***
Двадцать лет назад В небольшой квартире на окраине Петербурга было тихо. Тишину нарушала лишь музыка, звучавшая из радио. Но вскоре и она прервалась на экстренные новости: — В столице группа эсперов устроила теракт, в результате которого погибло… — Женщина, явно не желающая слушать это, выключила радио и вновь села на место. Выглядела она старше своих лет: лицо в морщинах, уставшие глаза. Тёмные волосы спадали на лицо, а одежда была совсем простая. — Дьявольские отродья… — Прошептала она и перекрестилась, — Фёдор, ты там всё? Рядом с ней, на полу, сидел пятилетний ребёнок, читающий книгу. Эта женщина была его матерью. — Мамочка, я закончил… — Закрыв книгу, тихо проговорил тот. На шее у него висел крестик, такой же, как у его матери и отца. — А где папочка? — Он у себя в комнате, — сухо ответила мать, наклоняясь и целуя ребёнка в лоб, — Иди в комнату. Помолишься и сразу ложись спать. Поднявшись с пола и забрав книгу… Библию, Фёдор, не смея ослушаться, ушёл в свою комнату. Он делал всë, что ему велено: слишком уж боялся вызвать недовольство родителей. Ночью, когда он уже уснул, мать, заметив странное фиолетовое сияние из комнаты сына, позвала отца. — Неужели он… — Шëпотом произнес отец, заглядывая в комнату сына через приоткрытую дверь. Он боялся. — Это не наш сын. Дьявольское отродье, — оттащив мужа от двери, спокойно проговорила та, — Раз уж Бог позволил этому случиться, значит, такова его воля. — Надо избавиться от него, — Вновь раздался шёпот, а после и удаляющиеся шаги. Фёдор всё слышал. Он не мог больше уснуть, свечение напугало его, но меньше, чем разговор родителей. Он всë понимал. Удостоверившись в том, что родители ушли, он поднялся с постели и выглянул в окно. — Я не дьявольское отродье… — прошептал ребёнок, вытирая текущие по щекам слëзы. Другой рукой он сжимал в руках крестик, который висел у него на шее, — Боженька же видит, что я не такой… Наутро Фёдору сказали собираться и дали на всë час. После повели к машине и усадили в неё. Ему было страшно, и он дрожал, только пытался скрыть это. Родители это видели, а он, словно предугадывая их мысли, слышал, как будто наяву: «Чувствует, Дьяволёнок… Понимает» — Мам, пап, а куда вы меня везëте? — Вдруг прервав тишину, произнёс ребёнок. Он лишь хотел узнать свою участь. Но родители будто не слышали его.***
— Бог слеп. Почему же умирают невинные люди? Откуда берутся моральные уроды, как мы с тобой? — Поднявшись с места, протянул тому папку с документами, — Ты прав. Мы теперь в одной лодке, а значит — заодно. — Федь… С тобой всё нормально? — Положив руку на плечо, спросил Николай. Удивительно было видеть вечно усталого и тихого «товарища»… Таким, — Но я рад, что ты признал это. — Да… Да… Признал, Дьявол. Признал.***
Фёдор оказался в приюте, и с тех пор родителей он больше не видел. Сейчас он сидел в общем зале. Много детей, слишком шумно и страшно. Он не привык к шуму и большому скоплению людей, поэтому сидел в углу, на полу, уткнувшись в колени, и тихо всхлипывал. — Эй, тебя тоже бросили, да? — подойдя ближе, спросил ребёнок более старший, чем он. Фёдор его игнорировал, всем видом давая понять, что не расположен общаться. Только вот тот не унимался: — А почему тебя бросили? Ты им не нужен? — не дождавшись ответа, действовать стал агрессивней, — Я тебя спрашиваю, эй! — Слабо в плечо толкнул, всё ещё желая получить ответ. Но даже реакции не было, — О! Я знаю, почему тебя бросили! Ты им просто надоел… Или… Им не нужен такой, как ты. Не желая больше терпеть, темноволосый поднялся с пола и толкнул того. На мгновение комнату осветило фиолетовое сияние, а тот мальчик просто упал замертво. Фёдор и сам не понял, что только что произошло. А вот учителя и воспитатели, старшие дети догадались, и началась паника. Охрана, крики, плач, дальше Фёдору что-то вкололи, а после — темнота. Очнулся Достоевский в автомобиле: его куда-то везли. Потерев глаза, он надеялся увидеть впереди родителей, но увидел лишь незнакомых людей в военной форме. Перед глазами всë плыло. Приподнявшись, он смог выглянуть в окно, но так ничего толком и не увидел. Закрыв глаза, казалось, на пару секунд, он уснул. Проснулся и, потерев глаза, решил увидеть, куда его везут. Выглянув в окно, Фёдор лишь вернулся на прежнее место, боясь даже слово сказать. Здание ограждено забором с колючей проволокой, вокруг него — военные. — Приехали, — Внезапно прозвучал твёрдый мужской голос. Мужчина, которому по-видимому и принадлежал голос, обернулся и глянул на перепуганного до смерти ребёнка, который к этому моменту начал всхлипывать. Он вздохнул и вышел из машины. Открыв заднюю дверь, молодой человек осмотрел мальчишку. Казалось, что он тут совсем недавно: глаза блестели, а на лице то и дело появлялась дружелюбная улыбка, — Тут ты будешь в безопасности. Тебя не обидят, идём, — И потянул тому руку. Фёдор, ухватившись за руку, вышел из машины. После руку он отдёрнул, боясь причинить вред. Следом из машины выскочил второй мужчина и остановил первого. — Тебе разве не говорили, что… — раздражительно, глядя