Никс

33 Поездка в Грузию, а точнее Тифлис и его окрестности возникла неожиданно. Буквально за пару дней до прибытия цесаревича в Ливадию пришла радостная весть – у дяди Миши и его остроязыкой супруги родился сын. Его назвали в честь царей грузинских Георгием. Государь находился в Петербурге, но нужно было показать брату, что его пребывание на Кавказе не ссылка, а важная и почетная миссия. И потом, император опасался, что Ольга Федоровна больно воспримет свое нахождение на Кавказе, ибо она успела вкусить «яда» роскошной жизни Петербургского двора. И то, что уже там супруги зачали дитя, говорило о том, что у них все благополучно. Оттого Никс на пароходе и отправился в Тифлис, где был радушно встречен наместником и его семьей. А уж его въезд в город был сверх всякого восторга. По существу, государи не часто жаловали Кавказ своими визитами, да и те, по большей части, это были поездки на войну. Но, милостью божией, наступил мир. Светлейший князь Барятинский воротился в столицу с победой, меч можно было убрать в ножны. Теперь настал черед не покорения, а разумного умиротворения. Тактичный и статный великий князь Михаил по всем параметрам подходил для этого поста и этой задачи. И вот, 11 сентября состоялось крещение и он, наследник цесаревич стал крестным отцом мальчика. Это был его первый подобный опыт в жизни. Впрочем, как крещение, так и пребывание в закавказском краю прошли хорошо. Никс вернулся в Крым, провел там с неделю и вернулся в столицу, только теперь на поезде. Он проезжал по центральным губерниям. Конечно, вояж был стремительный, и нормально посмотреть эти места не представлялось возможным. Для себя Никс решил, что став императором обязательно посетит эти губернии, посмотрит на свою империю воочию, если удастся. В столице жизнь потекла невообразимо скучная. Теперь учебы не было и единственная работа, которая доставалась молодому человеку – присутствие на докладах министров. Не то, чтобы ему это все было ужасно неинтересно, но он просто наблюдал, как папа́ решает судьбы империи и мира, его совета никто не спрашивал, да и потом… он понимал, что все эти люди не станут его министрами. Впрочем, стоило ли ожидать от двадцатилетнего парня чего-то грандиозного. Хотя под конец 1863 года не обошлось без сюрпризов. В середине ноября умер старый король Дании, который, не смотря на целых три брака, не имел ни одного ребенка, даже дочерей. Оттого отец той самой Дагмар и взошел на трон. По такому случаю матушка прислала ему записочку. «Поздравляю! Теперь она дочь короля!». Как тонко она его подколола. Впрочем, большой симпатии от этого не прибавилось, хотя и привело к занятному эпизоду. Это случилось вскоре по возвращении в Петербург. Никс не видел братьев аж целых четыре месяца и даже соскучился, как, впрочем, и они, а потому все друг дружку тепло приветствовали и стремились рассказать как можно больше. Конечно, более всего впечатлений о том, «как я провел лето» было у Никса. И вот, как-то раз, сидели они с Сашей в его кабинете и курили. - Кто это? – заинтересовался младший брат фотографией, что стояла на стеллаже с книгами. - Нравится? – равнодушно спросил Никс. - Миленькая, - констатировал Саша. - Мама прочит мне ее в невесты. - А-а, - понимающе кивнул Саша. - Я не в восторге, но… если она тебе приглянулась, я пропущу тебя. - Нет-нет. Она твоя… - Брось! – Никс даже выпрямился. – Глупо жениться не испытывая симпатии или желания. Если она нравится тебе, но это к добру. Значит, так хочет Господь. Это лучше, чем воровать невест и заедать чужое счастье. - Да ладно, какой ты вор!? – Саша даже опешил. - Вот и женись на ней, и все будет хорошо. - Я еще слишком юн. - Ты на год меня младше, - напомнил Никс. Саша пристально посмотрел на старшего брата и ничего не сказал. Вместо этого он взглянул на портрет датской красотки. 34 Не менее неожиданным стало известие от папа́, который сообщил с видимым удовольствием, что заказал переделку интерьеров Аничкова дворца. Дело это хлопотное, неспешное, но к свадьбе его нужно решить. Никс, конечно же, обрадовался – свое жилье, но в душе его волновал только один вопрос, вернее, человек. Алексей Перовский. Ему почему-то показалось, что если тот будет с ним, то он все перенесет, все испытания, все невзгоды. Но Алексей стал избегать его. Никс писал ему письма, тот отвечал вежливо, но от предложения встретиться постоянно отказывался. Его отец, граф Борис Алексеевич пристроил сына в министерство юстиции, он поступил на службу в Департамент общих дел. Никс не очень вникал, что это такое, ему было важно, что Лекс сторонится его. А время отъезда все приближалось. И он решился. В Прощеное воскресенье он написал письмо. «Милый Алеша. Я решил быть с тобой откровенен лишь оттого, что это послание тебе лично доставит Лука и либо он, либо ты его уничтожишь. Я более не могу находиться в таком положении. Ты можешь считать меня грешником, но жизнь без тебя потеряла для меня всякий вкус. Сейчас я нахожусь у порога совершенно нового этапа моей жизни и мне страшно, а еще нестерпимо плохо, от того, что ты меня избегаешь. То, что между нами было для меня не шутка, не случайность. Милый Леша. Я готов честно признаться тебе – я тебя любою. Мы с тобой об том уже говорили. Да, я буду женат, но моя мечта в том и состоит, чтобы ты был рядом, чтобы мы могли встречаться, любить друг друга. Без тебя все не то. Я знаю, насильно мил не будешь, а потому, прошу, ответь мне, незнание только усиливает мою тоску. Ответь честно и без утайки, каковы твои чувства ко мне, могу ли я надеяться на отношения. Если нет – то прости меня, ведь нынче Прощеное Воскресенье. Я более не обременю тебя своими письмами. Любящий тебя Никс». Запечатав конверт, он позвал камердинера. - Лука, голубчик, прошу, исполни мою просьбу. - Только скажите, Ваше Высочество, - Лука был совершенно горд собой. - Это мое частное послание графу Алексею Борисовичу Перовскому. Он живет в доме отца, на Малой Морской. Отнеси и передай лично. - Хорошо, Ваше высочество, - ответил Лука и прекрасно понял, о чем сие послание. - И… прошу, попроси его написать ответ, который ты принесешь, а это письмо надо сжечь, хорошо? - Все будет исполнено, - спокойно ответил Лука и, поклонившись, вышел. Лука