ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД
ТАРА
Солнечные зайчики плясали на жёлтых стенах детской комнаты, пока я раскладывала маленькие распашонки аккуратной стопкой на полке. Размер детской одежды почти пугал меня. Прошло достаточно времени с моей первой беременности, но осознание, что ребёнок может быть таким крошечным — всё ещё удивляло и вселяло в меня первобытное волнение и страх. Я улыбнулась, медленно закрывая дверцу шкафа. Оперлась ладонью на стену с мягкими моющимися обоями. Лёгкие спазмы в области живота участились, набирая слабые обороты. Через пару часов я должна была поехать в больницу на ежемесячный осмотр, поэтому пыталась не обращать внимания на внезапно появившийся дискомфорт. Врач уже не раз уверял меня, что беременность протекает хорошо. Ребёнок развивался так, как и следовало, а я особенно относилась к уходу за собой, чтобы она никоим образом не пострадала. Девочка. Мы с Арчером узнали пол ребёнка ещё на прошлой неделе, и я до сих пор с трепетом вспоминала его потемневший взгляд и недоверчивую улыбку. Он был рад моей беременности даже больше меня, и его яростное покровительство только усилилось со временем, заставляя меня смеяться над каждым его запретом. Он словно думал, что даже то, что я понесу бумажный пакет с овощами — каким-то образом навредит нашей дочке. Мы ждали этого ребёнка. В отличие от наших близнецов, эта беременность была для меня долгожданной. Я вновь чувствовала себя важной, способной на ещё одно порождение жизни. И знала, что сделаю всё, чтобы произвести нашу дочь на этот свет здоровой и невредимой. Пожертвую многим. Пожертвую всем. Резкая острая боль внезапно стрельнула меня по пояснице, а затем и бёдрам. Я опустила взгляд вниз, на ширинку своих брюк, и почувствовала, как заледенело моё сердце при виде крохотного пятнышка крови, выступившего на ткани. Оно медленно увеличивалось в размерах. Живот тут же скрутило от страха и ужаса. Мои ноги подкосились. Я задышала чаще, тяжелее. — Арчер! — вскричала я, цепляясь за настенные полки с игрушками. — Арчер! Джейкоб спешно выглянул из-за дверей спальни. Его лицо исказилось, большие глаза округлились от страха. Ханна вбежала вслед за ним, с любопытством глядя на меня. Им было по четыре года. Я попыталась улыбнуться, чтобы успокоить их, но боль только усилилась. У меня задрожали ноги. — Мама? — хмуро пробормотала Ханна, подбегая ко мне. Она схватилась за мою ногу, но боль заставила меня сгорбиться, а затем и осесть на пол. Мои пальцы пытались нащупать опору, чтобы подняться на ноги и поскорее добраться до машины, но непрекращающаяся боль не позволяла этого сделать. У меня появилось ощущение, что часть меня, очень светлая и живая, медленно умирает. Как если бы кто-то отрезал кусок от моего сердца, безжалостно вырвал его, а позже заявил, что восстановлению он не подлежит. Придётся жить дальше без него. Смириться с утратой. Пожалуйста, не надо… Пожалуйста, я не хочу её потерять! Умоляю! — Нет, нет, нет… — отчаянно прошептала я, не веря в собственные мысли. — Нет, нет, нет, нет… Джейкоб тут же торопливо убежал, спотыкаясь на ходу. Ханна пыталась обнять меня, нежно вытирая слёзы с моих щёк. Я улыбнулась ей, делая безуспешные попытки встать. Ещё никогда мной не владела такая беспомощность. Боль усилилась в несколько раз. Словно мне в живот вонзили нож, а затем повернули его по часовой стрелке, кромсая мясо на куски. В коридоре послышались быстрые шаги. Арчер торопливо влетел в детскую. Его взгляд остановился на моём заплаканном лице, а