Полюбить того, кто ты

      Чу Ваньнин ощущал себя будто в прострации с тех пор, как Мо Жань коснулся его рук. Жест был совсем невинным, и молодой человек наверняка хотел просто согреться — профессор-то знал, как быстро всегда замерзали его руки, — но, тем не менее, казался отчего-то интимным. Ещё и те слова, совершенно сбившие Чу Ваньнина с толку. Зачем кому-то хотеть держать для него зонт? С другой стороны, Мо Жань мог просто заботиться о своём теле — он ведь спортсмен, для него важно сохранять хорошее здоровье. Да, наверняка дело было в этом. Как следует обдумать недавние события не дали — дом уже почти привычно встретил суетой.  — Такая непогода на улице, Жань-эр, как же ты дошёл? Раздевайся побыстрее, нужно просушить одежду, — засуетилась тётя Ван. — Да ты и зонт, гляди-ка, не взял!  — Да, не взял. И выглядишь подозрительно сухим для того, кто только что побывал под снегопадом, — путь преградил сверлящий подозрительным взглядом Сюэ Мэн. Чу Ваньнин попытался его обойти, но сделать это оказалось не так просто. — Как так могло получиться?  — Меня проводили, — ответил Чу Ваньнин.  — Кто? — Сюэ Мэн не сдавался, продолжая наступать. — Точно не Ши Мэй и уж тем более не я. Кто? Я их знаю?  — Не знаешь.  — Да что с тобой происходит?! — брат грубовато встряхнул за плечи. — Пропадаешь где-то, постоянно молчишь, будто в рот воды набрал. С кем ты связался? Ты что, под наркотиками?!  — Мэн-эр, успокойся, — вмешался Сюэ Чжэнъюн. — Твой брат взрослый и ответственный человек, он не станет делать то, в чём ты его обвиняешь. Жань-эр, — мужчина потёр переносицу, — в последние дни ты напоминаешь мне одного старого друга. Но ты никогда себя так не вёл. Скажи нам, если у тебя что-то случилось, мы ведь твоя семья. Чу Ваньнин чувствовал себя загнанным в угол. Все эти люди были по-настоящему близки и переживали друг за друга, а он будто невольно крал чужую жизнь, лгал им, и лгал плохо, так, что никто не поддавался на его обман. Он не знал, что им отвечать, хотелось запереться в своей квартире в одиночестве и погрузиться в работу, в расчёты, которые всегда оставались логичными и понятными. Ничего не ответив, он удалился в комнату Мо Жаня. Ближе к вечеру, когда Чу Ваньнин сидел, скрестив ноги, на кровати с захваченной из своего дома тетрадью, раздумывая над интересным расчётом, дверь осторожно приоткрыли.  — Брат, я переживаю за тебя, — Сюэ Мэн приблизился и положил руку ему на плечо. — Ты в четырёх стенах никогда не засиживался, но раньше, по крайней мере, вечно хвастался своими бесконечными любовными победами в дешёвых клубах, а сейчас из тебя и слова не вытянешь. Ты даже перестал возвращаться с нами из университета. Что там у тебя за таинственные дела? Слова о любовных победах Мо Жаня неприятно кольнули сердце.  — Просто беру дополнительные уроки по сопромату, — выпалил Чу Ваньнин. Сюэ Мэн с самого начала выглядел так, как будто готовился быть посланным очень далеко и тут же дать сдачи, но подобного ответа он явно не ожидал.  — Что?.. Только не говори, что у самого учителя Чу.  — У Чу Ваньнина. А что в этом такого?  — Как ты его смог уговорить?! — Сюэ Мэн опустился рядом на кровать. — Вернее, как он согласился обучать такого кретина?  — Не кретина, просто недостаточно замотивированного.       На Чу Ваньнина в очередной раз посмотрели как на слабоумного.  — А чего это ты постоянно отираешься вокруг учителя Чу? — Сюэ Мэн пристально взглянул в глаза. — Говорил, что не переносишь его, а сам, с тех самых пор, как он начал работать, вьёшься хвостом. Не получилось напрямую выпросить пересдачу, решил таким методом? Переставай досаждать учителю, у него наверняка голова от тебя уже болит. Чу Ваньнин отвернулся, не зная, что на это следовало ответить. Одно можно было сказать точно: близость между братьями была видна невооружённым взглядом, за Мо Жаня волновались, даже если облекали это в грубую форму, и Чу Ваньнин не мог не чувствовать себя здесь лишним. Да и заботливое поведение Мо Жаня имело за собой, как оказалось, вполне конкретные цели.  — Так что, он так и не разрешил тебе пересдать?  — Рано пока об этом говорить, — ответил Чу Ваньнин.  — Мальчики! Быстрее сюда! — их разговор прервал раздавшийся из-за двери оглушающий крик Сюэ Чжэнъюна. Сюэ Мэн пулей выскочил из комнаты, Чу Ваньнин поспешил за ним. На полу, крепко сжимая в откинутой руке стакан, из которого медленно вытекала на ворсистый ковёр струйка воды, лежала без дыхания мадам Ван. На бледных губах выделялись крохотные пятнышки крови. Её муж, бережно упокоив её голову на своих коленях, щупал пульс на другой руке.  — Скорую! Быстрее, звони в скорую! Сюэ Мэн уже лихорадочно набирал номер и диктовал в трубку домашний адрес.  — Да, женщина средних лет. Пережила операцию по удалению раковой опухоли, в ремиссии. Кашель кровью, в обмороке. Да, приезжайте. Должны через пять-семь минут, — обернулся он к семье. Сюэ Чжэнъюн аккуратно поднял жену и уложил на диван, ласково сжал её руку. На ковре белел испачканный кровью бумажный платок. Сюэ Мэн опустился рядом на колени и неотрывно глядел на мать, в глазах его стояли слёзы. Пока врачи везли каталку в реанимацию, Чу Ваньнин нашёл минуту позвонить Мо Жаню. Юноша подорвался приехать тотчас же, Чу Ваньнину с трудом удалось убедить его, что даже родных не пропустят дальше больничного коридора, не говоря уже о посторонних. Он обещал оставаться на связи и сообщить, как только появятся новости.

***

Мо Жань сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и через каждые несколько секунд бросал взгляд на экран телефона. Хотелось позвонить, неизвестность сводила с ума, но он понимал: пока от Чу Ваньнина нет сообщений, никакой информации он всё равно не добьётся. Где-то в углу стола размеренно тикали белые часы с циферблатом. Такие редко можно было встретить в современном доме, да и зачем они нужны, когда под рукой всегда есть смартфон? Их тихий стук был единственным звуком в оглушающей тишине. Мо Жаню казалось, что часы сломаны: их стрелки застряли в одном положении, а отсчёт секунд пропадает в никуда. А может, само время сломалось? Чёрт возьми, он попал в тело постороннего человека, кто знает, что ещё могло быть возможно в этом мире? Тишина, неизвестность и липкий страх затягивали Мо Жаня вглубь воспоминаний, в детство, которое он хотел и боялся навсегда забыть. Волнами начинала накатывать паника. Сколько сейчас времени? Сколько ему ещё ждать? Совсем как тогда…       Наконец раздался телефонный звонок. Чу Ваньнин сообщил, что ничего непоправимого не произошло и он сейчас на пути к своей квартире. Минут через десять щёлкнул замок. Мо Жань даже не встал с пола, просто поднял вопросительный взгляд на вошедшего человека. Чу Ваньнин опустился рядом с ним. Под глазами его залегли небольшие синяки.  — Меня оттуда почти выгнали. Врачи заверили, что в ближайшие несколько часов никакой информации точно не будет. От взвинченной невыспавшейся толпы, как сказал твой дядя, толку всё равно никакого. Сюэ Мэн уходить отказывается наотрез. Если станет что-то известно, он сообщит.  — Сюэ Мэн! Ему сейчас ещё хуже… Я должен быть там! — Мо Жань подскочил, но тут же разочарованно опустился обратно. — А что я там буду делать? Учитель, может вы всё-таки?..  — Если тебе так будет спокойнее, я сейчас вернусь обратно, — Чу Ваньнин попытался встать. Мо Жань испуганно схватил его за руку и потянул на себя.  — Нет! Пожалуйста, не бросайте меня одного, учитель! Останьтесь со мной! Рука Мо Жаня мелко дрожала. Чу Ваньнин успокаивающе огладил её кончиками пальцев.  — Не бойся. Если бы жизни твоей тёти что-то угрожало, врачи не стали бы утаивать эту информацию.  — У неё рак лёгкого, — сообщил Мо Жань. — Мы с Сюэ Мэном тогда были в восьмом классе. Здоровую женщину как подкосило, я думал, брат с ума сойдёт от страха. В Китае операцию никто делать не брался. Дяде пришлось продать бизнес, и мы смогли позволить себе клинику в Германии. Хвала богам, всё обошлось, опухоль благополучно вырезали, но полностью это сделать было невозможно без повреждения жизненно-важных органов. Врачам удалось перевести болезнь в стадию ремиссии, в последние годы с тётей Ван всё относительно хорошо, хотя иногда случались приступы кашля. В больнице говорили, что это нормально, прописывали лекарство. До обморока и скорой дело ещё никогда не доходило.  — Я работал раньше под начальством Сюэ Чжэнъюна, — ответил Чу Ваньнин.  — Так вот почему он говорил, что это кого-то напоминает, когда я ему про вас рассказывал, — Мо Жань улыбнулся.  — Успешная фирма тогда внезапно сменила владельца и быстро разорилась. Я даже не подозревал, что дело было в этом. Сюэ Чжэнъюн всегда говорил, что у него только один сын…  — Я, как вы уже наверное догадались, не их ребёнок и даже не родственник. Меня взяли из детского дома, — Чу Ваньнин обеспокоенно взглянул на него. Мо Жань положил голову на свои колени.  — До пяти лет я жил с матерью в одном из бедных районов. Платили, конечно, пособие, но его ни на что не хватало, мама подрабатывала тем, что танцевала в каких-то сомнительных забегаловках. Я был в то время ещё глупым карапузом, но до сих пор помню, как каждый раз не хотел её туда отпускать. Она редко рассказывала об отце, всё, что я помню, что был он одним из богатеньких мудаков, простите, учитель, которым наскучивает жена и праздная жизнь в достатке, и они в поиске острых ощущений охотятся на непритязательных молодых девушек. Но мама, кажется, любила этого гада, во всяком случае, не отзывалась о нём плохо, только говорила, что искать его мне в будущем не нужно. Как только он узнал, что симпатичная фаворитка носит ребёнка, конечно, тут же исчез без следа, не забыв упомянуть, что дитя может и вовсе не иметь никакого к нему отношения. Однажды мама неудачно упала со сцены. Никто из пьяных посетителей того бара даже не подумал ей помочь. С переломом ноги она кое-как добралась до нашего дома и после потеряла сознание от боли. Я был слишком мал, я не знал, куда бежать, у кого просить помощи, где достать еды. Я пытался найти дома какие-то запасы пищи, приготовить что-то, я думал, мама поест, и ей станет лучше, она очнётся. У нас дома были часы, знаете, как ваши, со стрелками, но я ещё не умел разбирать время. Они тикали и тикали, а я сидел рядом с мамой и ждал, когда же она очнётся. А потом её тело медленно начало становиться холодным. Мне было очень страшно… — Мо Жань почувствовал влагу на щеках. — Понятия не имею, сколько часов или дней я так просидел, пока к нам в конце концов не заглянули соседи. Они что-то испуганно кричали, оттаскивали меня, пытались накормить. Потом приехали органы опеки, меня забрали в детский дом, помню даже, проводили беседы с психологом. Я подолгу нигде не задерживался, называли проблемным, не поддающимся воспитанию. Дрался с кем только можно, влезал в переделки, один раз даже чуть не спалил дом по глупости. А ведь могли люди погибнуть. И вот однажды меня нашёл дядя Сюэ. Мне было тринадцать, в этом возрасте дети и не надеются, что их заберут, я не надеялся никогда. Ему и тёте Ван я буду обязан по гроб жизни, они стали моей второй настоящей семьёй. Сюэ Чжэнъюн говорил, что я напоминаю ему покойного брата. Не знаю, за какие заслуги меня подобрали — в то время от меня было больше проблем. С Сюэ Мэном дрались чуть не каждый день, вскоре заболела тётя, и я чувствовал, что он меня подсознательно винит, хотя, думаю, он никогда так не считал. Когда мы начали общаться с Ши Мэем, ему удалось потихоньку сгладить острые углы между нами, болезнь тёти, к счастью, отступила, дядя нашёл неплохую работу. Сейчас это мой дом и моя семья. Учитель, знаете, сегодня, пока сидел здесь один, я впервые за все эти годы испытал что-то похожее на тот детский страх. Поэтому попросил вас остаться, — Мо Жань отвернулся и закусил губу.  — Я не знал своих родителей, — заговорил Чу Ваньнин. Юноша вновь обратил к нему свой взгляд и придвинулся чуть ближе. — Меня вырастил дед, он рассказывал, что моя мать умерла при родах, а отец погиб ещё до моего рождения. Больше ничего: я понятия не имею, кем они были, где находятся их могилы, даже фотографии ни одной не сохранилось. В общем-то, жизнь не была плохой, хоть и воспитывали в жестокой строгости. А в семнадцать лет я сбежал из дома.  — Вы? — Мо Жань рассмеялся. — Учитель, я вам вообще-то правду рассказывал.  — Я не вру, — улыбнулся Чу Ваньнин. — «Сбежал», конечно, громко сказано. Дед владел фамильным мастерством резьбы по дереву, его изделия дорого продавались и в Китае, и за границей. Я был, можно сказать, единственным наследником, преемником семейных традиций, но меня это совсем не интересовало. Поступил наперекор воле деда на физико-технологический факультет, переехал в общежитие, увлёкся наукой. Домой я с тех пор не возвращался, а несколько лет назад узнал, что дед умер. Мне всегда отчего-то казалось, что он не любил меня, а растил только для того, чтобы передать кому-то семейный бизнес и секреты уникального искусства, хотя, по сути, он был единственным близким мне человеком.  — На балет вас тоже дед отдал? — Мо Жаню эта мысль до сих пор казалась одновременно нелепой и в то же время очень милой.  — Да, и это одна из немногих вещей, которые мне действительно нравились. Когда поступил в университет, конечно, пришлось бросить: балетная студия была далеко, да и времени стало не хватать.  — Вот бы посмотреть на ваши фотографии того времени, — в шутку ответил Мо Жань.  — Дай мой телефон, — Чу Ваньнин протянул руку. Юноша с недоумением вручил принадлежавший ему аппарат. Преподаватель пару минут совершал какие-то манипуляции, а после взглядом предложил обратить внимание на экран. Там мальчик лет пяти в белой рубашечке цеплялся за руку лысого представительного мужчины в возрасте, облачённого в строгий костюм и носящего очки. Уголки губ Мо Жаня непроизвольно поползли вверх. Чу Ваньнин провёл пальцем по экрану, перелистывая изображение. На этот раз там оказался худощавый юноша лет четырнадцати в балетном костюме, напоминающем традиционные одежды. На следующей фотографии тот же юноша стоял в вертикальном шпагате. Слои тончайшей белой ткани взмыли вверх, будто окутав всю его фигуру невесомым облаком. Мо Жань не смог сдержать умилительного смешка.  — Что смешного? — Чу Ваньнин тут же забрал телефон и закрыл приложение, внимательно проверив, что оно под паролем.  — Да ничего, — Мо Жань изо всех сил пытался сдержать смех. — Учитель, вы так мило выглядите на тех фотографиях. Может быть, дело было в игре света, преломляющегося от люминесцентных светильников в потолке, но Мо Жаню показалось, что на его собственном лице, принадлежавшем сейчас Чу Ваньнину, появился лёгкий румянец.  — Ты всю ночь не спал, тебе стоит отдохнуть, — сказал Чу Ваньнин.  — Я всё равно не смогу заснуть, пока не появятся новости о состоянии тёти, — Мо Жань потёр затёкшие от долго сидения ноги. — Почитаю пока ваш сопромат. А вы отдохните, учитель, не беспокойтесь обо мне.  — На полу не сиди, — Чу Ваньнин поднялся. — Простынешь.  — Хорошо, — Мо Жань взял со стола ноутбук и устроился на диване. Стало легче. Получилось отвлечься и даже забыться ненадолго, погрузившись в материал составленного преподавателем конспекта лекций. Телефон учитель оставил ему — пропустить звонок Сюэ Мэна можно было не бояться. Мо Жань заканчивал третью лекцию, посвящённую теме, которая ожидалась у их потока только в следующем семестре, когда из комнаты его позвал Чу Ваньнин. Юноша прошёл на голос и с удивлением обнаружил на кухонном столе две миски с аппетитного вида пельмешками.  — Учитель? Я думал, вы спали всё это время…  — Ты столько раз готовил для меня обед. Я… ну… Так ты будешь есть? — Чу Ваньнин нервно теребил в руках бамбуковые палочки. Мо Жань склонил голову в лёгком поклоне:  — Спасибо за заботу, учитель! Они заканчивали трапезу, когда телефон на столе просигналил о входящем голосовом сообщении. Чу Ваньнин включил громкую связь. «С мамой всё хорошо! — сообщал радостный голос Сюэ Мэна. — Состояние стабильное, обещают выписать через пару дней. Опухоль не начала расти. Врачи, как всегда, ничего не гарантируют на будущее, но сейчас всё хорошо! Мо Жань, приезжай!» Мо Жань почувствовал, как в очередной раз защипало глаза. В своём старом теле он не был таким плаксой, это всё оболочка виновата!  — Напиши ему, — Чу Ваньнин подвинул в его сторону телефон. — Поговори с ним. Мо Жань благодарно кивнул и принялся строчить брату длинное сообщение.