***
— Я встретил твоего крестника вчера, — сказал Драко, когда они уселись в свои обычные кресла. Он лениво размышлял, видел ли он когда-нибудь это кресло иначе, чем кресло Гарри. Он наблюдал за реакцией Гарри, все еще немного опасаясь, что тот разозлится при мысли о том, что Тедди посетил Мэнор. Драко, конечно, никогда не хотел, чтобы Камила ступала туда ногой, но, возможно, это был его собственный загон. В конце концов, последний визит Гарри туда был не очень длительным. Гарри только улыбнулся и с любопытством посмотрел на Драко. Драко улыбнулся в ответ. — Он очень обаятельный мальчик, — заметил он. — Моя мать сражена наповал. Гарри мягко рассмеялся, кивнул и нежно улыбнулся при мысли о своем крестнике. Драко какое-то время наблюдал за ним. — Признаюсь, я был удивлен, увидев его и Андромеду в поместье, — сказал он, пытаясь передать остальные свои мысли невербально, надеясь, что ему не придется говорить с моей матерью, женой Люциуса или после всего, через что ты прошел вслух. Драко, по-видимому, добился успеха, потому что Гарри взял блокнот и ручку, открыв их на пустой странице, чтобы написать. Я нервничал, но доверяю твоей маме и Энди Драко приподнял брови — Гарри доверял Нарциссе Малфой? — но не стал спрашивать об этом. Нарциссе явно понравилась встреча с сестрой и внучатым племянником, и без корреспонденции ее мужа. Драко хотел, чтобы у нее всегда была компания. — Итак, — сказал Драко. — Я был рад встретиться с ними, несмотря ни на что. Гарри снова улыбнулся ему, скрестив лодыжку на колене. Он выглядел таким расслабленным здесь, в кабинете Драко, и Драко почувствовал еще один момент недоверия из-за нереальности этого факта. Его жизнь так сильно изменилась за последние пару недель, хотя он только выполнял свою работу — но он выполнял эту работу с Гарри, и даже того факта, что Драко называл его Гарри сейчас, когда меньше месяца назад он впервые за восемь лет встречи был с разъяренным Поттером на больничной койке, было достаточно, чтобы у него закружилась голова. — Готов приступить к работе? — спросил Драко. Гарри кивнул, садясь на кресле прямо. Драко провел его через медитацию, хотя Гарри уже казался достаточно спокойным и умиротворенным. — Итак, пятый курс, — пробормотал Драко, готовясь. Он поднял палочку, дождался кивка Гарри и бросился в голову Гарри. Гарри привел его к самому концу четвертого курса, на котором они остановились в прошлый раз. У постели Гарри в больничном крыле сидит огромная косматая черная собака. Молли Уизли крепко обнимает его — как мать. Тело Гарри трясется от сдерживаемых рыданий. «Возьмите», говорит Гарри, передавая свой выигрыш потрясенным Фреду и Джорджу. «Используйте это, чтобы открыть свой магазин. У меня такое чувство, что нам всем скоро понадобится много веселья.» Гарри не получает писем на Тисовой улице. Он просматривает магловские газеты в поисках каких-либо новостей. Он чувствует себя покинутым и обиженным. Драко заметил, что эти воспоминания выглядели немного иначе, чем раньше — немного темнее, немного злее, немного… старше. Что очевидно, Гарри чувствовал себя старше в этих воспоминаниях, потому что он действительно немного повзрослел. Но почему-то Гарри чувствовал себя старше пятнадцати. Драко продолжал просматривать. Пара дементоров устраивает засаду на него и его кузена. У Гарри нет выбора. «Экспекто патронум!» «Нам очень жаль, Гарри, но Дамблдор заставил нас пообещать ничего тебе не говорить», говорит Гермиона, и Гарри снова чувствует эту резкую отрешенность. «Но я тот, кто видел возвращение Волдеморта, я тот, кто сражался с ним!» кричит он. Гарри сидит в кресле на полу десятого зала суда. Визенгамот, кажется, решил отчислить его. Дамблдор защищает его, сидя в ситцевом кресле, и вообще на него не смотрит. К большому огорчению Фаджа, с Гарри сняли все обвинения. Драко, наконец, осознал, что в основе этих воспоминаний лежит оппозиция. Гарри чувствует, что он борется со всеми — борется с дементорами, чтобы выжить, борется со своими друзьями за то, чтобы те не держали его в неведении, борется со взрослыми за то, что те не дают ему попасть в Орден Феникса, борется с Визенгамотом, чтобы иметь возможность вернуться в школу, борется с Дамблдором за то, чтобы он не игнорировал его, борется с общественностью за то, что она не верит ему… Драко сдался, зная, что Гарри, вероятно, еще долго будет чувствовать себя так. Воспоминания вспыхнули в Хогвартсе, Амбридж, Гарри, кричавший на нее посреди класса, пока, наконец, на переферии Драко не заметил серебристое сияние. — Поехали, — прошептал Драко, улавливая сияние. «Вам необходимо написать для меня некоторое количество строк, мистер Поттер. Я хочу, чтобы вы написали: Я не должен лгать.» Голос Амбридж болезненно сладок. Гарри его ненавидит. Он поднимает темное перо перед собой. «Сколько раз?» спрашивает Гарри. «Столько, сколько понадобится, чтобы смысл… впечатался». Гарри закатывает глаза у нее за спиной. «Вы не дали мне чернил», говорит он. «О, они вам не понадобятся», отвечает она со смехом в голосе. Гарри кладет кончик пера на пергамент и начинает писать. Заканчивая первую строчку, он задыхается от боли. Слова появились на пергаменте, блестящей красной линией, и в то же время они врезались в кожу на тыльной стороне правой руки Гарри, как если бы они были начерчены скальпелем. Через несколько секунд порезы зажили, кожа стала красной и раздраженной, но гладкой. «Что-то не так?» Амбридж улыбается. Гарри удивленно смотрит на нее. «Нет», наконец бормочет он. «Ничего.» Гарри смотрит на пергамент и продолжает писать снова и снова. Кровь стекает по тыльной стороне его ладони. Драко отстранился, когда воспоминание закончилось, быстро пометив новую точку на доске «Наказание Амбридж». Он коснулся своих волос, потер бедра. Когда он поднял глаза, лицо Гарри было мрачным, и он рассеянно потирал шрамы на тыльной стороне правой руки. Драко медленно разрушал барьеры, позволяя гневу, отвращению и сожалению течь сквозь него постепенно, что было легче, чем вынести все сразу. — Они судили тебя всем составом, в зале суда для Пожирателей смерти, за магию несовершеннолетних? — спросил Драко. Гарри кивнул, слегка закатывая глаза. Драко медленно покачал головой. Он стиснул челюсти, чтобы не высказывать свои честные мысли — например, когда Министерство когда-либо помогало тебе, вместо того, чтобы использовать тебя или обвинять? Драко вздохнул и мельком увидел тонкие зазубренные шрамы на руке Гарри. Он кивнул в их сторону и встретился глазами с Гарри. — Можно? Гарри медленно поднял правую руку с колен и вытянул ее перед собой. Драко осторожно взял ее обеими руками, чувствуя тепло, силу и потрескавшуюся кожу своими пальцами, кожа мягче, чем он думал. Он осмотрел шрамы на тыльной стороне ладони Гарри: я не должен лгать. Драко нежно провел большим пальцем по приподнятым линиям и был очарован контрастом их рук. Пальцы Драко были длинными и тонкими, его кожа была бледной и мягкой, лишь изредка виднелись мозоли от метлы. Пальцы Гарри были короче, но рука сильнее и грубее. Кожа его ладони была немного светлее, чем остальная часть его руки, и на его руках было больше шрамов, чем Драко видел сначала — всех форм и размеров, и Драко знал истории некоторых из них. Его рука переместилась на