затем и на моих брюках, испачканных кровью. Тревога отпечаталась в его глазах. Тревога и страх. Я моргала, шумно выдыхая через рот, чтобы унять боль как при схватках, но при виде Арчера, слёзы вновь заструились из моих глаз. В его взгляде я увидела отражение собственной боли. — Тара? Арчер подхватил меня под плечи и колени, подняв на руки и прижав к себе, легонько погладил мой заметно округлившийся живот. Ребёнку было почти пять месяцев. Я вцепилась ногтями в плечи своего мужа, пытаясь восстановить дыхание. Яркая вспышка боли заставила меня застонать, а затем и задрожать, как при ознобе. Детский манеж лимонного цвета и маленькие игрушки, висящие над крошечной подушкой, словно издевались надо мной, крича о неизбежной потере. — Рано… — испуганно зашептала я, обливаясь горячими слезами, и в панике глядя в его чёрные глаза. — Ещё рано, очень очень рано… Арчер быстро вышел из детской, ведя меня к машине. Я обвила его шею руками. По ногам текла горячая липкая кровь, впитываясь в ткань моих льняных брюк. И чувство, что я теряю нашего ребёнка стало больнее всех остальных чувств на свете. Я заплакала, понимая, что толчки боли становятся только сильнее. Шевеления не было. Она словно крепко заснула, хотя до этого дня пиналась так, что я часто шутила, что мой живот весь покрыт синяками изнутри. Она была такой живой и нетерпеливой. Мечтала вырваться на свободу, даже ранним утром давала знать о своём существовании, колотя меня своими маленькими ножками. Но сейчас она совсем затихла, не подавая никаких признаков жизни. — Наша дочь… Наша дочь, Арчер, наша дочь… Спаси её. Спаси! Прошу, спаси её! Сделай же что-нибудь! — надрывно зарыдала я в голос. Он крепко обнял меня, прежде чем уложить на заднее сиденье, убирая намокшие пряди волос с моего лба. И только тогда я почувствовала, как же дрожат его пальцы. — Арчер! — я схватила его за скулы, борясь с новым приступом острой боли, почти тужась и краснея. — Джейкоб и Ханна! Не оставляй их одних дома… Пожалуйста… Не оставляй… Я видела жестокий конфликт на его лице. Арчер резко выдохнул, и желваки заиграли на его острых скулах. Он словно разрывался на части, но тут же удалился, чтобы вернуться с нашими близнецами, которых усадил на заднее сиденье рядом со мной. Джейкоб молчал, в ужасе глядя на мои окровавленные брюки. Ханна продолжала вопрошать, суетливо и ласково касаясь моих волос. Арчер сел за руль, вдавливая ногу в педаль газа, увеличивая скорость до предельного, но периодически всё оборачиваясь ко мне. Его отчаянный взгляд задавал мне немой и умоляющий вопрос: «Как мне тебе помочь?», но я не знала ответ. Я зажала нижнюю губу между зубов, чтобы удержать стоны из-за учащающихся спазмов боли. Хриплые и частые вздохи тяжело вырывались из моей груди. Близнецы были в шоке, и я не хотела, чтобы они видели то, что не должны были увидеть. Их психика… Это может оставить неизгладимый след на их психике. О Господи… Я схватила кожаную куртку Арчера, лежащую за спинке сиденья, и накинула её на свои бёдра. Откинула голову назад, следуя командам Арчера. — Дыши, малышка. Дыши. Вот так… Я задышала глубже, уже спокойнее, успокаивая саму себя. Всё будет хорошо. Всё будет прекрасно. Мы справимся. С тобой ничего не случится, милая. Мы позаботимся о тебе. Мы сделаем всё, что в наших силах. Всё, что только возможно. Перед глазами поплыли большие багровые круги. Я тихо застонала, когда Арчер поднял меня на руки, вытаскивая из машины. Он шептал мне на ухо слова, которые не долетали до моего слуха, ещё на полпути