***
Прошло ещё несколько дней, в кабинет Фёдор почти никого не пускал. Лист убран в ящик стола, подальше от посторонних глаз, а на столе перед ним лежали разнообразные предметы: верёвка, пистолет, кинжал и горкой лежали таблетки рядом со стаканом воды. Почему таблетки, если он мог приобрести яд, что значительно ускорило бы процесс? Он боялся умирать и неосознанно выбирал методы с шансом на выживание. Он рассматривал лишь эти варианты, не желая принять один из них, но в то же время не желая ни от одного отказаться. Нужно уйти из жизни наиболее безболезненным и простым путём, но вот как? Он задавал себе этот вопрос вслух, но шёпотом, чтобы никто более не услышал. И тут он решил опробовать один из вариантов. Таблетки. Но ничего у него не вышло. За спиной у того стоял Гоголь. Только Фёдор потянулся к горсти — его ударили по руке, а таблетки рассыпались по всему полу. Вздохнув, он обернулся и лишь пожал плечами: — Значит, не в этот раз. — Ты что, от того суицидника заразился, а?! — нахмурившись произнёс Николай. Он, казалось, был зол и обеспокоен, — Ты совсем идиот? Для чего тебе это? — Да. — Коротко ответил Достоевский и отвернулся, прикрывая глава. Осмотрев все предметы, светловолосый спрятал их в плаще и исчез. Но лишь на кинжал и пистолет у него были планы. Он хотел убить Бога, а после умереть самому, но через некоторое время.***
Время как будто назло текло всё быстрее и быстрее. Фёдор так и не смог наложить на себя руки, как бы не желал этого и не пытался. Но было некое предчувствие, от которого сердце и душа трепетали: это было что-то страшное, но в тоже время радостно-счастливое. Возможно, даже сама Смерть. Только вот в кабинет, без стука, но через дверь, вошëл Николай. Он был взволнован, руки тряслись, поэтому, чтобы скрыть это, ему приходилось прятать их то за спиной, то в карманах… Темноволосый прекрасно понимал и даже чувствовал все его переживания. Чувствовал и опасность, исходящую от него, но ожидая чего-то подобного, даже не шевельнулся. Он знал, за чем Гоголь пришёл. — Неужели решился, друг мой? — Достоевский усмехнулся, осматривая вошедшего, — Почему же ты так волнуешься? Гоголь молчал и, как бы не слыша его вопросов, начал: — Ты ведь знаешь, что я всегда мечтал быть свободным?.. Знаешь, конечно знаешь! Ты ведь и разбил мечты о реальность! И ты заточил меня в эту… Клетку! Фёдор пожал плечами, делая вид, что не понимает, о чём именно говорит светловолосый, и промолчал. — Когда я описывал это чувство… Людям… Все как один твердили, что это — любовь! Все! — он рассмеялся, закрывая лицо рукой, — Но я думаю, что я тебя ненавижу. Всем сердцем ненавижу. Ты забрал у меня свободу и мой душевный покой! Ха-ха, смешная шутка, не так ли?! Гоголь направился в сторону темноволосого, извлекая из плаща кинжал. Сердце готово было выскочить из груди, а глаза бегали и каждый раз останавливались на нём. Николаю хотелось исчезнуть самому, хотелось вонзить этот кинжал себе в спину, а не ему. Но он знал, что так нужно. Знал, что сделать это — правильно. Достоевский лишь усмехнулся, прищуриваясь. — Смешно. Даже очень, — он встал с места и заглянул Николаю в глаза, — Я никуда не бегу, у меня нет совершено никакого плана… Поэтому давай, убей меня. Тот вздрогнул и сделал пару шагов назад. Его пугал пристальный взгляд Бога, пугал больше, чем Смерть. Его взгляд казался безжизненным и холодным, а сам Фёдор — куклой. Светловолосый закрыл глаза и, взяв себя в руки, сделал решительный шаг вперëд и сам не ожидая от себя такого действия, обнял того. Фёдор вздохнул и уткнулся тому в плечо, закрывая глаза. Он почувствовал умиротворение и долгожданный покой, а после — удар в спину. Хорошо заточенный кинжал легко прошёл между рёбер и вонзился в лёгкое. Николай отстранился от объятий и уже было собрался уйти. Он не мог вынести этого зрелища. Казалось, будто из глаз хлынут рекой слезы. Он сдерживал свои эмоции. Достоевский, осевший на пол, схватил его за руку и заглянул в его глаза вновь. Умирая, он ожил. Его глаза загорелись, а на лице вдруг появилась лёгкая, но слабая улыбка. — Спасибо… — он хотел