Евсеев был уже не юн и прекрасно знал, что те, кому они служат, тоже люди, как все, а значит все у них как и у последнего горемыки империи. Среди правящей фамилии есть и умные, и глупые, и тактичные, и совершенно бестактные. Есть добрые и злые. А очень часто эти люди сочетают в себе разные качества, зачастую и хорошие и не очень. Но, такова жизнь. Они не выбирали своей судьбы, как и он, Лука Евсеев, дворцовый служащий в третьем поколении. О том, что у его хозяина есть необычное любовное пристрастие, он догадался уж с год как. По счастью, большая часть людей не замечает того, что под носом. Впрочем, это к счастью. Государь Российский – садомит! Возможно ли такое? Отчего же нет. Эта семья вряд ли могла похвастать высокой нравственностью. В ней отец убил сына, а потом сын отца. Тетка заморила племянника, жена прибила мужа. А уж их постельные истории… У каждого императора были любовницы. С одними они жили в открытую, не таясь, практически, второй семьей, пренебрегая законной супругой. Другие скрывали это тщательней, но шила в мешке не утаишь, о том все знали. Ни одна правящая императрица не жила правильной жизнью, у всех были любовники. Одна Екатерина Великая чего стоила – целый гарем гвардейских офицеров к ее постельным услугам. Зато была и впрямь великой государыней. Так может и Николай Александрович, не смотря на свой грех, станет достойным монархом. Именно потому он решил сделать чуть больше, чем его просили. Ведь, вот если у доктора самого ничего не болит, в семье все ладно, то и голова его ненужными пустяками не забита, а все о долге думает. А про государей и говорить нечего. Счастливый государь – счастливая страна, народ. Грех ни грех, а коли людям жить будет чуть легче, то оно того стоило. Путь из Зимнего дворца был не слишком дальним, всего ничего. Дом, где разместился граф Борис Перовский, был двухэтажный и достаточно безликий. Ни дать не взять – типичный солидный петербургский дом. Едва он постучал в парадную дверь, та отворилась и вышел солидный швейцар. Вмиг разглядев под обычной шинелью придворную ливрею, он впустил гостя. - К графу Алексею Борисовичу, личное послание, - твердо сказал он. Тот насупился, но молвил. - Извольте обождать, сейчас же известим, - и вмиг удалился, извещать. А Лука остался ждать. И ожидание это продлилось недолго. Появился лакей, важно взглянувший на пришлого, и произнесший: «Прошу-с». Они начали петлять по узким и темным коридорам, пока не оказались в небольшой, тесно обставленной комнате, совмещавшей в себе функции гостиной и кабинета. Едва Алексей увидел камердинера, как покраснел. Чуть дрожа, он взял письмо и молча его прочел. Оно было небольшим и вряд ли чтение заняло много времени. - Если требуется, я обожду, чтоб отнести ответ. Алексей совсем смутился, в нерешительности затоптался. - Я… я… я не уверен… - Ваша светлость, - прервал его камердинер. – Не сочтите мои слова за дерзость, но… стоит ли отрекаться от чувств, пусть и таких. И вы маетесь, и Его Высочество страдает. Себя вы не переделаете, только намучаетесь. Вам, позвольте заметить, повезло. Николай Александрович человек открытый, верный. Такие на дороге не валяются. Уж простите, но, не обмишурьтесь. Счастье оно такое, словно птица-волшебница, прилетит, крыльями взмахнет, хвостом вильнет. Кто смел иль смекалист, ухватит, и хоть перо, но заполучит, а дурак, уж простите, так и будет стоять в раздумьях, все что-то решая. А птица ждать не будет, улетит и все. И бог его знает, осчастливит ли она еще раз. Я в коридоре подожду, пока вы ответ напишите. И с этими словами Лука вышел. Встал у стеночки, и замер, как смолоду учили, стоит не шелохнувшись. Время, оно пусть тикает, а он будет стоять столько, сколько потребуется. На часы специально не глядел, это только изводит, а ему спешить некуда, таково поручение. Оттого он и не знал, сколько времени прошло, прежде чем молодой человек вышел. - Вот, - смущенно произнес он. – Передайте Никсу. - Прошу простить, а то письмо? Вместо ответа юноша отошел в сторону и на массивном дубовом столе, на небольшом подносе, лежал клочок обгоревшей бумаги. Лука лишь поклонился, тот кивнул ему, и удалился. Конечно, было очень любопытно, что там написано, но вскрывать конверт было нельзя, хоть и запечатан он был плево. Впрочем, результат будет известен очень скоро. Пройдя по Малой Морской, он свернул на Невский, затем по Большой Морской, потом свернул на Дворцовую площадь, а тут и их здание, Малого Эрмитажа. Вход в проезде между Зимним и Малым. Николай Александрович сидел в гостиной с братьями и о чем-то весело переговаривался с адъютантами – Барятинским и Козловым. Лука ему только кивнул и удалился, принявшись выполнять свои обычные дела. Только около пяти он сумел передать конверт адресату. 35 «Милый Никс. Как оказалось, ты смелее меня, хотя всем казалось, что должно быть наоборот. Ты готов рискнуть во имя любви, а я предпочел одиночество и страдание. Ты готов пройти свой путь, сколь бы он не был труден, я же испугался первых опасностей и стал объяснять себе, что это попросту невозможно. Было бы ложью отрицать, мне и сейчас страшно, пусть и не очень сильно, перед тем, что нас может ожидать. Полагаю, даже ты не ведаешь этого. Но можно ли обойтись без этого? Конечно да, и многие обходятся. Вот ты не сможешь, ты иной, ты сильнее. А я? Не окажется ли, что я из трусости пропустил что-то важное, о чем потом буду сожалеть всю оставшуюся жизнь? Не буду лгать – я не знаю ответа. Его у меня попросту нет. Одна часть меня требует отказаться и забыть обо все, как о дурном сне. Другая, нашептывает – вернись и будь счастлив. И выбор этот не прост. Прошу, дай мне время разобраться, дай понять, какой мой путь. Одно я могу тебе обещать совершенно точно – я останусь тебе преданным другом навсегда, и если это тебя не отталкивает, то прими мою руку. С любовью и преданностью, Лекс». Никс готов был расплакаться, читая эти строки. Дружба, это не то, чего он хотел, но это больше, чем есть ныне. А потому он написал радостное письмо, пригласив друга посетить его в следующее воскресенье. И пусть на душе скверно, пусть будущее видится в мрачных тонах, надо пройти свой путь, иного не дано. Лука по настроению хозяина понял, что