запястье Гарри, чувствуя учащающийся пульс под его пальцами, легкий пушок темных волос на предплечье Гарри, напряжение мышц под бронзовой кожей. Произведение искусства, появилось у него в мозгу из ниоткуда, и он почувствовал едва заметный спазм в животе. Это эффективно вывело Драко из оцепенения, и он моргнул, стараясь не оттолкнуть руку Гарри слишком быстро. Он чувствовал предательский румянец на щеках, стекающий по шее. Нелепо об этом думать. — Должно быть, она заставляла тебя делать это довольно часто, чтобы остался такой шрам, — наконец сказал Драко. Гарри кивнул, снова положив руку на колени, и неловко поерзал. Драко увидел, как его собственный румянец отразился на лице Гарри, и почувствовал себя немного лучше. — Как ты думаешь, почему твой разум выбрал именно это воспоминание? Драко схватил свой блокнот и очки для чтения, давая Гарри время подумать и написать, и давая себе время остыть. У него было ощущение, что это займет несколько минут. Он был прав — к тому времени, как Гарри перевернул блокнот, он заполнил пару страниц своими заметками, но ответ оказался короче, чем он ожидал. Это было больше не просто — О, — выдохнул Драко, в его голове закрутились шестеренки. На мгновение он откинулся назад, снял очки с закрытыми глазами, работая над решением этой конкретной головоломки. — В тот момент это была личная война твоей и ее силы воли, не так ли? Ты бы никогда не доставил ей удовольствия узнать, что она тебя задела. Но ты также понимал, что это нечто большее… потому что она была рукой Министерства. Это уже не было только твоим противостоянием Волдеморту или простым вопросом о том, что было правильно или справедливо, а что нет. Это было больше, чем просто вы двое — борьба стала политической. Это то, что ты имеешь в виду? Гарри кивнул и, казалось, почти гордился тем, что Драко это понял. Гарри поправил перо в руке и написал что-то еще. Я не лгу — В этом я не сомневаюсь, — пробормотал Драко, качая головой. — Хотя ты, очевидно, и изначально не лгал. Честно говоря, ты никогда не был лжецом, — ухмыльнулся он. — Ты до боли честный человек, Гарри. Хорошо, что ты выбрал Гриффиндор, Слизерин съел бы тебя заживо. Гарри усмехнулся, снова закатывая глаза. Драко улыбнулся. Его было слишком легко дразнить. — Готов к еще одному? — спросил он, поднимая палочку. Ему потребовалось время, чтобы поднять свои барьеры окклюменции — он знал, что Люциус появится в этом году, и он отказывался позволить собственному эмоциональному потрясению испортить и без того слишком напряженные воспоминания Гарри. Гарри сел, сделал пару глубоких вдохов и многозначительно посмотрел на Драко, прежде чем кивнул. Драко воспринял это как предупреждение. — Легилименс. Сон, но слишком реальный — Гарри — змея, атакующая Артура Уизли. Он просыпается с криком, дрожит и весь в поту, и его срочно отводят в кабинет директора. Сириус напевает рождественские песни на площади Гриммо, дом красиво украшен. Гарри никогда не видел Сириуса таким счастливым. «Я все время чувствую такую злость… а что, если со мной что-то не так? После всего… что, если я становлюсь плохим?» спрашивает Гарри, пытаясь уточнить свои слова. «Вовсе ты не плохой человек! Ты очень хороший человек, с которым случилось много плохого, понимаешь? Вдобавок мир не разделен на хороших и плохих, в каждом из нас есть и темная, и светлая сторона, главное в том, какую ты выбрал — это определяет все» он кладет руки Гарри на плечи и пристально встречает его взгляд, и Гарри любит этого человека, его единственную семью. «С тобой все в порядке, Гарри», твердо говорит Сириус. Гарри вспоминает, как Чжоу Чанг целует его под омелой — он отчаянно пытается выбросить Снейпа из головы и чувствует острую боль в колене. Он упал на пол. «Вам нужно больше дисциплины», холодно говорит Снейп. Драко продолжил поиски. Уроки окклюменции Снейпа действительно были бесполезны — неужели он действительно думал, что Гарри поймет, просто дисциплинируя разум? Гарри, вероятно, никогда ничему не научился бы, следуя расплывчатым инструкциям. Он был слишком кинетическим, слишком осязательным — он должен был сначала увидеть это, он учился на практике. Но Снейпа, похоже, это не волновало, хотя он учил Гарри много времени. Гарри наблюдает за воспоминаниями, которые Снейп утаил от него. Отец Гарри безжалостно издевается над Снейпом после экзамена… от скуки. Гарри в ужасе — он точно знает, что чувствует Снейп в таком положении, и, очевидно, отец Гарри был настолько высокомерен, как Снейп всегда ему говорил. Драко топает за ним по полю, плюясь оскорблениями. «А может ты помнишь, как воняло в доме твоей матери, и в свинарнике Уизли узнаешь родной запах…» Он ядовито усмехается, и Гарри бросается на него. Гарри засыпает посреди экзамена и видит еще один слишком реальный сон, на этот раз о Сириусе — Волдеморт мучает его в зале, заполненном светящимися стеклянными шарами. «Круциатус должен развязать тебе язык», бормочет Амбридж. «Грязные полукровки!» Амбридж кричит, и кентавры бросаются в атаку, легко схватив ее и унося прочь. Она кричит на них. «Скажи им, Поттер! Скажи им, что я не причиню им вреда!» «Мне очень жаль, профессор», говорит Гарри. «Но я не должен лгать». Воспоминания становились все более стремительными, более интенсивными, более яркими, и Драко знал, что это означает, что надвигается что-то особенно ужасное. Теперь образы мелькали перед ним сами по себе — Гарри все это четко вспоминал, сам, без помощи Драко. Драко держал свои стены окклюменции, сохранял присутствие зрителя в голове Гарри и следил за контрольным свечением. «Гарри, на нем написано твое имя», говорит Рон, указывая на полку со светящимися стеклянными шарами. Гарри поднимает пыльную сферу с его именем. Внезапно прямо позади них раздается протяжный голос Люциуса. «Очень хорошо, Поттер. А теперь медленно повернись и отдай его мне.» «Значит, он хотел, чтобы я пришел и забрал его? Почему?» Гарри тянет время. Он чувствует, как его друзья наполняются адреналином вокруг него. «Потому что единственные люди, которым разрешено получить пророчество из Отдела Тайн, Поттер, — это те, о ком оно было сделано.» Люциус кажется невероятно довольным. «СЕЙЧАС!» Гарри ревет, и шесть различных проклятий Редукто обрушают сферы с полок. На них с грохотом сыплются осколки стекла и полок. Парализующие чары попадают в шкафчик с маховиками времени. Он падает, разбивается, снова поднимается, восстанавливается, падает и снова разбивается… Пожиратель смерти выстреливает палочкой в грудь Гермионы пурпурным пламенем. Она задыхается и падает на пол. Гарри убегает, отчаянно пытаясь увести Пожирателей смерти от своих раненых друзей. Невилл кричит под Круциатусом Беллатрисы. Двери распахнулись — Сириус, Ремус, Грюм, Кингсли и Тонкс вбегают в комнату, присоединяясь к драке. «Гарри, забирай пророчество, хватай Невилла и беги!» кричит Сириус, подбегая к Беллатрисе. Дамблдор стоит в дверном проеме, подняв палочку, его лицо бледное и разъяренное. «Давай, ты способна на большее!» Сириус смеется над Беллатрисой. Следующая струя зеленого света попадает ему прямо в грудь. Смех застывает на его лице, его глаза широко раскрыты от шока — он падает назад, сквозь рваную завесу каменной арки на помосте. «СИРИУС!» Гарри кричит. Ремус хватает