растворяясь в воздухе. Врач и медсестра уложили меня на носилки, и я закрыла глаза, но затем почувствовала горячую руку Арчера на своей ладони, и тут же приоткрыла веки. Его лицо нависло надо мной на короткую секунду. Он почти бежал, чтобы успевать за носилками, быстро несущимися вперёд, в палату. — Мы не потеряем её. — хрипло пробормотал Арчер, успокаивая меня, давая мне обещание. Я знала, что он ненавидит больницы. Знала, что ненавидит себя за беспомощность. И знала, что его обещание может не сработать. Не в этот раз. Его слова отпечатались в моём сознании раскалённым клеймом. Как напоминание о том, что некоторые вещи всё же не подвластны людям. Даже самым жестоким и необузданным бойцам, безжалостным убийцам, жившим по локоть в крови. Он не отпускал мою руку. По крайней мере, когда мои веки закрылись, и я провалилась в кромешную тьму, Арчер всё ещё крепко сжимал мои пальцы.НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ
ХАННА
Я осторожно выглянула из-за двери кухни, глядя на маму, сидящую за столом и читающую книгу. Её светлые волосы были распущены, и одна прядка кокетливо вилась у самого уха. Она подняла голову, когда услышала шелест моей юбки. Я улыбнулась, заходя на кухню. Моя рука покоилась на бедре, где я нервно сжимала ткань юбки. Тайные свидания с Луи посеяли во мне нестерпимое чувство вины и сожаления, от которых я никак не могла избавиться. Я лгала родителям в глаза, при этом оставаясь невозмутимой, хотя по ночам меня угнетала тупая боль в сердце. Переживания. Они словно бесконечны. Сна не было ни в одном глазу. Ночь стала для меня временем пыток и мысленного самоубийства. — Не спится? — поинтересовалась я, наливая себе кофе. Часы показывали только восемь утра. Мама легонько качнула головой и захлопнула книжку. Я поймала на себе её проницательный взгляд, и тут же смутилась, отводя глаза в сторону. — Ханна. — Да? — я повернулась к распахнутому окну, делая глоток обжигающего кофе, при этом совершенно не чувствуя его вкуса. Джейкоб тренировался во дворе, подтягиваясь на турнике. Его тело блестело от мелких капелек пола, шорты прилипли к мускулистым бёдрам. Он выглядел так, словно если не подтянется нужное количество раз — то станет ничтожеством. Мама поднялась со стула и подошла ко мне. Её ладонь легла на моё плечо, и я тут же напряглась от боли. — Мама, не надо… Один и тот же разговор. Снова и снова. Словно всё по новой каждый раз. Я тяжело вздохнула. Мама убрала руку с моего плеча. — Хотела поговорить с тобой о Джейкобе. Я вопросительно повернулась к ней. — О Джейкобе? Она задумчиво кивнула, с тревогой глядя на моего близнеца. — Он заставляет себя тренироваться. Заставляет себя стать сильнее. Поражение оставило на нём свой след. Я перевела взгляд на Джейкоба. Он спрыгнул с турника и приземлился на траву. Его ноздри гневно раздувались, кулаки злобно сжались. Мне было больно видеть его таким, но я знала, что его внутренняя борьба как минное поле. Джейкоб не позволял никому касаться его души. Было сложно понять, о чём же он думает, когда стоит там, у бассейна, хрустя своими поблевшими от напряжения пальцами. — Папа говорил с ним? Мама вновь кивнула. — Несколько раз. Но ты лучше всех знаешь Джейкоба. В детстве вы были неразлучны. И хотя сейчас всё изменилось, именно ты всегда помогала ему верить в себя. Я опустошила чашку и бросила её в пустую раковину. Моё сердце болезненно заныло, вспоминая наше детство. — Мы уже не те, кем тогда были. Мы повзрослели. Мама повернулась ко мне. Бледная тень печали и тоски