Дайте мне согрешить, святой отец!

И до тех пор пока нас не обесточат, пока не догорит аварийных фонарей заряд, Мы будем жечь тут электричество, что есть мочи, всем жителям подземным свой позитив даря. Над нами руины Москвы, под нами огни преисподни, Мы не знаем который сейчас час и что за дата сегодня, Может быть утро среды, а может быть вечер субботний, Радиационный фон на верху спадет лишь лет через сотню. За нами никто не придет, нас уже не спасут, Мы грызем друг другу глотки за воду и растворимый суп. Страшный суд уже позади, и походу, нам повезло наказано зло, Никто из нас не стал отпущенья козлом. Нам дарована новая жизнь, ворота нашего рая Плотно заперты изнутри, навеки герметично задраены, Они не пропускают отравленный воздух и гамма лучи, Мы приговорены к высшей мере, но нам не нужны палачи. Для исполнения приговора, мы все сделаем сами, Друг друга всеми доступными способами кромсая. Веселого мало, все боятся панически финала трагического, Но есть одна радость, сеть пока что дает электричество.

Царапина на щеке саднила. Кожа вокруг неё горела, и он невольно проводил языком внутри возле места пореза. Дышать было тяжело, всё лицо было мокрым, но тереть его было нельзя – липкая грязь сильно размазывалась по коже. - Ваня, блин, чего встал?! Его дернули, потянули, заставили бежать. Алинины ботинки мягко впечатывались в бетонный пол, её куртка мельтешила перед глазами. Лёгкие неприятно рвало, хотя это было ещё терпимо. А вот когда они сбегали от Грушина… «Какого Грушина?» - мелькнула в голове мысль и исчезла. - Давайте, надо поднажать! А то они так за нами церберов пустят! – крикнул Дима. В его тёмных глазах отражалась паника: бешенные белёсые искры как огни сварочного аппараты метались внутри тёмного зрачка. Рот со шрамом нервно дёргался. От этого Диминого вида у самого Вани начинало беспокойно сосать под ложечкой. Церберы были роботами очень грубой конструкции с тремя головами, которых все звали «механическими собаками». Каждая из голов отвечала за определённую часть системы навигации: центральная – нюх, левая – теплодатчики, а правая – локаторы. Это толком и не было похоже на собаку, но именно собака лежала в основе этого «изобретения». Шрам от железных челюстей заныл, и Ваня тоже прибавил ходу. Здесь тихо не бывало никогда. По трубам вечно гулял воздух, утробно завывая, или текла прогорклая техническая вода с нечистотами. Металл гнулся, ржавел, скрипел, ломался, рвался, отпадал, протекал... В высоких потолках все эти звуки терялись, разлетаясь во все стороны. И лишь бетон свято хранил молчание, гулко отдавая шагам их звуки. Но сейчас было не до всего этого! Сердце бешено билось где-то в горле, а Ваня всё равно продолжал пытаться прислушиваться. И всё равно, как бы он ни старался, скрежет лап стал неожиданностью. Так всегда бывает, ведь сначала ты сам себе не хочешь верить и списываешь слабый шум на что угодно. - Ходу, ходу! – он отчаянно рванулся вперёд, то ли отталкивая, то ли подтягивая Димаса за собой. - Собаки! – завизжала Алина. Это она зря. Не стоило расходовать силы на голос. Алина споткнулась и упала, обдирая локти об пол. Они подхватили её за руки, подняли, и как раз в это время скрежет достиг своего пика - из-за поворота выбежали две механические собаки. Уродливое сборище металлолома, безжалостное и безликое. - АААААААААААААААААА! – Дима не выдержал. Бешено, страшно закричал и бросился вперёд. Сердце ухнуло вниз, добираясь до пяток, и так же стремительно взлетело наверх, ударяясь о горло. Ваня едва успел затормозить. Дорога кончалась, просто резко исчезала, сменяясь бассейном из битого стекла. Димас ошалело несся вперёд, одна штанина у него уже была изодрана, и по левой ладони струилась кровь. Вот же везучий гад! Стеклянные бассейны или «кровавые болота» легко могли стать последней ловушкой. Своенравные и жадные, они засасывали жертв в себя, мучительно разрезая кожу, потом мышцы, а после застревали в костях. Но бывало, что удавалось проходить такие «болота» целыми. - Сумасшедший! – Ваня попятился. В уши тут