все идет не так, про себя выругал глупого графа, но… все, что он мог сделать, он сделал, а далее… Далее началась подготовка к заграничному вояжу. Конечно, главное в этом путешествии – мир посмотреть, да себя показать. Никс практически не бывал за пределами империи, те несколько раз, что были – совсем в юном возрасте, когда он сопровождал матушку в Италию или на юг Франции для лечения. Теперь он взрослый и ему предстоит посмотреть не только на достопримечательности, но и на устройство тех стран, понять, почему иные государства богаче и стабильнее твоего отечества. Самое же важное было понять, отчего в тех станах есть парламент, и они не разрушаются, почему они устойчивы. Дед называл парламент ложью, считал, что все политики только и делают, что лгут. Но так ли это? Здравый смысл подсказывал, что нет. Ведь стали бы люди раз за разом голосовать за лжецов, которые только и делают, что их обманывают – вряд ли. Одним словом, поездка предстояла сложная и насыщенная, хотя и не такая стремительная, как прошлогодняя по стране. 36 Как обычно, начало лета императорская фамилия проводила в Царском. Единственное – государь с государыней отсутствовали. Марии Александровне требовалось лечение, и она находилась в Баварии, на курорте Бад-Киссинген. Никс же с Сашей проводил лето в приятном отдыхе. Они катались верхом, заглядывали в Сергиевку, что на петергофской дороге, где навещали тетю Мэри и кузину Эжени, Евгению Максимилиановну. И чем ближе подходила дата отъезда, тем печальней становился Никс. Жизнь стремительно неслась по направлению, которое его не шибко-то и устраивало. Либо менее чем через год он умрет, либо женится, что в любом случае будет насилием над ним, а тот, кого он, кажется, полюбил, мог предложить ему только дружбу. Когда император предложил решить, кто будет его сопровождать, он не стал включать Алексея в их число – ему было бы больно с ним видится, именно видится, без любви. В поездку должны были отправиться граф Строганов, как попечитель цесаревича. Его личный адъютант полковник Рихтер, все тот же Федор Оом и доктор. Правда, теперь к ним добавили профессоров: Бориса Чичерина, как считалось, правоведа консервативных взглядов и про-государственного настроя, чтобы Никсу объяснять вредность парламента в России и Михаила Стасюлевича, человека реально либеральных воззрений, он преподавал Никсу историю. Но Никсу требовались и сверстники. Отто Борисович Рихтер предложил, а Никс согласился с тем, что одним из них стал прапорщик князь Бака (Владимир) Барятинский, племянник светлейшего князя и покорителя Кавказа. Сам Володя служил в Преображенском полку. Вторым стал кирасир Полли (Павел) Козлов, прапорщик Лейб-гвардии Кирасирского полка. Обоих Никс знал с детства, хотя последние несколько лет не общался тесно ни с одним из них. Итак, 18 июня, утром, все отправились в большую церковь Екатерининского дворца, где протопресвитер отец Василий Бажанов отслужил благодарственный молебен. После чего все отправились на небольшую станцию, расположенную чуть южнее Царского села, совсем на его окраине – Александровскую, где под всеми парами уже стоял специальный поезд. Именно в нем Никс и все его сопровождающие отправились в Европу. Никс и в самом деле искренне, что вызвало всеобщее умиление, тепло простился с братьями и кузенами, дядями, и отправился на чужбину, где должен был провести что-то около года. Уже сидя в салоне своего вагона, он перечитывал письмо отца, присланное из Баварии, где тот находился с матушкой, очень трогательное и совершенно недвусмысленное. «… Многое тебя прельстит, но, при ближайшем рассмотрении, ты убедишься, что не всё заслуживает подражания и что многое достойное уважения, там, где есть, к нам приложимо быть не может…». Папа́ явно опасался, что сын поднахватается там либеральных идей. По крайней мере, Никс теперь точно знал, какого ответа от него ожидают, всё будет легче. Ехать же было очень приятно. Для начала – в его распоряжении был целый вагон. Половину его составлял салон, обитый кремовым шелком и мягкими креслами. Вторая половина была небольшим кабинетом, очень уютным, украшенным деревянными панелями, и спальня, в коричневых тонах с достаточно широкой кроватью. Поскольку у остальных были только купе, то именно салон цесаревича стал тем местом, где все чаще всего и собирались. Никс был не против, за веселым разговором быстрее летело время. Направлялись путешественники в тот самый Бад-Киссинген. Государь уже отбыл на родину, с ним наследник разминулся, но Мария Александровна по-прежнему там лечилась водами. Киссинген был городок близ баварских Альп, приятный, словно сошел с картинок. Кроме того, в это же время там находились австрийская императрица, ее кузен, молодой король той самой Баварии, герцог Мекленбург-Шверинский, совсем непримечательная личность, и наследный принц Вюртембергский Карл с супругой, тетей Олли, Ольгой Николаевной. Одним словом, великосветская жизнь в городке кипела. Именно тут Никс приобрел маленький опыт семейной дипломатии. Все дело в том, что Олли не ладила с мама́. Возможно, причиной тому был сложный характер средней дочери Николая I, а может и та история, из-за драгоценностей, которые тете Олли пришлось вернуть в Петербург, вроде бы как временно, но все понимали, что навсегда. Дамы же хоть и находились в немного напряженных отношениях, но соблюдали деликатность, только тетя могла невзначай заметить, что «мила Мари уж больно бледна». И ведь знала она, что императрица страдает чахоткой, но удержаться было выше ее сил. Но для Никса была в этом путешествии и еще одна особенность, новизна – он надел гражданское. С десяти лет он не знал иной одежды, кроме как мундиры. Да, сначала были детские, но пошитые по всем правилам, как у взрослых. Его дед, император Николай сравнивал мундир с кожей и хоть за границей и одевал гражданское платье, считал, что с него эту самую кожу сдирают. Отец же к этому относился проще, функциональней, что ли. И вот Никс примерил прекрасный костюм, пошитый в Берлине специально для него. И в нем он выглядел как минимум не хуже, чем в мундире. Некоторые даже считали, что он носит его немного щеголевато, что было скорее оценкой отрицательной. Но Никс не мог