Так называемые голубчики

Жилин без лишней возни скручивает Игоря и сдает властям вместе с громадной стопкой дел, от которых годами его отмазывал. Катамаранову обещают едва ли не пожизненный срок, отвертеться невозможно. В помощь следствию Жилин предоставляет даже больше улик, чем требуется. Игоря заталкивают в автозак, он оборачивается и смотрит на Серёгу с необъяснимой болью, даже не как на предателя, не верит. В добропорядочности полковника никто не усомнился. Намеки на свое участие в прятках бешеного от правосудия он подчистил, сохранил карьеру. А вот Игоря сдал. Хотя обещал и клялся, зацеловывая обгоревшие на солнце плечи. Катамаранов ни к чему его не обязывал, стыдился даже намекнуть на подобное, но в янтарных глазах обитало сплошное всепрощение, фатальное, слепое чувство. Игорь бы мог весь город с землёй сровнять вместе с участком и полковником, а последнего под завалами бросить. И Серёга бы простил. Выбрался бы на переломанных ногах, дополз, вспахивая ногтями землю, и принялся отчитывать, орать. Потом бы отмазал, заверил печатью - кровью собственной, и посмотрел вымученно, так, чтоб Игорь видел каждый рубец на сердце, каждую новую грань, до которой его доводил. И только потом рухнул бы бездыханный. Катамаранов отворачивается, запрещает себе прощаться даже мысленно, но не сдерживается и цедит в голове сплошной строкой СерёгаСерёгаСерёгаСерёга. Сил провожать машину взглядом уже нет, но полковник терпит, так правильно. Хочется ворваться в участок и разрядить табельное куда попало. Лучше б в себя, рикошетом. Залить всю ментовку скипидаром, спалить до черных ошметков бетона, и рассмеяться такому символизму. Хочется расцарапать грудную клетку. Хочется кричать. Полковник садится за стол, начинает заполнять отчёты. Уже поздно, уже всё. Чувство, которое он предал, жжёт изнутри. Имя, которое он предал, машинально выводит рука на пустых страницах рапорта. Издёвка, напоминание. В имени пять букв, и на каждую у Сергея найдется с десяток признаний, и за каждую он ляжет костьми. Лёг бы. Слишком уж долго он смотрел на всё сквозь пальцы. Изворачивался, как глиста, врал, заговаривал зубы вместо того, чтобы выполнять долг. Эмоции он задавит, зальёт, если потребуется. Сожжёт вещи, фотографии, выскребет все воспоминания. Срежет с кожи клеймо из пяти букв и заменит на новое, где буква всего одна. Однозначная и справедливая. Единая для всех. Буква закона.