его. Он не перестает кричать, сопротивляясь в руках Ремуса. Драко тяжело дышал и дрожал от адреналина — Окклюменция не могла защитить от его собственных физических реакций. Он почувствовал что-то теплое и сильное в своей левой руке, сжимающее его и дрожащее, и знал, что он, вероятно, бессознательно снова потянулся к руке Гарри. Но он чувствовал, что Гарри тоже это нужно, как якорь в реальном мире. Драко не мог остановиться сейчас — он больше чувствовал, чем видел следующую хлебную крошку, так близко, почти там. Что может быть хуже, чем это, верно? Гарри преследует Беллатрису через Атриум Министерства, в его жилах текут горе и ярость. «Итак, ты уничтожил мое пророчество?» мягко говорит Волдеморт. «Нет, Белла, он не лжет… Я вижу правду внутри его никчемного разума…» «Было глупо приходить сюда сегодня, Том», спокойно говорит Дамблдор. Волшебство их дуэли заставляет волосы Гарри встать дыбом. Волдеморт исчезает. Гарри пытается пошевелиться. «Стой, где стоишь, Гарри!» Дамблдор испугался. Гарри не понимает почему — а потом его шрам взрывается. Это боль, которую невозможно представить. Гарри заперт в кольцах существа с красными глазами, он не знает, где кончается он, а где начинается другой. Они соединены болью. «Убей меня, Дамблдор», говорит существо, Гарри чувствует, как шевелится его рот. «Если смерть — ничто, убей мальчишку…» Гарри внутренне умоляет о смерти, о прекращении боли, потому что, конечно, смерть — ничто по сравнению с этим… и он снова увидит Сириуса… Сердце Гарри наполняется эмоциями, кольца существа расслабляются, боль уходит. — Погоди, Гарри, — пробормотал Драко дрожащим голосом. Он чувствовал, как их руки все еще крепко сжимают друг друга, он слышал хриплое дыхание Гарри. — Мы почти там, у тебя все отлично получается, вот оно… — он ухватился за серебристое сияние, еще одну группу небольших воспоминаний, испорченных и затуманенных горем. Гарри в кабинете директора, наполненный яростью и горем, которого он никогда не знал. Он уничтожает все, что может попасть под руку, крича на Дамблдора, который спокойно сидит за своим столом. Он бежит к двери, но она не открывается. «Выпустите меня», холодно говорит Гарри, тяжело дыша. «Не раньше, чем я скажу свое слово», говорит Дамблдор. … Фигура Сибиллы Трелони парит над Омутом памяти. «Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда, рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца… и Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…» ее голос резкий и хриплый. … Гарри тяжело дышит. «Это значит — я?» «Самое странное, Гарри, что это можешь оказаться вовсе не ты. Пророчество Сибиллы подходит к двум мальчикам — оба они родились в конце июля того года, у обоих родители были членами Ордена Феникса, причем обе пары родителей трижды чудом избежали гибели от руки Волдеморта. Одним из них, конечно же, был ты. Другой был Невилл Лонгботтом.» «Тогда… это может быть не я?» «Боюсь, что нет никаких сомнений в том, что это ты.» Дамблдор выглядит скорбным. «Но вы сказали…» «Ты забываешь следующую часть пророчества — ту, где дается последняя примета мальчика, способного победить Волдеморта… Волдеморт сам отметит его как равного себе. И он так и сделал, Гарри. Он выбрал тебя, а не Невилла. Он наделил тебя шрамом — этим благословением и проклятием одновременно.» … «Он не знал, что у тебя будет сила, о которой Темный Лорд не знает…» «Но это неправда!» сдавленным голосом говорит Гарри. «У меня нет силы, о которой он не знает, и я не умею сражаться так, как он сегодня… я не могу входить в чужое тело… или убивать людей…» «В Отделе Тайн есть комнатка», прерывает Дамблдор, «которую всегда держат запертой. В ней хранится сила, одновременно более чудесная и более ужасная, чем смерть… Именно этой силой ты обладаешь в достатке, а Волдеморт, наоборот, вовсе ее лишен. Благодаря ей ты вчера отправился спасать Сириуса. Она же уберегла тебя от полного подчинения Волдеморту, поскольку он не может пребывать в теле, где обитает столько силы, глубоко ему ненавистной. В конце концов оказалось неважным даже то, что ты так и не научился изолировать свое сознание. Имя этой спасительной силы — любовь.» Гарри закрывает глаза, полные горя, вины и сожаления. Чтобы предотвратить тот момент, когда ему придется снова подумать о Сириусе, Гарри спрашивает: «А конец пророчества… 'ни один не может жить спокойно'…» «… пока жив другой», заканчивает Дамблдор. «И это значит… это значит, что в конце концов один из нас вынужден будет… убить другого?» «Да», говорит Дамблдор. Гарри видит единственную слезу, скатывающуюся по его лицу в длинную серебряную бороду. Драко ахнул, когда сияние исчезло, и быстро удалился из головы Гарри. Они оба обмякли, тяжело дыша. Драко казалось, что он только что переплыл Ла-Манш. Он знал, что прямо сейчас Гарри будет только хуже. Он крепко держал Гарри за руку. Драко положил палочку на боковой столик, потер бедра освободившейся рукой, нащупал Метку на левом предплечье, провел по шраму внутри воротника. Он чувствовал, как его собственное дыхание входит и выходит из его легких, его собственный адреналин медленно вытекает из его тела, оставляя за собой холодный пот. Его барьеры окклюменции медленно опускались — он все еще слишком много чувствовал. Гарри наблюдал за ним, и Драко так ясно видел печаль и сожаление на его лице, в слезах, бегущих по его щекам. Ему ничего так не хотелось, как протянуть руку и обхватить лицо Гарри руками, прижать его к груди, защитить от этой боли — боли, которую Драко вытащил на поверхность и заставил Гарри почувствовать снова и снова. Драко прижал правую руку к собственной ноге, чтобы она не дотянулась сама. Драко чувствовал, что ощутить всю боль Гарри из вторых рук было подходящим наказанием за то, что ему пришлось снова подвергнуть Гарри этому. Его собственные эмоции сочетались с тем, что он получил от Гарри, и он не мог сказать, какая боль была его собственной — он почувствовал влажность на щеках, и когда это произошло? — Гарри, — сказал Драко, потому что не знал, что еще сказать, но ему нужно было что-то сказать, чтобы попытаться вернуть Гарри в настоящее, облегчить его боль. Гарри прерывисто вздохнул, все еще крепко сжимая пальцы Драко правой рукой, не отрывая глаз от лица Драко. Его левая рука полезла в задний карман джинсов, вытащила шелковый носовой платок и протянула его Драко. Драко взял его и сразу узнал в нем свой — тот самый носовой платок, который он подарил Гарри в больнице Святого Мунго в тот самый первый день. Он фыркнул со слабым смехом. — Знаешь, тебе он тоже нужен, — пробормотал Драко, но все равно вытер лицо. Гарри моргнул, поднес свободную руку к лицу и почувствовал влагу. Он казался удивленным этим — Драко знал это чувство. Он вернул платок Гарри, который вытер собственное лицо и неловко попытался вернуть его Драко. Губы Драко скривились в тихом веселье. — Оставь себе, Гарри, — сказал Драко. — Он твой. И с этим Драко наконец почувствовал, что возвращается в реальность. Он посмотрел на их сцепленные руки. Гарри тоже посмотрел — на его лице было любопытство. Драко осторожно убрал руку и положил ее себе на колени. Он слегка потер слабые красные отметины на пальцах, оставленные крепкой хваткой руки Гарри. Драко снова взял палочку и направил ее на классную