легла ей на лицо, и я вдруг замерла, почувствовав её острую душевную боль. Но она тепло улыбнулась мне в ответ. — Ты права. Но вы есть друг у друга, и это то, что успокаивает меня каждый раз. Вы не одиноки. Никогда не были. И не будете. Она слегка коснулась моего плеча и оставила меня одну. Я долго глядела ей вслед. А затем вздохнула и вышла из кухни, поворачивая в сторону заднего двора. Густая трава щекотала мои голые лодыжки, когда я замерла рядом с Джейкобом. Он повернулся ко мне, и я с беспокойством заметила тёмные круги от бессонницы под его глазами. Брат ухмыльнулся, хлопая по месту подле себя. Я приняла приглашение, с радостью усаживаясь рядом с ним и опуская голову на его потное плечо. Было приятно вновь почувствовать его крепкое плечо под своей щекой, вновь осознать, что я не одинока. Точно так же мы сидели в школьном дворе, глядя в небо, создавая из причудливых форм облаков фигурки людей и животных. Я помнила, как Джейкоб смешно щурился, тыча пальцем в небо, как он шумно жевал бутерброд, запивая его холодным пивом, которое мы украли в местном супермаркете. Он не позволял мне сделать хотя бы один глоток, и я обиженно пялилась на него, опустошая бутылку с лимонадом. Мы часто дрались. Я кусала его, а он всё дёргал меня за косички. Немного позже я обрабатывала мазью и дула на его кровавые раны, оставленные моими зубами, а Джейкоб вновь криво заплетал мне косы. А затем мы вразвалочку шагали домой. Всегда вместе, всегда под руку. Он упадёт, я упаду. Ему больно, и мне больно. Он улыбнётся, и я счастлива. Время изменило всё. Разные университеты, разные люди, разные места и разговоры. Он часто тренировался с папой, а я глядела на них, сидя на скамье в нашем дворе. Годы назад я тайком пробралась в зал отца, нацепив на себя огромные очки и надев нелепую одежду, втрое больше мне по размеру. Вязаная шапка прятала под собой мои светлые волосы. Я вошла в здание и села чуть поодаль от всех учеников, наблюдая за папой. Он был моим кумиром, моим особенным миром. Я знала, что на свете нет лучше и сильнее мужчины, чем он. Папа был моим сердцем, моим центром. Я любила его так, как только дочь может любить своего отца, видя в нём своего единственного героя. Мне казалось, что ради меня он сделает невозможное возможным. Что любые двери откроются передо мной, стоит только захотеть. Я была избалованной и привыкла получать то, что хочу. Он всегда оберегал меня, поддерживал и заботился, восхищаясь мной, показывая, как же ко мне должны относиться другие. Что я достойна и имею право на подобное отношение. Забавно. Он не подозревал, что в отличие от мамы, я люблю и его жестокость. Люблю его злость, его необузданность и храбрость. Несгибаемость его физических возможностей. Всю его темноту. В тот день папа дрался на ринге с светловолосым парнем. И я с изумлением глядела на их движения, отточенные временем, резкие, непредсказуемые. Луи Мэлоун словно был отражением моего отца. В его глазах горела такая же ярость, такая же тьма и голод, требующие крови. Он словно был создан по его подобию, такой же необузданный и дикий. На долгие минуты я замерла на месте, зачарованно и восхищённо глядя на то, как быстро двигается блондин. Словно танцует, но выглядело это так, будто он знает то, чего хочет. Не простой бой, в процессе которого он закалится и станет учиться на своих же ошибках. А бой, в котором он невыносимо жаждал одержать победу. Позже я вновь прокралась в зал, надеясь увидеть Луи вновь. И увидела. Он дрался с другим парнем, и то, как он повалил