Такой разный взгляд

      Торопливо семеня по красному Лучу, Голден едва заметно улыбалась и даже мурлыкала себе под нос ненавязчивую мелодию. Впрочем, опыт жизни в дальних кольцах города не позволял полностью расслабиться и потерять бдительность: откушенный кусок уха был напоминанием, что за беспечность и самоуверенность можно жестоко заплатить (и ей ещё повезло, что цена оказалась такой небольшой).       Другие отметины на теле, что шрам на правом плече, что порез над правой же бровью, что поломанные в драках рёбра, сросшиеся не так ровно, как хотелось бы, кобылка получила уже идя на риск осознанно. Всё же жизнь на улице заставляет быстрее взрослеть, терять иллюзии о чудесах и доброте благородных господ, в то же время ожесточая сердце и размывая рамки дозволенного. Сложись судьба чуть по-другому, то на её копытах уже могла бы липнуть кровь, ну или же приходилось бы как некоторым старшим товаркам задирать хвост перед «благодетелями».       «Лицемерные мерзавцы», — мысленно сплюнула Голден, поморщившись от воспоминаний о рассказах других беженок.       Да, королева запретила кобылам продавать себя на улице, как и горожанам причинять вред беженцам, за чем бдительно следили стражники. Только вот чувство голода и желание накормить жеребёнка-братишку-сестрёнку, которые ещё не могли о себе позаботиться и нуждались в регулярном питании, заставляло идти на службу в дома коренных жителей столицы почти за даром. Об этом не говорили вслух на улицах, но знали все…       «Или почти все?», — задумавшись о том, мог ли Фрост ей нагло врать, тёмно-синяя кобылка помотала головой и насмешливо фыркнула (она заслуженно гордилась своим умением читать пони, что отобразилось в её кьютимарке в виде увеличительного стекла).       Мысли о друге жеребячества, с которым они каждое утро развозили молоко, беспечно болтали, играли, подсматривали за учениками колдунов, вернули на губы Голден лёгкую, но искреннюю улыбку. Она правда была рада тому, что светло-серый жеребчик сумел добиться успеха и стать настоящим колдуном… пусть эти пони и пугали кобылку до дрожи в коленях до сих пор. Впрочем, зная о том, что Фрост жив и здоров, а его мама живёт во дворце и находится под защитой учителей сына, она могла надеяться на прекращение своих кошмаров.       «Ты бросила меня… Сбежала, спасая свою шкуру», — шелестел голос из сна, принадлежащий натянутой на грибной каркас шкуре.       «Это всё неправда!», — мысленно яростно замотала головой синяя земнопони, вынужденная остановиться на полушаге, чтобы не свалиться с ног.       — Фрост жив… Я ни в чём не виновата, — слушая как стучит в груди сердце, маленькая авантюристка (воровка и отравительница, являющаяся одной из лидеров собственной банды кобылок), медленно вдохнув через нос и выдохнув через рот, снова зашагала в сторону лишь ей ведомой цели.       «Фрост жив и… он хочет забрать меня с собой. Забрать во дворец», — вновь настроение кобылки медленно поползло вверх, заставляя вспомнить более приятные, пусть и совершенно глупые сны, где друг жеребячества оказывался наследным принцем (какая пони не мечтает почувствовать себя принцессой?).       Только вот осторожность, постепенно превращающаяся в подозрительность, а также выработанный скепсис, утверждали, что забрать жеребчик её хочет не просто так. Что бы он там ни говорил, но у жеребцов их возраста на уме только одно, и связано оно в основном с тем, что находится у кобылок под хвостом. И пусть ей очень хотелось поверить своему личному принцу, пусть и не являющемуся таковым в реальности, только вот сделать это было страшно.       «А если он окажется таким же, как и другие «благородные»? Заманит туда, где у меня не будет ни шанса, а потом…», — снова помотав головой, Голден зло скривилась, так как уже не в первый раз ей пришлось останавливаться.       — Ещё немного, и у меня начнутся проблемы с головой, — пожаловалась пространству тёмно-синяя земнопони.       Пространство на эту реплику, к облегчению кобылки, высокомерно промолчало. Однако же мысль об отдыхе, как моральном так и физическом, из просто соблазнительной перешла в разряд обязательных.       