит вам.       Дважды повторять авторитетному адмиралу не пришлось. Немного поворчав себе под нос, обе девушки за несколько секунд удалились от нас на приличную дистанцию, оставляя нас в одном мужском коллективе, где можно не только выражаться матом, но и разговаривать на нём. — Дерзай, Костик, дамы отошли. — стоило только дать озябшему механику отмашку, как в мои уши стала вливаться привычная, знакомая армейская речь. — Еб*ный рот этих тупорылых, бл*ть, обезьян, что прислали этот еб*ный, бл*дский маховик! У нас стоит, сука, в двухстах километрах автомобильный нах*й завод, а они прислали единственный, ЕДИНСТВЕННЫЙ, СУКА, бракованный маховик! А это всё, думаешь? Х*й! Ведомый вал взял и треснул, понимаешь? Вот эта огромная, круглая, толстая, нах*й, как сам Брежнев, х*ерга взяла и треснула. Сука, зла на этих косоруких уродов не хватает. Мы прислали вам бракованный маховик, а канмусу сломали бл*дский ведомый вал, но чинить это всё должен Костик, сука, потому что все остальные по отпускам разъехались, п*доры колымские. А ещё... — таким Макаром бедный Костик выражался ещё очень долго, много и ни капли не сдерживая себя, но если всё обобщить, то выходит... — П*здец, товарищи... — вслух произнёс я, наблюдая за вылезающим из-под днища грязным, как трубочист, Костиком, лицо которого хоть и покрылось полностью равномерным слоем масла, но увидеть прямо животную злость можно было без особого труда... да и не требовалось что-то видеть, дабы понять ужас происходящего. — Во-во. Запчасти придут только вечером, сегодня, а на ремонт должна уйти вся ночь. Ехать придётся завтра рано утром, да ещё и в грозу, так что ты поаккуратнее там, Коба. Кстати, как будет время, зайди ко мне на пару слов — разговор есть не для чужих ушей. — ответил адмирал, тяжело посмотрев на меня исподлобья.       По тону Сергея было предельно ясно, что разговор предстоит действительно не самый приятный. Возможно его темой будет как раз взаимодействие людей и канмусу, но утро вечера мудренее, так что не буду загадывать наперёд. Только молча кивну, приму к сведению и отправлюсь за девушками.       С тремя чемоданами в руках и полный праведной злобы я подошёл к уже спокойно общающимся между собой кораблям, чтобы сообщить причину поломки автомобиля. — Короче, нам прислали бракованный маховик с ближайшего завода, вдобавок ещё и ведомый вал треснул после последней поездки и теперь Костик этой ночью будет "договариваться" с КПП. А как у вас настроение? — "с весёлого" зашёл я, не особо скрывая своей "злющей злости". — О, правда что-ли? Вот ведь зараза, и ведь ни днём позже... — раздосадованно ответила Киров в своей полу-пафосной манере, однако её быстро сместила Белоруссия. — Слушай, Коба... мы тут переговорили, обсудили пару моментов и... — неуверенно начала девушка, взгляд которой старался не встречаться с моим вот хоть убей.       Очередное странное поведение со стороны Бель меня нисколько не удивило. Привык я уже за этот месяц видеть странности, что поделать? Единственная проблема была только в том, что врага ни разу в глаза не видел — "рано" видите-ли ещё мне не по деревянным болванкам стрелять — но это всё разрешится со временем. — Решили мы вызвать тебя на учебный бой, короче. — договорила вместо синеволосой Киров, чем в очередной раз напрягла больше... просто девушку. — Это были мои слова... — Но ты их не произнесла. Забудь. Коба, ты знаешь, что такое учебный бой между канмусу или тебя за месяц так и не успели просветить? — вновь взяла слово революционерка, чем в очередной раз меня озадачила.       