его на пол, победно зажав ему локтем горло, пробудило во мне восторг и радость. Я видела в нём своего отца. Я любила его образ в своей голове. Мне было четырнадцать. Я пыталась приходить в зал отца хотя бы раз в неделю, прячась от Джейкоба, в надежде вновь увидеть Луи. Но вдруг Мэлоун бесследно исчез. И сколько бы раз я ни приходила сюда, отчаянно ища его глазами, он больше не появлялся в этом зале. Я стала пустой надеждой, жаждущей хотя бы раз увидеть его. Хотя бы издалека. Но месяцы сменяли друг друга. И вскоре надежда совсем исчезла. Я затерялась в учёбе, в собственных интересах, перебегая с одного дела на другое, ища саму себя. Пыталась стать той, кем меня хотели видеть. Пыталась стать второй Тарой Уилсон. Не получалось. Словно что-то не сходится. Словно я держу в руках два паззла, совершенно не подходящие друг другу, но всё же упорно пытаюсь соединить их и воссоздать из них картину своего будущего. В снах и фантазиях Мэлоун никогда не покидал меня. Его руки и колючий взгляд стали моими грёзами, моими несбывшимися мечтами. Впервые в жизни я не получила то, о чём так страстно мечтала. И каждую ночь молилась о внезапном чуде. О хлипкой и бледной надежде. И чудо случилось. Год назад. Случайное совпадение. Флаер, попавший мне в руки от моего одногруппника. Бой в грязном заброшенном баре. Все мои ровесники собрались там, чтобы сделать ставки на бойцов, дерущихся и отдающих свои жизни за жалкие доллары. Я села на барный стульчик, заказала «Пина Коладу», хмыкая над улюлюкающими парнями, которые спорили, кто же победит в следующем бою. Но мои пальцы, обнимающие бокал, тут же напряглись и задрожали, когда я увидела бойца, который вырвался из крепких объятий толпы. Высокий мускулистый блондин с бритыми висками стоял у грязного ринга, обматывая свои окровавленные руки чёрной лентой. Сначала он расстегнул белоснежную рубашку, а затем сбросил её на мокрый, залитый дешёвым алкоголем пол. Заметно потемневшая ткань жадно впитывала в себя всю жидкость. Мужчина наступил на неё, прежде чем нечеловечески быстро запрыгнуть на ринг, словно это движение было обыденным, отточенным временем. А затем он бросил на меня взгляд. Один лишь взгляд. И мне показалось, что добычей становлюсь я сама. Он был извращённым, жестоким, неумолимым и изуродованным болью прошлого мужчиной. Вот только лечить и спасать его я не собиралась. Только смотрела на Луи Мэлоуна, и понимала: это то, к чему я так хочу прикоснуться, но не могу. А сейчас он стал моим. И я не была намерена отпускать его. Не была намерена терять его. Отказываться. Вновь лишиться того, чего жаждала все эти годы. Я сонно зевнула и вырвалась из мыслей, поняв, что совсем затерялась в своих воспоминаниях. Утреннее солнце слепило нам глаза, но я чувствовала ещё больший жар, пылающий под загорелой кожей Джейкоба. Он вынул сигарету из пачки, поднёс её кончик к зажигалке и глубоко затянулся. Я покачала головой, но затем схватила сигарету двумя пальцами и сделала жадную затяжку. — Ханна! — он яростно вырвал сигарету из моих губ. Потушил его о свою массивную зажигалку. Я неторопливо выпустила сизый дым из ноздрей. — Что? Это всего лишь сигарета. — А рак лёгких — всего лишь дерьмовая болезнь, — отрезал Джейкоб, подозрительно глядя на меня. — Ты уже курила раньше? Ты даже не закашлялась. Я мягко улыбнулась. — Если ты не знал, то твои лёгкие тоже подвластны различным заболеваниям. Он уставился на безоблачное небо. — Может, я и хочу умереть. Я возмущённо ударила его кулаком в плечо, но он даже не