доску. Он поставил новую точку в конце строки и назвал ее «Услышать пророчество». — Это было само собой разумеющимся — боль и горе, должно быть, безвозвратно изменили тебя, и ты, наконец, получил ответ, который искал, почему именно ты застрял в том, чтобы быть целью Волдеморта… это дало тебе только одно — путь вперед, мрачный, к тому же… — Драко замолчал, хмурясь про себя, когда снова посмотрел на Гарри. — У тебя есть что добавить к этому? — спросил Драко, и Гарри на мгновение задумался, прежде чем в ответ покачал головой. Драко оглянулся на их успехи на доске. — Тринадцать, — пробормотал Драко. — На данный момент мы нашли тринадцать хлебных крошек. Неплохо. Гарри глубоко вздохнул, дрожа. Он открыл свой блокнот и взял ручку. Сколько еще? — Я не знаю, если честно, — ответил Драко. — Я знаю, что нам предстоит пережить еще Войну, и, вероятно, их будет несколько в следующие два года. Но я действительно не знаю, чем ты занимался с тех пор, — только то, что я видел в газетах. Я могу предположить, что в последние годы будет намного меньше хлебных крошек, потому что наиболее формирующие воспоминания обычно возникают до полной зрелости, и твой разум нацелен только на те воспоминания, которые действительно сформировали тебя как личность. Губы Гарри скривились в гримасе, и Драко не знал, какая часть его ответа была самой неприятной. Воспоминания о войне? Те, что после? Сколько работы им еще предстояло сделать? — Я проведу базовое наблюдение за разумом, чтобы увидеть, не обнаружил ли наш прогресс какой-либо след в твоем сознании — возможно, я смогу увидеть, сколько еще осталось пути, — предложил Драко. — Но не сейчас. Тебе нужен перерыв, нам обоим нужен. Ты, должно быть, чувствуешь себя так, как будто только что закончил бегать марафон по стране, — сказал он, и Гарри фыркнул, кивая. Драко медленно встал. Каждый мускул в его теле был оцепенелым и истощенным — сегодня они не смогли бы летать, но он знал, что им нужен свежий воздух, и им обоим нужна доза счастья. В его голове начала формироваться идея. Драко вышел из кабинета прямо на кухню, где услышал, как Тимси готовит и тихонько напевает что-то невпопад. Пахло невероятно и — Драко с нетерпением улыбнулся — роскошно. Он призвал два стакана с водой и наполнил их своим ледяным Агуаменти с лимоном. Гарри с благодарностью взял стакан и сел напротив Драко за стол. Когда Тимси подал им, это было не что-то дорогое и французское, как думал Драко: это были простые сырные тосты с острым сыром чеддер и тарелка сливочно-томатного супа. Драко улыбнулся — только Тимси мог сделать что-то настолько простое настолько роскошным. Они ели молча, наслаждаясь теплой успокаивающей едой. — Пойдешь со мной погулять? — спросил Драко, когда они закончили, Гарри встал. Гарри кивнул с легкой усталой улыбкой на лице. Выглянув наружу, Драко увидел густой слой тумана на земле. Наверное, будет холодно. Он нахмурился, задумавшись. — Тимси, — позвал он. Рядом с ним появился Тимси с тихим хлопком. — Да, мастер Драко? — Ты знаешь, где эта — эта рубашка с… — Драко замолчал, неопределенно жестикулируя, не зная терминологии, чтобы описать элемент магловской одежды, который Панси заставила его купить в прошлом году и который, как он знал, идеально подойдет для этой погоды. Тимси дисаппарировал, прежде чем он смог закончить свою мысль, и через секунду появился снова с той самой рубашкой-пиджаком. Это было темно-синее полотно с большими карманами и острым воротником, отбитое короткой шерстью. Магл в магазине элитной мужской одежды назвал это chore shacket, что, по мнению Драко, звучало как что-то грязное, и он отказывался произносить это вслух. — Спасибо, Тимси, — нежно сказал Драко, надевая его и наслаждаясь теплом. Эльф ушел, бормоча себе под нос, что-то вроде «у Мастера слишком много одежды, он никогда не знает, где что-то лежит, никогда не пытается, он захламляет весь дом…» Он снова посмотрел на Гарри, который призвал свою кожаную куртку, пока ждал. Он наблюдал за их общением глазами, полными веселья. Драко кивнул в сторону заднего сада и пошел наружу, пересек сад по небольшой тропе, которая вела в старый лес вокруг его дома. — Хочешь познакомиться с другом? — спросил Драко. Гарри сразу же стал потрясенным и встревоженным. Драко ухмыльнулся и добавил: — Это не человек. Гарри на мгновение задумался, на всякий случай проверив, надежно ли лежит в кармане его палочка, затем пожал плечами. Драко улыбнулся. — Тогда пошли. Драко повел его по узкой тропе вглубь деревьев. Сквозь туман они могли видеть только несколько футов в обе стороны, но Драко интуитивно знал дорогу, и по тропе было легко идти. Они шли по искривленным, обветренным корням рядом с крошечным бурлящим ручьем. Облака на земле создавали жуткое ощущение, отражаясь тенью по ярко-зеленой траве, которая росла из подлеска, стволы деревьев которого, кривые и покрытые мхом, возникали из прохладного серого тумана с каждым шагом. Вскоре Драко увидел толстое изогнутое дерево, которое считал местом встречи, и начал насвистывать мелодию. Это был «Разрушитель проклятий» Селестины Уорбек, что немного смущало, но это было первое, что пришло ему в голову, когда он запел в первый раз, и теперь он не мог этого изменить. Гарри осторожно приподнял брови. Вскоре он услышал мягкий топот осторожных копыт, и мордочка Геры появилось возле дерева неподалеку, вырисовавшееся в тумане. Лань настороженно смотрела на незнакомца с Драко, что было понятно. Он никогда никого с собой не брал. Он даже не понимал, зачем он привел Гарри. Он полез в карман своей чудесно теплой рубашки-пиджака, на мгновение покопался в его глубине, прежде чем вытащить две морковки, нетронутые под чарами хранения. Тимси, должно быть, знал, куда он направляется. Уши Геры встрепенулись, и она медленно двинулась к ним. — Это Гера, — объяснил Драко, не сводя с нее глаз. — Ей нравится морковь и нежные почесывания за ушами. — Драко с нежной улыбкой подал ей морковку и продемонстрировал почесывания. Гера прильнула к его руке. Он мельком взглянул на Гарри, ожидая, что над ним будут смеяться или молча высмеивают, но Гарри только смотрел с радостной улыбкой и грустными глазами. — Честное слово, где твои манеры? Дай даме морковку! — поддразнил Драко, предлагая Гарри вторую морковку. Гера носом пошла по ее пути. Гарри ухмыльнулся, взял морковку и протянул ее нетерпеливой Гере, забыв обо всей настороженности. Гарри медленно поднял другую руку, чтобы попытаться почесать ей за ухом, и чуть не рассмеялся от недоверчивой радости, когда она наклонилась к ней. Драко подумал, когда в последний раз Гарри взаимодействовал с животным — по крайней мере, с тем, которое не было совой. Кстати, о совах… Драко поднял глаза и, конечно же, Бубо, филин, беззвучно появился на ветке в нескольких футах над ними. Свист Драко предупредил его о предстоящих перекусах. Бубо наблюдал за ними, как всегда, терпеливо ожидая своей очереди. Он был терпеливой птицей, но однажды Драко забыл поднять глаза после того, как покормил Геру, Бубо нырнул и резко приземлился ему на плечо, явно разгневанный. У него все еще оставались шрамы. Драко больше никогда не забывал. Он поднял руку, и Бубо изящно опустился на нее. Гарри удивленно поднял глаза. — Это Бубо, — представил Драко, роясь