Учебный бой... между канмусу. По правде говоря, я представляю себе, что это такое, но подробно об этом даже адмирал не заикался. Возможно это что-то особенное, типа дуэли, но скорее всего просто стрельба учебными снарядами друг по другу... друг по другу... хм. — Нет, не просветили. Если это что-то особенное и тем более такое, чего я ещё не знаю, то милости просим. Я весь внимание. — непосредственно ответил я. — Если коротко, то учебный бой, это что-то вроде неофициальной дуэли на учебных снарядах. Тебе наверное ещё не рассказывали, но у канмусу есть особый, "учебный режим", благодаря которому корабли могут спокойно обстреливать друг друга учебными болванками, которые будут ощущаться, как попадания от реальных снарядов. Официально такая практика редко где применяется из-за того, что основу нашего флота составляют лёгкие корабли классом до лёгкого крейсера — тут хоть учебные, хоть бумажные, а более-менее крупные калибры пробивают обвесы чуть-ли не навылет, из-за чего страдают сами корабли. Но неофициально подобные бои проходят между канмусу всего мира в попытке испытать свои навыки или просто решить спор какой. Также существует негласное правило, по которому более тяжёлое по классу судно не может отказаться от вызова более лёгкого. Прости, но по правилам ты не можешь отказаться от брошенного тебе вызова из-за своего класса. — как только Киров закончила свой небольшой монолог, взгляд двух девиц тут же скрестился чётко на моих глазах: без увиливаний или неуверенности.       Я за свою жизнь повидал, конечно, очень много дерьма. Видел, как матёрые солдаты ловили пули лицом, не сумев выстрелить в пацана с винтовкой, видел тех, кто сходил с ума и стрелялся тихой сапой в палатке и даже тех, кто продал свой автомат за дозу героина. Много дерьма было, но такое... — Вы чё, еб*нутые? Какие дуэли на учебных снарядах? Какой, к чёрту, кодекс чести? — с полным скепсиса лицом спросил я, даже не сумев в разговоре с дамами удержать крепкое словцо — настолько велико было моё удивление. — Коба! Как так можно?! — в сердцах воскликнула Белоруссия, услышав прямое оскорбление, за которое я уже мысленно дал себе пощёчину. — Просто доверься нам и приходи к стартерам сегодня в полночь. И да, ни слова адмиралу. Всё, мы побежали!       Сказав свои последние слова, Киров взяла у меня свой чемодан, всучила Белоруссии её баул и схватив вторую за руку, под недовольное ворчание быстрым шагом отправилась к общежитиям. "Сделаю вид, что ничего не было." подумал я про себя, после чего пожал плечами и отправился к адмиралу.       Учебный режим... несколько недель минимум я не слышал о таком термине, но именно в этот момент он решил всплыть во второй раз. Пока я был в академии, мой персональный учитель один раз упомянул об этой особенности канмусу, и то в качестве рудимента. Суть такова, что переходя в этот режим канмусу начинают ощущать попадания от учебных снарядов, торпед, авиабомб и прочего шлака, как от реальных боеприпасов, но при этом не получая сильных повреждений. Как работает этот режим — загадка. Как он определяет тип боеприпасов, возможный ущерб и передаёт эти ощущения канмусу — ещё большая загадка. Но факт остаётся фактом: эта особенность считается рудиментарной и пока не сыскала какого-либо полезного применения... кроме этих "дуэлей", походу. Может эта хрень и прижилась бы, если бы не возможность снести башку шальным выстрелом немалого калибра. Стальные болванки учебных снарядов тоже могут дырявить броню (мощи хватает), поэтому выстрел из того же "Конденсатора" или Б-37 по условной Киров, если попадёт в тело "духа" корабля, сделает очень больно и неприятно, если вообще не убьёт. В лучшем случае дыру в теле оставит, а в худшем конечности лишит или вообще убьёт. Полноразмерный корабль без капитана ещё может держаться на плаву, а вот канмусу без головы... по крайней мере науке о таких случаях неизвестно.       Однако, до следующего дня ещё полно времени, к тому же я закончил ещё не все свои дела. Вроде адмирал звал меня к себе в кабинет, к нему и направлюсь.