иначе, это было выше его сил. Для него гражданское платье было ровно таким же, как и военный мундир, просто в нем он начинал ощущать себя чуть свободней. Впрочем, если исключить эти не самые приятные моменты, жизнь в Киссингене была приятной – свежий альпийский воздух, прогулки по зеленым идиллическим луга. С развлечениями было куда как хуже… Из всей молодежи, коей хватало на курорте, Никс особенно сошелся с девятнадцатилетним баварским королем Людвигом. Тот находился на престоле всего четыре месяца, и хоть его двор пребывал в трауре, оттого с развлечениями было туго, тут просто отдыхал и был несколько свободней. Никс не мог бы объяснить отчего, но он чувствовал необычное притяжение к этому невероятно красивому молодому человеку. От того словно исходили особые флюиды. Одним пригожим летним днем они выехали на пикник. Это был пикник на двоих. Вернее, на пикнике их сопровождали несколько придворных. Все расположились на идиллической полянке с видами на величественные горы, под сенью могучих вязов. Все мило говорили на немецком языке. Людвиг с упоением рассказывал про мифы о древних германцев, и постоянно рекламировал Вагнера, в общем-то, особо в рекламе не нуждающегося. Никса это немного забавляло. Он был не чужд прекрасному, но не до такой же степени. - Хотите, я вам покажу пещеру, она тут совсем рядом. Она словно убежище Лоэнгрина. - Полагаю, на это стоит взглянуть, - заметил Никс, скорее, чтобы не обидеть юношу. Он был старше короля всего на два года, но чувствовал себя совсем взрослым. - Вас сопровождать? – спросил Полли Козлов. - Нет, полагаю, Лоэнгрин положительный герой, - пошутил Никс. Людвиг повел его чуть выше по склону и в самом деле, вскоре они увидели узкий вход в пещеру. По началу это был скорее узкий коридора, но потом они вошли словно в огромный зал, своды которого играли разными цветами радуги. Все дело в том, что в глубине был небольшой водоем, возможно, не глубже обычной лужи, но солнечный свет, проникавший сюда через расщелины, причудливо и красиво играл на каменных сводах, играя бликами воды. Тут и в самом деле было красиво. - Я бы мечтал все жизнь прожить тут, в этой красоте, - мягким, задумчивым голосом произнес Людвиг. Он шел вдоль стены, и его ладонь невероятно женственно скользила по прохладному камню. - Полагаю, одному тут было бы скучно, - заметил Никс. - Думаю, да. Мне бы недоставало крепкого плеча храброго воина, с которым мы сражались бок о бок за Святую Веру. - Вашему Величеству любой бы согласился служить, - заметил Никс. - И даже вы? – с чуть вызовом спросил молодой король. - Полагаю, только в своем сердце… и то, лишь его части, ведь меня ждет моя страна, она и в сердце у меня и в голове, - Никс хотел было добавить «и в печенке», но не стал. Столь романтическая фигура этого не поняла бы. - Не желаете искупаться? – неожиданно спросил Людвиг. - Здесь глубоко? – немного опасливо уточнил Никс. - Не знаю, - легкомысленно заметил король. – Мы же рыцари, нам не пристало бояться трудностей. Людвиг стал скидывать одежду. Он делал это невероятно проворно, словно срывал ее. Никс пожал плечами. Это приключение не казалось ему таким уж странным. В воду входили они практически одновременно. Воды там оказалось и в самом деле чуть выше колена, но она была очень холодная, а вот на счет ее целебности вряд ли кто-то знал наверняка. Людвиг зачерпнул воды в ладони и повернулся к Никсу. Король подошел к нему и нежно вылил ее ему на торс. Никс ответил тем же. Людвиг был и в само деле прекрасен. Его юное тело было очень стройным, плечи не слишком широки, а пах украшала небольшая копна завитушек. Но особенно его привлек пенис короля, а точнее то, что головка была открыта, хоть член и находился в покое. - Да, это моя боль, - замел Людвиг, проследив за взором. Никс смутился. – У меня там было не все в порядке и мне отрезали немного плоти, я стал похож на презренных жидов – какая ирония для истинного сына Германии. - Наверное, это не очень удобно, - заметил Никс, но Людвиг только пожал плечами. - Я привык… но… я все отдал бы, за то, чтобы у меня был нормальный член. И он коснулся пениса Никса, и не только коснулся, но и стал его ласкать. Его собственный герой вмиг выпрямился, вытянулся, став чуть изогнутым. Он так взглянул в глаза наследника, что тот не выдержал, и их губы соединились в нежном поцелуе. - Сюда… - Никсу требовалась воля, чтобы оторваться от сладостных губ. - Сюда могут войти, - на выдохе произнес он. Людвиг печально взглянул на товарища, в его взоре так и читалось: «Ты не рыцарь». И это было крайне обидно. И тогда Никс обхватил железный крюк парня и стал его ласкать. Его сильная ладонь стала скользить по шершавому стволу, поначалу немного медленно, но потом смазка все прибавлялась, и руки легко скользили. Король весь трепетал, его веки подергивались, он вытянулся в струну, даже встал на цыпочки. И тут из его пениса полетели перламутровые капли. Все тело молодого короля сотрясал сладостный оргазм. - Вы тоже должны, - прошептал он. Никс был не против. Он стал скользить пятерней по разгоряченному стволу. Он не мог услаждать себя неделю и теперь с радостью избавился от нестерпимо приятного томления. Белые капли полетели в воду. - Мы принесли жертву, - шепотом, но невероятно торжественно произнес Людвиг. Они быстро омыли свои члены, вышли на берег и скоро оделись, но не полностью, без галстуков, с расстегнутыми воротами, и вернулись к остальным. - Господа, там и в самом деле просто чудная пещера и в ней небольшой водоем. И в самом деле, все как в операх господина Вагнера. - Вы вспотели? – удивился Рихтер. - Что вы, Отто Борисович. Мы просто слегка освежились прохладной водой. - Вы уверены, что это безопасно? – настороженно спросил Полли Козлов. - Она такая же чистая и прохладная, как в самом обычном русском ключе. Все русские заулыбались. Возвращались в город уже около четырех, чтобы поспеть к пятичасовому чаю. Никс и Людвиг ехали в первой коляске. Поначалу они молчали, но потом Людвиг произнес по-французски, чтобы кучер-немец не понял его. - Я вас, кажется, шокировал? - Не очень, - практически искренне ответил Никс. - Да, такие как я встречаются во всех классах общества. И мы, короли не исключение. Никс сдержанно улыбнулся. Про себя он говорить ничего не хотел. - Да, я слышал эти истории про Фридриха Великого. - Про старика Фрица? – удивился Людвиг. - Хм! Да он и умер-то давным-давно… нет, я имел ввиду кое-кого из ныне здравствующих персон. Настал через удивляться Никсу. Но Людвиг не хотел интриговать, а потому продолжил. - Я имею в виду кронпринца Вюртембергского. - Дядю Карла? – совершенно искренне удивился Никс. - Да-да. Он живет не только с вашей тетушкой, но и своим секретарем, как там его… - Людвиг задумался, даже брови насупил. Но имени так не вспомнил, а потому попросту предпочел забыть эту историю, тем более что коляски стали въезжать в Киссинген. 