Такой разный взгляд

      — Псс, — Фрост услышал странный звук, а затем почувствовал, как его тронули за плечо. — Пссс…       — А? — подняв голову и рассеянно заморгав, четырнадцатилетний жеребчик уставился на золотистую единорожку, одетую в тёмно-серый плащ, которая стояла вплотную к его кровати. — Учитель?..       — Тшшш, — прижала копытце к губам принцесса, затем осмотрелась, будто бы ожидала увидеть в комнате ученика кого-то ещё, после чего при помощи телекинеза подняла с пола ещё один плащ, тут же уложенный на кровать перед уже не жеребёнком, но ещё и не жеребцом. — Одевайся и идём. Живее…       Крадущимся шагом Рэдиэнт отошла к двери и выглянула в коридор через приоткрытую створку.       «Уф. А я уж подумал, что это очередной эротический сон, вызванный бурлящими в крови гормонами», — со смесью облегчения и разочарования подумал молодой пони, поспешно накидывая на себя тёмно-серую ткань, застёгивающуюся чуть ниже шеи при помощи двух крючков.       Окутав копыта полем отталкивающего контактного телекинеза, Фрост бесшумно спрыгнул с постели на пол и потянулся всем телом, с удовольствием выгибая спину. Спал он от силы часа три… но благодаря ощущению струящейся по жилам магии, усталость и сонливость удалось прогнать без особых трудностей.       — Куда мы идём? — подойдя к наставнице, негромко спросил жеребчик, до обоняния коего донёсся слабый аромат подсолнухов.       — Это… секрет, — улыбнулась и подмигнула Хоуп, после чего накинула капюшон на голову и жестом позвала за собой, чтобы в следующий миг выскользнуть в коридор.       «Очередное «интересное приключение», вроде охоты за пирожными? И ведь не скажешь, что я из этого уже вырос», — тоже надев капюшон, молодой светло-серый пони последовал за принцессой, которая, скользя вдоль стен, направилась в сторону дворцовой кухни.       В том, чтобы красться вслед за Хоуп был один несомненный плюс: перед глазами постоянно мелькали стройные подтянутые ноги, выглядывающие из-под края плаща. Жеребчик не отрицал того, что у его наставницы привлекательная внешность, в результате чего она бывала нередкой гостьей его снов… что в первые разы вызвало ступор и даже лёгкий испуг. Однако же медитации, коими заставлял заниматься Сомбра, а также техники работы с сознанием позволили понять, что это вполне нормальная реакция организма и разума, при условии принятия своего нынешнего вида как естественного.       «Я — пони, а значит, и нравится мне должны пони, а не лысые двуногие приматы», — такими мыслями поставил точку в самокопаниях юный жеребец, выкинув сомнения из головы.       Хоуп не могла не заметить того, что у ученика проснулись определённые инстинкты, однако же никак это не комментировала, а только развлекалась за его счёт. Ну или же учила концентрироваться на работе, при этом не обращая внимания на сторонние раздражители вроде звуков, запахов, ощущений (как в том случае, когда принцесса захотела обнять жеребчика, когда тот работал с рыбкой из пруда, учась сращивать хрящи так, чтобы они не превращались в неподвижную кость).       Вообще, самоконтроль в период полового созревания стал той ещё проблемой: вполне характерную реакцию организма могли вызвать не только звуки и виды, но даже запахи. Совсем же неловко становилось из-за того, что глупое тело не делало различий между возрастными группами, а потому даже рядом с королевой приходилось постоянно следить за собой…       Однако же в окружении Фроста оставалась одна кобыла, которая невзирая на её внешние данные не вызывала у организма смущающих реакций: Старли оставалась мамой, о чём говорили и разум и нос, улавливающий характерный аромат её шёрстки. Трудно передать словами то облегчение, которое он испытал от осознания, что хотя бы в отношении самой близкой в этом мире пони с новым этапом взросления ничего не изменилось.       «Природный механизм контроля. Только вот и его можно обмануть при помощи духов».       …       Хоуп привела своего подопечного на кухню, где слуги, одетые в одинаковые тёмно-серые плащи, уже загрузили себе на спины сумки с контейнерами, где находилась еда с последнего приёма. Своя ноша нашлась и для принцессы с учеником, коим помогли себя навьючить помощники главного повара.       После того как все проверили, чтобы ни у кого ничего не звенело, процессия двинулась по коридорам дворца к одному из боковых выходов. Невзирая на то, что окончательно жизнь в резиденции королевской семьи не замирала даже глубокой ночью, в этот раз на пути не встретилось ни единого случайного свидетеля. Даже постовые стражники, дежурящие на стратегически важных перекрёстках, демонстративно смотрели в противоположную сторону и только шевелили ушами, чем выдавали своё внимание.       Своеобразный караван вышел из дворца и потянулся цепочкой на Синий Луч, где опять же не было видно ни патрульных, ни припозднившихся прохожих, ни даже беженцев, вынужденных спать под открытым небом, с магическим барьером вместо крыши над головой. Молодой жеребчик вышагивая по ровной гладкой дороге, со смешанными чувствами смотрел по сторонам и вспоминал, как в ранний час бегал с тележкой, чтобы доставить молоко…       «Это было будто бы в прошлой жизни. А ведь и пяти лет не прошло. А жизнь в Номе вовсе вспоминается как нечто далёкое и почти ненастоящее. Всё же память и привычка — странные штуки», сейчас, фактически находясь на другом конце социальной лестницы, пусть и собственных заслуг в этом у светло-серого пони было мало, он чувствовал смесь из радости и вины.       Однако же ученик Рэдиэнт не успел развить эту тему, так как их процессия вышла на площадь, где собрались кобылы и жмущиеся к их ногам жеребята, возраст коих колебался от родившихся уже под куполом Кристальной Империи малышей, до подростков двенадцати-тринадцати лет. Глаза взрослых пони закрывали повязки, под свалявшейся шёрсткой просматривались рёбра, уши испуганно дёргались на каждый резкий звук…       Тем временем Хоуп сноровисто организовала нечто вроде полевой кухни, где начали выстраиваться очереди из жеребят с матерями: первыми пускали самых маленьких, затем шли пони постарше. Тех, кто пытались пролезть без очереди молчаливые повара, играющие роль охраны, оттаскивали за хвост в дальний конец строя, не слушая ни ругательств, ни просьб, ни слёз. Прямо на глазах у Фроста жеребчик, коему можно было дать лет двенадцать на вид, отобрал у жеребёнка миску и попытался скрыться в переулке, но его настигли двое поварят, повалили на дорогу (из-за чего еда расплескалась по земле) и прошлись копытами по рёбрам, заставив свернуться в клубок.       — Зачем всё это? — спросил у наставницы светло-серый жеребчик, чувствующий себя каким-то… оглушённым.       — Еды, которую раздают днём… не хватает, — тихо ответила кобылка, всё ещё находящаяся в плаще с глубоко надвинутым капюшоном. — Привет, малышка, а как тебя зовут?       Последние слова предназначались к маленькой красной пони, испуганно выглядывающей из-за ног то ли молодой мамы, то ли старшей сестры (зрячей, что необычно для беженцев). Более взрослая пони наклонилась и что-то шепнула маленькой кобылке, после чего ещё и носом её ткнула, как бы подталкивая быть смелее.       — Р-Руби, — пискнула малышка, всё же выйдя вперёд.       — Очень красивое имя, — улыбнулась Рэдиэнт, не забывая наложить из кастрюли суп из зелени и овощей. — Тебе очень идёт.       — С-Спасибо, — неуверенно улыбнувшись, маленькая пони едва не перевернула поставленную перед ней миску, но старшая спутница вовремя её перехватила.       Ещё раз поблагодарив принцессу, пусть из-за плаща её было узнать несколько затруднительно, хоть и не невозможно, старшая и младшая земнопони вышли из очереди, уступая место следующим. С каждым подходящим пони Хоуп старалась обмолвиться хотя бы парой слов, в то время как слуги, тоже занимающиеся раздачей, предпочитали помалкивать и просто делать свою работу.       