Такой разный взгляд

      Лёжа на животе на квадратной кровати без ножек, укрытой тёплым вязанным одеялом из жёсткой шерсти коричневого цвета, Фрост пытался рисовать на вроде бы стеклянной дощечке при помощи чёрного мелка. Рядом с ним лежала тряпица, предназначенная для стирания каракулей, медленно превращающихся в простые геометрические фигуры вроде круга, треугольника, квадрата. Синяя пирамидка, которую мама Старли переставила поближе, ради чего пришлось передвинуть ящик-тумбочку, давала достаточно света для того, чтобы не слишком сильно напрягать глаза…       Светло-серый жеребчик не был уверен, но после того как первые эмоции подутихли, ему стало казаться будто все цвета обрели большую глубину и насыщенность. Профессиональным художником в прошлой жизни он не являлся, но почему-то сейчас не сомневался, что при желании сможет найти отличия между голубой краской, разведённой в разных банках с разным добавлением жидкости. Впрочем, проверить это пока что не появлялось возможности…       «Если подумать, то глаза у меня больше, чем были во времена бытности человеком. Ну или мне просто так кажется. Но всё же было бы логично, если бы с такими большими гляделками я видел лучше себя прежнего», — думая так, Фрост продолжал напряжённо рисовать линии, прикусывая кончик языка из-за сосредоточенности.       Не то чтобы рисовать было так уж интересно, но если выбирать из всех доступных для маленького четвероногого развлечений, это было одним из самых занимательных. В конце концов возиться с фигурками из дерева, раскрашенными в разные цвета, попаданцу наскучило ещё в первые дни, так что он выбрал себе «самую любимую» деревянную звезду синего цвета, с которой теперь почти не расставался, не желая расстраивать большую белую пони (которая и без того взвалила на себя кучу забот).       Рисование же, кроме координации движений, помогало освоиться с контактным телекинезом, заменяющим пони пальцы. Фрост, довольно долго наблюдавший за тем, как Старли не задумываясь проделывает своими передними конечностями физически невозможные манипуляции, для которых и людям пришлось бы нарабатывать навык, путём проб и ошибок сумел научиться прилеплять к подошвам передних копыт небольшие предметы. О том, чтобы крутить на передней ноге мяч, при этом не совершая никаких движений конечностью, речи не шло, да и концентрироваться на действии приходилось немало, но первая самостоятельно использованная за две жизни магия… вызывала восторг.       «Это же какие перспективы! Если развить навык, то можно будет удерживать себя на стенах или потолке, не хуже чем какой-нибудь человек… пони-паук. А если мне удастся распространять это воздействие на большие площади, то и хождение по воде можно будет освоить. А ещё где-то говорилось, что Супермен обладал не физической силой, а контактным телекинезом, благодаря чему, хватаясь за самолёты-корабли, не ломал их и не гнул, а поднимал целиком. Если я смогу делать нечто подобное…», — стоило мыслям уйти далеко от выполняемой задачи, как концентрация над копытцем ослабла и чёрный мелок отвалился, упав на белую доску с тихим стуком.       Жеребчик досадливо поморщился, затем сел и стал левой передней ногой потирать правое запястье. Возможно, с ним злую шутку сыграло именно то, что он пытался «понять» всё, что делает, для захвата предметов напрягая воображаемые мышцы в копыте, прилагая к этому ощутимые усилия, но попытки последовать совету зелёного чебурашки из старого фильма про космическую войну не помогали. Ни в первый, ни в последующие разы «Делать или не делать» не выходило…       «Хотя, я к себе слишком строг: «не делать» у меня очень даже выходит», — невесело хмыкнул про себя жеребчик, снова прислоняя ногу к мелку, при этом совершая мысленное усилие, которое больше всего напоминало сжимание кулака.       