37 В этом небольшом курортном городке в королевстве Бавария Никс провел меньше месяца. А потом, простившись с матушкой, отправился на север, в Нидерланды. Там он должен был провести полтора месяца. На маленькой станции Эммерих в поезд сел русский посол в Гааге и из его слов стало понятно, что ничего хорошего Никса не ждет. В Гааге «располагалось осиное гнездо», как выразился посол – королевская семья Нидерландов. С королем Виллимом III наследник познакомился на вокзале, тот лично прибыл, приветствовать двоюродного племянника. Не очень высокий, хотя по сравнению с Никсом многие казались невысокими, немного в теле, с элегантной бородкой, монарх был само очарование. Они сели в открытый экипаж и проехали во дворец Нордейне, не очень большой, особо по меркам Зимнего, немного неуклюжий, но приятный. Там Никс и разместился, вместе со своей свитой. Там же он познакомился с принцем Оранским, наследником голландского трона. Высокий статный юноша, с прекрасными чертами лица, хотя брови уж слишком низко нависали над глазами, принц Виллем был на три года старше Никса. И это давало ему преимущество в жизненном опыте. Поговаривали, что он сватался ко второй дочери королевы Виктории, принцессе Алисе, но получил отказ, влюбился в местную аристократку, графиню, но тут уж его отец воспротивился. И тогда принц пошел в разнос. О его интимных похождениях и веселом образе жизни судачила не то, что Голландия, вся Европа. Впрочем, тут он пошел в отца. Король был лишь на год старше Александра II, то есть, мужчина в самом расцвете не только лет, но и своей интимной силы. И как у отца, с супругой он жить уже и не мог, и не хотел – не сошлись характером. О том, что у папа́ любовницы, Никс знал, сам случайно застукал. Но Виллем этого и не скрывал, чем открыто унижал злоязыкую супругу, встречей с которой цесаревича все время пугали. Собственно, уже на следующий день Никсу пришлось с ней познакомиться. Королева София была дамой очень даже элегантной, но с очень холодным взором, взором аспида. Она жила во дворце Хёйс-тен-Бос, совсем рядом со столицей. И Никсу она доводилась родственницей. Ее матушкой была Екатерина Павловна, сестра императоров Александра и Николая. В первом браке она состояла за принцем Петером-Георгом Ольденбургским и тот самый Сашка Ольденбургский ее внук. А во втором она стала королевой Вюртемберга, таким образом София, королева Нидерландов и наследный принц Карл, супруг тети Олли – сводные брат и сестра, у них общий отец. От всего этого голова шла кругом. София была приветлива, но невероятно сдержана, прям как матушка. Мило пообщавшись о делах Петербургских, она спросила: - Как вам Гаага? - Прекрасный город. Я еще не смог осмотреть его более внимательно, но он производит прекрасное впечатление. - Где вы остановились? - В королевском дворце, - скромно заметил Никс. - Хм, значит вы уже повстречались с этим человеком, - констатировала королева. Все собравшиеся напряглись. Даже граф Строганов замер, словно предчувствуя неладное. - Да. Его Величество дал прием в нашу честь. Там я имел удовольствие познакомиться с принцем Оранским. - Как чудесно, - произнесла королева и улыбнулась, но глаза ее были полны не то злобы, не то холодны по жизни. – Как вы его нашли? - Хотя я общался с ним не очень много, но мне показалось, что он очень компетентен и большой патриот своего отечества. Кроме того, он прекрасно разбирается в искусстве. - Которое у нас осталось, - еле слышно процедила королева, пригубив вина. – Он станет замечательным монархом, - произнесла она громко и с гордостью. Одним словом, это было испытание и Никс впервые почувствовал, какова она, монаршия работа на вкус, каково это, следить за каждым своим словом, вмиг его обдумывать. Впрочем, были в Нидерландах и более приятные события. Так, он посетил домик Петра в Заандаме. Над ним возвели защитные стены, прям как над домиком Петра в Петербурге. Здесь в свое время побывал его отец. Именно тогда Василий Жуковский на памятной мраморной доске начертал стихотворение: Над бедной хижиною сей Летают ангелы святые, Великий князь, благоговей, - Здесь колыбель Империи твоей, Здесь родилась великая Россия! И как не трепетать, если многие предметы тут напоминают великого пращура. И как не трепетать, если тут бывали другие великие люди, скажем Наполеон, и он тоже восхищались русским царем. Глядя на шкаф, где по тогдашней моде государь спал, великий француз изрек: «Для великого человека ничто не может быть мало». Там же, близ Амстердама, административной столице Нидерландов, он посетил дворец Сустдейк, милый и красивый, чем-то напоминающий большой дворец в Павловске. Впрочем, не случайно. Именно тут жила вдовствующая королева Анна, некогда великая княжна Анна Павловна, последняя из детей императора Павла. У деда Никсы с ней были прекрасные отношения, да и старше своего августейшего брата она была всего на год. Ей было к семидесяти, она была стара и следствием этого была не только телесная немощь, но и ее привычки, они словно воскрешали старинные времена, времена императора Павла. Там, в гостиной старушки-королевы все только стояли, и лишь она одна сидела в кресле. Только некоторым особо важным гостям она разрешала присесть в кресло и то, чтобы поговорить с ней. Светский разговор проходил стоя. Впрочем, все это было незначительной, хоть и важной церемониальной частью. В принципе, считалось, что в Нидерландах он посещает родственников, благо точно также поступил в свое время отец, ну и принимает морские ванны в Схевенингене, курортном городке, возле Гааги. И