засмеялся. Только слабо улыбнулся. Я тут же схватила его за шею, властно поворачивая его лицом к себе. Глаза оливкового цвета моего брата безучастно глядели на меня, ожидая очередного пустого совета. — Ты не обязан быть таким, как наш папа, — гневно прошипела я. — Он безжалостный убийца и кровавый боец. А ты хороший человек. — «Хороший» это синоним к слову «слабый», да? — горько усмехнулся Джейкоб. — Не утешай меня, Ханна. Я уже не тот мальчик, который всюду таскался за тобой и заметал все твои следы. Как бы я ни старался, ты всё равно не отпустишь Мэлоуна. Мне остаётся только стать достаточно сильным, чтобы убить его на ринге. Я потрясённо отпрянула от него. Мои пальцы онемели. — Как ты можешь так говорить? Разве не должен именно ты заботиться о моём счастье? Он вскочил с земли, подходя к блестящей на солнце штанге. Его лицо исказилось от отвращения. Джейкоб взъерошил свои лохматые волосы. — Счастье с дьяволом? Что ж, удачи. Я вздохнула, жмуря глаза от слепящего солнечного света. — Ты не поймёшь. — Не пойму, — легко согласился он. — Но я вытащу тебя из этой задницы. Мы с Мэлоуном скоро встретимся на ринге. И я не остановлюсь, пока не сломаю его ублюдскую рожу и не сотру эту дерьмовую ухмылочку с его кривых губ. Мне хотелось истерично засмеяться. Я оперлась локтями на колени, уставившись на траву, покрытую прохладной росой. — Почему бы тебе не отпустить эту ситуацию и жить дальше? Ты как ребёнок, который мечтает отомстить обидчику из детского сада. Он запыхтел, поднимая штангу. — Не могу. В руках этого обидчика самое ценное, что у меня есть и будет. Я поднялась с земли и подошла к нему. — Скоро у тебя тоже появится любимый человек. И когда ты его обретёшь, то именно он станет твоим самым ценным сокровищем. Не я. Не семья. А этот человек. Джейкоб горько засмеялся. — Не говори мне об этом. Только не ты. Твои чувства извращённы. Ты оскорбляешь любовь, нарекая ею свою зависимость. — Любовь бывает разной. — Забавно. Я думал, что любовь — это когда ты пытаешься уберечь человека всеми силами. А не навредить ему. Не обращаться с ним как с красивым куском мяса. Не видеть любовь в одном лишь сексе. Я резко вздрогнула, словно получив хлёсткую пощёчину. Джейкоб привстал и пронзительно взглянул на меня. — Правда жестокая, сестра. Но на то она и правда. Хороша тем, что отрезвляет. Ты говорила, что мы меняемся. Ты права. Мы меняемся. Он безрадостно улыбнулся, а затем вернулся к тренировке. — И, увы, ничего не можем с этим поделать.ЛУИ
Марк расхохотался, когда я подлил себе ещё текилы, откидываясь на спинку кожаного кресла. Мы сидели на нашем излюбленном и почти родном месте. Бильярдный зал. В воздухе витал аромат никотина и марихуаны. — Дочь самого Арчера?! Я согласно ухмыльнулся, осушая бокал. — Она самая. Марк восхищённо покачал головой. — Ты отомстил ему за всё. Он выгнал тебя из зала, а ты трахнул его дочь. Только понять не могу, как же это так, что ты сидишь рядом со мной. Всё ещё живой. Эванс не узнал? Я помедлил, но затем пожал плечами. В последнее время мы редко виделись с Марком. Он часто пропадал в своём трейлере, всё больше затягиваясь в компанию местных торчков. От него за версту разило марихуаной, а белки его глаз приобрели неизменный красноватый оттенок. Мы были порочны до мозга костей. Он был одержим наркотиками, а я сексом. Лёгкие пути доступного и запретного удовольствия. Это и сблизило нас когда-то. Мы не читали друг другу нотации, делая вид, что заботимся друг о друге. Мы без колебаний спасали друг друга от кого угодно, но