же проник скрежет металла о металл. - У нас нет выбора! – крикнула Алина и тоже прыгнула вниз. Не задержалась и секунды, сразу же побежала вперёд. От страха свело ноги, он в малодушном жесте схватился за край стены и… Прыгнул! Где-то за стеной с ржавым скрипом клацнула собачья челюсть. Не останавливаться, главное не останавливаться. В голове всплывали советы Барта, который по слухам спокойно ходил по таким болотам в поисках энергоблоков: «Наступать надо туда, где цвет белее. Там стеклышки плотно друг к другу лежат, не разъедутся, если наступить». А! Резкая боль в ступне заставила его вскрикнуть, и он покатился вниз, едва успевая закрыть лицо от осколков. - Ваня! Он услышал полный страха крик Алины. Поднял глаза и увидел, что она уже стояла рядом с Димасом. Тот только что втащил её на твёрдую поверхность. Оглянулся назад – там практически на половину провалились механические собаки, всё ещё клацая железной челюстью. Было больно. Но не так ужасно, как рассказывали. Ему везёт, невероятно везёт. Пальцы правой руки как раз зацепились за белёсую часть бассейна. Он откинул одно из стекол, опёрся на руку, подтягивая всё остальное тело. Сейчас главное поставить ногу как можно ближе к твёрдому участку. И сразу же вставать, не давая второй ноге повторится! Ну, на вдохе! Он начал раньше, чем вдохнул полную грудь воздуха. Почему? Было страшно. Ещё мгновение промедления, и он бы ничего не сделал. И когда показалось, что всё получилось, левая рука предательски дрогнула и заскользила. Кожа разорвалась, как натянутая резина, и кровь будто полилась не вниз по стеклу, а ему в глаза. Ладонь ещё выдернуть удалось, а вот нога, колено, провалилось глубоко. Кричать уже тоже было больно, так рвало горло. Он ошалел от боли, и потерял контроль и над руками. Левая вновь скользнула вниз, он дёрнулся и вновь закричал. На глазах выступили слёзы. - Эй, там… Продолжения Ваня не услышал, почувствовав, как его выдёргивают из стекла. - Бежим скорее! Его целая ладонь встретилась с чужой, теплой рукой. Всего пара быстрых шагов, бассейн то был совсем небольшой. Помогли, втянули. Крепкая рука на его талии… Они встретились глазами. Голубые глаза напротив. Рыжеватый, ржавый цвет волос, короткая борода. Весёлая усмешка. - Ваня! – Алина кинулась к нему, с тревогой смотря на исцарапанное тело. - Ничего, жить будет! Голоса всех звучали будто через плохую рацию, с шумами, ещё и тихо. Ване потребовалось с десяток вдохов, чтобы прийти в себя. Алина заламывала руки, Димас тоже сочувственно хлюпал носом, сам придерживая больную ногу. И только сейчас Ваня почувствовал, что внутренний карман был пустой. И его спасителя нигде уже не было. - Он спиздил у меня генераторы! Герой хренов, чтоб тебе в стекло заживо провалится! Металлические стены убежища ответили лишь издевательской ухмылкой. Он вынырнул из сна, будто из ледяной проруби. С таким же отчаянным, глубоким вдохом. В мирной утренней темноте было тихо. Кривой, измятый край подушки, смотрел Ване прямо в лицо. Смотрел немного укоризненно, будто осуждая за излишнюю впечатлительность. Нойз раздражённо перевернулся, падая на спину. Сложно не быть впечатлительным, когда фантомные раны всё ещё саднили, и приходилось одёргивать себя, чтобы не начать стирать с ладони кровь. Нормальны ли такие яркие сны? Кто знает. В последнее время снились они ему постоянно. Живые, красочные, слишком реальные. Они жутко эмоционально выматывали, так что потом всё раздражало. Ежедневные обязанности вызывали лишь досаду. Размеренный и тихий ритм жизни прихода максимально не подходил под его бешено несущееся линией на кардиограмме настроение. Вверх вниз, от угла до точки, Прорываясь болью через растерзанные почки, Напоминая о давних приступах, О словах, так никому и не высказанных, Несущаяся вперёд неумолимо кардиограмма, Когда-нибудь она отведёт меня туда, где мама, Но это будет не сейчас, далеко-далеко потом, Когда будет давно уже отстроен дом, Посажено дерево и подрастёт сынишка, И для него уже даже верхние полки будут низко, Тогда это линия захлебнётся