хотя на календаре стояли последние числа июля, самое начало августа, погода была просто ужасная. Нет-нет, по небу не плыли свинцовые тучи, и море не взрывалось штормовыми волнами. Просто было холодно. Холодно было на пляже, особенно если ты не гуляешь, а пытаешься искупаться. Вода так и просто казалась ледяной. Доктор Шестов, слабо компетентный врач с неслабым апломбом и веселым нравом прописал наследнику эти холодные воды, для закаливания и укрепления здоровья! Как, как тут его укрепить, если вылезая из воды у тебя зуб на зуб не попадает?! А доктор только увещевал: «Так, мол и надо! Это закаливание, без таких процедур эффекта не будет». Плескаться в ледяной воде Никсу не нравилось, но он перенес и это, если бы не начала болеть спина. Эта боль, словно пожарная сирена, заставляла искать выход. Увы, свита была не на его стороне. Все почему-то считали, что он изнеженный, даже рафинированный юноша, и ему не достает твердости, как в теле, так и душе. Он краем уха слышал, что его называют чуть женственным. И да, порой он и сам за собой это отмечал. Но, по счастью, манерным он не был, так что особо грузить себя не стал, хотя и старался контролировать свои движения. Оказалось, это не так сложно. Надо просто придумать модель поведения и четко следовать ей. Проблема была в том, что она не слишком соответствовала Никсу. Он не был дедом, которого порой он старался изображать, не был он и отцом. Он другой. Он Николай Александрович, со всеми своими достоинствами и недостатками. От этого никуда не деться. Помог же ему один случай. Как-то раз к ним в Схевенинген приехал принц Оранский и пригласил отдохнуть в местном казино. И это было еще то развлечение. В помпезном зале, оформленном так, словно это опера, стояли столики с небольшими подсвечниками с бордовыми абажурами, таким образом, в зале был полумрак. Но, на прилично освещенной сцене танцевали танцовщицы, и танцевали они новомодный канкан. Размалеванные девицы, визжа, бегали по сцене, задирали и трясли юбками, а под конец и вовсе стали дрыгать ножками, демонстрируя свои панталоны. Для Никса, вернее, нового Никса, канкан не был диковинкой. Но, одно дело знать и смотреть на это по ТВ, другое дело сидеть в зале и быть участником всего этого. Принц Виллем чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он легко пил шампанское и, кажется, не слишком хмелел. Да и девицы, отплясав, смело спускались в зал и присаживались к господам. Дам, среди зрительниц этого шоу, практически не было. Присела одна кокотка и на колени к принцу. - Как тебя зовут? – игриво спросил Виллем, и шлепнул девушку по попе. - Мими, - слащаво взвизгнув, произнесла она. - А ты ничего, - игриво заметил Виллем и, к легкому ужасу русских, отогнул одну из чашечек ее лифа, оголив упругую грудь. – Да, и в самом деле хороша. Он бесцеремонно сжал грудь, а потом пальчиком потеребил набухший сосок. Мими засмеялась, а он поцеловал ее в розовую кнопочку. - Господа, мне надо потушить один пожар, а вы, не стесняйтесь, а то всех хорошеньких разберут, - и, подмигнув Никсу, увел красавицу во мрак. Бака Барятинский уж было захотел встать, но Отто Борисович взял его за руку. - Это форменный бордель, - констатировал он. - Принц не посмел бы привести нас в такое заведение, - разгорячился Полли. - Но, привел, - хладнокровно заметил Рихтер. – Это моя вина, - и он обратился к наследнику. – Я должен был все разузнать. - Полно вам, Отто Борисович, - успокоил Никс. – Нам вряд ли бы удалось отказать принцу Оранскому. Хорошо хоть тут шампанское приличное. - И то верно, - скромно улыбнувшись, произнес Рихтер. 38 «Милый папа́! Полагаю, Сергей Григорьевич подробно излагает тебе ход моей поездки. А потому я скажу о том, чего там быть не может. О том, как я скучаю по тебе и Ма, по Саше и Куксу, всем остальным. Кстати, как они? Меня же тут едва не захлестнул вихрь порока. Увы, принц Виллем невероятно пресыщенный тип, и это в двадцать четыре года! Не хотелось бы мне в скором времени стать таким же. Морские купания приносят эффект, и я очень даже неплохо чувствую себя, а потому, пока пучина разврата не поглотила меня в конец, прошу разрешения отправиться далее. Признаю, это немного нарушает планы, да и ситуация с Данией не проста, но я надеюсь, что смогу покинуть это королевство без скандала. Прошу, прислать свой ответ с каким-нибудь посланцем, желательно штатским. Вынужден признать, я немного погорячился, взяв только Козлова и Барятинского. Они хороши, надежны, но тут, в Европе, все уже несколько иначе, и я просил бы, чтобы эта персона, как я отмечал, была бы штатской. Твой любящий сын, Никс». Это послание отцу Никс отправил на утро после того похода в веселый театр. А пока, он писал ежедневно матери, катался по окрестностям. Посетил Амстердам и поглядел на тамошний парламент, правда, тот находился на каникулах и парламент он осматривал лишь как сооружение. И конечно, эти безумные купания в ледяном Северном море. Тут, в Схевенингене, он повстречал Вольдемара Мещерского, который путешествовал по Европе. Он был рад старому другу, который возмужал, стал куда как солиднее. Вольдемара сопровождал некий господин Крючков, чуть старше его по возрасту. Никс не стал выспрашивать, кто он, и так все было понятно. Впрочем, теперь он с удивлением отмечал, что когда-то был влюблен в этого человека. Впрочем, общаться на отвлеченные темы было очень приятно. 