***
В тот день они задержались на кафедре дольше обычного: начинало смеркаться. Чу Ваньнин затянул с объяснением содержания лекции, которую завтра предстояло прочитать третьему курсу. Мо Жань выглянул в окно: город было почти не видно из-за обильных осадков снега вперемешку с дождём. — Ну и погодка. Надеюсь, вы взяли зонт, учитель? — Нет, а что? — Чу Ваньнин убрал на место последнюю папку со стола. — Господи, да вы вообще смотрели прогноз погоды? Чу Ваньнин тоже заглянул в окно и как-то невесело присвистнул. — Дойду как-нибудь. Хорошо, что документов с собой нет. Мо Жань проверил телефон. — Домой к вам мы сегодня не пойдём, это исключено. Метель к вечеру только усилится, у вас в квартире всего один зонт, а одного вас на ночь глядя в такую погоду я не пущу. Сейчас провожу вас до своего дома. Моё тело крепкое, вы не должны простыть. — Ты чего это раскомандовался? — Чу Ваньнин взглянул на него с лёгкой усмешкой. — Мне нужно работать. — Хорошо, давайте так. Помните часть схемы, которую мы вчера собирали? Я смогу её самостоятельно закончить, работа монотонная, и принцип я понял. Завтра продолжим. Учитель, не волнуйтесь, — юноша ободряюще улыбнулся, — по срокам мы с вами всё успеваем. Мо Жаню приходилось высоко поднимать руку с зонтом, чтобы тот смог покрыть голову Чу Ваньнина, ставшего сейчас куда выше его самого. Но даже это не сильно спасало положение: к непогоде примешивался ещё и промозглый ветер, то и дело забрызгивающий ледяными каплями их руки и лица. Мо Жань почувствовал, как ладони замёрзли и пальцы стали едва гнуться — прежде с ним такого никогда не случалось. Чу Ваньнину, исходя из логики, должно было быть тепло, но, взглянув на него, Мо Жань заметил, что тот едва не стучит зубами и то и дело отряхивает промокшее плечо. Слева показалась приветственно мигающая вывеской в тёплых тонах кофейня. Решение юноша принял мгновенно. — Давайте немного согреемся? Чу Ваньнин не успел даже ничего возразить, как его затащили в тёплое помещение. В такую погоду, ожидаемо, они оказались единственными посетителями на четыре имеющихся столика. Через несколько минут бариста поставил перед гостями пару высоких стаканчиков. Чу Ваньнин высыпал в свой сразу две порции сахара. Сидели молча, были слышны приглушённые звуки бьющих по лужам капель дождя, мокрое стекло искажало свет уличных фонарей и витрин, превращая их в замысловатые цветные пятна. — Никак не могу согреть пальцы, — пожаловался Мо Жань. — Мои руки, сколько себя помню, всегда были горячими, можно, я сейчас чуть-чуть погреюсь о вас? Юноша накрыл тонкими бледными пальцами чужие ладони. Они действительно по-прежнему оказались тёплыми. «Кто же раньше грел руки учителя, когда он замерзал?» — пришла в голову мысль. Чу Ваньнин вздрогнул и замер, с удивлением уставился на переплетение рук, напрягся всем телом, даже пальцами, невольно сдавливая их почти до боли. Мо Жань не обратил на это внимания и только закопался поглубже своими в горячие ладони. Это помогло, скоро стало тепло. — Давай я понесу зонт? — предложил Чу Ваньнин, когда они снова вышли на улицу. — Тебе из-за роста неудобно. — Мне удобно, не беспокойтесь. Учитель, я хочу всю жизнь держать для вас зонт, — Мо Жань и сам не знал, почему ему вдруг захотелось произнести эти слова.***
Мо Жань выполнил необходимую работу за короткий срок, заняться больше было нечем. Хотелось позвонить домой, поговорить с дядей и тётей. Поболтать о всякой ерунде с Ши Мэем или с тем же засранцем Сюэ Мэном. А больше всего — с Чу Ваньнином, хоть они и виделись буквально пару часов назад, Мо Жань с удовольствием погрузился бы в совместную работу вместо того, чтобы как сейчас изнывать от безделья. Но было нельзя, даже Чу Ваньнину позвонить — нельзя, потому что тот сейчас точно дома, а у семьи возникнут вопросы, с чего это Мо Жаню звонит профессор Чу. Мо Жань удивлялся, как это преподаватель ещё не сдал их семье и друзьям с потрохами, с его-то характером. Неужели ни у кого не возникло вопросов, почему тот, чей язык впереди всех славился отсутствием костей, внезапно заткнулся. Что Чу Ваньнин на них отвечал? Сам Мо Жань и рад был бы поговорить с теперешними «коллегами», но никто из преподавателей не обращался к профессору