только не от самих себя. В этом и состоял наш грех и вечная боль. Марк вытащил косяк изо рта, выдохнул дым. Сладкий запах соблазна коснулся моих ноздрей, но я проигнорировал его. — Дель здесь. — угрюмо пробормотал он, кивая головой в сторону двери. Медсестричка действительно была здесь, и теперь торопливо пробиралась к нам через толпу мужчин, держа в руках свою аптечку, которая, казалось, уже давно приросла к её телу. Она наклонилась ко мне. Её тёмные ресницы задрожали от испуга. — Нужно поменять повязку. Я кивнул, со стуком опуская бокал на стеклянный стол. Дель опустилась на колени передо мной, умело расстегивая пуговицы моей рубашки. Её пальцы мягко коснулись моих мышц, и я многозначительно взглянул на неё. Она покраснела, но тут же вытащила из своего кармана маленькие ножницы, срезая ими бинты. Я наблюдал за ней, пока она меняла повязку, накладывая свежие бинты. Её грудь соблазнительно выглядывала из глубокого выреза, шея изящно выгибалась, и она сидела на коленях, что должно было пробудить мою похоть. Дель подняла на меня глаза. Покорная, подходящая, почти идеальная, но такая не желанная. Я вновь накинул на себя окровавленную рубашку. Марк уже успел испариться. Дель поднялась с колен, нервно поправляя пояс своей рубашки. Я бросил на неё короткий взгляд, прежде чем сделать глоток текилы. — Что-то ещё? — холодно бросил я, когда девушка так и не пошевелилась. Она начала удивлённо переминаться с ноги на ногу. Потрясение на её лице начинало злить меня. — Нет… — Так проваливай. — отрезал я, уставившись на свой мутный бокал. Дель колебалась ещё секунду, а затем растерянно кивнула, исчезая с поля моего зрения. Я закрыл глаза, выдыхая. Светлые волосы и чёрные глаза тут же явственно вспыхнули передо мной. Эти её чёртовы короткие платья, высокие каблуки, насмешливая улыбка. Я вытащил телефон из кармана, набрал знакомый номер, который не сохранил, но выучил наизусть. Каждую цифру. В правильной последовательности. Её голос словно ударил меня, но чёрт, этот удар стал мне жизненно необходим. — Где ты? — я провёл большим пальцем по краям пустого бокала. — Я жду тебя. Её весёлый нетерпеливый смех задел мой слух, и я ухмыльнулся. — Если оторвёшься от своего бокала и поднимешь взгляд, то ждать больше не придётся. Я тут же поднял голову. Аггел стояла у дверей зала, прижимая телефон к своему уху. Её улыбка стала шире. Она заправила прядь волос за ухо и сексуально поманила меня к себе пальцем. И словно околдованный ею, я тут же отключил мобильный и поднялся с кресла. Ханна уже исчезла за дверями, ведущими в узкий коридор. Я последовал за ней и вошёл в уборную, закрывая за собой дверь. Напротив ровного ряда кабинок расположилась громадная раковина из чёрного мрамора. Ханна сидела на ней, болтая своими длинными ногами в воздухе. Её каблуки стучали по стене, подол платья взлетал пышными мягкими волнами. Она повернулась ко мне, и её взгляд тут же потемнел. Мой член дёрнулся, эрекция чертовски распирала ширинку брюк, несмотря на тупую боль в боку. Я стремительно быстро подошёл к ней, вставая между её ног, обхватывая её затылок пальцами. Она ответно прижалась ко мне всем телом, ловя мои приоткрытые губы, слизывая текилу с уголков моего рта. Дерьмо. Я терял всякий контроль, но теперь чувствовал, что на моём горле появился невидимый поводок. Он удерживал меня от нанесения вреда этой девушке. Я с готовностью встретил её горячий влажный язык, мягко сжимая её волосы. Ханна застонала мне в рот, отвечая на голодный и жадный поцелуй. Её ладонь легла