Необъятное, сковывающее изнутри и притупляющее все мысли и ощущения чувство, у которого, говорят, глаза велики. Страх. Иногда он овладевает нами в самый неподходящий для того момент, а иногда появляется тогда, когда этого требует человеческая природа. Инстинкт «Бежать и спасться» тоже дело рук страха. А что делать, если бежать некуда? Что делать, если ты не можешь вырваться? Просто ждать спасенья? Но жизнь ведь не сказка, в которой прекрасный герой прибудет именно тогда, когда нужно… Или же?..
Прошлым вечером Мария Третьякова стала жертвой ополоумевшего паренька. Неизвестно, что бы с ней случилось, если бы не появилась та самая женщина, вызывающая так много вопросов и не дающая так мало ответов. Всё случилось как в сказке: принцесса спасена, пусть даже не героем, а героиней, а злодей, наверняка, получит своё.
Утро для Маши выдалось сложным. Юная девчонка открыла глаза от того, что головная боль, сопровождающая её с вечера прошедшего дня, сильно отдала в виски, заставляя буквально взывать от вызываемого ею ощущения. Поднимая тяжёлые веки, Третьякова надеялась, что сейчас она увидит свою комнату, маму рядом, а всё произошедшее окажется кошмаром, который в скором времени забудется. Однако, реальность спешила разочаровать юную особу.
Белокурая красавица проснулась в комнате из того самого кошмара. Девочка резко присела и обхватила руками колени, прибывая в некой прострации от нахлынувшего вновь ужаса. Вчера она, казалось бы, просто пришла помочь человеку с химией, а по итогу… Третьякова ещё долго просто сидела, крепко прижимая колени всё ближе к себе, она просто смотрела в никуда, стараясь стереть из памяти подробности ужасного вечера.
Лишь около часа спустя Маша, наконец, решила вставать. Будь её воля, она бы не вставала с кровати больше никогда и просто лежала бы, укутавшись в одеяло, но сейчас, когда она находится не у себя дома, а в доме своей преподавательницы и её сына, урода, совершенно не время расслабляться.
Аккуратно опустившись на ноги, заправив белоснежную прядь за ухо, Маша решила выйти из комнаты. С каждым шагом страх овладевал ею с новой силой, ведь вероятность встретить Егора росла. Однако, девочка старалась думать о другом. Ей хотелось размышлять лишь о том, что сейчас она вновь увидит свою спасительницу. Да, она тоже вызывала смешанные чувства, но всё же она, действительно, её спасла. К тому же, эта забота, исходившая от учительницы химии, была просто колоссально ощутима, ведь даже ночью Лаура больше десяти раз, по подсчётам Марии, у которой всегда был очень чуткий сон, заходила в комнату, чтобы проверить, как Маша, и поправить бедняге одеяло.
Третьякова медленно открыла дверь, отделяющую спальню, в которой она провела эту ночь, от всех остальных комнат. Неуверенными шагами девочка стала продвигаться, изучая каждый квадратный метр. Ей понадобилось около пяти минут, чтобы обойти достаточно большое пространство и убедится, что никого нет. С одной стороны, девочка вздохнула с облегчением, т.к. не встретила своего обидчика, а с другой, ей стало немного грустно и не по себе из-за того, что она одна не в своём доме и что она не встретила женщину, предотвратившую что-то страшное.
Исследуя просторное помещение, отведённое для кухни, Маша заметила небольшой листок бумаги, сложенный в несколько раз, оставленный на столе. Девочка сразу поняла, что этот листок предназначен для неё, поэтому без зазрения совести схватила кусок бумаги и села на стул, стоящий у стола, с надеждой прочесть содержимое.
«Здравствуй, Маша. Если ты это читаешь, значит ты проснулась позже, чем я ушла на работу. Я не знаю, что сказать по поводу случившегося… Совершенно не могу подобрать слов… Об этом позже. В микроволновке стоит твой завтрак. Посуду не мой, просто оставь в раковине. После трапезы езжай домой. Тебя там родители заждались. Дверь просто захлопни.
Л.Л.»
Судорожно отбросив листок бумаги, Маша вновь прижала к себе колени одной рукой, а другой схватилась за голову с такой силой, что, сжимая в кулак белоснежные локоны, она сдавливала их с такой силой, что костяшки на тоненьких, и без того бледных ручках побелели. Третьякова не понимала, как можно было просто уехать и оставить подобную записку после всего, что с ней случилось. Однако, девочка быстро пришла в себя, понимая, что, во всяком случае, с Лаурой Альбертовной она поговорить обязана.