Перестать думать о минувшем свидании (и пусть утрутся все те, кто скажут, будто это было не оно) никак не выходило: образ Фроста, из просто милого жеребёнка превратившегося в крупного для своих лет жеребчика, с лоснящейся здоровой шёрсткой, не слишком крупными рельефными мышцами, тёплым взглядом и доброй улыбкой… будто бы отпечатался на внутренней стороне лба. Он явно не голодал, как другие беженцы, ухаживал за собой, а также оставался удивительно наивным и светлым, будто грязь этого города если и зацепила его, то только забрызгала копыта, не задев всё остальное. И даже если это было лишь самообманом, вынуждающим идеализировать друга жеребячества, это приносило слишком много удовольствия.       «Как же я хочу, Фрост, чтобы ты действительно оказался тем самым принцем, а не очередной лицемерной тварью. Я… Пожалуй… Пожалуй, я тебя проверю. Но даже если ты провалишь испытание, то ничто не будет мне мешать мечтать о несбыточном долгими одинокими ночами», — улыбка земнопони стала чуточку грустной, но она тут же взяла себя под контроль и нацепила на мордочку привычную слегка ехидную гримасу.       Нет, если бы Голден захотела, то её ночи вовсе не были бы одинокими, но этому мешали несколько факторов: во-первых, на жеребчиков из числа беженцев, которых ещё не забрали в армию смотреть подобным образом было неприятно, не говоря уже о том, что совестно, а столичникам она не доверяла; во-вторых, положение в банде обязывало поддерживать репутацию, которую можно было потерять очень быстро из-за проявившейся слабости; в-третьих, близкие отношения с представителем противоположного пола негативно отразились бы на работе. Было ещё «в-четвёртых», в котором тёмно-синяя кобылка не спешила признаваться даже себе: в глубине души она оставалась любительницей романтики, причём далеко не той, которую могли предложить улица и её обитатели.       «Ах… Если бы сбылась моя мечта… Какая жизнь настала бы тогда!», — строчка из песни, неизвестно когда и от кого услышанной в юные годы, как нельзя лучше описывала состояние Голден, свернувшей за угол двухэтажного нежно-голубого дома с маленькой башенкой, на вершине которой находилась плоская площадка, окружённая низкими зубцами.       Дом стоял пусть и далеко от центра, но прямо на краю красного Луча, что говорило о высоком положении его хозяйки, которую побаивались беспокоить даже городские стражники. Вход сюда был разрешён только кобылкам, так как к жеребцам здешняя обитательница испытывала искреннюю неприязнь, целиком и полностью взаимную с их стороны. В то же время Голден, как и ещё некоторые её товарки, чувствовали себя в этом месте если не в полной безопасности, то очень близко к этому.       «Сила способна не только открывать двери перед тобой, но и закрывать твои двери перед другими. Ты знаешь, в чём заключается сила, милая? Сила в пони… Да-да, моя хорошая, в тех самых пони, которых высокомерные недоумки заставляют спать на земле под небом, под защитой одного лишь магического купола. А ведь чего бы им стоило взять в свои дома по одной кобыле с жеребёнком? Даже самая бедная столичная семья, имеющая собственное жильё, пусть не без труда, но смогла бы выдержать такое бремя», — слова кобылы, которая одновременно и пугала, и внушала чувство безопасности, будто раскалённое клеймо отпечатались в разуме маленькой беженки, раз и навсегда изменив её жизнь.       Оббежав дом и подойдя к заднему входу, Голден встала на задние копытца и дробно постучала в створку передними ногами. Она, как один из лидеров набирающей силу банды, частенько приходила сюда по самым разным причинам…       Столичные жители, чтобы избежать беспорядков на улицах своего города, добровольно-принудительно отправляли в армию всех беженцев-жеребцов от четырнадцати лет, которые не смогли устроиться на постоянную работу. Они рассчитывали, что более мягкие и менее агрессивные от природы кобылы останутся послушным стадом, которому время от времени можно бросать объедки со своего стола, за что благодетелей будут превозносить и, стоя на задних копытцах, игриво виляя хвостиком, исполнять любые «просьбы». Только вот в их планы вкралась ошибка, имя которой — жеребята.       