на мои грудные мышцы, обводя их контур. И, дьявол… Я хотел бы, чтобы она поняла: это всё принадлежит ей одной. Как и её тело принадлежит мне. Я убью всех, кто посмеет коснуться этой шеи. Каждый, кто рискнёт ласкать эту грудь и талию — покойник. Каждый, кто взглянет в эти чёрные глаза... Будет потерян. Моя рука накрыла её, опуская её пальцы вниз, пока она не сомкнула их на моём члене, который был уже болезненно твёрдым. Она выдохнула мне в рот, выгибаясь мне навстречу, разводя свои ноги в стороны. Я удержал её за колено, не позволив коснуться плевка на самом краю раковины. Мой взгляд изучающе окинул уборную. Блядь. Здесь всё было таким грязным и порочным, а она в своём белоснежном платье и сияющей кожей совсем не вписывалась в это проклятое место. Не вписывалась в мою грязную жизнь. Я прижался лбом к её лбу. Ханна тут же обвила мою шею руками, глотая моё дыхание. — В чём дело? — её голос сел от возбуждения, заставив мою похоть только усилиться. Я дёрнул скулой и качнул головой, снимая её с раковины. — Не здесь. Не в уборной, как грязную шлюху. Её удивление не осталось незамеченным. Она уткнулась своим носом в мою шею и крепко обняла ногами мои бёдра. Её близость вызвала у меня необъяснимое чувство тревоги. — У нас есть только один час, — тихо прошептала Ханна. Я кивнул, ведя её к выходу, к своей машине. Но у дверей клуба завязалась проклятая драка, и охранники боролись с пьяницами, полностью преградив мне путь к выходу. Я остановился, злобно сузив глаза. Мной овладела смертельная жажда сломать челюсть накурившемуся ублюдку, но аггел всё ещё висела на моих руках, заставляя меня думать о другом. Я зарылся носом в её сладкие вьющиеся волосы. Дыхание Ханны стало глубже, но она молчала, пока мы ждали. Наконец, проход освободился, и я шагнул наружу, выбираясь из душного помещения клуба. Распахнув дверцу своей машины, я опустил Ханну на заднее сиденье, но девушка обмякла в моих руках, словно потеряв сознание. Я внимательно вгляделся в мраморные черты её лица. Она тихо сопела. Уснула. При таком шуме? Я бережно уложил её на сиденье. Её золотые волосы струились как водопад. Я не раз находил светлые прядки её волос на своих рубашках. И каждый раз подолгу глядел на них. Ханна дышала мерно, глубоко, и её грудь медленно вздымалась и опадала с очередным вдохом и выдохом. Я наклонился над ней, изучая её задумчивым взглядом. Она была дочерью Арчера, и порой я начинал видеть в ней ту улыбающуюся девочку, сидящую на его плечах. Это запутывало меня. Я не понимал ни её, ни себя. Что мне с тобой делать, аггел? Она повернулась на левый бок, и подол её платья задрался, обнажая её белоснежное колено. Я наклонился, оставляя поцелуй на её безупречной коже, прежде чем обратно накрыть её платьем. Минуту я глядел на неё, а затем захлопнул дверцу и сел за руль, изо всех сил стараясь не глядеть в зеркало. Салон машины теперь насквозь пропах ею. Её запах. Манго. Я закрыл глаза, откидывая голову на спинку сиденья, медленно вдыхая сжатый воздух. Это было куда лучше марихуаны. И почему-то лучше самого запаха крови, к которому я так привык. Я открыл глаза и бросил взгляд в зеркало, настраивая его так, чтобы мне было видно её спокойное лицо. Наблюдать за спящим человеком казалось самым бессмысленным занятием в этом грешном мире. Но прошёл час, а то и больше, но я продолжал наблюдать за ней. И каждый раз, когда она вздрагивала во сне, шевелилась и сонно облизывала свои губы — я осознавал что подошёл к самому краю пропасти, и её зависимость становится взаимной.