Такой разный взгляд

      На удивление старого барана и его сородичей, которые не покладая копыт проводили ритуалы упокоения для воинов, тела коих сжигали в больших и жарких кострах, ночь проходила спокойно: тяжёлый монотонный труд вытягивал силы, утомлял и убаюкивал. Грифоны, добывшие выпивку в личных запасах горожан, бросивших свои дома перед прибытием воинства духа мести, попутно успев разграбить часть оставленных в спешке богатств, собирались вокруг костров и поминали павших соратников, похваляясь личной доблестью. Некоторые даже решались искупаться в горячих озёрах, успевших оттаять после гибели Ледяной Скорби.       …Он проснулся незадолго до рассвета, когда звёзды ещё сияли ярко, но далёкий восточный край небосвода уже подсвечивался готовым выглянуть из-за горизонта огненным диском. Подстилка, расстеленная на земле в одной из походных палаток была жёсткой, из-за чего старые кости давали о себе знать неприятной ноющей болью, и даже то, что к правому боку прижималась сопящая в две ноздри внучка, утомившаяся от свалившейся на их спины работы, совершенно не спасало от пробирающегося под шерсть холода.       «Холода?», — резко вскочив на ноги, уронив с себя походное одеяло и разбудив белую овечку, рассеянно моргающую в непонимании, пожилой баран прислушался к неестественной тишине, царящей за пределами их переносного жилища.       — Что-то случилось, учитель? — приняв сидячее положение, молодая говорящая с предками зевнула, правой передней ногой потирая слипающиеся глаза.       — Случилось, — хрипло выдохнул старший одарённый, затем вскинул голову и проревел: — Тррревога!..       К счастью, ученица не стала задавать глупых вопросов и тут же поднялась на ноги, чтобы вместе с родственником выбежать под открытое небо, одновременно с тем призывая духа-защитника в виде крупного воина-барана. Почти сразу к ним стали присоединяться другие одарённые, опасливо крутящие головами и старающиеся увидеть угрозу, а затем вокруг образовалось кольцо из тяжёлых пехотинцев с алебардами.       — Что происходит, старейшина? — протолкался к обладателю чёрной шерсти командир воинов. — Я не вижу патрулей и дозорных…       — Нас заманили в ловушку, — пророкотал старик, водя головой из стороны в сторону. — Нужно уходить к перевалу.       — Грифоны? Император? — вскинулся воин, за что был удостоен тяжёлого взгляда главы говорящих с предками. — Мы должны их предупредить…       — Я уже пытался, — отрезал старший баран. — Впрочем, можешь отправить кого-нибудь вглубь лагеря, чтобы они подняли шум. Может быть, мы ещё не опоздали хоть кого-то спасти.       — К бою! — донёсся выкрик молодого барана откуда-то со стороны, после чего вверх взметнулись алебарды, чтобы обрушить похожие на полумесяцы лезвия на пока-что невидимых врагов.       — Прорываемся к перевалу, — заявил старый одарённый. — Присмотри за Снежкой: я проложу дорогу.       …       Гранд Грамон проснулся в своём шатре и почувствовал, что ему нужно сходить до отхожей ямы. Выбираться из-под тёплого походного одеяла не хотелось, но природа звала уже достаточно сильно, дабы не раздумывать слишком долго.       «Не нужно было пить… дегустировать ту настойку на мхе. И как олени это пьют?», — широко зевнув, грифон поднялся на задние лапы, подхватил с края одеяла меч и, привычным движением застегнул ремень с ножнами так, чтобы он обхватывал торс по диагонали от правого плеча до левого бедра.       Темнота не мешала крылатому хищнику ориентироваться на звуки и запахи, да и тусклый лунный свет, пробивающийся через щель, специально оставленную на выходе для проветривания, был достаточным для того, чтобы ни на кого не наступить. Впрочем, до шатра всё равно добрались немногие: уж больно коварной оказалась спасённая из подвалов горожан настойка.       «Зря мы так расслабились. Хотя… бойцам нужно было сбросить напряжение. Пусть победа и далась малой кровью, но…», — оказавшись на улице, Гранд удивился, так как не услышал ни голосов всё ещё отдыхающих, ни дозорных, ни даже шума ветра.       