Довольно быстро принесённая еда закончилась, но беженцы даже после этого не спешили расходиться. Кто-то из них обращался за помощью с какой-нибудь травмой, кто-то просто высказывал просьбу или задавал вопрос… И в этот раз Фросту не удалось отсидеться в стороне: наставница без сомнений доверила ему лечить ушибы и мелкие царапины.       Ещё примерно через час процессия, вновь нагруженная уже пустыми контейнерами, построившись в длинную колонну, двинулась обратно во дворец. И только теперь у юного жеребца возникла нормальная возможность поговорить с золотистой единорожкой…       — Почему было просто не отдать еду днём? — спросил Фрост напрямую. — В пункты раздачи приходят все.       — Просто тогда у аристократов возникнут вопросы, почему на «дармоедов» тратится столько средств, — принцесса фыркнула, а на непонимающий взгляд ученика, брошенный из-под края капюшона, с некой обречённостью пояснила: — Два года назад мы специально издали указ, что все приёмы должны проводиться во дворце, при этом предварительно согласовываясь со специально назначенным слугой. Таким образом закупки продуктов проходят через королевскую кухню, что позволяет нам… немножко жульничать. Образовывающиеся же после пиров «излишки», как и положено в высоком обществе — «выбрасываются». Таким образом если раньше каждый десятый дворянин жертвовал некие средства на благотворительность, добавляя их к обязательному налогу, сейчас мы вынуждаем платить их всех, пусть и ценой некоторых неудобств. В конце концов за престиж, который даёт право провести свой праздник в тронном зале дворца, некоторые пони готовы хорошо раскошелиться.       — М… Я об этом не слышал, — признался жеребчик, на что услышал мелодичный тихий смех, после чего его несильно ткнули в плечо копытцем.       — Не расстраивайся, — произнесла единорожка. — Просто ты настолько погрузился в учёбу и попытки изобретательства, что ничего вокруг не замечаешь. Прямо как Сомбра, когда мы были в твоём возрасте…       Последние слова заставили кобылку вспомнить, что друг жеребячества весь минувший год либо пропадал за барьером, сопровождая караваны, либо скрывался где-то в резиденции Ордена Колдунов. Во дворец он приходил ради обучения Фроста, ну и перекинуться парой-тройкой фраз…       Порой принцессе казалось, что тёмно-серый единорог больше времени проводит с королевой. И будь она моложе, а также эгоистичнее и глупее, то уже начала бы ревновать… кого-то из них (а то и обоих сразу).       — А зачем… — начал говорить юный жеребец, но замолчал, так как не смог нормально сформулировать вопрос.       — Зачем я лично раздаю еду и занимаюсь лечением беженцев? — подсказала Рэдиэнт, а когда получила в ответ кивок, продолжила негромким голосом: — Во-первых, я наблюдаю за порядком и тем, чтобы еда попадала, кому предназначена. Во-вторых… это помогает не забыть, что за стенами дворца тоже есть жизнь, и она далеко не такая лёгкая и праздничная, как может показаться при взгляде из окна. Чтобы понимать, что нужно народу… Не бери в голову, Фрост, я болтаю не по делу. Видимо, действительно устала: сейчас вернёмся домой, умоюсь и придавлю постель часика на два. Ты тоже отдохни, а то нам с утра идти в госпиталь, да и её высочество хотела посмотреть, чем там занимается в своей лаборатории юный гений артефакторики.       Разговор прервался, но жеребчик и не стремился его продолжить: в конце концов, тем для размышлений ему сегодня было дано больше, чем хотелось бы. Перед внутренним взором вновь и вновь возникали кобылы, чьи мордочки скрывали повязки не первой свежести, голодные и испуганные жеребята, неосознанно тянущиеся к принцессе… и тот самый нетерпеливый воришка, убежавший сразу же после того как слуги его отпустили (били они больно, но осторожно). Почему-то молодому колдуну казалось, что воровал он вовсе не для себя…