***
Пирожные оказались теми же, которые Мо Жань покупал ещё когда впервые остался в его доме, с османтусовой начинкой, и они действительно были очень вкусными. Чу Ваньнин потянул в рот уже третье, однако его собеседник к угощению даже не притронулся — он медленно потягивал чай и глазами, казалось, поглощал вместо сладостей учителя. — Чем вы занимались в моё отсутствие? — спросил юноша. — Готовил материал для лекций. — Жаль, что так получилось с конференцией, — грустно проговорил Мо Жань. — «Ночной Страж» был потрясающим изобретением, он мог приносить настоящую пользу, а теперь никогда не увидит свет. — Если я не буду абсолютно уверен, что мои разработки используются только во благо, лучше им и дальше пылиться в лаборатории, — серьёзно ответил Чу Ваньнин. — Может быть, я вернусь к работе над «Ночным Стражем», но многое придётся поменять, чтобы он стал более безопасным, и я приложу все усилия, чтобы у той японской корпорации больше не возникло желания со мной сотрудничать. — Ши Мэй… он всерьёз собирался убить их, мне до сих пор сложно это представить. — У него были мотивы. Но я никогда не смогу понять человека, который готов пойти на убийство. — Я смогу, — немного подумав, заключил Мо Жань. — Вернее, я не собираюсь никого убивать, конечно. Я не знаю, что им двигало, понял только, что это как-то связано с его матерью и девушками, которым он хотел помочь. Я просто думаю, если бы в моей жизни возникли крайние обстоятельства, и другого выхода бы не существовало, я был бы способен убить. И ещё, я, оказывается, никогда не знал истиной сути Ши Мэя. Даже вы смогли узнать его лучше меня, — Мо Жань приподнял голову. — Вы разочаровались во мне, учитель? — Я не разочаруюсь в тебе, если узнаю о какой-то новой твоей черте. Ты ведь всё равно останешься собой. Мы и не должны думать одинаково. — Рад, что вы так считаете. Мо Жань медленно, по миллиметру сдвигал ногой собственный стул, легонько подталкивая его вперёд, и Чу Ваньнин вскоре обнаружил, что тот, кто недавно находился за противоположным краем стола, сейчас сидит к нему чуть ли не вплотную. Юноша опёрся подбородком на сложенные руки и уже даже не пытался скрыть, что вовсю его рассматривает. Чу Ваньнин начал ощущать неловкость от столь прицельного внимания, будто на него направили десятки объективов телекамер, вещавших в прямой трансляции в каждый уголок Земли. Он скосил взгляд и попытался как можно более незаметно стащить четвёртое пирожное. — Учитель, я начинаю завидовать этим пирожным, — капризно протянул Мо Жань. — Им вы уделяете больше внимания, чем мне. Чу Ваньнин разочарованно отвлёкся от манившего лакомства и устремил на него серьёзный взгляд. — Я внимательно тебя слушаю. — Ваньнин… — от внезапно изменившегося тембра голоса юноши по телу пошли мурашки. Мо Жань придвинулся на стуле ещё ближе и накрыл его руку. — Наконец я вижу тебя таким… Сердце начало со всё возрастающей скоростью ударяться о рёбра. Чу Ваньнин сглотнул, не зная, что на это можно ответить. Но ответа от него, кажется, и не ожидали. — Так ты кажешься ещё красивее. Самый красивый человек на свете. Я не знаю много возвышенных слов, но буду говорить тебе это каждый день, чтобы ты даже не смел думать иначе, — с каждым своим словом Мо Жань всё сильнее двигался вперёд, пока его выделяющееся мужественной красотой лицо не оказалось в считанных сантиметрах от лица Чу Ваньнина. Юноша, не долго думая, преодолел и это расстояние, соединив их губы. Чу Ваньнин в замешательстве приоткрыл рот, и тут же ощутил, как внутрь врывается чужой горячий язык, напористо проводя по кромке зубов и смело продвигаясь дальше. Сильные руки обхватили его талию и потянули вперёд, через мгновение он уже оказался сидящим на коленях Мо Жаня. Чу Ваньнину не осталось ничего кроме как обхватить руками его шею, чтобы принять более устойчивое положение, а ещё потому что так было удобно гладить мягкие, до сих пор слегка влажные волосы. Чу Ваньнин непрерывно ёрзал на чужих коленях, пытаясь принять удобное положение и отдаваясь ощущениям от головокружительных поцелуев в губы и шею и мягких прикосновений, невесомо скользящих вдоль его талии. Влажный язык нежно лизнул чувствительное место за ушком, отчего мужчина вновь завозился и бесконтрольно сдвинул ноги. Вдруг внимание его привлекло нечто, отчего Чу Ваньнин почувствовал, что душа его медленно уходит в пятки. Мо Жань не был древним заклинателем и не носил при себе меча, рукоять которого могла бы сейчас упираться прямиком в основание бёдер Чу Ваньнина. Он хотел бы понадеяться на более приземлённые предметы вроде телефона или ключей, но вид внезапно замершего и чуть покрасневшего юноши говорил о том, что первоначальные выводы могли быть единственно верными. Мужчина напрягся, словно струна, и застыл в том же положении — он понятия не имел, что делать с собственными руками, всё ещё обхватывающими чужую шею, и с тем, что по-прежнему бойко встревало между его ног. — У тёти Ван сегодня собираются гости, — глухо заговорил Мо Жань. — Они засидятся допоздна, так что дома меня особо не ждут. Но если моё присутствие покажется учителю досаждающим, то я, разумеется, тотчас же вернусь домой. Чу Ваньнину показалось, что он стоит на краю обрыва, за которым разверзлась бездонная пропасть. Стоит ли в неё прыгать, он не раздумывал ни секунды. — Если не ждут дома, так оставайся здесь, — услышал он собственный, такой же глухой голос. — Понимаете, о чём говорите, учитель? — руки Мо Жаня вдруг съехали с его талии и замерли на ягодицах, чуть огладив. — Если я останусь, боюсь, уже не смогу так просто остановиться. На самом деле выбор, прыгать или нет, Чу Ваньнин сделал уже давно, ещё в тот день, когда при свидетельстве розовых облаков и закатного солнца юноша подле него пылко шептал признания. А может, ещё раньше, когда нерадивый, наглый, но отчего-то цепляющий одним своим нахальным взглядом студент, появился в его аудитории. Да и выбора, по сути никакого не было: всё решили небеса или, если хотите, глупое сердце Чу Ваньнина, над которым он не имел власти. А сейчас — сейчас могло быть страшно, но назад он бы не отступил, потому что отступать было уже некуда. — Я сказал тебе оставаться, и ты можешь… можешь делать всё, что захочешь.***
Чу Ваньнин стоял посередине погруженной в полумрак комнаты — свет он сам попросил потушить — и слышал, как с каждым шагом двигающегося в его сторону Мо Жаня где-то в пятках глухо откликается стук собственного сердца. Долго оставаться вот так, будто в ожидании приговора, не получилось — комната была не настолько большой. Мо Жань легко подхватил его на руки и понёс в сторону кровати. Чу Ваньнин даже пожалел, что не успел, пока у него был такой шанс, проверить всю выносливость этих великолепных мускул, способных почти без усилий поднять взрослого мужчину. Мо Жань аккуратно уложил его на спину и принялся не спеша раздеваться, не стесняясь демонстрировать хорошо сложенное спортивное тело. Где-то на середине процесса Чу Ваньнину пришла в голову мысль, что, наверное, ему бы тоже стоило этим заняться, и он нерешительно потянул трясущиеся руки к резинке своих штанов. — Стой! — Мо Жань чуть наклонился в его сторону. — Подожди пока. Можно, я сам это сделаю? Странное желание. Было ли так положено? Но ведь Мо Жань сам раздевался, почему ему нельзя? Мо Жань оставил на себе нижнее бельё и склонился, нависая сверху. Потянул за край белой водолазки, задирая её до груди. Ну вот: если бы Чу Ваньнин снял одежду самостоятельно, было бы куда проще, а в таком положении ведь неудобно. И эти обжигающе-горячие руки, скользящие прямо по голому телу… Избавившись от верхней части одежды, Мо Жань не спешил продолжать. Вместо этого принялся обсыпать будоражащими поцелуями, начиная с коротких, даже смешных, в кончик носа и уголок губ, и переходя к страстным, затягивающим и заставляющим тихо скулить от такой невыносимой близости. Сжал зубы в нескольких местах, словно голодная собака, оставляя краснеть у ключиц россыпь меток, и прильнул языком к недавней находке: Чу Ваньнин и сам до сегодняшнего дня не подозревал, что простой поцелуй за ухом способен заставить переворачиваться кубарем все его внутренности. Мо Жань не прекращал оставлять жгучие поцелуи, в то время как