39 Никс сидел за столом и пил кофе, когда в салон вошел Полли Козлов. - Ваше Высочество, пришло письмо от государя, - произнес он. Никс потянулся, чтобы взять конверт, но Полли отошел в сторону и Никс увидел Алексея Перовского. - Ваше Высочество, - поздоровался Алексей, склонив перед цесаревичем голову. – Государь просил доставить вам послание. Никс быстрым взглядом прочел письмо. Отец радовался ответственности сына, сообщал, что прислал молодого графа Перовского и разрешение, начать приготовление для вояжа в Копенгаген. Дания и Пруссия были близки к заключению мира, так что препятствий в скором времени не должно было оказаться. Никс взглянул на Алексея. Тот не столько поправился, как возмужал, осанка стала тверже, движения уверенней и над верхней губой, особенно у кончиков губ, пробивались волоски. - Рад тебя видеть, - сдержанно произнес наследник, и они пожали руки. С одной стороны, Никс был рад такому повороту дела, но… он помнил то послание Лекса, помнил его сомнения. Так ли уж приятно будет воскресить те чувства. С другой стороны, глупо надеяться, что в дальнейшей жизни они никогда не столкнулись бы. А потому Никсу нужно привыкать находиться рядом с Лексом и не сходить с ума от чувств. И он стал привыкать. Особенно этому способствовали хлопоты. Вскоре пришла нужная телеграмма. На прощание Никс навестил Анну Павловну, иное было бы неучтивостью, и 16 августа, погрузившись на пароход, отплыл в Гамбург. Там, впопыхах осмотрев город, они переехали уже по железной дороге в Киль, а оттуда, на императорской яхте «Штандарт» направился в Копенгаген. Король Кристиан IX, довольно субтильный и невысокий, встречал наследника на ступенях замка Фреденсборг, здании внушительном и одновременно неказистом. Его супруга, королева Луиза была дамой приятной, хотя красавицей ее не назовешь. Вообще, Никс слегка подивился, как причудлив монарший мир. Король Дании был погодком отца, ему тоже было слегка за сорок. Но, особое внимание все уделили совсем молоденькой девушке, Дагмар. Ростом цесаревичу она была едва ли по плечо, очень мила, даже застенчива, хотя Никс и полагал, что это скорее наигрыш, чтобы не отпугнуть потенциального жениха. И это было самым тягостным. Все понимали зачем он тут и ждали, разумеется, не сразу, но определенных действий. Положение спасало лишь то, что подлинная цель визита не афишировалась и в случае неудачи девичья честь, формально, задета не будет. Сразу определились с рассадкой. Никс всегда садился между королевой и принцессой. Далее шел кронпринц Дании Фредерик. Молодой человек был приятной внешности и с веселым нравом. Из старших детей за столом не было двоих – принцесса Александра уже год как была замужем за принцем Уэльским и даже родила первенца, а второй по старшинству сын короля, принц Вильгельм, приняв имя Георг, полтора года как правил Грецией. Так что король маленького северного королевства резонно надеялся, что и вторую дочь весьма успешно выдаст замуж. Но Никс в этом не так сильно был уверен. Вот вроде бы всё в ней есть, всем хороша, весела, любит танцевать, но… не в его вкусе. И чем дольше он о ней размышлял, тем сильнее понимал – он не передумает. И это особенно было тяжело осознавать, глядя как его обхаживали датчане. Он и Копенгаген посетил. А чего там только он не видел. Ему показали даже местный парламент. Тот, по счастью, уже начал заседать, так что Никс мог воочию убедиться, что эта штука работает. Ему представили множество видных деятелей Дании, единственного из которых он знал – высоченного и тонкого господина – Ханса Кристиана Андерсона. Но еще более было балов, поездок в театры, а так же тихих семейных вечеров в Фреденсборге. Лежа в постели в этом неромантическом месте, он мог думать о каком-нибудь симпатичном парне, увиденном за день, фантазировать, как бы тот мог выглядеть без одежды и на этой сладкой ноте, не сильно распаляя себя, засыпал. И вот однажды в его комнате скрипнула дверь. Никс страшно перепугался, так как решил, что это Дагмар решила его навестить. Все знают, что за внешней чопорностью людей XIX столетия, скрывались пламенные сердца. Но вошедший оказался мужчиной, даже больше того, это был Лекс, свой путь он освещал небольшим подсвечником на три свечи. - Еще не спите? - спросил он. - Брось. Мы с тобой давно на «ты», - парировал Никс, Лекс только пожал плечами. - Ты уже сделал выбор? – спросил он. – Все гадают, как долго мы просидим в этой музыкальной шкатулке. - Музыкальной шкатулке? – не понял Никс. - В Дании, - пояснил Алексей. - Господи! Лекс, я не знаю, - устало произнес Никс. – Мне… мне она не нравится. - Брось. Мы оба знаем, что тебе придется жениться. Так чем она хуже? – спокойно заметил Алексей. - Не знаю… вернее, знаю. Но… это очень сложно выразить словами. Пойми, она меня не привлекает, совсем. - Знаю я, кто тебя привлекает, - усмехнулся Алексей и проворно запустил руку под одеяло, где быстро нашел искомое, Никс даже ойкнул. - Это жестоко, - произнес он. - Почему, - ответил Алексей и сам же чуть покраснел, что было заметно даже в мерцающем свете свечей. Алексей отставил подсвечник на небольшой столик, и, откинув край одеяла, залез под него, устроившись рядышком. - Кажется, мне не удастся сбежать от тебя… и признаюсь, не очень-то и хочется, - прошептал он. Никс не верил в собственное счастье. Он коснулся дрожащими руками милого лица парня, хотя это уже был молодой мужчина, и ощутил невиданный прилив желания. Вмиг он лег на него и их губы соединились в страстном поцелуе. Они старались наверстать все упущенное. Их сильные руки скользили по стройным телам друг друга, задирая ночные рубахи, лаская бархатистую кожу. Одним рывком Никс сполз по кровати и ухватился за пенис. Не раздумывая ни секунды, он обхватил головку члена и стал ее сосать. Она была сочной, желанной. Всякий раз, как он проводил по уздечке члена язычком, Алексей старался втянуть живот, его ноги инстинктивно стремились согнуться и он издавал глухой стон. А Никс не мог насладиться этим волшебным леденцом. Он все сосал и сосал, ласкал железный ствол поцелуями, проходился кончиком язычкам по головке, по уздечке, по расщелине уретры. И ответом на все его ласки были стоны, а нежные пальчики любовника ласкали его непослушные кудри. Рывком Никс перевернул любовника, и ему открылась прекрасная мужская задница, с темной полосой меж ягодиц. Лекс чуть отклячил попу, промежность приоткрылась, и Никс смог начать ласкать это тонкое пространство, покрытое редкими волосками. В центре промежности была дырочка. Она пульсировала, словно живая. Если Лекс напрягался, она сжималась, превращаясь в маленький вулканчик, а если расслаблялся, то вместо точки, появлялась малюсенькая черная дырочка. Не желая сдерживать себя, Никс припал к ней губами, покрывая это пространство поцелуями. Его пальцы массировали это пространство, между анусом и мошонкой. Он мог слегка сжать этот аккуратный кожаный мешочек и тогда Алексей сладостно вскрикивал, едва слышно, но так возбуждающе. Никс мог совсем запустить руку под парня и вытянуть твердый член, скользить