Третьякова взяла себя и в руки и решила всё-таки взглянуть на приготовленную для неё пищу. Она подошла к микроволновке и достало оттуда тарелку с ещё тёплой едой. Лукина, решив позаботиться об ученице, приготовила для неё омлет с овощами и вафли на десерт. Поймав себя на мысли, что от еды её может просто вырвать, как это бывало раньше в стрессовых ситуациях, Маша всё равно решила съесть хотя бы часть, чтобы показать, что это жест в её сторону принят. Но несмотря на подобный отклик организма, с первым же кусочком омлета гробовую тишину в квартире пронзил довольный отклик Маши:
— Чёрт, а это вкусно… — с удивлением подметила сама для себя блондинка, запихивая в себя всё больше и больше еды к себе в рот.
Через пару минут тарелка была пуста, а девочка, наевшись сполна, сидела, опираясь на спинку стула. Зная себя, она могла точно утверждать, что раньше её бы уже смутило от еды в таком стрессе, но сейчас, почему-то, всё было спокойно.
— Неплохо готовите, Лаура Альбертовна. — с иронией подметила Маша, после чего добавила себе под нос: — Да кому я говорю… Я бы многое отдала, чтобы ещё разок отведать её кулинарные шедевры.
Третьякову потихоньку отпускало. Нет, она не забывала всё произошедшее, ей вряд ли удастся это когда-нибудь сделать. Она просто понимала, что это всё позади. Теперь её никто не тронет, ведь она будет намного осторожнее и не позволит себя обижать. Сейчас ей проще не прокручивать события снова и снова, а наоборот, постараться оттолкнуть их на дальний план.
В раздумьях Маша просидела около получаса, но её вернула в реальность случайно появившаяся мысль: «Родители не знаю, где я и что я… И дома не ночевала». Третьякова сорвалась с места, закидывая посуду в раковину, и направилась обратно в злополучную спальню, чтобы надеть на порванную Егором рубашку уцелевший от рука этого монстра свитер. За пару секунд натянув на себя элемент одежды, девочка примчалась в прихожую, в которой стояла её обувь.
Довольно быстро обувшись, Маша открыла дверь и уже собиралась уходить, но на пару минут она задержалась в дверях, оглядывая уже чуть менее, но всё же пугающие стены квартиры, в пределах которой вчера могло произойти нечто по-настоящему ужасное. Блондинка немного встряхнула головой, чтобы опомниться, и решительно захлопнула дверь. По пути домой в голове на репите прокручивается одна мысль, включающая в себя 2 вопроса: «Что сказать родителям? И что мне делать дальше?».
___________________
Запыхавшаяся Маша уже добежала до своей квартиры. С минуту она стояла у двери, так и не определившись с конечной версией того, где она была, что было, и почему не отвечала. Она, конечно, могла бы рассказать обо всё родителям, но по непонятным для неё же самой причинам она не хотела этого делать. Она не хотела подставлять маму этого поддонка, которая: во-первых, она обязана поговорить с Лукиной прежде, чем решится рассказать родителям обо всём, если всё же решится; во-вторых, сейчас какой бы план на разговор с родителями она не составила, он всё равно не сработает, поэтому нужно действовать по ситуации, опираясь лишь только на ощущения внутри.
Маша постаралась зайти в квартиру максимально тихо, ведь некая надежда на то, что её отсутствие осталось незамеченным, всё же была. Третьякова сняла обувь и на носочках направилась в свою комнату.
— Маша! Ты где была?! — вскочила с кровати дочери обеспокоенная мать, как только пропавшая дочь зашла в комнату. — Господи, я так переживала… — Татьяна подлетела к дочери, заключая её в крепкие материнские объятья.
Третьякова крепкой хваткой ухватилась за маму. Сейчас её объятья были нужны как никогда… Через некоторое время Маша всё же отстранилась от Татьяны, заглядывая ей прямо в глаза. Врать сейчас совершенно не хотелось, ведь девочка прекрасно понимает, что врать самому близкому человеку — неправильно, но выбора сейчас нет.
— Мам, прости… Я с Таней вчера ходила заниматься. Помнишь, я тебе о ней рассказывала? Так получилось, что я у заснула, а будить она меня не стала из лучших побуждений… Я, как только проснулась, сразу побежала домой. Правда. — объяснялась перед мамой Третьякова.
Старшая женщина в это время спокойно гладила девочку по лицу и смотрела ей прямо в глаза, будто изучая каждый едва заметный оттенок в тёмно-зелёных глазах дочери. Выслушав хорошо, казалось бы, продуманную историю дочери, Татьяна тяжело вздохнула и села на кровать.
