***
Когда наконец время подошло к семи, Драко стоял в своей гостиной совершенно неподвижно, одетый неформально — он собирался в дом Уизли, в нарядах не было необходимости. Серые брюки чинос, джемпер из хлопка цвета слоновой кости, завершенный его любимой темно-синей курткой-рубашкой — он был весьма впечатлен собой. Только он мог придать такой непринужденный вид с помощью такой дорогой одежды, и все же никто не смог бы его упрекнуть в том, что он показушничал. И если он опоздает на три минуты, никто не заподозрит, что он стоял дома последние полчаса, не отрывая глаз от часов, определяя точный момент, когда его прибытие будет подходящим — не оскорбительно поздно, но и не болезненно вовремя, как будто ему не терпелось прийти (хотя так оно и было). Он зажал палочку и аппарировал по координатам, которые дал ему Уизли. Маленький коттедж, перед которым он появился, был уютным и очаровательным. Он располагался ближе к Ла-Маншу, чем дом Драко — он чувствовал это по прохладному ветру, чувствовал слабый намек на морской воздух. Когда он начал свой путь по каменной дорожке к входной двери, его нервы взыграли в полную силу. Что он здесь делал? Неужели он действительно думал, что его ждут в доме Рональда Уизли? Драко буквально написал песню, чтобы поиздеваться над ним в школе — в основном потому, что она ужасно бесила Пот… Гарри, что всегда было для него волнительным, но все же… Уизли открыл дверь прежде, чем Драко успел постучать, ухмыляясь по неизвестной причине. Он был почти такого же роста, как дверной косяк, поэтому шесть футов роста Драко казались незначительными. Его длинные рыжие волосы были собраны в тугой пучок на затылке. Драко попытался не хмуриться. — Малфой, — поприветствовал он, все еще улыбаясь. Драко понятия не имел, чему тут стоит улыбаться. — Заходи. У Драко не было возможности ответить на приветствие, когда его вывели в тесный коридор. Уизли неопределенно указал на крючки на стене и двинулся дальше в дом. Драко повесил свою любимую куртку-рубашку для удобства. — Малфой пришел, Миона, — крикнул Уизли, когда Драко осмотрелся вокруг. Он услышал какой-то шум из того места, где должна быть кухня, и затем вошла Грейнджер, вытирая руки полотенцем. Она неуверенно улыбнулась Драко, который все еще был ошеломлен. Почему Грейнджер и Уизли ему улыбались? — Грейнджер, — кивнул ей Драко, — у вас прекрасный дом. — Он взглянул на Уизли, обращаясь к ним обоим: коттедж был прекрасен, наполнен теплыми цветами, одеялами ручной вязки и множеством фотографий. В камине в гостиной горел мягкий огонь, и все это было довольно умиротворяющим, немного успокаивающим нервы Драко, хотя его глаза метались по сторонам в его типичной паранойе. — Спасибо, Малфой, — ухмыльнулась Грейнджер, приподняв брови. — И, пожалуйста, зови меня Гермионой. — Слава Мерлину, — Уизли внезапно резко выдохнул, как будто задерживал дыхание. — Это значит, что теперь ты можешь звать меня Рон. Нас Уизли слишком уж много — можно запутаться, знаешь ли. Драко слабо рассмеялся, стараясь не выглядеть слишком шокированным. — Хорошо, Рон, Гермиона, — сказал он вслух, и это было чертовски странно, — пожалуйста, зовите меня Драко. Рон почувствовал облегчение. — Так намного лучше, — пробормотал он, многозначительно глядя на Гермиону. Момент был прерван мягким шумом из коридора, и Драко заметил небольшую головку вьющихся рыжих волос, выглядывающую из-за угла. Он мягко улыбнулся, только сейчас вспомнив, что у Рона и Гермионы есть ребенок. — Роуз, иди поздоровайся, — позвала Гермиона, и девчушка медленно вышла из коридора, половина лица была скрыта волосами. Драко это напомнило Камилу, которая также ужасно стеснялась незнакомцев. Точно так же она прятала лицо в волосах. Роуз выглядела на тот же возраст, что и Камила. Она была одета в розовую пижаму, прижимая к груди двух мягких мультяшных существ — одно из них выглядело смутно знакомым. Она остановилась сразу за своей матерью, прячась за ногой Гермионы, глядя на Драко одним широко распахнутым испуганным глазом. — Роуз, это Драко Малфой, — сказала Гермиона, гладя девчушку по голове. — Он, эм… наш старый однокурсник. Он друг. Драко старался не подпрыгнуть при слове друг — она, вероятно, говорила его только для того, чтобы показать дочери, что Драко не представляет угрозы. Это все еще сбивало с толку, но ему нравилось. Он любил детей и не хотел, чтобы эта маленькая девочка боялась его, поэтому он опустился на колени и сел на пятки — он видел, как брови Рона взметнулись вверх при виде Драко Малфоя на полу — но он не сводил глаз с Роуз, нежно улыбаясь. — Привет, Роуз, — произнес Драко, сохраняя расслабленное тело. Гермиона мягко подтолкнула дочь, выталкивая ее из-за своих ног. Роуз прижала кукол к лицу, глядя вниз, и пробормотала: — Здлавствуйте, мистел Малфой, — так тихо, что Драко не был уверен, что Рон или Гермиона услышали. Драко понизил голос еще больше. — Можешь называть меня Драко, если хочешь, — сказал он. — На твое усмотрение. Она снова взглянула на него и отвела лицо всего на дюйм от кукол. — Лано, — ответила она шепотом. Драко снова улыбнулся. — Это Оскар Ворчун? — спросил Драко, сделав небольшой жест в сторону пушистого зеленого существа. Она с удивлением посмотрела на него, теперь были видны оба ее карих глаза, маленькое личико обрамляло густые вьющиеся волосы. Она энергично кивнула. — Моя крестница любит Оскара, — сказал он с тихим возбуждением, — она говорит, что я похож на него, иногда, когда я сварливый или когда я только что проснулся. — Он преувеличенно закатил глаза с дружелюбной ухмылкой. Роза тихонько хихикнула. — Мне даже подарили пушистые тапочки с Ворчуном на Рождество, — прошептал он, как по секрету, и глаза Роуз расширились от интереса. — Они выглядят довольно глупо. Ты хочешь их увидеть? Маленькая улыбка Роуз была яркой, и она снова с энтузиазмом кивнула. Драко встал, на мгновение пожалев свои дорогие туфли — Мерлин, что он только не сделает для детей, когда Драко стал таким мягким? — и медленно вытащил палочку, направив ее на ноги, сосредоточившись на образе своих любимых тапочек, трансфигурируя свои туфли. Вскоре мягкие коричневые кожаные ботинки превратились в невероятно пушистые зеленые тапочки, у каждого из которых было по два огромных глаза под нелепой монобровью и широкий тонкий рот. Роуз издала радостное хихиканье, чистое, как колокольчик, и нежно подпрыгнула на подушечках ног. Она обернулась к своей матери, которая наблюдала за их общением с лицом, полным шока. — Мама! Можно и мне тапочки с Ворчуном? Пожалуйста, мама? — Возможно, — ответила Гермиона, качая головой. — Тебе придется спросить Драко, где он их нашел. Роуз повернула голову обратно к Драко, ее лицо было застенчивым, но нетерпеливым, вьющиеся волосы развевались во все стороны от ее внезапных движений. — Не волнуйся, Роуз. Я займусь