Чу, а самому лезть было глупо. Даже те таинственные заинтересованные лица из Японии так ни разу и не позвонили. Мо Жань уже не в первый раз задумывался об учителе. Раньше Чу Ваньнин казался кем-то вроде небожителя: строгий, недоступный, совершенный. Его исключительный ум и способности нельзя было отрицать, в столь молодом возрасте он добился значительных высот в научной деятельности, сам ректор почитал честью для университета заполучить профессора. Чу Ваньнин требовал в разы больше других, и раньше Мо Жаню казалось это несправедливым, в особенности по отношению к нему. Оглядываясь назад, он начал понимать, что учитель имел право требовать после того, что им давал. Мо Жань всё чаще задумывался о послаблении спортивной карьеры. На чемпионат Китая, куда он стремился все эти годы, попасть так и не удалось, хотя Цзян Си делал на него высокие ставки и неизменно подбадривал, уверяя, что уж в следующем году точно получится. Совсем бросать дельтаплан, конечно, не хотелось: ощущение полёта было чем-то невероятным, мигом волшебства, контроля над стихией. В такие моменты Мо Жань ощущал себя могущественным заклинателем с духовным ядром, парящим на зачарованном мече. Спорт когда-то был для него всем, способом уйти от мира и остаться наедине с собой. А потом из него и там стали выжимать соки. Он не заговаривал с Чу Ваньнином о пересдаче с той самой встречи в музее, да и не до этого было в последнее время, но теоретически — а кто бы ему сейчас помешал? Только вот работать, возможно, было бы всё же куда полезнее, чем летать на дельтаплане. И часть денег можно отдавать в семью, лишними не будут. Дядя Сюэ, конечно, станет отговаривать, но не пора ли было повзрослеть? Мысли шли по кругу и снова возвращались к Чу Ваньнину. Совершенный, недосягаемый… Стоило узнать его чуть получше, и на поверку оказалось, что он тоже человек. Чем глубже Мо Жань погружался в жизнь своего преподавателя, тем больше удивлялся тому, как тот вообще выживал. Это было сродни тому, как приоткрыть непроницаемый панцирь и разглядеть внутри что-то маленькое и беззащитное. Непонятная еда, мёрзнущие руки, работа по ночам. Одиночество… Мо Жаню казалось, что от этих вещей он должен непременно учителя спасти. Как это можно было сделать? Такой человек, как Чу Ваньнин, никогда не примет его заботу. Сейчас они вынуждены были тесно общаться лишь потому, что их связывало загадочное проклятие. Когда всё закончится, они, как и раньше, станут чужими друг другу, лишь учителем и учеником. Мо Жань вспомнил, как красиво смотрелись худые продрогшие руки в горячих ладонях, хозяином которых теперь стал Чу Ваньнин. Если бы всё было на своих местах, выглядело бы ещё лучше. Он взглянул на свои руки, представил, как будет их сжимать, как можно было бы покрыть всю тыльную сторону ладони мелкими поцелуями. А потом подняться чуть выше, к запястью. Юноша дотронулся пальцами до губ. Это было странно. Мо Жань привык вести легкомысленный образ жизни: случайные связи в клубах не были для него редкостью, а когда с этим не везло, на помощь приходило самоудовлетворение. Пусть теперешнее тело не требовало от него буквально ничего, несколько недель воздержания для его мозга оказались довольно сложными. Он даже мылся быстро и не опуская глаз, прикоснуться к телу Чу Ваньнина казалось чем-то запретным. Но хотелось, очень хотелось, только не так, а будучи самим собой, подмять под себя эту хрупкую фигуру, покрыть поцелуями каждый сантиметр... Мо Жаню стало страшно от того, в какие формы наконец облачились его до сей поры разрозненные мысли. Это было неуважительно, неправильно, тем более сейчас. Живот начал медленно наливаться тяжестью. Кровь била в голову, перед глазами стояли переплетённые руки. Мо Жань медленно коснулся живота, двинул руку вниз, чуть оттянул резинку домашних штанов. Сердце колотилось бешено, каждый миллиметр давался с трудом, но остановиться он был не в силах. Он надавил на свой живот и продвинулся ещё чуть-чуть дальше. Набатом стучала мысль, что он сейчас прикоснётся к себе. К Чу Ваньнину… Зазвонил телефон. Мо Жань подскочил и взглянул на экран — отображался его собственный номер. Встревоженный голос Чу Ваньнина отрезвил лучше ведра ледяной воды.