Такой разный взгляд

      »…Только в первый миг, страшен шаг за грань…», — всплыли из своей-чужой памяти слова песни, полный текст которой Гиш так и не смог вспомнить, но эта короткая фраза неведомым образом всё же вдохнула в него уверенность.       Глубоко вдохнув прохладный утренний воздух, он сделал полшага назад, присел на полусогнутых лапах, а затем, как учили старшие братья — изо всех сил бросился вперёд, отталкиваясь сперва передними, а затем и задними конечностями. На краткий миг, благодаря полученному ускорению, грифончик ощутил восторг и торжество, но едва импульс погас, а твёрдой земли внизу не оказалось, как в душу ворвался парализующий страх.       Взгляд расширенных глаз опустился вниз, чего при первом полёте делать крайне не рекомендовали, но там была лишь пустота и далёкая темнота с огоньками костров, разожжённых в долине. Сердце будто бы замерло, желудок скрутило, крылья рефлекторно поджались к телу…       «Грамон не имеет права бояться», — голосом Гранда пророкотало в голове.       Однако же на этот раз слова отца не придали малышу смелости, а чувство падения, всё более ускоряющегося, как и бьющий навстречу ветер, выдували всякие здравые мысли. Где-то позади проносились этажи хозяйской башни Саусфорта, сменившиеся каменным уступом, а затем и отвесным склоном, а из горла, сведённого судорогой, безуспешно пытался вырваться крик беспомощности. Стук крови в ушах заглушал даже свист воздуха, пока необычайно медленно таяли секунды свободного падения…       «Так всё и закончится?», — промелькнула на грани сознания обречённая мысль, а воображение нарисовало картину маленького тельца, лежащего на каменистой земле.       Гиш зажмурился, ощущая как его начинает закручивать в воздухе, заставляя пытаться сжаться ещё сильнее. Он уже не понимал, где верх и низ, да и не хотел об этом задумываться, чувствуя угрозу буквально со всех сторон…       «Что бы сделал Борис?», — как всегда в трудной ситуации спросил у себя птенец.       «Научился летать раньше, чем меня скинули со скалы», — неожиданно прозвучал ответ прямо в голове, заставляя вздрогнуть и закаменеть.       «Ты… настоящий?», — спросил четвёртый сын барона Грамона.       «А какая разница? Неужели ты решил сдаться, даже не попытавшись себя спасти? Ты же крылатый хищник, а не испуганный котёнок! Пора доказать, что я не зря отдал тебе свой второй шанс», — голос замолчал, а Гиш почувствовал себя так, будто бы висел в пространстве без движения, что тут же прекратилось, а ветер и ощущение падения вернулись.       Вспышка весёлой злости, пришедшей откуда-то изнутри, растеклась по задеревеневшему телу ручейками жидкого огня, возвращая мышцам подвижность. Птенец распахнул глаза и сам удивился тому, насколько же чётко видит и горы, и стремительно приближающуюся зелёную долину внизу, и два крылатых силуэта в полудюжине метров справа и слева. Секунда потребовалась для осознания, что это отец и дядя, падающие параллельным курсом со сложенными крыльями и невозмутимым видом…       «Меня страхуют», — понимание обожгло, словно пощёчина, выбившая из головы остатки недавно пережитого ужаса, принесённого чувством беспомощности (ему на смену явился стыд за своё поведение, свидетелями коего стали старшие родственники).       Однако же рефлексировать о том, что о нём подумали Гранд и Гил времени не оставалось, на что явно намекала всё более близкая земля, готовая принять в свои объятья одного нерасторопного птенца. Откинув сомнения, постаравшись извернуться животом вниз, растопырив лапы в стороны, словно бы стараясь когтями уцепиться за ускользающий сквозь пальцы воздух, юный летун резко распахнул крылья, чувствуя, как жар растекается и по ним.       «Ну же! Давай!», — сам себе мысленно прокричал Гиш, напрягая мышцы крыльев, которые почти выворачивало из суставов встречным ветром, и только то, что он долгие месяцы тренировался на земле, выполняя специальную гимнастику под присмотром братьев или гвардейцев, спасало от получения глупой и смертельной травмы.       