расследованием и позабочусь о том, чтобы там, где их нашла Камила, были такие же и твоего размера. — Драко повертел ступнями, но его тон был серьезным, как будто это была миссия не на жизнь, а на смерть. Это было правдой — он перевернет Лондон вверх дном, чтобы найти этой маленькой ведьме тапочки Оскара Ворчуна. Потому что он был жалким и добросердечным дураком для детей, и они всегда заставляли его тратить все его деньги на глупости, чтобы сделать их счастливыми. Может, он просто был взволнован тем, что они не росли во время войны, или что им не приходилось носить мантию политической и социальной власти, или что они не вели разъяренную толпу против него, когда он еще был подростком, или что они совсем не были похожи на него… дети в эти дни были веселыми и милыми. Роуз снова хихикнула, ее лицо светилось простой радостью, и Драко ощутил чудесное чувство выполненного долга. Гермиона начала выводить ее из комнаты, потому что, очевидно, ей пора было спать. Девчушка мягко крикнула «Спокойной ночи, Длако», когда вышла из комнаты, оглядываясь на него через плечо. — Спокойной ночи, Роуз, — ответил он, слегка помахав ей и улыбнувшись про себя, уже спланировав свою вылазку за тапочками Ворчуна. Мать и дочь исчезли в коридоре, и внезапно он остался наедине с Роном Уизли. Драко нервно посмотрел на мужчину. Лицо Рона разрывалось между недоверием и радостью. Он выглядел так, будто не был уверен, смеяться ему или нет. — Чертовски нереально, приятель, — тихо пробормотал Рон, недоверчиво покачивая головой, и нервы Драко переполнились сдавленным смехом. — И это ты говоришь мне, Рон, — ответил Драко, посмеиваясь, и затем они оба тихо захихикали над абсурдностью ситуации. — О, Мерлин, — выдохнул Рон, его лицо покраснело от смеха. — Чай, да, я думаю, нам нужен чай. — Он направился к кухне, и Драко, не зная, что еще делать, последовал за ним, все еще в своих преображенных пушистых тапочках. Было бы неправильно трансфигурировать их обратно сейчас. Рон поставил чайник и стал готовить три кружки для чая. Драко нахмурился, считая. — А где Га… — попытался он, но его живот скрутило от дискомфорта, и он чуть не подавился этими словами. Честное слово, он что, даже не мог упомянуть имя Гарри? Разве эти люди уже не получили согласие Гарри узнать о его состоянии? Рон странно посмотрел на него, когда Драко с гримасой потер живот, откашлялся и попробовал другую тактику. — Разве мы не ждем еще одного? — А, — сказал Рон, все еще озадаченный, явно пытаясь понять Драко. — Да. Гарри скоро будет здесь, он был в гостях у Тедди и Энди. Драко кивнул, чувствуя себя неловко. Что они должны были делать до тех пор, сидеть сложа руки и вспоминать старые времена? Гермиона вошла на кухню после нескольких минут напряженного молчания и снова улыбнулась Драко. Нереально. — Я никогда не видела, чтобы она так быстро прониклась к незнакомцу, — сказала она, очевидно впечатленная, еще раз взглянув на Рона, который только кивнул в знак согласия. Драко с ухмылкой пожал плечами, не зная, как ему на это отреагировать. Рон раздал чашки с чаем, и они пошли обратно в гостиную. Гермиона поставила кружку на журнальный столик. — Я пойду за Омутом памяти, я почти уверена, что воспоминания о пабе Гарри остались там. — Она ушла, а Рон сел на диван, потягивая чай. Драко нахмурился — они ничего не смогут сделать, пока не придет Гарри, зачем беспокоиться об этом сейчас? Он пожал плечами и сел в кресло, потому что оно было ближе всего к углу, где сходились стены книжных полок, и оттуда он мог видеть все в комнате — дверные проемы, окна, очаг. Он почувствовал себя немного спокойнее. Гермиона вернулась в комнату, левитируя Омут Памяти над журнальным столиком. — Итак, мы просматривали их целую вечность, и ты, очевидно, видел их, но только один раз, и ты знаешь намного больше о проклятии, злоумышленнике и о том, как все это сработало… — пробормотала Гермиона, и кровь схлынула с лица Драко. Почему она говорила об этом, когда Гарри не было здесь, хотя он должен был быть? — Мы надеялись, что ты снова сможешь просмотреть их вместе с нами, дать нам еще информации о проклятии, любые теории, которые ты мог придумать с тех пор, как начал работать с Гарри… — она замолчала, нахмурившись, глядя на Драко, и по их обеспокоенным лицам он понял, что, наверное, выглядел напуганным. Он взглянул на камин. Рон ведь сказал скоро, да? Во сколько Тедди ложиться спать? Останется ли Гарри подольше с Андромедой? — Гарри знает, что ты здесь, — пробормотал Рон, недоуменно нахмурив брови. — Он держит нас в курсе, насколько это возможно — что немного, ты же понимаешь, он не очень хороший писатель. Но он сказал нам пойти вперед и начать, не ждать его, так как это его собственные воспоминания. Очевидно, он их уже видел и до сих пор не знает, кто его проклял. Драко держался за подлокотники кресла. Его сердце колотилось — неужели они собирались заставлять его? — Я не могу, — умоляюще сказал Драко. Их смущенные хмурые взгляды только усилились. — Почему нет? — спросила Гермиона. Драко снова взглянул на камин, внутренне умоляя Гарри просто добраться сюда. — Я обязан сохранять конфиденциальность, — ответил он, стараясь сохранять беспечность, но его голос дрожал от нервов. Гермиона открыла рот, чтобы возразить, все еще недоумевая: — Но Гарри же сказал… — Погоди, что? — прервал ее Рон, открыв рот от шока и возмущения. Для него, по-видимому, не было сомнений в том, что имел в виду Драко — Драко был просто удивлен, что Рон нашел это убедительным. Гермиона повернула голову набок и с недоумением уставилась на мужа. Драко про себя подумал, что это был один из немногих моментов в истории, когда Рон Уизли знал то, чего не знала Гермиона Грейнджер. — Кем? — спросил Рон, не обращая внимания на шквал молчаливых вопросов жены. — Министерством, конечно, — проворчал Драко, снова оглядываясь на камин. В любую минуту, верно? — Что, чего я здесь не понимаю? — Гермиона почти закричала, явно расстроенная отсутствием знаний. Рон посмотрел на нее, шок от последнего откровения все еще был очевиден на его лице, и быстро бросил Муффлиато на комнату. — Он связан, Миона, — яростно ответил Рон. Гермиона вгляделась в его лицо, как будто это был лучший ответ. — Ты имеешь в виду… магически? — нерешительно спросила она. — Конечно, — Драко старался не рассмеяться. — А как же еще? Рон осторожно посмотрел на него. — Министерство связало тебя? Почему? Драко прищурился. Глупый вопрос. — Это был единственный способ выдать мне лицензию целителя — если я сделаю для себя три основных принципа этики целителей магически обязательными. Я дал клятву защищать конфиденциальность пациентов, не причинять преднамеренного вреда и поддерживать профессиональные, этические отношения с теми, кто находится под моей опекой, и они связали меня этим. Это не совсем секрет, вы можете найти это в