визгом в последний раз, Через черную трубу, без любых прикрас. Вот и станет понятно, кто был прав: Египтяне, китайцы, вавилоняне? А может и просто христиане. Ну кто-нибудь из них точно, Лютеране, протестанты, католики, Баптисты, кальвинисты и прочие, Встретится с Богом очно. И сможет спросить: Зачем Нам было послано столько проблем? Я обещаю, что принимаю и понимаю все заповеди, Что грешить я не буду, и только повсюду Буду добро и прощенье нести. Взамен же на это, пусть вечное лето наступит на нашей планете Земля, Исчезнут все войны, голод, болезни, За это всё заплачу только я! - Хватит! - он рывком поднялся с кровати, вытряхивая из головы назойливые строчки. “Все равно недостаточно. Дальше опять нужна бочка, и текст про… Может и начало тогда переделать? Оно больше про смерть, а потом…” Он размышлял о тексте всё время, пока занимался утренней рутиной. Всегда так было, что просто не мог оторваться, сосредоточится на чем-то другом, когда слова и музыка так настойчиво лезли в голову. Пальцы то и дело перебирали струны невидимой гитары. От того, что настоящей не было в шаговой доступности хотелось лезть на стену. Как в самые жесткие моменты ломки с алкоголем. Хотя нет, тогда желание подавлялось изнутри, этот же порыв не получалось заглушить ничем. Так было только в десятом классе, когда гриф на его гитаре просто треснул. Он тогда забив на школу неделю работал грузчиком, чтобы купить новую. Сейчас ещё не хватало компа, барабанной установки, синтезатора. Он почти, почти играл, но каждый раз вываливался в реальность. Он сказал, что у него часто так бывает? Вранье. Два года уже не было. Если честно, он думал, что уже и не будет. Поперечный: Когда ебали, что на жопе написали? Вы: Ну так ты меня ебал, сам скажи, что написал. Поперечный: След ладони считается? Вы: Охуел Вы: Ты Ваня не был уверен, что это те сообщения, которыми стоит обмениваться, находясь в церкви. Даже самый закоренелый атеист имеет свои границы. Судя по характеру сообщений – имеет жестко и грубо, с явными элементами БДСМ. Подобными сообщениями они с Даней обменивались уже четвёртый день. Сразу после их… свидания, Поперечному срочно потребовалось уехать в Питер. Сложно сказать, было ли это бегством или реальной необходимостью, в любом случае, Ваня выяснять отношения не стал. Помочь Дане с принятием он всё равно не может, сам ещё в себе не разобрался. Разве что опыт подсказывал, что бегать от себя смысла нет, только больше фигни наделаешь. Не то чтобы Ваня очень часто прислушивался к подобным советам, но сейчас сил что-то делать просто не было. Их поцелуй вспоминался тягучими интимными мгновениями. Тонкая, ребристая кожа губ, легкое покалывание бороды, пот, выступивший на задней стороне шеи. Череда мурашек по животу от достаточно грубой кожи на чужой руке. Темно, небо с маленькими точками звёзд, прохладно. После этого Ваня ещё пол часа сидел на лавочке, просто смотря в никуда. Рядом с приходом был пролесок, дул ветер, загибая вершины деревьев. Звук был такой, будто стоишь на побережье океана. Мир казался бескрайним, сливающимся во един, и одновременно таким уютным. Замкнувшийся только на нём, на единственном мыслящем существе здесь. Перед глазами сами собой появлялись сцены из жизни, будто это был самовоспроизводящийся диафильм. Самое яркое гомо-воспоминание было из первого курса института. Веселая общага, очередная пьянка. В маленькой комнате кружочком пацаны и девушки, игра в бутылочку. Было очень потно, громко и уже никак, он напился до состояния лужи, когда даже от легкого поворота головы мир сливается в сплошное пятно. Сидел на полу, прислонившись спиной к облезлому скрипучему дивану. Кто-то закричал громче обычного, вроде что-то похожее на его имя. Он не успел ничего понять, мысли упорно не собирались в кучку. Перед ним вдруг появилось лицо какого-то парня. Ярко выраженные скулы, короткая щетина. Взгляд тогда невольно скользнул ниже, оценивая широкие плечи, бугристые мышцы, которые очерчивала свободная футболка. Это был какой-то третьекурсник, Ваня не знал