в своем расширенном кармане в поисках мешочка с угощениями для сов. — Он доставляет сообщения, когда ему хочется, что бывает нечасто. Он проводит здесь большую часть времени. — Драко открыл мешочек и протянул его сове, которая тихонько и благодарно ухнула и принялась рыться в нем клювом. Гарри смотрел с еще одной грустной улыбкой на лице, все еще рассеянно глядя на Геру. Драко подумал, что он, вероятно, вспоминает свою полярную сову — ему было интересно, что случилось с красивой птицей, но он решил не спрашивать. Скорее всего, он скоро узнает из головы Гарри. Гарри встретился с ним взглядом, и его губы изогнулись. Он четко сказал Драко «Бубо?» Драко смущенно ухмыльнулся. — Да, Бубо. Я не мог решить, как назвать его, поэтому в конце концов занялся изучением орлиных сов как мог — таксономическое название филина буквально Бубо Бубо, что меня бесконечно позабавило. Поэтому, Бубо. Гарри рассмеялся. Бубо закончил пир, один раз ухнул и снова взлетел на свое место. Гера оглянулась на него своими большими темными глазами, надеясь получить еще одну морковку, но когда он поднял две пустые руки, Гера фыркнула и прошла мимо него, чтобы вернуться к тому, что делала раньше. Когда она проходила, он мягко похлопал ее по спине. Драко ухмыльнулся Гарри и пошел обратно к дому, засунув руки в карманы пиджака. Гарри шел рядом с ним по тропе, которая была достаточно узкой, чтобы их локти соприкасались. Драко время от времени мельком поглядывал на него, и каждый раз Гарри смотрел на землю перед ним, погруженный в раздумья, и на его лице появлялась крошечная довольная улыбка. Это была самая яркая картинка среди густого катящегося тумана.***
Когда они вернулись к исследованию, Драко решил проявить инициативу и попросить горячий шоколад для подготовки к работе. Шестой год был для него дерьмовым шоу, и он знал, что, скорее всего, для Гарри тоже. Возможно, им понадобится дополнительный комфорт. Драко указал на классную доску. — Я сейчас проведу наблюдение за разумом, если ты не возражаешь, — объяснил он, — но пока я там, я хотел бы, чтобы ты подумал обо всех хлебных крошках, которые мы видели до сих пор, что, да, я знаю, много. Но они могут проявить себя, когда ты сосредоточишься на них, что может помочь мне увидеть закономерность. Гарри смотрел на классную доску широко раскрытыми глазами, явно напуганный задачей запомнить каждую крошку, хотя это были его собственные воспоминания. Драко покрутил палочкой в руке, гладкое бледное дерево скользило по пальцам, и ждал. Через мгновение Гарри снова повернулся к нему, сложил руки на коленях и кивнул. Драко поднял палочку. — Liceat mihi ingressum. — Взгляд Драко провалился в голову Гарри, где он пребывал где-то за пределами его разума, снова увидев извивающуюся, сияющую, золотую, красную и зеленую паутину мысли и магии, из которой состоит Гарри. Слой за слоем переливающихся нитей чистой энергии и эмоций, которые смещаются, кружатся и вырастают перед глазами Драко, заполняя его взор. Он хотел, чтобы Гарри увидел, насколько внушающая трепет его сущность. Драко удовлетворенно вздохнул, наслаждаясь слабым запахом пирога с патокой и грозой. Пока он смотрел, Гарри начал свою задачу — сосредоточиться на каждой крошке, и Драко увидел крошечные вспышки серебряного света среди паутины. Он сосредоточился на целом, пытаясь запомнить образ, распознать закономерность в более широкой картине. Хлебные крошки Гарри периодически вспыхивали. Драко отпустил заклинание, и его взгляд вернулся к лицу Гарри. Он встал и быстро подошел к доске, призывая ближайший кусок мела. Классная доска по-прежнему занимала большую часть стены Драко, где обычно стояли его книжные полки. Слабые заметки Драко «Кто?» и «Почему?» были в небольшой области в верхнем левом углу, а рядом с ними были слова проклятия злоумышленника. Но под ними Драко начал карту хлебных крошек — длинный ряд помеченных точек, соединенных одной линией. Под этим все еще оставалось значительное количество пустого пространства, почти вся нижняя половина доски, куда Драко приложил кончик своего мела. Он как можно точнее стал расшифровывать беспорядок светящихся точек памяти, присев на одно колено перед стеной. Он встал и отступил назад, снова глядя на большую картинку, но точки все еще казались совершенно случайными, за исключением того, что они были более сосредоточенными и ближе друг к другу ближе к вершине, немного более редкими и рассредоточенными внизу. Гарри подошел к нему — Драко вздрогнул, он даже не услышал его движения — и нахмурился, увидев беспорядок из тринадцати белых меловых точек, сосредоточенно нахмурив брови. Драко наблюдал за ним, гадая, узнает ли он какой-нибудь собственный узор. В конце концов, это был его собственный разум. Но Гарри выглядел таким же сбитым с толку, как и Драко, в отчаянии провел рукой по своим растрепанным волосам, убирая их со лба… Драко дважды подумал, и его голова резко упала на классную доску — этого не может быть. Серьезно? — Ой, да ладно, — покачал головой Драко, его губы подергивались от веселья и недоверия. Он еще раз взглянул на лоб Гарри — теперь Гарри выглядел еще более сбитым с толку. Драко встал на колени и начал соединять точки, как созвездие, на классной доске, в том узоре, который он действительно должен был заметить, потому что слишком хорошо его знал. Линии были неровными — одна линяя сверху вниз, немного по диагонали вправо, другая коротко стремилась слева два раза вправо, нижняя линяя справа чуть длиннее, дальше в середине дорожка потолще, более неровная, устремляется вниз… Гарри усмехнулся, узнав верхнюю половину своего шрама в виде молнии, и Драко рассмеялся. — Мерлин, Гарри, ты даже в своем подсознании — голова со шрамом, — поддразнил он. — Ты когда-нибудь брал перерыв? Гарри закатил глаза, уголки его губ дернулись вверх. — Вот этого, я не понимаю, — сказал Драко, утихомиривая смех, когда встал прямо перед Гарри. — Это проклятие — или приказ — предназначалось для того, чтобы заставить тебя замолчать, пока кто-то по-настоящему не узнает, кто ты есть, а не то, кем ты являешься для Волшебного мира, если мы воспринимаем его слова буквально. Твой шрам — это неотъемлемая часть тебя, но также та часть, которая для публики наиболее заметна. Шрам стал символом Мальчика-Который-Выжил, Избранного, Спасителя. И все же твой разум расположил эти хлебные крошки по четкой линии этого символа, который, по всей видимости, должен быть отделен от тебя, Гарри, как от человека… Гарри наблюдал, как Драко разгадывал загадку про себя, скрестив руки на груди. Казалось, он чего-то ждал. — … но шрам был твоим, а не их, — пробормотал Драко, нахмурившись, кусочки соединялись в его собственном сознании. — И когда он стал символом Мальчика-Который-Выжил, за которым последовал Избранный, а за ним Спаситель… ты все равно накидывал на себя эту мантию каждый раз, даже когда она была возложена на тебя. Потому что ты должен был — это то, какой ты есть, кем ты был всегда. Ты Избранный и Спаситель, точно так же, как ты был защитником Философского камня, когда тебе было одиннадцать. Ты должен был взять на себя роль, владеть шрамом и всем, что он представлял, потому что никто другой бы не сделал этого… Гарри, казалось, разрывался между тревогой и впечатлением, глядя