anima sepulcretum est

человек приходил снова. нет-нет, да снимал покрывало с арки, которую он называл зеркалом, иногда колдовал: тонкая деревянная палочка-проводник испускала искры и волны. он уже не угрожал разбить зеркало или уничтожить его, но становился все более злым и раздраженным. возле арки стопками высились открытые книги, смятые страницы походили на поломанные крылья. в какой-то из дней он снова пришел. кинул мантию на кресло, сел, устало потер руками лицо, призвал одним движением ладони стакан и стеклянную бутылку воды. а стоило отвлечься, на какие-то минуты отойти, упустить человека из поля зрения… когда эиналеж вернулся, человек уже спал в кресле напротив его арки, неудобно откинув голову на плечо. в тот раз все и случилось впервые. он не мог это остановить или прекратить. он не мог ничего, только стоять и бессильно смотреть. его собственная магия работала и без его желания - плохо, грубыми мазками рисовала картину чужого потаенного желания, но рисовала. сначала он наблюдал, как искажаются черты человека в болезненной гримасе отчаяния и боли. несложно было понять, что он хочет: эиналеж прикрыл глаза, неохотно потянулся навстречу и вот, увидел на открытой ладони одиночество спящего. это было неудивительно – во сне люди особенно уязвимые. возможно, это его движение, а может и само состояние человека стало спусковым крючком для того, что случилось дальше: от человека дрогнула и потянулась тонкая светящаяся нить. эиналеж сделал шаг назад, потом еще шаг: подальше, подальше от этого луча света, коснувшегося поверхности прозрачного стекла в арке, проникшего сквозь стекло и заполнившего ярким теплым сияющим светом все в комнате. сделавшего все таким… эиналеж задохнулся, опустился на колени. он дрожал, как упырь, облитый с головы до ног сладкой кровью, как жадный до денег человек, угодивший в хранилище золота, он закрыл глаза и постарался не дышать, но это тепло обволакивало, проникало внутрь него, плавилось жидким золотом, текло по венам и наконец достигало сердца. он больше не мерз. он чувствовал. все. Луч оборвался, а спящий человек по ту сторону арки все еще спал, не потревоженный ни отдачей магической силы, ни шумом, который наверняка производил Эиналеж внутри. Спал тревожно, устало, и глядя на него, Эиналеж точно осознал, что делать. Он был такой теплый, такой насыщенный этим теплом; оно сверкало искорками на кончиках его пальцев, поблескивало золотом в глазах. Не видя себя, он знал, что светится изнутри. Не мешкая, он подошел в арке, разделяющей его и человека в кресле, и перешагнул ее. Дрогнула завеса, но не помешала ему пройти, не остановила. Он подошел к человеку, стал возле и принялся за дело. Вынул пустой стакан из слабых пальцев: понюхал – не вода. Аккуратно, не чувствуя тяжести, поднял человека на руки. Под давлением чужой вкусной, живой магии, он немного менялся и сам: стал выше, сильнее, чувствовал себя немного старше. Пока нес человека мимо камина и сквозь дверной проем, подумал, не будет ли человек зол на то, что он прошел в его спальню. решил: не важно. не сейчас. Кровать была ровно застелена. Эиналеж аккуратно отпустил человека левитировать в воздухе и расстелил кровать, откинул одеяло. Потом вернулся к нему, плавно покачивающемуся в метре от пола: волосы свисали, рука безвольно лежала на невидимой воздушной подушке. Эиналеж не нуждался в волшебной палочке, чтобы, одновременно удерживая левитацию, раздевать человека. Он остановился, когда снял верхнюю одежду и оставил человека в белье и хлопковой майке. Человек был худощавый, бледный: цвет кожи ярко контрастировал с черными волосами. Он уложил человека в кровать и накрыл до пояса. Сел рядом, аккуратно провел рукой по его голове. Тепло на его пальцах дрогнуло, заметалось, и впиталось легким свечением в висок человека. Эиналеж гладил его лицо, шею, руки, грудь, глядя, как проникают солнечно-яркие лучики под кожу, как расслабляется человек. Наконец, у него осталось совсем мало тепла. Он накрыл человека до груди и встал. Снова мерзли пальцы, двигалась мертвенная стынь дальше ладоней, как будто покрывался он изморозью. В груди метался кусочек запретного, украденного тепла. Эиналеж едва осилил путь назад: вышел из спальни, добрался до пыльного, обрамленного металлической аркой зеркала (так вот как оно выглядит снаружи...), перешагнул через плотную завесу в арке, упал на ковер у потухшего камина, и тут уже, лежа щекой на колючем ворсе, ощутил, как капли тепла растворяются, тают. он пролежал так всю ночь, потихоньку теряя ощущение границ своего тела. наутро его ждала картина, ради которой стоило немного померзнуть. человек вышел из своих комнат в гостиную совершенно взъерошенным, помятым, с халатом, распахнутом на груди. судя по его мирному выражению лица, это была суббота и он не спешил. зато он зажег камин одним движением руки и, - это было невероятно, - повернулся к эиналежу. - утро, - произнес он, - есть разговор.