архивах министерства. — Он стиснул зубы, защищаясь. Неужели ему действительно приходилось объяснять героям войны, почему Министерство не хотело выдать бывшему Пожирателю Смерти лицензию целителя? — О, — выдохнула Гермиона, ее глаза расширились от шока и понимания. — Это значит… Значит так у чистокровных каждый раз? Когда ты говоришь, что связан чем-то — ты имеешь в виду, буквально, магически связан? Драко кивнул, все еще раздражительно. — А как еще-то? Гермиона огляделась на двух сбитых с толку чистокровных волшебников. Драко практически слышал, как за ее черепом гудит ее мозг от понимания. — Ну, для ведьм и волшебников, выращенных маглами или, по крайней мере, с сильным магловским влиянием, — пояснила она, — это означает нечто иное. Когда мы говорим, что связаны чем-то, мы обычно не имеем в виду буквально — если, конечно, человек не связан физически или видимым образом. Обычно это означает, что это как ценность, которой мы руководствуемся, или данное нами обещание. Я бы сказала, что обязана держать клятвы, которые дала тебе, Рон, в день нашей свадьбы, и имею в виду, что сдерживаю эти обещания и выполняю их. Но не то чтобы я в буквальном смысле магически привязана к ним. Настала очередь Драко выглядеть шокированным. Очевидно, маглы любили метафоры. Рон повернулся к Драко. — Гарри этого не знает, — категорично сказал он, просто констатируя факт. — Я сказал… — у Драко снова перехватило горло, и он закашлялся в кулак. — Я… — он уставился в потолок, пытаясь обойти это, как лабиринт. Он мог это делать, он хорошо разбирался в лабиринтах. — Я говорю людям, что обязан сохранять конфиденциальность, — медленно сказал он, ожидая резкого скручивания в животе. — Я не представлял, что это может быть не так понято. Я не думал, что это имеет большое значение — это раздражает, да, и иногда болезненно, но лицензиаты настаивали, и министр одобрил это, и никто не подвергал это сомнению. Теперь у меня есть карьера, я делаю то, что люблю, что у меня хорошо получается, чему я тренировался и учился годами. Что сделано, то сделано. — Кингсли одобрил это? — воскликнула Гермиона. Пара по-прежнему выглядела совершенно потрясенной. — Да. — Драко нахмурился и снисходительно махнул рукой, украдкой еще раз взглянув на камин. — Гарри хотел бы знать это, — сказал Рон с многозначительным взглядом, который у Драко не хватило терпения расшифровать. Драко потребовалось время, чтобы сформулировать наименее болезненные предложения, прежде чем заговорить вслух. — В своей работе я ничего не скрываю от пациентов, — начал Драко, пытаясь убедить себя, что он просто объясняет свою карьеру двум незнакомцам. — Они чрезвычайно уязвимы для меня во время процесса, поэтому я также позволяю себе быть уязвимым вместе с ними. Баланс необходим для работы и для комфортной легилименции. Я говорю всем своим пациентам, что на все, что они меня спросят, будет дан исчерпывающий и честный ответ, и нет ничего запретного. — Он вздрогнул от нарастающего дискомфорта в животе, и его рука прикрыла живот, защищая. — Я не отвечаю на то, о чем они не спрашивают. Рон и Гермиона наблюдали за ним с чем-то средним между настороженностью и беспокойством, и Драко искренне надеялся, что это не жалость. — Есть некоторые вещи, о которых некоторым пациентам лучше не знать, особенно если они не спрашивают, — выдавил Драко сквозь зубы, он почувствовал, как на лбу выступил тонкий слой пота. С каждой секундой его дыхание становилось все труднее. — Некоторые пациенты могут решить, что меня нужно спасать или что-то в этом роде, и взять это дело в свои руки… — Милый Мерлин, это было так расплывчато, но все равно было больно. Он попытался сдержать стон боли, пристально глядя на друзей Гарри, отчаянно пытаясь донести свое послание, — что, вероятно, подвергнет опасности кого-то, кто находится в… скомпрометированном состоянии, и серьезно отвлечет его от исцеления. Драко обмяк, тяжело дыша, схватившись за торс и зажмурив глаза от боли. Он даже не говорил о Гарри, в частности, просто о гипотетическом человеке с неудобным комплексом героя… Камин вспыхнул зеленым пламенем, и Гарри наконец-то вышел из него. Спасибо блядскому Мерлину. Гарри улыбнулся, приветствуя их троих, но его лицо сразу же сникло, когда он увидел их безмолвные выражения — Рон и Гермиона были потрясены и, видимо, обеспокоены, а Драко выглядел больным, защищающимся и страдающим от боли, а также в зеленых пушистых тапочках. — Привет, Гарри! — воскликнула Гермиона, встряхиваясь и улыбаясь своему другу, который подозрительно смотрел на нее. — Не смотри на меня так — у нас просто возникли небольшие разногласия, Драко был твердо намерен защитить твою привилегию как его пациента — мы пытались сказать ему, что ты все равно нам все расскажешь. Итак, есть ли у Драко согласие обсуждать с нами твое состояние и исцеление? Драко с благодарностью посмотрел на нее, и ее губа в ответ дернулась. В ее глазах по-прежнему была тревога — она ненавидела скрывать что-то от своего лучшего друга. Драко подумал, как долго это продержится. Гарри закатил глаза и усмехнулся, не обращая внимания на их невербальные разговоры, и твердо кивнул в знак согласия. Драко не смог сдержать вздох облегчения. — Спасибо. Губы Гарри весело скривились, когда он перевел взгляд с лица Драко на его ноги в пушистых тапочках и обратно, приподняв брови в безмолвном вопросе. — Я не для тебя их обул, — драматично усмехнулся Драко. — Очевидно, что для Роуз. — Он откинул волосы и скрестил одну длинную ногу над другой, выставив на всеобщее обозрение возмутительные тапочки. Все трое усмехнулись, прежде чем Рон хлопнул в ладоши и кивнул в сторону Омута памяти. — Начнем? — Рон воскликнул, обращаясь ко всем, сидя как на иголках от нетерпения приступить к работе. Но Драко только что кое-что понял… — Подожди-ка минутку… — Он нахмурился, глядя на Гарри. — А как ты использовал камин, если не можешь назвать пункт назначения? Гарри ухмыльнулся ему и снова закатил глаза. Он сделал неопределенный жест другим людям в комнате, затем указал на свой рот. — Кто-то называет направление для тебя? — спросил Драко, и Гарри кивнул. — Интересно. — У Энди здесь полный доступ к каминам, так что пока она, Тедди или Гарри называют дом, кто бы ни находился в каминной сети в это время, может пройти, — объяснила Гермиона. — А, — кивнул Драко, наконец осознав. — Верно. Да, я проделал то же самое с камином из поместья — пока моя мать называет пункт назначения, она может пройти, без проблем. Конечно, кроме случаев, когда присутствует пациент, — сказал он, глядя на Гарри, который только продолжал ему улыбаться. Драко подумал, было ли это для Гарри таким же сюрреалистичным, как для него самого, видеть здесь Малфоя с Гарри и его друзьями. — В любом случае, вы сказали, что хотели бы узнать больше о проклятии, прежде чем просмотреть все это