на Драко широко раскрытыми глазами за круглой оправой очков. Глаза Драко были прикованы к его лицу, он смотрел и слегка надеялся на отрицание, на спор. По какой-то причине это не доставляло удовольствия, подтверждение того, насколько глубоко Гарри укоренился в роли героя — да, он чувствовал, что должен, но действительно ли он этого хотел? Гарри, конечно же, ничего не сказал, не повернул голову ни на дюйм, не отрывал глаз от Драко — таких чертовски зеленых, таких интенсивных, переполненных словами, которые он не мог передать. Драко через мгновение прочистил горло, снова глядя на доску. — Что ж, он почти наполовину закончен, и это большой прогресс, учитывая, что сейчас идет только третья неделя, — заметил Драко, меняя тему. Он положил свой мел и вернулся к креслам с изогнутыми спинками. — Ты все еще можешь быть уставшим от того, что мы сделали сегодня, так что ничего страшного, если ты не сможешь контролировать свои мысли. Не перенапрягайся. — сказал Драко, закрыв глаза, положив руки на колени и глубоко дыша. Ему не нужно было видеть Гарри, чтобы знать, что он делает то же самое, и ему не нужно было видеть, как Гарри кивнул, чтобы подтвердить предисловие Драко. Драко заставлял их медитировать намного дольше, чем раньше — это дало ему время снова укрепить барьеры окклюменции и подготовиться к тому, что, как он знал, он увидит. Когда он открыл глаза и встретился взглядом с Гарри, он увидел, что лицо Гарри было напряженным, но смиренным. Вероятно, это лучшее, на что мог рассчитывать Драко. Он поднял палочку, осторожно держа ее, и нацелил Гарри в голову. — Легилименс. «Драко, Драко, ты же не убийца.» Дамблдор улыбается. Драко услышал свой вздох — физическую реакцию, которую он не мог предотвратить. Это было не по порядку — Гарри действительно слишком устал, чтобы передавать воспоминания в хронологическом порядке. Драко быстро взял бразды правления в свои руки, вернув их к концу пятого курса, на котором они остановились. Когда Драко контролировал ситуацию, воспоминания разыгрывались эффективно и в хронологическом порядке, что, по крайней мере, позволило Драко быть более предупрежденным, прежде чем увидеть что-то травмирующее в воспоминаниях, которыми он разделял с Гарри. «Профессор Слизнорт попытается взять тебя к себе в коллекцию, Гарри» говорит Дамблдор. Гарри шпионит за Драко в Боргин и Берк. «Почему ты не принесешь его в магазин?» спрашивает Боргин. «Не могу», говорит Драко. «Он должен оставаться на месте. Мне просто нужно, чтобы ты сказал мне, как его починить.» Драко сильно ударил Гарри по лицу, сломав ему нос. «Это за моего отца. Наслаждайся поездкой обратно в Лондон» он набрасывает мантию-невидимку на парализованное тело Гарри. Милый Мерлин, Драко надеялся, что в этом году Гарри сосредоточится на чем-то другом, хотя по опыту знал, что, скорее всего, не станет. На самом деле не было возможности подготовиться к тому, чтобы увидеть худшее в себе чьими-то глазами. Медитация и окклюменция могли сделать не так уж и много. «Эта книга — собственность Принца-полукровки», написано узким почерком на внутренней стороне обложки учебника по зельям. Гарри и Дамблдор наблюдают за чужими воспоминаниями в Омуте памяти. Кэти Белл парит в шести футах от земли и кричит. Она падает на землю с тяжелым стуком и остается неподвижной. «Это был Малфой», говорит Гарри, и его друзья вздыхают и отходят от него на дюйм. Профессора в шоке смотрят на него. Никто ему не верит. Драко чувствовал, как дрожит его левая рука на коленях, но продолжал. В постели Гарри в общежитии Гриффиндора он наблюдает, как следы Драко пересекают коридор седьмого этажа на Карте Мародеров. Следы внезапно поворачиваются и исчезают, и Гарри ругается. «Так ты не Избранный?» спрашивает Скримджер. «Мне казалось, вы говорили, что это не имеет значения?» говорит Гарри с горьким смешком. «Во всяком случае, не для вас.» «Я не должен был этого говорить», быстро говорит Скримджер. «Это было бестактно…» «Нет, это было честно», перебивает Гарри. «Одна из немногих честных вещей, которые вы мне сказали. Вам все равно, выживу я или умру, но вас волнует то, что я помогаю вам убедить всех, что вы выигрываете войну против Волдеморта. Я не забыл, министр…» он поднимает правый кулак, показывая шрамы, которые Амбридж заставила его вырезать на его собственной плоти: я не должен лгать. Рон лежит на полу, дергаясь и с пеной у рта. Гарри засовывает ему в глотку безоар и замирает. Драко скапливал свою гору сожалений, вины и страха за барьерами Окклюменции. Он очень сильно хотел, чтобы они пропустили этот год. Гарри снова смотрит на Драко через Большой зал. Драко выглядит больным, безжизненным. «Ты одержим, Гарри», вздыхает Рон. «Семь?» Слизнорт из воспоминаний потрясен. «Мерлинова борода, Том, мысль об убийстве одного человека ужасает, но чтобы разорвать душу на семь частей…» «Вы думаете, сэр, ему это удалось?» спрашивает Гарри. «Он создал крестраж? И поэтому он не умер, когда напал на меня? Кусочек его души был в безопасности?» «Кусочек, и, может быть не один», говорит Дамблдор. «Важно, чтобы ты это понимал!» взволнованно говорит Дамблдор, вставая и расхаживая по своему кабинету. «Пытаясь убить тебя, Волдеморт сам отметил замечательного человека, который сидит здесь передо мной, и дал ему инструменты для работы!.. и все же, Гарри, несмотря на твою возможность заглядывать в мир Волдеморта, ты никогда не соблазнялся Темными искусствами, никогда, даже на секунду, не проявлял ни малейшего желания стать одним из последователей Волдеморта!» «Конечно, нет!» возмущенно говорит Гарри. «Он убил моих маму и папу!» «В общем, тебя защищает твоя способность любить. — Я вижу нужное, — объявил Драко, благодарный за то, что увидел цель в свете периферийным зрением. Он протолкнул еще немного своей магии через палочку, заставляя правую руку оставаться на месте. — Поехали… Но когда он попытался ухватиться за нее, он почувствовал сильное нематериальное выталкивание. Серебристое сияние исчезло, и воспоминания беспорядочно, почти отчаянно закружились вокруг него, дезориентируя его. Драко выругался себе под нос. — Упустил, — проворчал он. — Погоди, я найду… Но его насильно толкали вперед по длинной череде воспоминаний, он чувствовал, как будто его тащит сильное течение. Он не мог больше контролировать это, не причиняя вреда Гарри, и ему пришлось смириться с тем, что его несли по этой мысленной реке. Джинни бежит к нему с огненным взглядом. Гарри ловит ее руками и крепко целует. Посреди темной пещеры, окруженной водой, Гарри заставляет Дамблдора выпить остатки зелья. «Воды», умоляет Дамблдор, едва в сознании. Гарри пробует Агуаменти, но кубок не поддается — у него нет выбора. Он подходит к краю воды и опускает кубок в него. Холодная слизистая рука вырывается и хватает его за запястье, и внезапно вода кипит инферналами. Рука Драко с палочкой ужасно дрожит. Гарри все еще парализован заклинанием Дамблдора под мантией-невидимкой. «Нет, Драко», тихо отвечает Дамблдор. «Сейчас в счет идет мое милосердие, не ваше.» Лицо Драко полно ужаса. Он слегка опускает палочку. И дверь распахивается, четверо Пожирателей Смерти отталкивают его в сторону. «Авада Кедавра!» Струя зеленого света из палочки Снейпа попадает Дамблдору в грудь, он падает с зубчатой стены и скрывается из виду. — Хорошо, я вижу еще одно, — заметил Драко. На этот раз он без труда ухватился за серебристое сияние хлебной крошки и заставил его разгореться перед собой: Гарри стоит на коленях рядом с изломанным телом Дамблдора. Собравшаяся толпа вокруг него бормочет и плачет. Он чувствует что-то твердое под своим коленом и поднимает медальон, который им пришлось так долго искать. Но что-то не так — это не тот медальон, который Гарри видел в воспоминаниях Омута памяти, и когда он открывает его, все, что он видит, — это сложенный кусок пергамента. Он открывает его и читает: 'Темному Лорду Я знаю, что умру задолго до того, как ты прочитаешь это, но хочу, чтобы ты знал — это я открыл твою тайну. Я похитил настоящий крестраж и намереваюсь уничтожить его, как только смогу. Я смотрю в лицо смерти в надежде, что когда ты встретишь того, кто сравним с тобой по силе, ты уже снова обратишься в простого смертного. Р.A.