Уже выросло поколение кобылок, видевших отношение «благородных» господ к своим матерям и помнящих, как их самих то шпыняли, то эксплуатировали за сущие крохи. Уже сбившихся в банды было немного и они старались не слишком явно афишировать своё существование, самостоятельно наказывая нарушительниц негласных правил, появляющихся и периодически исчезающих после ночных сходок лидеров. У них пока что не было силы, чтобы заставить себя услышать тех, кто сидят в высоких башнях и смотрят на «грязедавов», копошащихся на земле, но…       — Голден? — звонкий голосок из-за двери вырвал тёмно-синюю земнопони из её размышлений. — Что-то случилось? Мы не ждали тебя сегодня.       — Мне нужно поговорить с Бабушкой, — негромко отозвалась гостья, опустив ушки и встав на четыре ноги.       Дверь распахнулась, и на пороге показалась красная единорожка шестнадцати (почти семнадцати) лет: она была высокой, округлой во всех нужных кобыле местах, ухоженной и утончённой. Кто-нибудь мог бы решить, что Гранат беззащитна, но умение пользоваться своим рогом и некоторые подлые приёмчики быстро доказывали, что это не так. Кроме того, у ученицы алхимика никогда не было недостатка в зельях, как временно увеличивающих магическую силу, так и подстёгивающих физические параметры.       Наклонившись к младшей товарке, вынужденная этой ночью дежурить у дверей, пони втянула носом воздух и наморщила мордочку, после чего применила заклинание, алыми искорками пробежавшееся по золотистой гриве и синей шкурке. Снова принюхавшись, она удовлетворённо кивнула и заявила:       — Постарайся не приходить после работы. Бабушка будет недовольна, если у неё дома станет пахнуть жеребцом.       — Ты же знаешь, что у меня под копытом и жеребцы есть? — скептично вскинула брови Голден, раздражённая ощущением принудительной чистки.       — Разве же это жеребцы? — фыркнула Гранат. — Так… Одно название. Проходи в гостиную, я сообщу о тебе.       Поблагодарив, тёмно-синяя пони прошмыгнула в светлый коридор, оформленный в жёлтых тонах, проходящий дом насквозь и соединяющий оба выхода. Безошибочно она нашла просторную комнату, освещённую жёлтыми кристаллами, где стоял круглый белый стол, окружённый плоскими подушками для сидения. Здесь же, но уже вдоль боковых стен, разместились стеллажи с немногочисленными книгами, фигурками из разных материалов, чайным сервизом и другими мелочами вроде коллекции флаконов. В воздухе стоял слабый аромат каких-то трав, на окне рос одинокий цветок в глиняном горшке.       Ждать пришлось недолго: вскоре в проходе появилась пожилая невысокая пегаска, сверкающая кристальной шёрсткой, одетая в мешковатый халат и пушистые красные носочки. Показательно медленно она подошла к столу и, подслеповато щурясь, устроилась на одной из подушек, после чего тепло и доброжелательно улыбнулась, произнося глубоким, совершенно не старческим голосом:       — Рада тебя видеть, дорогая. Очень приятно, когда молодые кобылки не забывают Бабушку… пусть и заходят только тогда, когда их вынуждает дело.       «Будто бы ты сама не говорила, чтобы тебе не мешали работать из-за пустяков», — мысленно фыркнула гостья, но вслух, разумеется, говорить этого не стала.       — Как твоя работа, дорогая? — не дав и слова вставить, хозяйка дома жестом попросила ученицу налить травяного отвара и приготовилась слушать, сложив крылья у себя на боках, словно пернатый плащ.       — Сегодня я встретила кое кого… — начала говорить Голден, постепенно поведав всю историю встречи с жеребчиком, который раньше был её другом. — …И я хочу попросить помощи.       — Ты правильно поступила, что пришла к Бабушке, моя хорошая, — опустив тяжёлые веки, старая кобыла растянула губы в широкой улыбке. — Ты хочешь узнать о своём избраннике больше, чем говорят слухи? Хе-хе-хе…       — Я не… — вскинулась тёмно-синяя земнопони. — Он не мой избранник.       — Тише-тише, дорогая, — подняла передние копытца, всё ещё облачённые в носочки пегаска. — То, что я не терплю присутствия жеребцов не значит, что и другие должны поступать так же. В конце концов… без них нам пока не обойтись. Хе-хе-хе. Или же ты придумала что-то другое?       — Я хочу понять, можно ли ему доверять, а для этого придумала один ход… — гостья вновь принялась рассказывать, а Бабушка, внимательно слушая каждое слово, мысленно посмеивалась над перипетиями судьбы, которые привели ученика принцессы к одной из подопечных пожилой пегаски, тоже связанной с королевской семьёй.