снова, верно? — предложил Драко. — Я не знаю, что вам рассказал Гарри, но могу сказать то, что мы уже узнали. Улыбка Гарри сникла, и его лицо стало настороженным. Драко многозначительно посмотрел на него. — Не о самих хлебных крошках, Гарри, — пробормотал он. Рон и Гермиона пристально наблюдали за взаимодействием, широко раскрытые глаза метались между Гарри и Драко, вероятно, шокированные тем, что существовали части исцеления Гарри, о которых он не хотел им говорить — и еще было странно слышать, как Драко произносит имя Гарри, успокаивая его, своим низким, тихим голосом. Гарри все еще сомневался, но все равно кивнул, и Драко понял, что Гарри доверял ему достаточно, чтобы позволить ему взять на себя инициативу, хотя у него не было особого выбора. Драко снова повернулся к паре. — Гарри был не совсем проклят, ему как бы… приказали. Я предполагаю, что той ночью ему подлили зелье, что облегчило манипулирование его подсознанием. Это также явно возымело физический эффект, значительно снизив его реакции, заставив его тело чувствовать себя отягощенным и вялым — он едва мог двигаться. Глаза Рона расширились при этом. Гермиона внимательно наблюдала за Гарри. Драко понял, что Гарри, вероятно, не объяснил, что он чувствовал той ночью — Драко знал только потому, что был вынужден испытать это. Но Гарри все равно не говорил о том, что чувствовал физически или как-то еще. Он, вероятно, никогда не говорил своим друзьям, каково это, например, находиться под властью Волдеморта, или каково это — быть пронзенным клыком василиска, или каково это — быть запертым в шкафу и голодать. — Нападавшему оставалось только волшебным образом приказать разуму Гарри скрыть свой голос до тех пор, пока он не стал по-настоящему известен тем, кто он есть на самом деле, а не кем он является для Волшебного мира. «Говорите только для себя», я считаю, вот к чему он призывал. Подсознание Гарри подчинилось и создало цепочку из хлебных крошек, которые, как он решил — бессознательно, — были его самыми формирующими воспоминаниями, те, которые сформировали Гарри на самом деле. Мы уже прошли половину пути. Челюсти Рона и Гермионы отвисли, явно ошеломленные. Первым заговорил Рон. — Значит… проклятие — приказ — эээ, проблема, может быть решена только Легилименцией, с помощью которой можно увидеть правильные воспоминания и идти по следу? — спросил Рон, и Драко понял, что в своем уме он был на несколько шагов впереди. Драко взглянул на Гарри, который все еще выглядел настороженным, сидевшего на большом пуфе на полу рядом с креслом Драко. Его голова находилась всего в нескольких дюймах от руки Драко, которой не терпелось потянуться и коснуться взъерошенных волос, просто чтобы посмотреть, такие ли они мягкие, как выглядят. Он сжал кулак на подлокотнике. — Да, весьма вероятно, что это была цель нападавшего, но я не понимаю, зачем. Я не понимаю, как это… — Драко провел жестом между собой и Гарри, — может быть полезно, кроме как на некоторое время убрать Гарри с дороги. И есть гораздо более простые способы убрать его с дороги — Гарри тогда был в крайней степени беззащитен. С ним могли сделать что угодно, но не сделали. Рон заколебался, прежде чем ответить. Сначала он успокаивающе посмотрел на Гарри. — Я обещаю, что не обвиняю тебя ни в чем, Драко, но я должен охватить все аспекты данного дела — откуда мы знаем, что ты не имел к этому никакого отношения, когда он, по сути, загнал Гарри в Легилименцию, а ты, очевидно, единственный Целитель-легилимент в стране? Теперь настала очередь Драко быть шокированным. Гарри им не сказал…? Он бросил взгляд на Гарри, бесплодно ища ответа на его настороженном лице. Гарри только сжал губы и отвернулся, неловко проводя рукой по темным волосам. Драко не знал, был он рад или нет, что Гарри держал в секрете признание Драко под Веритасерумом — это было неловко, но в тоже время очистило его от подозрений, а Рон был Главным Аврором, ведущим расследование… Однако он чувствовал себя немного благодарным за то, что Гарри предоставил Драко самому возможность раскрыть такие личные детали кому-то другому. Гарри защищал их святилище. — Вы можете быть уверены, что Гарри знает, что я не имею к этому никакого отношения. Он узнал об этом еще на первой неделе наших встреч, когда я осознал, какие подозрения может вызвать у меня эта ситуация. Он допрашивал меня под Веритасерумом. — Он что?! — Гермиона встала, потрясенная и разъяренная, и Рон присоединился к ней, бросив на Гарри широко раскрытый взгляд. — Гарри дал тебе Веритасерум? — яростно спросил Рон, не сводя глаз с Гарри, который смотрел прямо на Драко. Драко примирительно поднял руки. — Гарри не давал мне Веритасерум. Я выпил его сам и попросил его написать свои вопросы, на которые я должен был честно ответить. Это работает одинаково, независимо от того, как задаются вопросы. — Ты сам решил его выпить? — надавила Гермиона, и Драко закатил глаза. Неужели они собирались повторять его слова всю ночь? — Да. Я предложил это. Я знал, как это выглядело, когда понял, что нападавший представил ему только один вариант развития событий. Мне нужно было, чтобы он поверил мне, доверился мне. В комнате было тихо с минуту, пока Рон и Гермиона переваривали его слова, выходя из своего негодования и возвращаясь на свои места на диване. И снова молчание нарушил Рон. — Где ты взял Веритасерум? — спросил Рон озадаченный и все еще немного подозрительный. Драко закрыл глаза и тихо вздохнул. Он должен был ответить? Должен ли он был быть с этими двумя так же честен, как с Гарри? Не технически, но… Но он не хотел, чтобы Гарри видел, как он лжет. Гарри доверял своим друзьям, и он доверял Драко, и он не будет возражать, если Драко солжет его друзьям, чтобы сохранить свои секреты, но ему бы это не понравилось. Если Гарри не говорит иное, Драко предполагает, что его политика честных ответов на заданные вопросы распространяется на компанию Рона Уизли и Гермионы Грейнджер. Он открыл глаза и посмотрел на Гарри, который просто смотрел на него с таким выражением, как будто это было сделано исключительно из-за Драко. Оно было почти успокаивающим, обнадеживающим. Он увидел, как руки Гарри дернулись, затем крепко сжались у него на коленях. — Стянул, — наконец заговорил Драко. — Из министерства, когда мне было восемнадцать. Он выпал из кармана аврора. Рон тихо усмехнулся. — Слышал это раньше, — пробормотал он. Драко впился в него взглядом, но держал рот на замке. Драко не нужно было отвечать на то, о чем они не спрашивали. К сожалению, Гермиона Грейнджер, ярчайшая ведьма своего возраста, уловила этот факт и слишком быстро раскусила методы Драко, переводя взгляд между ним, Роном и Гарри. Очевидно, она думала о том, что Драко говорил им о честности перед своими пациентами, но только когда они спрашивали, и, возможно, он вспоминал ситуацию, в которой