***

      Кабинет адмирала... всё тот же стол, всё те же стулья и окно, и даже карта всё никак не меняется. Никак не изменившийся за месяц адмирал: всё то же осунувшееся лицо человека, которого вымотала его работа, всё та же немного помятая офисная форма и сложенные в клин ладони на столе. Из новинок был только магнитофон ИЖ-302 около рук самого адмирала и три кассеты рядом с ним. — И снова здравствуй, Коля. Присаживайся, раз пришёл, разговор будет не из приятных. — сказал мне адмирал невесело, после чего послышался очень тяжёлый вздох.       Ничего говорить я не стал до тех пор, пока не сел на стул напротив адмирала. — Я уже вижу, что обсуждать мы будем не цветы на клумбе. В чём дело, товарищ адмирал? — ответил я, уставившись на мужчину с вопросительным взглядом. — Просто Сергей. Я уже довольно давно хотел тебе это показать, но никак момента не находил, а тут так удачно подвернулось время свободное. — начал он издалека — То, что сейчас лежит у меня на столе, это записи радиопереговоров 82-го, 83-го и 85-ых годов. Бои за Средиземное море, Северный ледовитый океан и Охотское море соответственно. То, что ты услышишь, Коля, не будет для тебя чем-то новым, ты может и похлеще слышал, но я хочу, чтобы ты понял, на что подписался, когда дал добро на операцию. — с этими словами адм... Сергей потянулся за первой кассетой, но... — Постойте, стоп. Зачем мне эти записи? Мне и своего хватит на две жизни вперёд. Я прекрасно знаю, во что ввязался, мне не надо ничего слушать, чтобы понять это. — ответил, останавливая своего непосредственного командира жестом руки.       Однако, вместо ожидаемой реакции удивления или наоборот отсутствия какой-либо реакции, адмирал просто горько усмехнулся. — Ты не знаешь, во что ввязываешься, Коля. Просто поверь мне. — ответил Сергей, после чего в несколько движений открыл кассетоприёмник, вставил саму кассету, закрыл его и нажал на несколько кнопок.       Моё возражение прервал привычный уху звук белого шума, вызванный слабым соединением между радиостанциями. Несколько секунд кроме шума я расслышать ничего не мог, но затем... — Восьмой! Линкоры — оказать помощь. Восьмой! Линкоры — оказать помощь. Я ранена, приём! — быстро, чётко и без запинок сказал явно женский голос... девочки лет шестнадцати, стараясь вместе с этим перекричать рвущиеся совсем рядом снаряды. Весьма... необычно, скажем так, слышать детский женский голос в такой обстановке, но посмотрим, что будет. — Я уже 40 часов в окружении. А для меня какой-нибудь вариантик есть у вас, а? — сразу после первой ответил другой голос, уже явно взрослой девушки, в котором чувствовалась положенная грубость и горькая ирония.       Пиликнув один раз в знак окончания передачи, в радио эфире повис фоновый шум, слегка раздражающий ухо. — Идёт. С минуты на минуту будет, ждите помощь. С минуты на минуту, я "радиус", приём. — сказал неожиданно мужской голос сплошной скороговоркой, явно пытаясь приободрить предыдущую девушку, но получалось у него плохо. — Спасибо, родной ты мой! У меня уже четыре утопленника, раненых без рук, без ног, без обвеса тут немеряно, а я всё жду. — ответила на "обнадеживающую" информацию командир какой-то весьма крупной эскадры, попавшей в окружение.       От этих слов меня уже начинало трясти. Едва заметно, едва ощущаемо, но трясти. В голове за считанные секунды стали пролетать аналогичные сообщения с моей войны, а всасывающее чувство под языком не давало сконцентрироваться на прослушивании сообщений. — "Заря"! "Заря"! У нас потопили крейсер, потопили крейсер [...] Третьей от восьмого квадрата, ребята, помогите чем можете, нас в упор расстреливают, скоро в рукопашную пойдём! Как поняли меня, "заря"? — Понял, понял. Только помочь нечем! — Слышу, слышу. Гангут передаёт, что снаряды закончились. Самолёты! Пусть помогут самолёты! — Через пятнадцать минут эээ... линкоры выйдут в восьмой квадрат, за ними с другой стороны авики подтянутся, ждите. — Ребята, давайте, подгоняйте их. Там тридцать мелких эсминцев [...] Сколько утопленников, сколько раненых они сами посчитать не могут! — Я всё! В пух и прах полностью разбита, полностью! Сколько нам ещё сидеть здесь ждать?! Нас всего трое, бл*ть! — Третья, ну где эта "ленточка", где "ленточка"? Мы даже назад отойти не можем! По всей территории ведётся огонь. Всё, мы уже в кольце сидим, в кольце сидим! Где помощь? Срочно помощь нужна! Ещё 10-15 минут — стемнеет и... — Десятая, десятая! Вот идут "вертушки"! Ну направьте их к нам! Они мимо нас проходят в двухстах-трехстах метрах! — Шестая! То, что ты говоришь мне, они прекрасно тебя слышат! — Дайте их позывной, я буду с ними разговаривать! — Они всё слышат! И всё, что ты думаешь о них, так и скажи! — Вертушки! Вертушки! Вам от авиации тоже "привет"! Какая вы чёртова авиация, если вы свои корабли спасти не можете?! Вы что, ниже боитесь опуститься что-ли?!       