Несколько воинов сидели вокруг потухшего костра, кутаясь в шерстяные плащи, молча склонив головы. Учитывая, что кроме них никого вокруг не было, не сложно стало догадаться о том, что они самым наглым образом наплевали на свои обязанности по обеспечению безопасности, предпочтя вместо этого напиться и уснуть на посту (собственный пример безалаберности из его головы уже вылетел).       «Сейчас я этим соплякам покажу», — барон Грамон плавным шагом приблизился к бездельникам, размахнулся левой передней лапой и отвесил ближайшему дозорному подзатыльник, отчего ранее неподвижное тело стало заваливаться вперёд.       Шокированно распахнув глаза, немолодой уже грифон проследил за падением младшего крылатого хищника, мордой воткнувшегося в затухшие угли. Пострадавший от этого так и не проснулся, да и его напарники не дёрнулись на шум, будто бы игнорируя подобный произвол и угрозу своим шкурам. Лишь спустя долгую секунду стало очевидно, что они вовсе не спят…       — Предки, — отшагнув назад, Гранд выпрямился в полный рост на задних лапах, правую ладонь положил на выглядывающую из-за плеча рукоять меча и стал осматриваться, в предрассветных сумерках замечая всё больше неправильного. Во всём лагере царила тишина… нарушенная чьим-то громогласным криком с самой окраины, призывающим воинов к оружию. Только вот откликаться никто не спешил, как и сам Грамон, услышавший шорох со стороны четвёрки дозорных.       «Нежить», — как-то меланхолично отметил разум, стоило увидеть холодные, немигающие глаза троицы молодых воинов, с пугающей синхронностью поднявшихся на задние лапы и потянувшихся за своими мечами, в то время как их соратник предпочёл остаться на четырёх конечностях, повернув запачканную в саже морду в сторону барона.       — Тревога! — с шелестом металл покинул ножны, чтобы со свистом рассечь воздух… и лязгнуть об другую полосу железа, ловко подставленную под удар. — К оружию!       Удар и блок; удар и блок… От бесхитростного броска четвёртого немёртвого Гранд ушёл в сторону и полоснул его по крылу, укоротив его едва ли не на треть. Впрочем, подранок этого даже не заметил и ловко приземлился на четыре конечности, в то время как барону пришлось вновь отражать выпады его сородичей, действующих удивительно слаженно, осторожно и, что хуже всего — умело.       «До опытных рубак им ещё далеко, но и на тех безмозглых увальней, с которыми мы столкнулись днём, они уже не похожи», — отметил про себя хозяин Саусфорта, одновременно с этим подпрыгивая вверх и взмахивая крыльями, при этом едва не лишившись одного из них из-за вражеского меча.       Двое из четверых врагов тоже взлетели, начав зажимать барона в клещи, с каждой секундой действуя всё более и более уверенно. Их движения, медлительные и дёрганные в самом начале, теперь приобрели плавность, точность и силу…       «Где моя гвардия? Почему я снял доспехи!», — крутясь волчком, то взлетая вверх, то пикируя вниз, то входя в штопор и затем совершая мёртвую петлю, Грамон старался избавиться от назойливого хвоста и найти союзников, но видел только группы нежити, взмывающие ввысь вслед за одиночками-беглецами, либо схватки на земле.       Слух уловил знакомый щелчок, бок вспыхнул острой болью, а по телу стал распространяться холод. Не пришлось даже скашивать взгляд для того, чтобы увидеть торчащую из бедра стрелу, вонзившуюся прямо в кость, да и вытаскивать её не было никакого времени.       «Это какой-то кошмар… Мы же победили!», — взмах клинком, и перерубленное древко падает вниз, а сам барон, взмахивая крыльями изо всех сил, уже не пытаясь маневрировать и контратаковать, понёсся к мощному кулаку тяжёлой пехоты, целеустремлённо продвигающейся прочь из долины.       Бараны, сверкая доспехами и размахивая алебардами, длинные древки коих давали преимущество против мечников, построившись клином, прокладывали путь к горному перевалу. Над их построением кружили какие-то полупрозрачные силуэты, успешно разбрасывающие подлетевших слишком близко немёртвых грифонов, а под защитой сородичей жались друг к другу говорящие с предками.       «Предатели. Дезертиры. Трусы», — все эти нелестные эпитеты, кружащие в голове Гранда, так и не сорвались с его языка по одной причине, которую можно было назвать… страх.       