Взмах…       Гиш едва сумел удержать равновесие, чтобы снова не начать кувыркаться в воздухе беспорядочно размахивая лапами.       Взмах… Взмах… Взмах…       Крылья горели огнём, передавая свой жар спине и грудным мышцам, но падение замедлилось достаточно, чтобы в душе вспыхнула уверенность в своих силах.       — Взмах, взмах, взмах…       Восторженный клёкот вырвался из горла, в то время как сердце бешено стучалось об рёбра изнутри, будто бы желая вырваться наружу и посмотреть на то, что происходит вокруг.       — Расправь крылья! — прозвучал голос Гранда Грамона, на этот раз показавшийся не грозным и требовательным, а… довольным и торжественным?       «Неужели?..», — недоверчиво мысленно спросил грифончик, но ответа не последовало, а голос, который звучал в голове секундами ранее, исчез, будто туман на ветру.       …Птенец подчинился, чувствуя как встречный ветер, будто бы ласковый зверь, начинает ластиться к опахалам, а затем подхватывает и тянет вверх, будто бы прося поиграть с ним. Внизу же, в самой долине, которая уже находится совсем близко, видны несколько скоплений невысоких домов с соломенными крышами, что окружены распаханными полями, грядками, растекающимися на большую площадь лужами.       — Молодец, — прозвучал голос дяди Гила Грауле. — А теперь — делай, как я!       С последними словами взрослый грифон полетел вперёд, мерно взмахивая своими широкими крыльями, без суеты и напряжения, паники или излишних усилий.       Взглянув на отца, Гиш получил короткий кивок и жест левой передней лапы, позволяющий лететь вперёд. Этого оказалось достаточно, чтобы птенец издал радостный вскрик, а затем… неуклюже попытался повторить действия дяди.       «Это похоже на плавание, но не в воде, а в воздухе», — промелькнула в голове ассоциация, всплывшая из памяти Бориса.       Вскоре молодой небесный хищник уже достаточно уверенно «плавал» в потоках ветра: он был медленным, совершал уйму лишних движений, но уже уверенно держался и мог оглядываться по сторонам. Старшие летуны, заставляя младшего родича выкладываться, совершили небольшой круг над одной из деревень, где их заметил табун маленьких овечек, с криками и смехом помчавшихся следом…       «А как должны называться детёныши овец? Овчата?», — подумал про себя Гиш, с удивлением не находя в памяти Бориса верного ответа.       Взрослые овцы и бараны, работающие на полях, бродящие почти по колено в воде больших луж, разливающихся вдоль берегов пересекающих долину рек, трудящиеся на мельнице, поднимали взгляды к небу лишь затем, чтобы склонить головы перед бароном и его семьёй. Как рассказывал замковый мудрец, этот народ был неприхотлив, вынослив, но не слишком воинственен: в давние времена их предки присягнули грифонам в поисках защиты от монстров, чтобы в безопасности и уюте растить собственных ягнят (и всё же название всплыло в голове грифончика, стоило вспомнить лекцию ворчливого старика). С тех пор истинные владыки гор получают дань в виде зерна, трав, грибов, шерсти, тканей, молока, сыра и многого другого, а четвероногие земледельцы не берут в копыта оружия.       Среди овец и баранов одарённые магией рождались крайне редко, да и были они не то, чтобы слишком уж сильными: бывало, что на два-три поколения появлялся один шаман, вынужденный целыми днями устраивать причудливые ритуалы, чтобы дозваться духов предков. Грифоны, разумеется, пытались освоить их магию, но большого успеха в ней не достигли, вернувшись к своим природным талантам погодников.       Обладатели закручивающихся спиралями витых рогов не были рабами, как та же Строуберри, но и не являлись абсолютно свободными, словно грифоны. Гиш, проводя параллели с историей мира Бориса, мог назвать их кем-то вроде крепостных, коим разрешалось переселяться из долины в долину только после получения грамоты от барона, князя, либо же лично императора. На последнее, разумеется, простым фермерам рассчитывать не стоило.       «Сколько всего можно узнать за несколько лет, страдая от скуки и информационного голода», — промелькнула мысль в голове птенца, совершенно не характерная для грифончиков его возраста.       …Из-за уймы новых ощущений, порождающих массу ярких эмоций, будоражащих кровь в жилах и саму душу, Гиш не заметил, как полностью выбился из сил. Однако же позорно рухнуть вниз ему не позволил Гранд, усадивший сына себе на загривок, после чего взмывший ввысь так высоко, что перехватывало дыхание, а мороз пробирался под шёрстку. Там, выше заснежённых пиков гор, при взгляде откуда родная долина казалась совсем маленькой, а соседние баронства находились словно на ладони, они провисели меньше минуты реального времени.       Старший Грамон, едва только убедился в том, что четвёртый сын проникся величием Империи Грифонов, начал пикировать вниз со всё нарастающей скоростью, заставляя птенца лихорадочно цепляться коготками за шкуру родителя. Только в паре сотен метров над Саусфортом он полностью расправил крылья и перешёл на плавное планирование к главной башне, нарезая круг за кругом над собственной цитаделью.       Барон легко и мягко приземлился на площадку, затем взглянул назад и вверх, но увидел только три удаляющихся силуэта, принадлежащие Гилу и его личным вассалам. Грауле снова не попрощался, как и не поздравил племянника с успешным переходом во взрослую жизнь, предпочтя оставить все сантименты на долю того, кого искренне винил в гибели сестры.       — В своём репертуаре, — досадливо дёрнув уголком рта, Гранд перевёл взгляд на сына, для чего морду пришлось повернуть едва ли не на сто восемьдесят градусов. — Устал?       — Ммм… Угу, — отозвался маленький хищник, слипающимися глазами глядя в ответ.       — Тогда сегодня можешь отдыхать, — решительно заявил старший Грамон, позволяя себе скупую улыбку, после чего тут же отвернулся и добавил: — Сегодня ты хорошо себя показал. Испугался?       — Я… — Гиш смущённо замолчал, прекрасно понимая тот факт, что родитель видел все его трепыхания в самом начале падения.       — Бояться не страшно, сын, — твёрдым, глубоким голосом заявил барон, направляясь к лестнице, чтобы отнести птенца в его комнату и передать на копыта няньке. — Страшно становится тогда, когда ты перестаёшь бороться со страхом.       Взрослый хищник ещё хотел добавить, что действительно бояться нужно того, чтобы перестать испытывать страх вовсе. Однако же немного подумав, он пришёл к выводу, что сын ещё слишком мал, чтобы понять подобное.       В молчании они миновали пару провинившихся гвардейцев, коих в скором будущем ожидало суровое наказание, а затем и длинную лестницу, оказываясь в коридоре этажа, где располагалась спальня юного летуна. Хозяин крепости безмолвно вошёл в помещение, где ждала своего господина красная пони, сгрузил свою ношу на чистое ложе, бросил тяжёлый взгляд на вздрогнувшую рабыню и ушёл.       Строуберри же, закрыв за бароном дверь, поспешила к своему подопечному, принявшись проверять его состояние. К счастью, ни вывихов, ни видимых ран на нём не было, и только осоловелый взгляд говорил, что в сознании птенец держится исключительно на упрямстве.       — Я летал… — почти шёпотом произнёс Гиш, глупо улыбаясь своей няне… старшей сестре… почти маме.       — Ты молодец, — тепло улыбнулась кобылка, после чего потёрлась носом о лоб подопечного. — Хочешь кушать или пить?       — Нет, — ответил грифончик, после чего широко зевнул. — Хочу спать. И… я замёрз.       Земнопони понятливо кивнула, затем подхватила пушистое одеяло, сама забралась на спальное возвышение и, прижавшись грудью к спине птенца, укрыла их обоих, оставляя открытой только лобастую клювастую голову малыша. Сама она спать не хотела, пусть за время первого полёта подопечного успела переделать немало дел, но не имела ничего против возможности просто поваляться в постели.       — Приятных снов, Гиш…