он оказался в восемнадцать лет. Она проницательно посмотрела на него, и Драко подумал, что он видел лучик победы в ее глазах, пока она продолжала разгадывать загадку Драко Малфоя в своей голове. — Драко, в какой ситуации тебе удалось украсть флакон Веритасерума у аврора? — спросила она, и Драко нахмурился. Из нее получилась бы отличная слизеринка. Гарри смотрел на нее с гордостью и задумчивостью. — Он выпал из кармана аврора, когда тот наклонился над моей койкой и плюнул в меня, — ответил Драко, стиснув зубы. — Мое тело забилось в судорогах от передозировки, и я накрыл им флакон. Он не заметил. Я хранил его в носке, пока меня не освободили. Должно быть, это было рекордное количество раз за сегодня, когда он поражал Главного Аврора Уизли. Для кого-то столь уважаемого, со столь стратегически мыслящими взглядами, для самого молодого Главного Аврора за столетие, он был тупицей. Драко, по крайней мере, признал себе, что он такой же, Панси все время ему так говорила. «Ты просто тупоголовый идиот в отношении тех вещей, что не пытаешься узнать, Драко», говорила она. О коррупции авроров, вероятно, Рон даже не особо задумывался — по крайней мере, когда ему было восемнадцать, и пока это касалось того, кого он ненавидел. Драко был уверен, что сейчас, под типично гриффиндорским руководством Рона, все должно быть по-другому. — В любом случае, — твердо сказал Драко, — вы можете избавиться от подозрений в отношении меня. Я не имел к этому никакого отношения, за что сам Гарри может поручиться. Возможно даже, что кто-то хотел меня подставить, зная, что никто не вступится за меня. Это было бы очень просто. Все трое задумчиво смотрели на Драко. Он чувствовал себя немного неуютно из-за этого. — Итак, прежде чем мы будем проводить все свое время, наблюдая, как Гарри болтает и пялится, — протяжным голосом Драко махнул рукой в сторону Омута памяти, — почему бы вам не рассказать мне, что вы уже поняли из увиденного, и не поделиться своими теориями? Рон, казалось, оценил направление и быструю смену темы. — Ну, честно говоря, в основном это: болтать и пялиться в магловском пабе. Единственными людьми, с которыми он неоднократно разговаривал, были сотрудники и, возможно, пара других постоянных клиентов, но они никогда не проявляли особого интереса к тому, кто такой Гарри. Я не думаю, что кто-либо из них даже знал его фамилию, и им было все равно. Наверное, поэтому Гарри так там нравилось, — ухмыльнулся Рон, а Драко и Гарри только кивнули в знак согласия. — Но в остальном Гарри не особо углублялся в разговоры. Любой, кто проявлял интерес, сдавался после достаточного количества оговорок и отказов Гарри, и у этих людей всегда было с кем еще поговорить. Единственная связь, которую я смог найти с кем-либо из них, заключалась в том, что на него довольно часто смотрел один человек где-то в баре. Но это всегда был другой человек. Мы думаем, что, возможно, это было Оборотное зелье, но ничто другое не указывает на то, что все они были одним и тем же человеком — просто неприятный взгляд. — Рон вздрогнул. — Как бы ты описал этот взгляд? — нахмурившись, спросил Драко. — Неприятный, — повторил Рон, глубоко вздохнув. — Пронизывающий. Любопытный. Агрессивный. Не дружелюбный, но и не угрожающий. Я не испытывал его на себе, но даже меня он заставлял поеживаться. Драко взглянул в потолок, задумчиво сложив руки. — Вы заметили что-нибудь в том, как он себя вел? Например, смотрела ли женщина по-женски, сидел ли мужчина вальяжно, распластавшись на стуле? Они сутулились или сидели строго вертикально? Они ерзали или двигали лицом определенным образом? Какие-нибудь зацепки? Он снова посмотрел на комнату, где у всех были одинаковые нахмуренные глубокомысленные лица. Драко чуть не рассмеялся. Рон открыл глаза, посмотрел на Драко и просто сказал: — Думаю, тебе стоит взглянуть самому. Драко попытался не вздохнуть. Они собирались пробыть здесь несколько часов, если он не сможет просмотреть воспоминания со скоростью Легилименции. Потребовалось минут двадцать, чтобы достать все эти воспоминания из головы Гарри, учитывая темп Драко. Наблюдение за тем, как они все будут просматривать их, при этом каждому понадобится свое время, потребует у них уйму времени, но он кивнул и встал, направляясь к Омуту памяти между ними. Рон присоединился к нему, но больше никто не стал. — Значит, только мы? — спросил Драко, жестикулируя между собой и Роном, который вопросительно оглянулся на свою жену. — Я не буду, — сказала Гермиона, — я их всех уже видела. — Она бросила взгляд на Гарри. — Очевидно, Гарри тоже. Гарри выглядел немного смиренным и побежденным. Драко почувствовал, как будто он что-то упускает, но Рон только пожал плечами и снова посмотрел на Драко, указывая на Омут. Драко глубоко вздохнул, и они оба погрузили свои лица. Они приземлились с вихрем в магловском пабе, рядом с баром. «Ты такой загадочный», говорит темнокожий мужчина Гарри с яркой любопытной улыбкой. «Я не пытаюсь тянуть или что-то в этом роде. Ты мне интересен, я хочу с тобой познакомиться.» Драко вздохнул. — Мы ищем жуткие взгляды, да? — Ага, — ответил Рон, скрестив руки на груди и расслабившись, готовясь к длительному наблюдению. — Не возражаешь, если я возьму на себя управление ненадолго? Это немного странно, но я верну нас к нужным воспоминаниям. Я помню, как они ощущались. — предложил Драко. Рон недоверчиво нахмурился. — Что ты имеешь в виду? Ты можешь их контролировать? — Я не могу их контролировать, я могу просто фильтровать и направлять их, если ты позволишь. — Ладно, — вздохнул Рон, немного подумав. — Я не очень верю в это. Но Гарри доверяет тебе, и мы будем здесь всю блядскую ночь, если нам придется все отсмотреть. — Хорошо, — неубедительно ответил Драко — что еще он должен был сказать? — Погоди. Драко напряженно сконцентрировался, снова подключившись к своему телу за пределами Омута памяти, заставляя себя положить руку на палочку в кармане. Рон с любопытством наблюдал за ним. Как только он почувствовал на расстоянии дерево у своей ладони, он сфокусировал свою магию внутри Омута памяти, вспомнив, как за ним наблюдают, из-за чего волосы вставали дыбом. Он мягко надавил, тратя свою энергию на поиски большего и отбрасывая все, что не подходит. Воспоминания прыгали и кружились вокруг них, пролетая сквозь фильтры Драко. Он слышал, как рядом с ним ахнул Рон, когда пол исчезал и появлялся снова и снова. Это не имело значения — они были не совсем материальными, здесь они не могли упасть. Воспоминания замедлились и, наконец, остановились. Магловский паб снова окружил их. Гарри был один в баре и выглядел напряженным. Драко огляделся — вот она, в другом конце комнаты, блондинка, которую он вспомнил с первого раза, когда увидел это воспоминание. Он толкнул Рона локтем и показал. Женщина сидит неподвижно за высоким столом в