руки его, будто обретя собственную жизнь, пустились путешествовать по чужому телу. Одна из них накрыла пах, и Чу Ваньнина будто насквозь прошила сладкая истома: захотелось податься вперёд в поисках более ощутимого прикосновения, но последние остатки стыда вместо этого заставили руки потянуться к лицу, чтобы скрыть смущение. — Это ведь твой первый раз, да? Чу Ваньнина охватил ещё больший стыд и раздражение. Разве он виноват в том, что в его годы даже первый поцелуй был совсем недавно и тоже с Мо Жанем, не говоря уже о сексе? — Что в этом плохого? Мо Жань отпустил изнывающее место и нащупал резинку домашних штанов, потянул их вниз вместе с бельём. — Ничего. Не закрывайся от меня. Приподними бёдра, — щекоча жарким дыханием, прошептали на ухо. Когда горячая рука обхватила уже давно гордо восставший и наконец обретший свободу член, Чу Ваньнину показалось, что так приятно ему ещё не было никогда в жизни. И пусть это являлось проявлением низменной, телесной страсти, которую он предпочитал избегать, отдавая приоритет наукам и саморазвитию, сейчас ничего из этого не имело ровно никакого значения. Был только Мо Жань, его руки, с влажным от смазки, пошлым звуком, скользившие вдоль плоти, губы, не желающие пропускать ни единый участок его кожи, и весь он сам, нависавший над ним и всматривающийся в лицо с бесконечной нежностью во взгляде. Так близко. Чу Ваньнин терял себя, тонул в глазах напротив, в удовольствии, разливающемся от сосредоточения в паху до каждой клеточки его тела. Это было одновременно слишком много и слишком мало: в и так вздымавшийся до небес костёр ощущений хотелось подлить бензина, чтобы если уж сгорать, так дотла, без остатка. Чу Ваньнин не заметил, как сам начал цепляться за чужое стройное тело, оглаживать и сжимать рельефные мускулы. Оно было ему знакомо, несколько месяцев оно служило вместилищем его собственного сознания, но сейчас, когда единственным хозяином его был Мо Жань, ощущаться вдруг стало по-другому. Чу Ваньнин, подцепив край трусов, скользнул рукой внутрь и смело сжал то, чего опасался касаться даже при мытье. Память его не подводила: окрепшее достоинство Мо Жаня, напротив, показалось ещё более внушительным, и мужчина вновь ощутил отголоски страха. Неужели его тело может быть способным такое принять? Мо Жань же, едва его коснулись, замер и напрягся. — Ваньнин… Не трогай!.. Чу Ваньнин ощутил укол обиды. Да, он был совсем неопытен, но неужели настолько плохо? — Тебе неприятно? — поинтересовался он насколько мог холодным тоном. — Глупый… — Мо Жань дышал тяжело и прерывисто. — Всё совсем наоборот. Слишком приятно, и я боюсь, что не сдержусь, а я хочу, чтобы приятно было тебе. Мо Жань сполз чуть ниже, убрав руку с его члена и переходя поцелуями на впалый живот. — Разденься, — потребовал Чу Ваньнин. Ну, иначе это ведь на самом деле было несправедливым. Мо Жань, умилительно улыбнувшись, подчинился и облегченно проскулил, когда тиски плотной ткани боксеров наконец выпустили из своего плена его тут же прижавшееся к животу достоинство. Чу Ваньнин сглотнул и широко развёл подрагивающие ноги. — Не спеши так, — Мо Жань коротко усмехнулся. — Твои балетные таланты нам ещё пригодятся, но не сегодня. На сегодня другие планы. — Что? — Что? Продолжить бессмысленный ряд вопросов Мо Жань не дал, вместо этого, коротко пощекотав пальцами, крепко сжал основание бёдер, удерживая их в нужном положении, и опустился своим ртом прямо на его член. Чу Ваньнин потерял дар речи. Не то чтобы он не слышал о таком виде близости, но всегда находил его одним из самых неприличных, грязных, унижающих достоинство. И теперь Мо Жань… Как он мог?.. — Не бери его в рот! — наконец нашёл он в себе силы выдавить слова. Впрочем, его никто и не думал слушаться. Старательные усилия Мо Жаня не прошли даром. Чу Ваньнин кусал губы в попытках заглушить стоны, обличающие удовольствие, которое он поневоле испытывал от этого неприличного действия. Он боялся смотреть вниз, где мог отчётливо увидеть сомкнутые губы юноши, старательно обхватывающие его плоть. Это слишком… Это было слишком! Но Чу Ваньнин не смог удержаться