Б.’ Гарри мнет пергамент в руке, и его глаза горят слезами, когда позади него начинает выть Клык. Наконец Драко с благодарностью вышел из головы Гарри. Его левая рука все еще дрожала на коленях, и его дыхание было хриплым и поверхностным, но он направил палочку на классную доску, добавив еще две точки к длинной цепочке воспоминаний. На данный момент он оставил первую пустой, а вторую назвал «Смерть Дамблдора — Поддельный медальон», потому что не мог заставить себя написать слово крестраж. Постепенно его барьеры окклюменции рухнули, и его реакции и эмоции нахлынули на него. Он чуть не согнулся пополам от их силы и уронил голову на руки, крепко держась пальцами за волосы. Он попытался сосредоточиться на своем дыхании, но сначала эмоции должны были пройти через него. Его мышцы беспорядочно напрягались — у него не было выбора, кроме как выплеснуть все. Он знал, что Гарри был там в ту ночь на Астрономической башне, только потому, что сам Гарри сказал это, давая свои показания — он сказал суду, что Драко не может никого убить, что он опустил палочку. Но одно дело слышать об этом, и совсем другое — наблюдать, как это происходит глазами Гарри. Драко был невероятно напуган — он знал, что не может никого убить, но не видел другого выхода. После этого Драко не видел тела Дамблдора — сломанного и мертвого от проклятия и последующего падения. Гарри так долго стоял на коленях рядом с ним… и медальон, ради которого они так много работали, был даже не настоящим крестражем… А крестражи? Драко читал о них что-то ужасно расплывчатое в одной из старых книг Люциуса о Темных искусствах, когда был моложе. Он этого не понимал. Мысль о том, чтобы разорвать свою душу, чуть не лишила его обеда — после этого он больше не копался в Темных текстах Люциуса. А Волдеморт раздробил свою душу на… — Семь частей… — громко пробормотал Драко. Он ослабил хватку на волосах и посмотрел на Гарри, который выглядел встревоженным и болезненным. — Он разорвал свою душу на семь частей…? Гарри коротко кивнул, снова глядя в лицо Драко. — Это ужасно, — тихо сказал Драко, закрывая глаза от волны тошноты. — Один крестр… — скривился Драко. — Мысль об одном достаточно ужасна, но шесть… Гарри взял со стола блокнот и написал: Ты знаешь о них? Драко кивнул, все еще скривив рот от отвращения. — Прочитал о них однажды в библиотеке Люциуса. — Гарри снова начал писать. Никто другой не должен знать Драко нахмурился. — Конечно, Гарри, — сказал он. — Чем меньше людей знают о них, тем лучше… не говоря уже о том, что я говорил тебе, что ничто не покинет эту комнату. Я обязуюсь соблюдать конфиденциальность в отношении пациента, но даже если бы я этого не делал, я не предал бы твоего доверия. Лицо Гарри было серьезным, но он неуверенно кивнул. Драко решил двигаться дальше. — Могу я кое-что предположить? — спросил он, неопределенно указывая на новые точки на доске. Гарри равнодушно пожал плечами — это было странно, но Драко решил не зацикливаться об этом. — Я думаю, твой разум выбрал этот момент, потому что он проиллюстрировал масштабность стоящей перед тобой задачи, — попытался Драко, нахмурив брови, пока работал его мозг. — Это был первый раз, когда ты осознал, какой объем работы потребуется, какие жертвы придется принести, и чего это будет стоить не только тебе, но и близким тебе людям. Так? Лицо Гарри исказилось от страдания. Он отвел взгляд от Драко, уставившись в камин, но в конце концов кивнул. Драко глубоко вздохнул — эта часть работы была закончена. Теперь пришло время выяснить, что еще он пропустил. То, что произошло, было очень странным, его никогда так не выталкивали из чьей-то головы. Драко знал, что некоторые моменты шестого курса он не видел в голове Гарри, например, многие разы, когда Драко знал, что Гарри следил за ним. В тот год ему пришлось потрудиться вдвое больше, чтобы избегать встречи с Гарри, но Гарри, казалось, всегда находил его… Глаза Драко распахнулись, и он проницательно посмотрел на Гарри, чей взгляд все еще был прикован к камину, подперев рукой подбородок и полуприкрыв сжатые губы. Все тело Гарри было напряжено, и хотя Драко мог видеть горе в чертах его лица, язык его тела был взволнованным и тревожным. Он был напуган, и его тело было жестким, как будто он готовился к бою. Даже когда он не мог сказать ни единого слова, даже по недомолвке, Гарри был ужасным лжецом. — Гарри, — сказал он низким голосом. Гарри не поднял глаз, но еле вздрогнул. — Мы обязаны, Гарри. Гарри закрыл глаза. Он не двигался. Драко рискнул и продвинул правую ногу вперед по ковру, пока кончик его ботинка не коснулся стопы Гарри. Это было гораздо менее пугающе, чем неожиданное схватывание за руку — они могли притвориться, что этого не происходит, если захотят, или они могли успокоиться от этого легкого контакта. Каждому свое. Гарри открыл глаза и неохотно повернулся к Драко с выражением, полным боли, сожаления и настороженности. — Я впечатлен, — пробормотал Драко. — За последние пару недель ты обрел большой контроль, если смог так меня вытолкнуть. Если только ты не был экспертом по окклюменции все это время и не играл со мной. — Драко слабо ухмыльнулся. Лицо Гарри не изменилось. — Но мы должны, Гарри. Нам нужна эта хлебная крошка — недостаточно того, что мы оба знаем, что она из себя представляет. Ее нужно увидеть и отметить на пути в твоем разуме. — Он указал на наполовину законченный рисунок молнии на нижней половине доски. Лицо Гарри медленно трансформировалось от опасения к мольбе, он мягко покачал головой. Драко немного наклонился вперед на своем стуле, глядя в отчаянный взгляд Гарри. — Все будет хорошо, — тихо успокоил он. — Я простил тебя давным-давно, ты знаешь — и я это заслужил. Гарри просто нахмурился в ответ, тяжело дыша. Драко приподнял брови, перекатывая палочку в руках, и ждал. Наконец, после того, что было похоже на смирение, Гарри глубоко вздохнул и слегка кивнул Драко. Драко поднял палочку, максимально подняв барьеры окклюменции, которых осталось немного после всей проделанной работы. — Легилименс. «Я не могу… не могу… он говорит, что убьет меня…» Драко плачет, спиной к двери, сжимая руками раковину с обеих сторон. Слезы текут по его лицу в грязную раковину. Шок Гарри настолько силен, что он встал как вкопанный. Драко задыхается, вздрагивает и смотрит вверх — наконец-то замечает Гарри в отражении в треснувшем зеркале. Он оборачивается, вытаскивая палочку. Гарри достает свою. Заклятие Драко промахивается мимо Гарри на несколько дюймов, попадая в лампу на стене рядом с головой Гарри; Гарри бросается в сторону, взмахивает палочкой Левикорпусом. Драко блокирует проклятие и поднимает палочку для другого… «Нет! Прекратите!» Плакса Миртл визжит, ее голос эхом разносится по выложенной плиткой комнате. С громким хлопком мусорное ведро позади Гарри взрывается; Гарри пытается наложить Локомотор, который отражается от стены за ухом Драко и разбивает бачок под Плаксой Миртл, которая громко кричит; вода льется повсюду, и Гарри поскальзывается, когда Драко с искаженным лицом крикнул: «Круци…» «СЕКТУМСЕМПРА!» Гарри ревет с пола, размахивая палочкой как дикий. Кровь хлынула из груди и живота Драко, как будто его порезали невидимым мечом. Он отшатывается и рушится на залитый водой пол с сильным всплеском, его палочка выпадает из безвольной правой руки. «Нет…» выдыхает Гарри. Поскальзывавшись и пошатываясь, Гарри поднимается на ноги и бросается к Драко, лицо которого теперь залито сияющими алыми пятнами, а его белые руки царапают пропитанную кровью грудь. «Нет, я не…» Гарри падает на колени рядом с Драко, который неудержимо трясется в луже собственной крови. Плакса Миртл кричит. Драко задохнулся, когда вышел из головы Гарри, тяжело дыша и дрожа. Оно было таким свежим, таким четким — он практически чувствовал металлический привкус крови на задней стенке рта, почти чувствовал, как Тёмная магия разрывает его тело, почти ощущал теплую влажность крови, пропитывающую его лоб, ледяную воду на спине. Его левая рука без его ведома добралась до груди и сжала перед рубашки. Его тело подалось вперед, бессознательно наклонилось в пространство Гарри, что-то теплое сжимало его плечи, как тиски. Его барьеры едва удерживались до конца воспоминаний, а теперь они рушились. Он не хотел открывать глаза, но знал, что должен. Гарри был прямо перед ним, так близко. Слишком близко, подумал Драко, не зная, был ли вихрь в животе вызван его собственным телом, но он не двинулся с места. Глаза Гарри были влажными и широко распахнутыми от страха и вины — то же лицо, которое Драко помнил, увидев над собой, когда ему было шестнадцать, когда он цеплялся за сознание в луже крови и воды. Дыхание Гарри было поверхностным и хриплым, и его руки крепко сжимали плечи Драко, как будто он боялся, что Драко исчезнет. Затем Драко узнал тянущую, усиливающуюся боль в ребрах, ту же самую, что он чувствовал, лежа на полу в ванной и глядя на Гарри. От этого ему захотелось закричать, ему захотелось, чтобы земля поглотила его целиком — и, хотя он и ненавидел эту странную боль, он уважал ее. Он знал, что это каким-то образом важно, фундаментальная часть того, кем он был, точно так же, как и шрамы. Голова Драко наклонилась вперед, его шея не могла полностью выдержать ее вес, и он почувствовал, как своенравные кудри Гарри касаются его лба. Он чувствовал мягкие порывы резкого дыхания Гарри на своем лице, и теперь ему было больно в глубине души, но не настолько, чтобы заставить его прекратить. — Мне очень жаль, Гарри, — прошептал он, потому что на самом деле никогда не говорил ему этого раньше, ему было это необходимо. Драко поднял руки, нежно схватив Гарри за запястья, удерживая его там, не обращая внимания на скручивающую боль в животе, которую он теперь мог различить как узы Министерства, решившие, что Драко вел себя неэтично. Он почувствовал, как Гарри покачал головой — мягкое движение его волос взад и вперед по лбу Драко — и Драко наконец заставил себя отпустить запястья Гарри и отодвинуться. Гарри откинулся на спинку кресла, его руки безвольно упали на колени. Кончики их туфель все еще касались друг друга на ковре — они оба предпочли не признавать этого. Драко оглядел пол и увидел свою палочку, лежащую у его ног — в какой-то момент он уронил ее. Очень профессионально, Целитель Малфой. Он протянул руку и призвал ее без палочки, чувствуя, что должен сделать что-то немного впечатляющее, чтобы исправить свой беспорядок, даже если он сидел перед кем-то, уже достаточно опытным в беспалочковой магии. Он направил палочку на классную доску, наконец обозначив пустую точку «Сектумсемпра». Глубоко вздохнув, он снова посмотрел на Гарри и был безмолвно очарован горячим шоколадом, который Тимси приготовил для них. Спасибо Мерлину за предусмотрительность. Они потягивали горячий шоколад, вздыхая от теплоты, которая текла через них, заглушая горе, адреналин и холодный пот. Драко нарушил молчание — как всегда. — У меня есть идеи, — тихо сказал Драко, — но я не совсем уверен, что именно было в той схватке, которая была так важна для тебя. Гарри немедленно открыл свой блокнот и начал писать. Худшее, что я когда-либо делал. Я не знал, как работало это заклинание. Мое самое большое сожаление Драко нахмурился. — Это? Это было худшим? — Гарри сжал губы и продолжил писать. Ты плакал, а я тебя атаковал. Я должен был помочь тебе Драко покачал головой. — Это я атаковал тебя, Гарри. Ты защищался. И я бы не принял твою помощь — я даже не принял помощь Дамблдора, когда она была предложена. Гарри на мгновение посмотрел на Драко, и его глаза метнулись к груди Драко, прежде чем вернуться к блокноту. Я нанес тебе шрамы — Нанес. Гарри выжидающе смотрел на него, и Драко знал, что он ждет, когда Драко покажет ему шрамы, пересекавшие его грудь. Но Драко не будет этого делать, пока ему не придется, и он должен будет сделать это только в том случае, если Гарри попросит его об этом, потому что Драко пообещал ему полную честность, пообещал ничего не скрывать от Гарри, если он попросит. Драко ждал, но Гарри не попросил. Прости, было написано в блокноте Гарри. Драко не отрывал от Гарри пристального взгляда — серого на зеленом, как туман над травой. — Я сказал тебе, я простил тебя давным-давно, — сказал Драко, его голос был едва слышным шепотом. — Это сформировало меня так же, как сформировало тебя. Шрамы — это часть меня, без них я не был бы тем, кем являюсь сейчас. — Он зажал кружку горячего шоколада руками, чтобы они не метнулись к груди. Они долго сидели, глядя друг на друга, оправляясь от своих мрачных воспоминаний с помощью восхитительного горячего шоколада Тимси. Через несколько минут Гарри снова открыл свой блокнот, щелкнул ручкой и что-то аккуратно написал. Я тебя тоже простил Драко почувствовал резкое жжение в горле, и его глаза наполнились влагой, и, честное слово, когда это он стал таким чертовски эмоциональным? Всегда ли Гарри оказывал на него такое влияние, заставляя его чувствовать вещи так сильно, более интенсивно? Не поэтому ли Драко так зациклился на том, чтобы мучить его в школе, почему они так смехотворно были привязаны к своему соперничеству? Что такого в Гарри Поттере заставляло его выбрасывать в окно свою чистокровную холодность и каждый раз реагировать? — Спасибо, Гарри, — прошептал Драко, зная, что его голос дрогнет, если он попробует сказать это вслух. Он почувствовал, как с его плеч свалилась огромная тяжесть, и попытался не рухнуть из-за прилива облегчения. Улыбка Гарри была крошечной, усталой, но он поставил кружку и закрыл глаза, начиная медитацию, которая завершала их день.