одиночестве. Она опрокидывает рюмку, но жидкость не заканчивается. Похоже на бренди, наверное, дорогой. К ней никто не подходит. Осанка у нее идеальная — спина прямая, плечи отведены назад. Ее ноги сведены близко друг к другу, но руки слегка вытянуты в стороны. Она пристально наблюдает за Гарри, почти не моргая. На ее лице нет эмоций — как будто это просто то, что она должна делать. Она уверена в себе. Через мгновение она слегка поворачивает голову в сторону, протягивая руку за шею, чтобы схватить длинный светлый хвостик на затылке. Она осторожно перекидывает волосы через плечо и кладет их на грудь, приглаживая, прежде чем вернуться к своему осторожному бдению. Мужчина сидит один в противоположном конце бара. Он выглядит суровым, молодым и немного грязным — его темные волосы коротко острижены на голове, а его яркие глаза сосредоточены на Гарри. Его осанка идеальна, даже когда его ноги растопырены. Он уверен в себе, кружит бокал бренди элегантной немытой рукой. Он слегка поворачивает голову в сторону, протягивая руку к затылку. И так продолжалось — снова и снова на Гарри пристально смотрели, бдительно наблюдали, каждый раз другой человек. Но через некоторое время Драко заметил сходство: в том, как они держали себя, в напряжении взгляда, в стакане бренди в руке. Он посмотрел на Рона. — Ты видишь это? — спросил Драко. Рон оглянулся на него, задумчиво нахмурив брови. Он кивнул, взял Драко за локти и вытащил их из Омута памяти. За пределами Омута памяти Драко убрал руку с палочки и осмотрелся. Гарри и Гермиона не двинулись с места, но молча смотрели друг на друга. Рука Гермионы была поднята неопределенным жестом, а руки Гарри были скрещены на груди, и он выглядел раздраженным. Они явно что-то прервали. — Все хорошо…? — осторожно спросил Рон, переводя взгляды между Гарри и Гермионой, отчаянно пытаясь понять, в чем дело. Гермиона перевела взгляд на Драко. — Драко, у тебя была передозировка Веритасерумом? — потребовала она ответа, и Драко закатил глаза и раздраженно усмехнулся. — Некоторые сочли бы это передозировкой. Насколько это важно? — Если ты принял столько, сколько я думаю, он должен был вырубить тебя после долгих часов мучительных конвульсий. Зачем ты выпил целый флакон? Рон резко обернулся. — Целый флакон?! — недоверчиво и, видимо, несколько раздраженно спросил он. Драко чувствовал, как будто его наказывают, что было глупо, потому что все давно закончилось, а он был взрослым человеком, который делал свой собственный выбор — в наши дни. Он оборонительно ощетинился. — Да, я выпил целый флакон, потому что именно столько авроры давали мне, когда им было скучно, поэтому я подумал, может, это стандартная дозировка для долбанного Департамента Магического Правопорядка, и я не хотел рисковать тем, что Гарри не поверит мне. Если бы Гарри Поттер обвинил меня, я был бы в Азкабане до наступления темноты, понимаете? Абсолютно никто не станет в этом сомневаться. — Драко изо всех сил старался не повышать голос, думая о маленькой Роуз, спящей в комнате, прежде чем вспомнить Муффлиато, который Рон наложил на комнату. Гарри снова смотрел на него этими печальными озабоченными глазами, и Драко вот только гриффиндорской жалости еще не хватало… — Но Драко, если бы ты выпил столько, ты бы отрубился больше чем на сутки — ты бы не смог работать. Но, по словам Гарри, вы не прошли ни одного сеанса без легилименции. Я не сомневаюсь в твоей истории, но либо что-то не вяжется с ней, либо было ужасно безответственно и небезопасно влезать Гарри в голову в таком состоянии… Рука Гарри ударилась о кофейный столик, прервав брань Гермионы. Драко не мог сказать даже, на кого она злилась. Гарри смотрел яростно — он сжал руку в кулак ладонью вниз, а затем быстро разжал ее. Гермиона выглядела сбитой с толку и возмущенной, на ее лице не было понимания. — Я думаю, он говорит тебе отпустить это, Гермиона, — пробормотал Драко, и Гарри взглянул на него, кивнув один раз, прежде чем вернуть руки в защитную позу, скрещенными на груди. Гермиона усмехнулась над ними обоими, открывая рот в диком желании не отпускать этого. Драко прервал ее, прежде чем она успела сделать шаг. — Я выпил полный флакон, — объяснил он тихим успокаивающим тоном. — И в тот же день мы начали с хлебных крошек. Но я не был… эм… в плохом состоянии… — Он чувствовал, как румянец ползет по его шее, вспоминая поток тепла и магию Гарри в его венах… — Но это невозможно… — Он позаботился об этом, — быстро, тихо сказал Драко, бросая взгляд на Гарри, который, казалось, не мог смотреть ему в глаза. Он также видел слабый румянец на щеках Гарри и знал, что по какой-то причине Гарри не хотел, чтобы его друзья знали об этом моменте. Драко искренне был согласен с этим. Это казалось интимным. Личным… Во всяком случае, это были собственные причины Драко. — Он позаботился об этом, — категорично повторила Гермиона, совершенно не впечатленная, сузив глаза на него. — Да. Он просто… позаботился об этом. — Лицо Драко буквально умоляло, когда он неловко засунул руки в карманы. Пожалуйста, отпусти это. Гермиона закрыла лицо руками, бормоча себе под нос, видимо, дико раздраженная из-за них. Рон воспользовался возможностью, чтобы сменить тему, к огромному облегчению Гарри и Драко. — Хорошо, хорошо, Гарри, мы с Драко смогли заметить некоторые похожие характеристики во всех этих жутких наблюдателях, — объявил он. — Да, они, скорее всего, очень богаты, — добавил Драко. — По-моему, чистокровные. — Э? — Рон нахмурился, выглядя немного обиженным. Драко закатил глаза. — Старые аристократы, безусловно. Их поза, то, как двигаются их руки… — продемонстрировал Драко, крутя воображаемый стакан бренди своими элегантными пальцами. Гарри смотрел, явно завороженный. Драко снова сунул руку в карман. — … Люди не двигаются так, если они не обучены этому с рождения. Никто не сидит так естественно — позвоночник прямее палочки. Даже когда этот человек выглядел максимально расслабленным, он все равно практически источал уверенность, уверенность в статусе. Рон задумчиво промычал, осторожно глядя на Драко. Драко приподнял бровь. — К тому же они пили бренди. — Драко снова закатил глаза, вспоминая хрустальные графины в кабинете отца в поместье. По мнению Драко, бренди никто не пил для развлечения. Это всегда была какая-то демонстрация, ход в невидимой шахматной игре между двумя могущественными, богатыми людьми. Это был тот, кем был обучен Драко — кто-то, кто пригласил политического деятеля в кабинет после обеда и предложил ему коньяк, сделанный эльфами за тысячи галеонов, чтобы начать свои манипуляции, — и это было совершенно претенциозно. Он определенно был не так хорош, как огневиски или превосходный магловский джин с тоником. — Верно, — сказал Рон через мгновение. — Я рад, что ты это заметил. Я был сосредоточен на их взгляде и на раздражающей