его, тогда, в горячем тумане он вообще плохо соображал. Теплая ладонь коснулась его щеки, он дернулся, но тут и на бедра навалилась тяжесть. Невольно вжался в этот несчастный диван, когда его ртом завладели чужие губы и чужой язык проник внутрь. Он до этого и не целовался толком. Ему снесло крышу, но ровно до того момента, пока не понял, что сам пальцами сжимает твердый живот. Тогда накрыло, он вскочил, лихорадочно вытирая слюну с губ, и не смотря на смех и выкрики компании, выбежал из комнаты. Блевать. Он списывал это на алкоголь. Несколько его товарищей на отвращение от поцелуя мужчины. Алкоголь тут определенно был причем, и отвращении тоже. Только не от мужского поцелуя, а от себя. Комплексов на первом курсе было море, а парень был слишком красивым. Картина со стороны была уж очень неправильной. Как и этот поцелуй, многие переживания остались в прошлом. Но жизнь с удовольствием добавляла новых. Любил ли он парней? Скорее обращал внимание. Это никогда не казалось чем-то противоестественным, ведь красивый человек и есть красивый человек. Девушка, мужчина – разве имеет какое-то значение? Ну да, порой смотрел на парней в раздевалке. У школьного капитана команды по баскетболу было классное тело. Кубики пресса, грудные мышцы, все такое… Раньше он думал, что просто сравнивал. Вот, типо так же хочу. Рефлексируя это сейчас понимал, что Витя из школы ему банально нравился. Это влечение просто никогда не было утрированно-гейским. Член, особенно чужой, не казался очень привлекательным, не лезли в голову глупые ласковые слова. И он просто спускал все на тормоза. Какая разница… Уже в универе, на курсе третьем, был Антон. Классный парень, помогал вписываться играть на различные мероприятия. Они общались тогда много, взахлеб, пили вместе до утра, и Ваня пел ему только написанные песни. У него тогда девушка была. Алёна. Жаль, они были слишком увлечены каждый своей жизнью, а не друг другом. Хотя ей нравилась его музыка, а ему было интересно с ней общаться. Она советовала много классных книг и потом с охотой их обсуждала. Наверное, этого было слишком мало для отношений. Антон был из куда более простых материй, он «устраивал дела», любил нефильтрованное светлое и «Красную плесень». С ним не получилось бы обсудить Сартра, зато можно было накурится на крыше девятиэтажки и встречать рассвет. Москва наливалась розовым цветом, очерчивая контуры сталинских высоток. Антон красиво улыбался. Очень легко и свободно, даже не пытаясь думать о том, что будет завтра, через год или через несколько часов. Между ними не было ничего, но в тоже время это были самые романтичные отношения в жизни Вани. Их дороги быстро разошлись, но те полгода дали большую почву для будущего. Поперечный: Я приезжаю. Сегодня в девять. Если хочешь, можем встретится. Вы: Не «хочешь», а «можешь» Вы: Большая разница Вы: Я постараюсь Поперечный: Хорошо, я понял. …. Поперечный: Ты отпевал кого-нибудь? Ваня закатил глаза. *** Сообщая про «вечер», Даня немного слукавил. Поезд приезжал в два ночи. Но Ваня уже договорился о выходных, и планов у него никаких не было… На дальнейшую жизнь, в принципе. Да он бы и так ждал… Здание вокзала было неожиданно пустым. Он купил пирожок и воду у сонной кассирши в ларьке, и теперь сидел на железном стуле и рассматривал то высокий потолок, то собственные коленки. Ни то, ни другое не было впечатляющим зрелищем, но наталкивали на различные тупые мысли. В два часа ночи, когда встал в семь часов утра, так бывает, что сознание тягучее, как кисель. Джинсы почему-то были рваными на коленях. Сама коленка была тощая и очень бледная. Ряса не особо располагает к загару, да и штаны тоже. Может, если он чаще начнёт ходить в рваных джинсах, то и солнцу будет проще? Эта мысль вызвала улыбку. Захотелось бросить всё и уехать в солнечный Тайланд. Там такие фрукты! И ночи, жаркие, темные, будто созданные для толкучки в местных клубах и прогулкок по узким улочкам. С Даней было бы прикольно, да. Наверное. Бледный, рыжий, он как раз мало вписывался в тайскую ночь, но от этого образ становился только ещё более волнующим и желанным. Сейчас было бы классно дунуть. Воронежский вокзал так и шепчет: «Присядешь за употребление». Ваня усмехнулся. Толпа людей хлынула в двери неожиданно. Тишину сонного вокзала заполнили колёсики чемоданов, смех, громкие встречи, полупьяная толпа. Ваня старался проснуться и разглядеть Даню среди всех этих людей. - Привет! Я и не думал, что ты придешь, - Поперечный расплылся в радостной улыбке. Выглядел он немного помято, что и неудивительно. От Питера до Воронежа путь не близкий. - Чего ты вообще поездом поехал? Самолетом тут часа два было бы. - Да резко что-то захотелось сюда. А самые ближайшие билеты только на этот поезд. Но мне даже понравилось! Давно в поезде не ездил. Чуваки там были забавные... Он так и болтал, пока они шли к выходу из вокзала. Его чуть вело в право, поэтому Ване то и дело приходилось подхватывать его за локоть и тянуть на себя. Времени Поперечный в поезде явно зря не терял. Как и где найти простые радости жизни он знал отлично. - Блин, такси наверно надо вызвать? У меня телефон сел, и пауэрбанг сел, и вообще, я надеюсь, что не проебал свою зарядку где-то в недрах плацкарта. - Я на машине. Пошли. Будь Даня девушкой, Ваня забрал бы у него сумку. Даня девушкой не был, поэтому плелся с ней самостоятельно. Вообще, каждый из них не был бы против, окажись другой девушкой. Хотя лесбийской паре вряд ли было бы проще. Да и в целом, Ваня вот четко осознавал, будь Даня девушкой, не обратил бы внимания. Не в этих жизненных обстоятельствах уж точно. - Вау, это твоя тачка? – в Даниных глазах загорелся восторженный огонёк. Ваня в ответ лишь кивнул, доставая ключи. Было время, было желание, он купил себе машину. Его никогда по-настоящему не завлекала вся эта культура больших и дорогих машин, особенно как способ самоутверждения. Но порой она была удобна, а ездить в дорогой приятнее, чем в дешевой. Исключительно из-за качества. За этот год он периодически пользовался своим мерсом, может даже больше, чем до этого. - Ты точно не связан с каким-нибудь криминалом? Мне вообще можно туда садится? А то окажется, что там трупы возили, или дырки от пуль на сидении, - в разрез со своими же словами, Даня уже успел подергать за ручку, дождаться, пока её откроют, и почти залез внутрь. - Да, страшный взрослый дяденька увезет мальчика в лес и мальчика не найдут. - А трахать будете? - Только по желанию! Дверь закрылась. - И был бы я бандитом, то купил бы гелик! – усмехнулся Ваня, садясь на водительское место. Ключ легко вошел в замок зажигания, машина загудела. - БУМ, прогнулась крыша Гелендвагена, хахаха! Столь знакомые слова в буквальном смысле резанули уши. Ему явно стоит сходить не то что к психологу, а к психиатру, потому что это не нормально, когда возникает столь реальная физическая боль без внешних раздражителей. Боль от ушей постепенно углублялась, становясь головной, а в глазах потемнело. Хорошо, что они ещё никуда не ехали, иначе бы точно врезались. - Что с тобой? – теплые руки Дани легли куда-то в район лопаток и живота. Знакомо. Ваня только сейчас понял, что согнулся. - Хочешь, я поведу? Веселье Поперечного ушло очень быстро, он выглядел действительно обеспокоенным. Сколько они знакомы? Месяц то хоть наберется? А уж счет нормального общения буквально идёт на дни. Что-то в груди предательски заныло. Нет, не стоило, не стоило всё это начинать. Но и заканчивать всё это сейчас было уже слишком по-мудацки. Тем более Ване казалось, что он впервые за долгое время наконец вынырнул из бассейна, полного гребанного стекла. Стекло, конечно, было от битых бутылок алкоголя. Так что там иногда встречались и мятые пивные банки. - Дыхните сначала в трубочку, - с кривой улыбкой пошутил Ваня, убирая чужие руки и берясь за руль. - Я трезвый в стеклышко! – почти оскорбился Даня. - Стеклый в трезвышко! Поехали! Всё нормально. Щелкнул рычаг переключения передач, педаль ушла вниз. Даня смотрел на него странным взглядом. Ваня честно надеялся, что это не взгляд узнавания. Хотя здесь всё решало только время.