Грамон ещё не осознал этого умом, но подсознательно понимал, что огромная и могучая армия императора оказалась в ловушке, куда залетела с радостью и абсолютно добровольно. Сейчас те, кто ещё днём сражались крылом к крылу, а затем делили напитки и еду, поминали павших и прославляли выживших, с холодным равнодушием добивали живых, по какой-то причине не попавших под воздействие вредоносной магии. В его поле зрения попадали стаи бывших сородичей, кружащих над лагерем и высматривающих притаившихся жертв, порванные и поваленные шатры, ожесточённые и безнадёжные схватки групп по два-три грифона, которые находились в окружении десятков мертвецов.       …И самым жутким в этом была тишина, разрезаемая только лязгом металла и криками умирающих, зовущих на помощь, проклинающих трусов, врагов, императора.       До баранов оставалось совсем недалеко, когда правое крыло пронзила острая боль, а затем оно буквально сложилось, заставляя летуна начать падать, лихорадочно взмахивая второй пернатой конечностью. Крик злости и отчаяния, вырвавшийся из горла, разнёсся над полем побоища и смешался с десятками, а может быть, и сотнями других голосов. А затем зрение помутилось, после чего твёрдая и холодная земля приняла хищника в свои объятья.       …       — Держать строй! — срывая голос яростным рыком, капитан гвардии императора взирал на царящее вокруг него побоище, чувствуя как с каждой минутой истаивает надежда на благополучный исход. — Больше огня!       Вынужденные находиться на земле аэроманты взмахнули передними лапами, раздувая огонь в масляных лампах, с гулом вырывающийся в небо, чтобы затем жадными протуберанцами устремиться навстречу нежити. К сожалению, враги, ещё какие-то несколько часов назад бывшие верными соратниками, не спешили погибать десятками и, едва только чувствовали угрозу своей мерзкой пародии на жизнь, как отступали назад и готовились к новой атаке.       Нежить проявляла зачатки тактики, мастерство владения оружием, высокий уровень взаимодействия. При всём этом сохранилась её сила, отсутствие страха перед болью и гибелью, выносливость…       — Похоже, капитан, это конец, — задумчиво изрёк крупный красно-золотой грифон в чёрных доспехах, украшенных узорами из золота, великолепно контрастирующего с бронёй.       — Каждый из нас стоит сотни обычных воинов; каждый отдаст жизнь за вас, господин, — уверенно произнёс немолодой уже хищник, сжимая пальцы правой кисти на рукояти прямого клинка.       — Я не сомневаюсь в вашей доблести и вашем мастерстве, — совершенно спокойно заявил правитель империи, глядя на то как закованные в тяжёлую броню гвардейцы отражают очередной натиск полчищ немёртвых, активно использующих арбалеты и пытающихся применять взрывные цилиндры (к счастью — пока что безуспешно). — Очень жаль, что тут больше пяти тысяч врагов… а вот союзников почти не осталось.       — Мы выведем вас отсюда, любой ценой, — твёрдо констатировал капитан.       — Выиграйте мне время, — приказал Гровер, поворачиваясь к центру окружённой области. — Мой сын уже достаточно давно ждёт возможности занять трон. Пожалуй, сделаю ему такой подарок. Хе-хе-хе…       — Император, вы?.. — капитан попытался было ухватить правителя за лапу, но наткнувшись на спокойный и сосредоточенный взгляд стального цвета глаз, замер.       — Если даже мы сбежим сейчас, эта погань хлынет на юг и империя падёт, — констатировал красно-золотой хищник. — Поэтому, раз уж мы столь глупо попались в ловушку, я сделаю то, что должен делать правитель перед лицом угрозы своему народу. Может быть, мы и погибнем, но и эта тварь отсюда никуда не уйдёт. Выиграйте мне время, капитан, и присмотрите за тем, чтобы мне никто не мешал.       — Будет исполнено, господин, — вырвалось из клюва воина прежде, нежели он осмыслил всё услышанное.       Кивнув, Гровер вновь отвернулся и извлёк из-за пазухи небольшую золотую статуэтку, похожую на кубок в виде грифоньей лапы, держащей крупную жемчужину, напоминающую яйцо, окутанное языками пламени. Многие считали эту вещицу обычным символом власти, вроде короны или скипетра, но…       «Не просто так Дискорд обходил нас стороной. Правда? Пришло время показать, чего мы стоим на самом деле».