привычке их рук… — Какая привычка? — Драко нахмурился. Губы Рона искривились в малейшей улыбке, не слишком злорадной, но явно радостной, что увидел то, чего не видел Драко. — Они продолжали подносить руку к затылку, немного поворачивая голову, чтобы дотянуться до волос. Они делали это даже, когда были кем-то с короткими волосами, они ничего не могли с собой поделать. Я предполагаю, что это женщина с длинными волосами. Гермиона делает то же самое со своими волосами, иногда… — Рон посмотрел на свою жену, которая подсознательно потянулась к своим взлохмаченным, густым локонам. — … Ты протягиваешь руку за шею и перекидываешь волосы через плечо вперед. — Ну вообще-то, кому-то богатому чистокровному с длинными волосами не обязательно быть женщиной, и я буду благодарна тебе, если ты посмотришься в зеркало, Рональд Уизли, ты все время теребишь свои волосы, — резюмировала Гермиона, нахмурившись, не в силах удержаться от подкола. Рон закатил глаза. — Пять галеонов на то, что это женщина, — пробормотал он. — Я не играю в азартные игры, Рональд. — Я в деле, — пробормотал Драко. Он думал о Пожирателях смерти, которых знал, и о некоторых старых друзьях его отца — почти все они были к настоящему времени в Азкабане, но некоторые из мужчин дорожили своими длинными волосами, как будто это было роскошью. Это было возможно. Рон ухмыльнулся ему и протянул руку. Драко коротко встряхнул ее, и они продолжили. — Гарри как-то предположил, что это может быть Невыразимец, — продолжил Драко свои теоретические рассуждения. — Я ничего о них не знаю. У этого человека явно есть доступ к обширному складу Оборотного зелья и, вероятно, к некоторым более опасным экспериментальным микстурам… Он также звучал довольно пророчески, когда напал на него. Что думаете? — Что ж, Оборотку не так уж и сложно сварить, — заметила Гермиона. — Да, я знаю, ты варила ее в туалете, когда тебе было двенадцать, — Драко махнул рукой, а затем резко вдохнул, когда понял, что открыл тайну. Он откашлялся, смотря на их веселые выражения лиц. — Но ингредиенты редкие, а процесс занимает много времени. Он мог быть зельеваром или работать с ним — и опять же он звучал так, как будто ссылался на какое-то видение или пророчество. Кто-нибудь из вас знает что-нибудь о Невыразимцах? Все трио неловко переглянулись. Рон мягко закашлялся в руку. — Мы не были там с пятого курса… — пробормотал Рон, бросив быстрый взгляд на остальных. — Нас не то, чтобы… там ждут с распростертыми объятиями? Мы причинили немало повреждений… Драко ухмыльнулся — это было преуменьшение. — Значит, нет, вы ничего о них не знаете? Все покачали головами. — Нет. Мы избегаем девятого уровня, и, насколько я знаю, они не хотят иметь с нами ничего общего, — объяснил Рон. — Но, очевидно, что никто не знает, как выглядят Невыразимцы и чем они занимаются сейчас. Значит, это возможно. Их обычно считают кучкой старых лохмотьев, похороненных в своих книгах и тайнах. Драко вздохнул. — Тогда это возможно. Я спрошу Шеклболта, посмотрим, что он о них знает. — Ты спросишь Шеклболта? — Рон приподнял брови, и Драко усмехнулся. — Да, я спрошу его. Он каким-то образом узнал, что я работаю с Гарри, и будет рад предоставить любую информацию, чтобы ускорить его выздоровление — он очень нетерпелив. — Драко снова закатил глаза. — Мы хорошо знакомы, уверяю вас, — пробормотал он, быстро взглянув на Гарри, которого, очевидно, очень заинтересовало что-то на стене. Гермиона прищурилась, глядя на него, а затем на Гарри, поэтому Драко быстро двинулся дальше, чтобы не допустить еще одного подозрительного расспроса. — Кого-нибудь, кроме Невыразимцев, мы должны рассмотреть? — Ну, богатые чистокровные люди составляют большинство политических оппонентов Гарри, — нахмурился Рон. Драко в замешательстве нахмурил брови. — Политические оппоненты? Для чего? Гарри ведь не политик, разве нет? — спросил Драко, глядя на Гарри, который только неловко пожал ему плечами. — Я имею в виду, что он вроде как один из политиков сейчас, — пробормотал Рон, — это не то, чтобы его работа — он лучший аврор, который у нас есть, и он ненавидит политику. Но он будет выступать в суде, иногда у него есть влияние на Визенгамот, когда он хочет его использовать — он не столько политик, сколько влиятельный человек, обычно по просьбе Шеклболта или какого-либо другого активиста или политического деятеля. Придурок не знает, когда сказать нет, — нежно ухмыльнулся Рон, и Гарри закатил глаза. Драко вздохнул. Да, это похоже на Гарри. — Это определенно объясняет нетерпение Шеклболта, — проворчал он. — Это также не позволяет сузить круг подозреваемых. Теперь у нас есть весь Отдел Тайн, а также все состоятельные чистокровные политики. — Каждая богатая чистокровная женщина в политике, с длинными волосами и историей или связью с приготовлением зелий, — уточнил Рон, отмечая свои точки на пальцах. — Возможно, — ответил Драко, глубоко задумавшись. — Ты знаешь кого-нибудь вроде этого в ваших… эээ… кругах? — осторожно спросил Рон. — К счастью, все, о ком я могу вспомнить, находятся в Азкабане, — ответил Драко. — И мой круг, как ты его называешь, состоит из Тимси, Нарциссы, Шеклболта и Панси, которая работает частным адвокатом по бракоразводным процессам, и ей наплевать на политику. — Тимси? — Гермиона смущенно нахмурилась. — Мой домовой эльф, — беспечно ответил Драко, затем расширил глаза, осознавая, что он сказал, и неизбежный взрыв, который это вызовет… — Свободный эльф, Миона, — быстро сказал Рон, сдаваясь, потому что ее рот открылся для жарких споров, — поверь мне. Я с ним встречался. Гермиона закрыла рот, успокаиваясь, но все еще недовольная. Драко посмотрел на часы и внутренне застонал из-за позднего часа. Сейчас было прекрасное время для побега. — На этой ноте, я вас покидаю, — сказал Драко, глубоко вздохнув и вставая с кресла. — Спасибо вам обоим за то, что пригласили меня. Надеюсь, это было для вас полезно — позвоните мне еще раз, если у вас будут вопросы, на которые я могу ответить. — Он ушел с согласия Гарри, надеясь, что они не забудут эту важную деталь. Трио встало, и он пожал руки Рону и Гермионе, подтверждая, что он правда найдет пару тапочек с Ворчуном для Роуз. Он повернулся и в последний раз пожал Гарри руку. — Увидимся в четверг, Гарри, — ухмыльнулся Драко, и Гарри кивнул в ответ. Его глаза сияли, мерцали весельем и чем-то вроде гордости. Драко лишь на мгновение встретился с ним взглядом, прежде чем отвернуться к входной двери. Рон проводил его. — Драко, — крикнул Рон из дверного проема, когда Драко вытащил палочку, чтобы аппарировать. Драко выжидающе посмотрел на него. — Спасибо. Драко кивнул, немного смутившись, и аппарировал в комфорт и одиночество своего собственного дома.***