было ещё что-то сказать, но говорить было больно. Он замолк на мгновение, собираясь с мыслями, — Останься, — прохрипел он и шумно выдохнул. Гоголь повиновался и сел рядом, храня молчание. Как только темноволосый закрыл глаза, над ним склонился Николай, тихо плача. Но Фёдор был ещё жив. Он сжал сильнее руку светловолосого и активировал способность. — «Pestis eram vivus –moriens tua mors ero» — прошептал Достоевский, умирая, — Как нельзя лучше… Подходит к нашей ситуации… — Да, ты прав… — улыбнувшись сквозь слезы, так же тихо сказал светловолосый, умирая вместе с ним. Именно о таком завершении жизни Николай и мечтал. Умереть свободным. А может смерть — это и есть свобода?.. Свобода от всего земного…***
Открыв глаза, Фёдор обнаружил, что сидит у себя в кабинете. Он помнил, что уже создал мир после смерти, что пытался совершить самоубийство, только Гоголь помешал. Значит, больше ничего и не было. Но его напрягала мёртвая тишина в округе. В штабе, по обыкновению своему, хоть тишину и пытались сохранить, но всë равно была слышна какая-то возня, чьи-то бесконечные разговоры и темноволосый к ним привык. Может, всë-таки, он умер? Достоевский не мог в это поверить, ведь он не помнит этого. Поэтому, он нехотя вышел из кабинета и первым делом направился в кабинет Ивана. Все вещи на месте, кроме календаря, меняющегося чуть ли не каждый месяц. Часов тоже не было. Обойдя весь штаб, а после выйдя на улицу, и его догадки сразу подтвердились: он мёртв. Но более того, он совершенно один. Точнее, ему так казалось. Всë-таки, ему было хорошо одному, но в то же время он ощущал себя ужасно и просто отвратительно. Впервые в жизни он почувствовал себя одиноким по-настоящему. Хоть Фёдор и написал, что может попасть сюда с кем-то, но он этого, на тот момент, не хотел. Ему лишь нужно было знать, что в случае чего он может взять себе, скажем так, помощника. Через небольшое количество времени он сидел в другой комнате и играл на виолончели. Он хотел избавиться от лишних мыслей и настроить себя на свою дальнейшую работу: поиск книги. Дверь отворилась и в комнату вошёл Николай. Мелодия прервалась, а темноволосый замер от шока и не мог пошевелиться. Он не мог поверить в то, что Гоголь тоже сюда попал, ведь если кого и брать с собой, то только Ивана, который был более ответственен, чем светловолосый. Ведь от Ивана ты знаешь, что ожидать, а от этого клоуна… И тут Фёдор начал вспоминать тот день. Николай о чём-то говорил. Может, о том, что и в момент их смерти. Достоевский сейчас особо не вникал в суть. Только теперь Гоголь о некотором решил умолчать. Оно, наверно, и к лучшему, потому что больше темноволосый подобное выслушивать не планировал. Особенно в ближайшее время. Тут Николай подходил к замершему Фёдору, и…***
— Теперь тебе все понятно? — вздохнув, глянул на Гоголя Фёдор. — Не-а, — светловолосый хитро прищурился, — Давай с самого начала… Не смотри на меня так. — А как мне на тебя смотреть, если ты действуешь мне на нервы? Я вообще не хотел, чтобы ты попал сюда со мной, — Достоевский опустил взгляд на стол и стал рассматривать документы. — Ну, раз убил, значит хотел, — Показал тому язык Николай и оказался у него за спиной, — Бу! Темноволосый вздрогнул, а после, автоматически, пихнул того локтем в бок. — Ай! Это больно, вообще-то, — возмутился клоун, обиженно смотря на того. — Явно не больнее перерезания шеи. И вообще, нечего меня пугать, — Вновь того пихнул, фыркая и злобно смотря. Гоголь, хоть ему и было больно, обрадовался и начал улыбаться. — Вау, ты умеешь выражать эмоции! Как живой человек! — на этот раз отошёл в сторону, избегая удара. — Придурок. Ты можешь замолчать хоть на секунду? — на удивление произнёс спокойно, но Николаю казалось, что сейчас все письменные принадлежности полетят в него. — Так бы сразу и сказал… — Пожал плечами Николай, задумываясь над тем, как бы его больше выбесить. Так или иначе, но оказаться наедине с темноволосым для него оказалось довольно радостным событием. Он, казалось, почувствовал себя счастливым. — Так бы сразу. Слушай теперь меня… — Прервал секундную тишину Фёдор.