— Я понять не могу, как ты это сделал? — Николай, застыв на месте, принялся осматривать комнату, но в конце концов остановил взгляд на Достоевском.
— Сделал что? Я тебя не понимаю, — хмыкнул Фёдор и прикрыл глаза. Он знал намного больше, чем говорил, даже в этот момент.
— Отвечай! Что тут происходит? — светловолосый взбесился. Он сдвинулся с места и подошёл к Демону ближе. Тот лишь пожал плечами, всем видом показывая свою непричастность. Он не выражал совершенно никаких эмоций, лишь поднялся с места и пошёл тому навстречу.
— Ты так ничего и не понял, да? Может, тогда попытаешься вспомнить? — улыбнувшись, взял Гоголя за руку и вложил в неё кое-что, пристально глядя тому в глаза.
Николай другой рукой схватил того за воротник и приподнял, хмурясь и резко становясь серьёзным. Темноволосый лишь хмыкнул и продолжил так же смотреть своему собеседнику в глаза, чем ещё сильнее раздражал его и в какой-то мере пугал.
Светловолосый долгое время молча вглядывался в его лицо и пытался как будто прочитать его мысли.
Шла минута за минутой, а тишина уже стала невыносимо громкой. Её невозможно терпеть, особенно сейчас. Гоголь, теперь в его глаза ответно глядя, отпустил того, сжимая в другой руке тот самый предмет и вдруг зашипел, хмурясь и опуская взгляд. Кинжал, прекрасно заточенный и будто совершенно новый. Он сверкал так, словно сделан из серебра или, того лучше, платины.
Фёдор лишь усмехнулся, отходя от того на пару шагов назад. Он знал что сейчас будет, но не время выдавать тайну. А пока что можно сыграть с Николаем в игру на сообразительность.
Тот долго рассматривал кинжал, а после медленным шагом направился к Достоевскому, который отходил назад до тех пор, пока не упёрся спиной в стену.
Страх Гоголя и его же неуверенность в происходящем молниеносно были сменены внезапно нахлынувшей злобой. Он не мог и рук поднять, глядя на человека, стоящего вплотную к стене. Не мог этого сделать продолжительное время, как бы накапливая злость, чтобы наконец сделать это.
— Это было глупо — давать мне холодное оружие, Дост-кун, — приставив режущий предмет к горлу Бога, Николай улыбнулся, стараясь не выдать себя. Ещё не время для раскрытия карт и оба это прекрасно понимали.
Он лишь наблюдал за его реакцией, а точнее, за её отсутствием. Достоевский лишь усмехнулся и голову назад откинул, вздыхая.
Гоголь для начала провёл кинжалом по его шее, не сильно надавливая, чтобы проверить его остроту. Из образовавшегося пореза выступила кровь, а Фёдор молчал и даже, казалось, не шевелился. Светловолосого это злило ещё сильнее, поэтому он решил не медлить. Легким движением руки он перерезал ему горло, от уха до уха, кровь из раны брызнула фонтаном, пачкая белые одежды обоих мужчин. Жидкость попала на стену и пол, полилась изо рта, а комнату наполнило характерное бульканье. Он задыхался в собственной крови, она попадала в лёгкие, забрызгивала всё вокруг. Руки невольно потянулись к ране, которую он пытался зажать, сдавливая свою шею и ухудшая своё положение. Достоевский медленно сполз по стене, Николай же, больше не желая наблюдать за этим не самым приятным зрелищем, сел рядом с ним и решил, наконец, закончить его мучения. Осторожно, даже бережно приподняв его голову, он заглянул умирающему в глаза.
— Когда я говорил, что хочу стать свободным, я имел в виду свободу от зависимости, — слеза предательски выкатилась из глаза, но Гоголь пытался не придавать этому особого значения, — Ничего личного, сам понимаешь.
Раздался громкий хруст, а после и хрип, смешанный с тем самым бульканьем, который сразу после этого затих. Бог теперь точно мёртв. Точнее, он был в этом уверен.
***
Покинув комнату, Николай решил осмотреть штаб полностью, надеясь найти хоть кого-нибудь или же признак, указывающий на то, что тут кто-то был помимо мертвеца.
Обходя кабинет за кабинетом, ему показалось, что все внезапно исчезли. В одной комнате — недописанный Иваном отчёт, а рядом раскрытый блокнот, который сразу привлёк внимание.
— Так-с… — взяв в руки блокнот, светловолосый просмотрел пару страниц и положил на место. Ничего интересного, сплошная рутина. Работа, план работы, цель работы… Он часто появлялся у того за спиной и заглядывал в этот самый блокнот или какой-либо отчёт. Иногда даже не читал, а просто смеялся, иногда наигранно, чтобы позлить «Иву», который всё же злился, но делал вид, что «клоуна» не замечает.
Осмотрев каждый уголок кабинета, Николай его покинул и не решался: остановиться и сдаться. Если он кого-либо найдёт, это его успокоит, ведь мысль о том, что он остался совсем один во всем мире заставляла содрогаться.
Но как бы он не бродил, как бы не выискивал, но не находил никого. Возвращаться в ту самую комнату, к Богу, было ещё страшней. Но если он вновь останется живым, это даст Гоголю ответы на те вопросы, которые Достоевский не решит проигнорировать.
***
Спустя час, а может быть и два, Николай заметил, что за окном была кромешная тьма, хоть совсем недавно было совсем светло, а солнце было высоко. Он понимал, что творится что-то неладное: время посмотреть так же невозможно, из штаба исчезли единственные, чёрт возьми, часы.
«Часы сломались и их сняли. Логично? Логично» — тщетно успокаивал себя светловолосый, каждый раз оглядываясь. На остальные события тот не мог придумать оправданий.
Его всё ещё мучал вопрос: «Почему Фёдор оказался жив?», но он, в конце концов, пытался себя успокоить тем, что это был просто сон, и он убил Достоевского только один раз. Но от этого ему не было легче, эта мысль не помогала. Он на подсознательном уровне понимал, что то, что творится, может объяснить только темноволосый. Но он, по идее, мёртв.
Желание разобраться не давало просто развернуться и уйти. Нужно было найти хотя бы какое-либо объяснение, как минимум документ. А этот самый таинственный документ, о существовании которого светловолосый мог только догадываться, был у Фёдора, скорее всего.
Глубоко вздохнув и взяв себя в руки, Гоголь вернулся туда, где произошло убийство. Осторожно открыв дверь, он прошёл внутрь и увидел, что на том месте, где был труп, никого нет. Да и в комнате ни трупа, ни живого Достоевского не было.
— Кого-то потерял, Николай? — зайдя в комнату сразу после светловолосого, заговорил живой и в полном здравии Фёдор, — Ты так ничего и не понял? Какая жалость… — с привычным спокойствием произнёс, пожимая плечами.
Гоголь застыл на месте и лишь наблюдал за каждым его движением, а темноволосый продолжил:
— Клинок на столе, возьми его. В этот раз ты всё поймёшь. Это я могу тебе обещать, — улыбнувшись, с тем же спокойствием проговорил человек, все сильнее походя то ли на Господа Бога, то ли на Дьявола.