краем глаза на ребёнка сказал, но заметя его взгляд, отвёл напарника в сторону, — Михаил Юрьевич, вас разве не предупреждали о том, что ребёнка нельзя трогать?! — Он, как казалось Фёдору, был главнее, поэтому и разговаривал так громко и жёстко. Он сообразил, что того водителя звали Михаил, и смотрел на него. Михаил пожал плечами и, взглянув на ребёнка, улыбнулся ему. — Да, но что может сделать ребёнок? — Усмехнувшись, сложит руки на груди, — Мне толком ситуацию не объяснили… А ребёнок напуган. Что ты предлагаешь? Я лишь руку протянул… — Вздохнув, повернулся опять к собеседнику, который что-то ему на ухо прошептал, злобно глядя на Фëдора. Михаил мигом потускнел, — Хорошо. Я понял. Вернувшись к мальчику кивнул в сторону здания. — Идём. Нам надо спешить… — Тяжело вздохнув, направился к огромным воротам. Фёдор шёл следом, то и дело оглядываясь.***
— Слушай, Федь, а зачем тебе-то эта несчастная книжка? — Хмыкнув, спросит Николай, глядя на собеседника, — Ты ведь не стремишься к власти или чему-то подобному… — Задумавшись, перевёл взгляд на его рабочий стол, — Так зачем? Для чего? — Я хочу исправить этот мир. Забавно, да? Ненавидя преступников, я, желавший всë прекратить, сам стал таким же. Даже хуже, — Рассмеявшись, Достоевский отошёл к окну, — В сотню раз хуже. А впрочем, благими намерениями вымощена дорога в ад… Кто знал, что это действительно окажется правдой?.. — Обернулся и взглянул на Николая такими глазами, что сердце готово было разорваться на части. Взгляд выражал какое-то странное разочарование и, впервые, неуверенность и растерянность, — Ты поможешь мне? Гоголь уже готов был сказать «да», но помедлил и задумался, а не манипуляция ли это со стороны Фëдора? Подойдя к тому ближе, он взял того за подбородок и в глаза заглянул. Сейчас он был серьёзный. Он не шутил. — Да. Я помогу, — сдаваясь, сказал, отпуская и отходя на пару шагов назад, — В конце концов, выбора у нас нет? — Ты прав. Выбора у нас совершенно нет… — подтвердил темноволосый, улыбнувшись.***
Спустя пару лет, Фёдор освоился и понял, что это место — вовсе не такое страшное, как ему казалось в первый раз. Всего лишь приют, но, как их тут называют, «одарённых» детей. Он боялся лишь людей. Несмотря на возраст, он полностью понимал, как люди к нему относятся. За это время он тщательнее изучал свою способность и развил её до совершенства, давая ей название «Преступление и наказание». Став взрослее, умственные способности стали возрастать — его результаты не могли не радовать учителей и его самого… Но пусть даже так, преподаватели его не любили почти так же сильно, как и остальные учащиеся. Учителя его боялись, а дети, завидя белую ворону, сразу посчитали странным и «изгоем». Им словно глаза мозолил ребёнок, теперь уже юноша, тихо сидевший на лавочке и читающий книгу. Пусть он и умëн, да только болел слишком часто и был слаб, из-за чего имел освобождение от всех физических нагрузок. Это и было поводом для издевательств. Ранимому ребёнку было тяжело это вынести: каждый раз, когда в его сторону было брошено оскорбление, по его лицу уже стекали слëзы. Именно в эти моменты ему и пришло осознание того, как плохо быть совсем одному. Он хотел иметь друга. Так прошло ещё несколько лет. Некоторых детей забирали в семьи, в приюте появлялись и новые… Но Фёдор не терял надежды, что родители когда-нибудь вернутся. Но этого так и не случилось. В восемнадцать лет его выпустили из приюта и, можно сказать, бросили на произвол судьбы. К этому возрасту он и приобрёл вечно усталый взгляд, стеклянные глаза, выплакавшие все слëзы и привычку кусать пальцы. Добрый и доверчивый ребёнок превратился в холодного взрослого. Казалось, что вышел оттуда совсем не живой человек, а кукла, обладающая лишь человеческой внешностью. Но была вещь, которая заставляла его вспыхнуть. Идея, которую он записал в блокнот и развивал, мечтая воплотить её в жизнь. Он с лёгкостью поступил в первый попавшийся университет. Опережая программу на несколько лет вперёд, он получил прекрасное медицинское образование. И вправду, гениален. Только вот вокруг все испытывали к нему презрение, но на большее он никогда и не рассчитывал. Воспринимая свое существование, как издёвку судьбы, он лишь смирился и отправился в Японию, желая получить новые знания и надеясь начать новую жизнь, будучи никому неизвестным.***
— Пойдём отсюда? Раз уж нам надо найти эту книгу, то давай начнём сейчас? — Пытаясь воодушевить Фёдора, радостно произнёс Николай, — Идём же! — Давай подождём хотя бы до полудня… На улице довольно прохладно… — выглянув в окно, темноволосый приложил руку к стеклу. Он не заметил, как к нему сзади подошёл Гоголь и накинул на его плечи свой плащ, — Зачем? Ты ведь сам замёрзнешь… — Взглянул на того, не понимая причину его поступка. — Не замёрзну, — рассмеявшись, светловолосый щёлкнул Достоевского по носу и, приобняв за плечи, повёл к выходу, — Думаю, что нам будет о чëм поговорить… Ты вообще когда последний раз из штаба выходил? Фёдор пожал плечами и лишь последовал за тем, тяжело вздыхая.