от того, чтобы запустить руку в чужие волосы, и сам того не осознавая, легко подталкивал затылок, направляя еще глубже. Внезапно он почувствовал пальцы, забравшиеся в совсем уж неприличное место. Они закружили у входа, мягко разминая и иногда чуть надавливая. Чу Ваньнин был, конечно, знаком, с механикой процесса, но чувствовать всё это вживую… Его вновь захлестнула волна смущения и страха, от чего тело напряглось и поджалось. — Баобэй, не бойся, — Мо Жань оторвался на минуту от своего занятия. — Я же говорил, что не стану сегодня ничего делать. Тебе будет только приятно, обещаю. Если… если что-то будет слишком, и ты этого не захочешь, непременно скажи мне, и я остановлюсь. Чу Ваньнин попытался расслабиться и кивнул. Мо Жань опустил ресницы и вновь заглотил член, пальцы его в то же время становились всё более наглыми, пока один не вторгся внутрь, медленно проникая на две фаланги. Обилие ощущений раздирало Чу Ваньнина на части: это с одной стороны пока не было как-то особенно приятно, но вкупе с тем, что творил Мо Жань своим ртом, оставляло в совершенном бессилии, будто зажимая меж двух огней. На пробу вращая пальцем внутри, Мо Жань вскоре осмелел и добавил второй, иногда чуть разводя их и пытаясь растянуть: в такие моменты чувствовались лёгкие намёки на боль. Мо Жань как будто что-то искал, методично ощупывая нежные внутренние стенки. И он нашел. Совсем недавно Чу Ваньнину казалось, что более приятного момента в его жизни уже не настанет, и вот сейчас… Он услышал собственный крик. Что-то внутри прострелило и отдалось сумасшедшим спазмом удовольствия, на несколько долгих мгновений отправившим прямиком к звёздам. Когда Чу Ваньнин очнулся и попытался снова дышать, он увидел перед собой улыбающееся лицо Мо Жаня, на губах которого блестело пару белёсых капель. — Ты… Ты… Выплюнь! — запоздалое смущение накрыло с головой, лицо начало гореть. — Поздно! — Мо Жань вдруг звонко рассмеялся. Юноша прилёг на подушки и прижался ближе, устремив на Чу Ваньнина влюблённый взгляд. — А как же ты? — вспомнил вдруг тот. — Не переживай. Я потом об этом позабочусь. Чу Ваньнин скользнул рукой по его животу и обхватил тяжёлый член. — Я знаю, что плох в этом из-за отсутствия опыта, но как иначе мне научиться? Будь добр, потерпи. — До чего глупый, — тихо пробормотал Мо Жань, закусывая губы. И так казавшийся непомерно большим орган в его руках будто только увеличивался. Чу Ваньнин в конце концов решил сменить неудобную позицию и сел на кровати, утягивая Мо Жаня за собой. Это было более откровенно и смущающе, он не мог не видеть того, что делает, но рукам стало легче. Казалось, прошла уже уйма времени, но не предвиделось и намёка на разрядку. Пожалуй, он действительно оказался чудовищно плох в такого рода занятиях. — Хочешь, я тоже?.. ртом… — Не надо! Ты же не умеешь! Мо Жань сейчас с неимоверной силой толкался в его руку, буквально самостоятельно делая всю работу, но ситуацию это всё равно не спасало. — Но… — расстроенно возразил Чу Ваньнин. — Хо- хорошо… Только не бери его полностью… Обхвати рукой и… Ах! оближи головку… Уши горели от подобных речей, перемежающихся стонами, но Чу Ваньнин старательно поступил так, как ему велели. На языке почувствовался солоноватый вкус смазки. Мо Жань принялся двигаться еще более интенсивно, рваными толчками все же частично проникая в его рот. Наконец на последнем он резко дёрнулся назад, и выплеснувшаяся жидкость попала на подбородок и руки Чу Ваньнина. — П- прости. Отдышавшись, Мо Жань нашарил в сумке на полу упаковку влажных салфеток и заботливо убрал всю грязь с тела учителя. Впервые с глубокого детства, с тех пор, как был ещё совсем крохотным карапузом, которому дед, если становилось очень страшно, позволял недолго полежать подле себя, Чу Ваньнин засыпал не один. Мо Жань был тёплым, близким и надёжным. И Чу Ваньнин подумал, что без колебаний отдал бы все свои степени, патенты и научные достижения, всю репутацию, и если бы имел что-то ещё, то и это, за возможность каждый день своей оставшейся жизни разделить с ним. Надо сказать Мо Жаню, что ключи он может не возвращать.