Фроста не покидало ощущение того, что он занимается совершенно ненужной работой, при этом со стороны выглядя минимум смешно, а то и вовсе жалко. Самым близким сравнением, которое приходило ему в голову, была попытка прочувствовать каждую мышцу и каждый нерв в человеческой руке, чтобы заставить сигналы от мозга достигать строго определённых нервных окончаний, тем самым добиваясь отмеренных сокращений мышечных волокон. При этом окружающие не задумываются о таких трудностях и двигаются куда более плавно и быстро…       «У меня уже голова от этих мыслей болит. Где мои суперспособности, положенные каждому главному герою? Хотя… лучше не надо: по закону сохранения энергии, каждая полученная мной халява будет возвращаться какой-нибудь неудачей», — вспомнив встречу с собакой, под которую маскировалось некое существо со странным чувством юмора, что с высокой долей вероятности была плодом воображения воспалённого сознания, жеребчик вздрогнул и снова уронил мелок.       Почему-то стало жутко обидно, а глаза защипало от накатывающих слёз, но Фрост стойко терпел и не позволял себе разреветься из-за какой-то глупости. В таком состоянии, жмурящегося и напряжённо пыхтящего над доской для рисования его и нашла мама-Старли.       Цокот аккуратных копытц по полу оказался жеребёнком проигнорирован, так что белая пони вошла в комнату оставшись незамеченной и тут же бросила рядом с кроватью мешок бурого цвета, который принесла в зубах. Не теряя времени, она подскочила к сыну и лизнула его сперва в одну, затем в другую щёку, после чего потёрлась носом об лоб, обняла передними ногами и, усевшись на круп, прижала к груди.       Зарывшись мордочкой в пушистую, мягкую и блестящую шёрстку, пахнущую чем-то сладким вперемешку с морозной свежестью, хорошо знакомой ещё с детства прошлой жизни (когда его семья вешала бельё зимой на улицу), Фрост почувствовал волну спокойствия и радости. В этот раз он осознанно не сопротивлялся тому ощущению безопасности, заботы и уюта, что возникало рядом с большой белой пони, начавшей щебетать своим звонким голосом нечто непонятное…       «Когда же я выучу этот язык? Мне нужна азбука с пояснениями», — промелькнуло в голове попаданца, с некоторым трудом отстранившегося от мамы-Старли, чтобы посмотреть в её большие лучистые глаза.       Кобыла улыбнулась в ответ, потёрлась носом о нос сына, отчего тот чихнул, вызвав хихиканье пони. Убедившись, что плакать он больше не собирается, родительница усадила малыша на кровать, развернулась и подхватила зубами горловину мешка, совсем недавно бесцеремонно брошенного на пол, чтобы затем высыпать его содержимое на одеяло.       «Это… что такое?», — осторожно принюхавшись, что произошло совершенно неосознанно и естественно, Фрост ощутил чужие запахи на горке тряпок (ароматы были слабыми, будто их пытались выветрить).       В это же время Старли, не прекращая что-то рассказывать, подхватила передними копытцами прямоугольный отрез ткани с четырьмя шнурками, который был выкрашен в бледно-красный цвет, а затем осторожно надела его на макушку сына. Не сразу до жеребчика дошло, что на него надели шапку с завязками, оставляющую свободными уши, что насторожённо встали торчком. Лишь когда на его передние ноги были натянуты вязанные чулки, в голове словно бы что-то щёлкнуло и появилось осознание…       «Мы идём гулять?», — посмотрев на маму-Старли широко распахнутыми глазами, попаданец добился только того, что она снова захихикала, а затем наклонилась и лизнула сына в нос, заставив рефлекторно поморщиться.       Вскоре чулки оказались натянуты и на задние ноги, что создавало довольно странные ощущения. А затем белая пони показала, что мешок оказался не так прост, как выглядел изначально: во-первых, в нём обнаружились четыре круглых отверстия, куда жеребёнок легко просунул свои конечности, во-вторых, горловина затягивалась вокруг шеи так, чтобы не мешать дышать, но и не позволять чему-либо попасть внутрь, в-третьих, в комплекте шёл широкий пояс, при помощи которого кобыла могла закрепить ношу на спине между лопатками. Впрочем, если бы жеребчик сопротивлялся или капризничал, то самостоятельно справиться с задачей у молодой мамы вряд ли получилось бы.       «Мечта любого ребёнка — покататься на пони. Мне же пришлось стать жеребёнком, чтобы её исполнить», — возбуждённо ёрзая в своей переноске (а ничем иным эта конструкция быть не могла), крутя головой и крепко держась за шею Старли, весело подумал Фрост.       