— Во-первых, хочу тебя порадовать… — с грустью в голосе сказала женщина, отчего Маша сразу поняла, что что-то явно пошло не так. — Отца дома сегодня не было, поэтому о твоих похождениях он не знает. Можешь радоваться. — и действительно, Маша облегчённо выдохнула, ведь если бы отец был в курсе, прилетело бы и ей, и матери, причём очень сильно. — Во-вторых, я думала, что мы с тобой как подруги… Думала, что ты не станешь мне вот так лгать прямо в лицо.
Третьякова в миг натянулась, как гитарная струна. Она могла предположить, что мать заподозрит обман, но в словах Татьяны была чётка уверенность. Она точно знала, что дочь соврала… Маша стояла, не моргая и соблюдая тишину, которая превратилась в долгую и максимально неловкую паузу.
— Мам, я… — хотела сымпровизировать Маша, но Татьяна, подняв вверх указательный палец, помахивая им в воздухе из стороны в сторону, дала понять, что сейчас не время Маше говорить. Итак наговорилась.
— Я знаю, что ты была не у Тани. — обеспокоенный взгляд Маши, видимо, заставил сжалиться Татьяну и она сказала всё так, как есть. — Я не знаю, где ты была. Я не знаю, с кем ты была. И спрашивать тебя об этом не буду. Я, просто, немного в шоке оттого, что у тебя ни одна мышца на лице не дёрнулась, когда ты мне рассказывала небылицы, приплетая новую одноклассницу… Ты меня разочаровала… Понимаешь? — в глазах Татьяны застыли слёзы, но ни одна слезинке не упала, а женщина всё равно улыбалась. — Я не скажу отцу, оставлю тебя без расспросов, но теперь… Ты будешь наказана. Посидишь дома пару дней, подумаешь о своём поведении.
Окончив монолог, Татьяна спокойно поднялась и вышла из комнаты, пока Маша даже не пришла в себя. Ко всему ужасу, который ей выпало пережить добавилось ещё и наказание от матери, пусть и по делу, но знала бы она всё, то не стала бы наказывать…
Третьякова, стоя у стены, просто спустилась вниз. Она схватила руками волосы и начала беззвучно плакать. Конечно, она прекрасно понимала, что давать слабину сейчас не лучшее время, но терпеть всю ту грязь внутри было невозможно. Если Татьяна разочаровалась в Маше, то сама девочка разочаровалась в себе и, в подавляющем большинстве, в людях. Ей было тошно оттого, что она соврала, глядя прямо в глаза, причём не кому-то, а самому близкому и родному человеку. Её передёргивало оттого, что окружающие люди, например, такие как Егор, могут так поступать. Это неправильно. Это несправедливо.
______________
Второй день Маша сидела дома. Отец, как оказалось, уехал к другу в частный сектор, поэтому его не будет ещё долго. Третьякова, практически, не выходила из комнаты, где просто лежала на кровати, смотря в одну точку и думая о своём. Татьяна переживала за дочь, но решения не отменила. Маша должна была подумать о своём поведении. Как мать, Татьяна видела, что с дочерью что-то происходит, и это «что-то» не приведёт ни к чему хорошему, но сделать она ничего не могла.
После обеда, который по просьбе матери Маша всё-таки съела, в квартире раздался звонок в дверь. Белокурая девчонка бы и глазом не моргнула, её это сейчас не волнует, но мама из соседней комнаты прокричала:
-Маша, открой, пожалуйста! Там друг семьи старый пришёл. Я занята, подойду через минутку.
Вставать не хотелось, как и жить, в целом, в последнее время. Но разве есть выбор? Девочка встала и поплелась ко входной двери. Даже не посмотрев в глазок, не питая ни малейшего интереса к происходящему, витая в пучине собственных мыслей, Маша открыла защёлку и распахнула дверь, пропуская гостя.
Довольно крупный мужчина зашёл в квартиру, занося какие-то пакеты. Третьякова сначала подумала, не вглядываясь, что это отец, но потом вспомнила слова матери о том, что придёт друг семьи, и то, что у отца другая обувь. Обувь — всё, на что Мша сейчас обратила внимание. Она хотела уже было развернуться и уйти в свою комнату, но вошедший мужчина решился всё-таки с ней поздороваться.
— Здравствуй, Машенька. — раздался невероятно знакомый голос, который Маша уже точно слышала. Она подняла глаза и ахнула от удивления.
— Здравствуйте, Евгений Владимирович… — не опомнившись поздоровалась девочка. Перед ней стоял Баев Евгений Владимирович — директор её новой школы и, как оказалось, старый друг семьи Третьяковых…