по нему пятерней, особенно лаская головку. Никс прильнул губами к дырочке, отвечавшей ему полной взаимностью. Он начал лизать ее, теребить кончиком язычка, даже немного запускать в это приятное черное пространство. Никсу нравилось запускать туда пальчик и массировать стенку ануса, обращенную к животу. От этого Лекс забалдевал еще сильнее и из уретры обильно выкатывала смазка, и Никс нагибался к самой простыне, чтобы облизать головку и почувствовать, как по всему телу любовника пробегало наслаждение. От наслаждения Алексей не помнил себя. Еще стоя у дверей он сомневался, стоит ли входить, что, не в реальности, а образно выражаясь, обратной дороги не будет, он это чувствовал. Его желания брали верх, сил сопротивляться более не было. Когда государь предложил ему сопровождать наследника, он согласился не раздумывая – то был знак свыше, как бы пошло это не звучало. И теперь он просто отдавался этой страсти, единственной для него формы любви, любви с мужчиной. Ему нравилось, что Никс такой опытный, что брал на себя роль лидера. И теперь, зажмурившись, сползая с кровати и прижавшись к персидскому ковру, просто млел. Наслаждение завладело его телом, оно правило бал. Он просто не желал прекращать это действо. А Никс перевернул его и задрал ноги так, что поясница парня уперлась о край кровати. Сам Никс навис над ним, приставил разгоряченный, истомившийся от желания пенис к дырочке и ввел его. От члена, по всему телу стала растекаться истома, она наполняла каждую клеточку его тела. Глаза Никса сами собой закрылись, и он просто на автомате стал то приседать, то выпрямляться, стараясь не вынимать пенис из приятного и уютного убежища. С каждым новым движением член скользил все легче и вскоре Никс двигал бедрами так быстро, как мог. А Алексей просто выпал из реальности. Все его чувство сосредоточились на пенисе, на области паха. Именно оттуда исходила самое прекрасное чувство, которое он и не чаял уже испытать. Пенис Никса массировал его простату, и волны наслаждения превратились в мощный поток. Алесей и не понял, что всем его телом овладела неистовая страсть, все его нутро жаждало вырваться наружу, и изнывавший член стал выплескивать перламутровую жидкость аккурат на лицо молодого человека, но ему было все равно. Никс ничего не видел. Он лишь почувствовал, как сфинктер парня плотно сжался и понял, тот кончает. Осознание этого было невероятно приятным, и он отпустил вожжи и вскоре его пенис пульсировал в попе парня, наполняя его влагой жизни. Нагнувшись, он обхватил любовника за талию, поднял и усадил к себе на колени. Они целовались, нежно, медленно. Никс слизывал следы спермы и глотал их. Часть молофьи он на кончике язычка подносил любовнику и тот, обхватывая его губами, проглатывал сок жизни. 40 «Милый папа. Поездка в Данию проходит просто замечательно. Тут немного скучно, но все это только кажется, после воспоминаний о Петербурге, по которому я так соскучился. Король и королева к нам добры. Мы постоянно выезжаем на пикники, ходим в театры. Недавно мы посетили представление «Снежной королевы» в присутствии автора. Правда, давали на датском, никто из наших ничего не понимал, иначе, как по смыслу. Не менее прекрасна тут и природа. Она не очень яркая, мало солнца, но чувствуется невероятная красота в простоте. Дождей, слава Богу, пока нет, но становится прохладно – надвигается сентябрь. На счет восьмого числа я еще не решил, но полагаю, было бы лучше отметить его не тут. Милый папа. Я знаю о той части поездки, которая не афишируется и должен сказать – я нашел невесту для Саши. Принцесса Дагмара ему очень подойдет. Мне кажется, а я знаю Сашу очень неплохо, она сделает его счастливым, но не меня. Прошу понять меня. Мне хотелось бы испытать те же чувства к невесте, что и ты к Ма. Прошу простить, если это послание тебя разочарует, но я хочу надеяться, что найду понимание в твоем лице. Твой любящий сын, Никс. PS. Посылаю прекрасный снимок Дагмар. Обязательно покажи его Саше». 41 «Ваше Императорское Величество. Как я знаю, Его Высочество известил Вас о своем желании продолжить поездку по Европе. К сожалению, мне не удалось убедить его в желательности брака с датской принцессой. В разговоре со мной цесаревич не высказывался против брака как такового. Возможно, и впрямь между ним и принцессой не возникло чувств. Вернее, Цесаревич не смог на них ответить. Предвидя Ваше разочарование, я попросил графа Перовского проштудировать «Готский альманах», сделать нужные записи и составить краткий перечень принцесс в необходимом возрасте, относительно матримониальных планов которых еще нет никаких сведений. Ближайшей из потенциальных невест являются принцессы Ганноверские, дочери тамошнего короля Георга. Прошу Вашего согласия на некоторое изменение маршрута путешествия с тем, чтобы мы посетили это государство. Полковник Рихтер и профессор Оом со мной согласились. Его Высочество не против. По получении согласия Вашего Величества я тот час свяжусь с дворами этих государств и договорюсь о визите. Преданный Вашему Величеству граф Строганов». 42 «Милый Никс. Я разочарован результатом поездки в Данию. Видит Бог, и я, и твоя мама желали получить принцессу Дагмар в посаженные дочери. Мне печально, но я должен тебе напомнить, что мы не простые люди. Ты наследник престола, и потому просто обязан, не столько предо многой, твоим отцом и Государем, сколько перед нашим Государством, создать семью и обеспечить стабильность в вопросе наследования отеческого престола. Я понимаю тебя. Когда-то я был так же юн, мечтал о несбыточном. Я был влюблен, но не в ту персону, с которой мог бы составить законный брак. Я выбрал твою маму, потому что полюбил. Но ценой этого стало забвение прежних чувств. Это очень больно, но таков наш удел. Если хочешь, это одна из тех плат, которые мы делаем за право быть правящей фамилией. Быть Романовым, это значит служить, подчиняя всего себя, свою жизнь долгу, интересам монархии. Как твой отец и государь заявляю, даже требую и надеюсь, ты поймешь это правильно – к концу твоего путешествия ты должен быть обручен. Иное не обсуждается. Что касается фотопортрета, Саше она понравилась, хоть и без восторгов, но это уже моя забота. Твой любящий папа».