В то же время кобыла, стараясь идти ещё более плавно, чем обычно, сперва покинула комнату и оказалась в коридоре, где на низком столике лежал мешочек с тонким поясом, тут же переместившийся на талию хозяйки дома. Продолжая что-то оживлённо объяснять, то и дело оборачиваясь, чтобы скосить взгляд и посмотреть на жеребчика, она подошла к тяжёлой двери.       «Сейчас я увижу внешний мир», — затаив дыхание, подумал Фрост, неотрывно следя за тем, как большая белая пони правой передней ногой отодвигает щеколду, а затем прислоняет копытце к кольцу.       Створка поддалась легко и бесшумно, впуская в дом свежий воздух и мелкие снежинки, тут же растаявшие на мордочке жеребёнка. Однако же как бы он ни готовился, всё равно не смог не зажмуриться, прижав ушки к затылку и неосознанно сжавшись. Лишь ласковый голос и тёплое дыхание второй мамы, сумевшей изогнуться так, чтобы повернуть голову едва ли не на сто восемьдесят градусов, помогли взять разбушевавшиеся эмоции под контроль и улыбнуться в ответ на обеспокоенный взгляд.       «Глупое маленькое тело», — сердито подумал Фрост, когда кобыла отвернулась и сделала решительный шаг вперёд.       В эту самую секунду все мысли из головы жеребчика вымело, а сердце в груди забилось с удвоенной скоростью. Над головой открылась настолько яркая и глубокая синева, становящаяся светлее у горизонта, каковой он не видел ни разу за всю свою прошлую жизнь, в лёгкие ворвался морозный воздух, перехвативший дыхание, а до слуха донеслись сотни разнообразных звуков от разговоров и смеха, до звона и стука. Земля была скрыта под снегом и льдом, но на улице, куда выходила дверь дома Старли, имелась твёрдая утоптанная дорога, по которой с радостным визгом пронеслись санки с более взрослыми жеребятами, запряжённые крупным зелёным жеребцом с красными гривой и хвостом.       С раскрытым ртом попаданец проводил взглядом эту странную компанию, чтобы лишь после того как они скроются за углом, начать осматриваться более внимательно. Оказалось, что справа и слева от дороги стоят серые квадратные дома из блоков, поблёскивающих в свете солнца, на дверях коих были вырезаны какие-то символы (возможно — номера), а по самой улице прохаживаются немногочисленные жеребцы и кобылы, занятые своими непонятными делами.       «Как-то это не похоже на богатый район», — отметил жеребчик, пока мама-Старли закрывала дверь.       Стоило отбросить восторги от яркого неба, белого снега и шумной компании, что словно по заказу промчалась мимо в самый подходящий момент, как улица с однообразными серыми коробками стала казаться совсем не радостной. Даже то, что здешними обитателями были разноцветные блестящие пони, не исправляло ситуацию, так как у большинства на мордах будто бы застыли хмурые выражения.       Пара кобыл, увидев Старли, поспешно ушли с дороги, при этом демонстративно кривясь, несколько жеребцов, наоборот, махали передними ногами и окликали её. Сама белая пони потрусила по дороге влево от дома, негромко щебеча о чём-то своём: вероятно, она рассказывала о том, кто живёт в соседних домах.       Продолжая оглядываться в поисках чего-то интересного, Фрост встретился со взглядом красной пони с белыми гривой и хвостом. Она была старше Старли, что выражалось в несколько более грузном телосложении, а выражение её мордочки кривилось в неприятную гримасу. Наверное, будь на месте попаданца обычный жеребёнок, он бы мог и испугаться от подобного недоброго внимания в свою сторону.       «Что смотришь? Считаешь себя лучше? Да пошла ты…», — скривившись в ответ, жеребчик отвернулся в противоположную сторону и стал заглядывать в переулки между плотно жмущимися друг к другу домами.       Малыш не был уверен в том, почему все эти незнакомки так смотрели на их пару, пусть некоторые догадки на эту тему и имел. Однако же… ему было плевать. Вряд ли хоть одна из соседок хорошо знала Старли, а если и знала, то никогда не представляла себя на её месте.       «Как бы там ни было, но ничто не изменит моего к ней отношения. Слышите? Можете засунуть свои важные мнения себе под хвосты и проворачивать до полного удовлетворения!».