Шум... сплошной шум и редко прерывающие его слова, произносимые девичьими голосами. Гвалт артиллерии и свист авиабомб иногда не давали разобрать слов тех или иных духов кораблей, но общий настрой я уловил... и он меня буквально выводил из себя. — Первый штурм Средиземного моря, проводимый совместно силами шестой лёгкой сопроводительной эскадрой, десятой сводной ударной артиллерийской эскадрой особого назначения, третьим миноносным ударным звеном и другими соединениями Черноморского флота вместе с итальянским королевским флотом и британскими ВМС, всего около 130 кораблей различного назначения. Сразу на выходе из Дарданелл передовое миноносное звено вступило в бой с превосходящими силами противника, но сумело пробиться до итальянских соединений, проведя за собой весь остальной флот. Однако, уже на следующий день боёв, 10 августа 82 года, вся группировка попала в окружение тварей, большая часть которых всё это время лежала на дне. Лишь когда потянулись первые конвои с едой и боеприпасами, они начали действовать. В течение шести часов объединённый флот развалился на тридцать небольших котлов, тянущихся от Сардинии до Крита. На следующий день не имеющие времени на отдых канмусу сумели ликвидировать множество небольших котлов, объединив их в три больших. Ещё чуть позже котлов стало всего двое, но флот был полностью истощён безостановочными боями и не сумел пробиться к куску десятой УАЭОН, и итальянским передовым отрядам. Через 56 часов кто-либо из "Сардинского" котла перестал выходить на связь. В это же время через Гибралтар прорывались британские авианесущие соединения, но они увязли в боях за Болеарские острова и Корсику, поэтому помощи ждать было неоткуда. Общая зачистка продолжалась ещё по меньшей мере до октября, но основные бои произошли в течение первых пяти дней с момента начала операции. Потери наши составили 44 корабля, из которых эсминцев было 25 судов. Потери союзников до сих пор засекречены, но по нашим данным на дно ушло от 60 до 70 кораблей. Иными словами: потери в операции "Средиземье" составили более 80-и процентов от изначального состава, а сама операция была признана провальной и стала причиной масштабной чистки в штабах. — пояснил адмирал под мой... странный взгляд.       Я видел самого адмирала, но смотрел будто сквозь него. Я вспоминал... вспоминал всё то, что успел пережить за всю свою поганую жизнь. Война, война, война, война... дерьмо. Жизнь, смерть, дети, женщины, старики... какая разница, если на войне у всех участь одна и та же? Эти детские голоса, голоса девочек, попавших с одной войны на другую, голоса тех, кто был обречён сдохнуть в пасти тварей за то, чтобы люди вновь могли наживаться на морях и океанах. Я знал об этой операции, знал о ней очень давно, но вместо рассказа адмирала на экранах телевизоров и газетах была лишь фраза "операция провалилась". Точно так же, как и мы... когда вместо "мама, я живой" на крыльцо бедной матери приходил я, протягивая дрожащей рукой похоронное письмо, в котором чёрным по белому было написано "погиб при исполнении служебных обязанностей". Но то были парни. Да, молодые, да, неопытные в большинстве своём, но они знали, на что идут. Нас всех с детства готовили защищать страну штыками и ножами, учили этому и фильмы про войну, и наше суровое воспитание, но... никогда мы даже подумать не могли, что нас придётся защищать... девочкам. Одним словом — "кошмар". Но адмирал продолжил: — Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, Коля; раздумай немедленно, иначе совесть тебя не оставит даже во сне, особенно во сне. Хочу лишь попросить... не приказать, не как человек канмусу, а как военный военного. Постарайся защитить их. Тебе дали очень страшную силу и маленькие девочки не должны охранять тебя от чужих глаз из-за приказа партии, но наоборот: ты должен их защитить от партии, от тварей, да от кого угодно. Пусть это глупо, пусть безрассудно и вообще незаконно, но они не должны умирать за таких, как мы. Мы ещё не выработали свой ресурс, нам рано на пенсию и никакие обстоятельства, даже смерть, не должны списывать нас в утиль до тех пор, пока угроза не будет уничтожена.       Слова Сергея прозвучали для меня, как своеобразный триггер. Встав со стула, вытянувшись в тугую струну, я перевёл взгляд на его серьёзные глаза, после чего уставным тоном отчеканил: — Приказ понял, товарищ адмирал! Разрешите приступить к выполнению! — Я не приказываю, но... разрешаю, товарищ сержант, разрешаю.       Ну а после ответа и моего "есть" я отодвинул на второй план свой напускной официоз и решил поведать Баку то, что мне сказали канмусу относительно недавно. Всё же... так правильнее будет... наверное. — Мне тут недавно предложили поучаствовать в нелегальной учебной дуэли Киров и Белоруссия. Думаю, мне не стоит соглашаться на предложение.       Адмирал, конечно, удивился, но не настолько сильно, как я ожидал. — Занятно, конечно, но лучше сделаем по-другому. Канмусу обычно устраивают их в полночь... — киваю ему. —...значит вообще легко. Сегодня в полночь мы...