Драко, не желая выбирать между горячим шоколадом и кофе в четверг утром, попросил у Тимси мокко, к большому удовольствию Гарри и раздражению Тимси. Эльф согласился, потому что он ненавидел отказывать в чем-либо Драко, но он все время жаловался себе под нос: «Мастер просит Тимси испортить идеальный кофе Тимси. Мастер не уважает истинный вкус.» Напитки, однако, были восхитительны, несмотря на очевидное пренебрежение. — Седьмой курс, — вздохнул Драко, когда они устроились в креслах с изогнутыми спинками. — Ты чувствуешь себя готовым к этому? Гарри пожал плечами и отпил мокко, его пальцы снова рассеянно потирали края керамической кружки. Он какое-то время наблюдал за Драко, а затем поставил кружку и полностью сел в кресле, нервно потирая верхнюю часть своих бедер. Он был готов к работе, но, очевидно, не был в восторге от перспективы вновь пережить войну. Драко тоже, но им приходилось. Отсюда горячий шоколад и кофе. Комфорт и мотивация. Драко вел их медитацию, сильную и медленную, как всегда. Когда они закончили, он медленно поднял палочку и стал ждать. Гарри осторожно посмотрел на палочку и сделал еще несколько глубоких вдохов, прежде чем встретиться взглядом с Драко и кивнуть. — Легилименс. Гарри вернул их к концу шестого курса, после похорон Дамблдора и спокойного лета у Дурслей. Первые хлебные крошки пришли практически сразу. — Есть одна, — пробормотал Драко и вцепился в нее. Гарри летит по воздуху в коляске мотоцикла Хагрида. Ночь вокруг них озаряется проклятиями, сердце Гарри колотится. Струя зеленого света пролетает мимо него на несколько дюймов, попадая в металлическую птичью клетку у его ног. Сова визжит и падает на пол клетки. «Нет, нет!» кричит Гарри. «Хедвиг…» … «Мой!» Волдеморт кричит, и когда боль в шраме заставляет Гарри закрыть глаза, его палочка действует сама по себе, притягивая его руку, как огромный магнит… … «Ты!» кричит Гарри, тянется к палочке в пустом кармане. «Твоя палочка здесь, сынок», говорит мужчина, «а ты кричишь на мою жену.» «О, я… мне очень жаль.» говорит Гарри, когда Андромеда продвигается дальше в комнату. «Хагрид сказал, что вы попали в засаду — где наша дочь? Где Нимфадора?» Андромеда требует ответа. … Ремус и Джордж Уизли появляются в водовороте синего света в саду Норы. Что-то не так: Ремус поддерживает Джорджа, лицо которого залито кровью. … Грозный Глаз мертв, — мрачно говорит Билл Уизли, его покрытое шрамами лицо. В комнате тишина от потрясения и горя. Свечение хлебных крошек исчезло, и Драко спокойно вышел, направив палочку на классную доску и обозначив новую точку «Хедвиг/Грюм». Расплывчато, но достаточно конкретно. Единственное, что связывало этих двух существ, это то, что они были друзьями Гарри и, очевидно, были убиты в одну и ту же ночь. Драко сунул указательный палец правой руки за воротник рубашки и лениво провел по шраму. Он был полон решимости не терять рассудок сегодня — они буквально заново переживали войну, и он знал, что Гарри пережил самое худшее из нее. Он хотел быть сильным ради Гарри. Он хотел быть чем-то, на что Гарри мог опереться. На этот раз Драко отказывался разваливаться под действием собственных эмоций. Глаза Гарри были закрыты, а лицо серьезным. Он выглядел так, будто пытался укрепить себя так же, как Драко — Драко хотел прикоснуться к нему, сказать ему, что он не должен быть единственным, кто все время держится, особенно здесь, в их святилище. Гарри открыл глаза, и Драко увидел намек на поражение среди горя на его лице. — Это был первый раз, когда твои друзья погибли, защищая тебя? — мягко спросил Драко, и Гарри скривился, закрыл глаза и медленно кивнул. — Готов поспорить, ты пытался их уговорить не рисковать ради тебя, — сказал Драко, и Гарри снова открыл глаза, задумчиво наблюдая за Драко. Он снова кивнул. — Ты осознал цену, которую придется заплатить близким тебе людям, насилие, которое следует за тобой, подвергая опасности окружающих. Но у них, наверное, ничего из этого не было, не так ли? Гарри покачал головой с кривой усмешкой, но серьезность его лица сохранилась. Драко крутил палочку в руках, его лицо было задумчиво, нахмурено, он переваривал все, что видел, соединяя это с тем, что он знал о Гарри. — У меня была такая же реакция, когда я впервые увидел Андромеду, — пробормотал Драко, мягко ухмыльнувшись, немного приподняв настроение. — Слава Мерлину, она сначала меня не заметила. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что Беллатрису не застать бы мертвой в джинсах, и ее магия была полной противоположностью магии Беллы. Уголки губ Гарри слегка подергивались, когда он слушал, в его глазах росло легкое любопытство. Он постучал пальцем по носу, молча приподняв бровь. — Да, ее магия тоже пахла по-другому. Она успокаивающая и мягкая — пахнет снегом и крепким чаем. Гарри слабо рассмеялся и кивнул — он, вероятно, точно знал, как Андромеда любит свой чай. Драко, довольный тем, что Гарри чувствует себя немного лучше, снова поднял палочку. — Готов к другому? — спросил он, и Гарри сделал еще один глубокий вдох, прежде чем кивнуть и встретиться глазами с Драко. — Легилименс. «Гарри Джеймсу Поттеру я оставляю снитч, который он поймал в своем первом матче по квиддичу в Хогвартсе, как напоминание о наградах за упорство и мастерство.» Скримджер читает завещание Дамблдора и кладет Гарри в руку золотой снитч, хмурясь, когда с ним ничего не происходит. Патронус-рысь приземляется посреди переполненного танцпола. «Министерство пало», говорит она голосом Кингсли Шеклболта. «Скримджер убит. Они уже близко.» Гарри стоит в комнате Сириуса на площади Гриммо, держа в руках оторванную фотографию и часть письма, проводит пальцем по почерку Лили, рассеянно вытирая слезы с лица. Пожиратель смерти лежит на полу перед камином, кричит и корчится в агонии. Более тонкая фигура стоит над ним с протянутой палочкой. Гарри говорит высоким, холодным, безжалостным голосом: «Драко, дай Роули еще раз почувствовать мое неудовольствие… сделай это или почувствуй мой гнев сам!» В огонь падает бревно, и свет падает на испуганное, изможденное, бледное лицо… Драко ненадолго проверил свои барьеры окклюменции — все еще крепкие, слава Мерлину, какого хуя… «Я никогда бы не поверил в это», почти рычит Гарри, «что человек, который научил меня сражаться с дементорами, — трус.» Лицо Ремуса побагровело, его палочка выскакивает так быстро, что Гарри не успевает среагировать, прежде чем его отбрасывают назад к стене. «Мастер Регулус вынул из кармана медальон, подобный тому, который был у Темного Лорда, и сказал Кричеру взять его и, когда чаша опустеет, поменять медальоны…» Кричер рыдает и трясется. «И он приказал… Кричеру уйти… без него…» Амбридж властно смотрит на маглорожденную ведьму с трибуны в зале суда № 10. Гарри в мантии-невидимке и под Оборотным зельем выглядит как крупный мужчина и стоит прямо за женщиной, Гермионой под Оборотным, как он знает. Он оглушает Амбридж, Гермиона хватает медальон с ее шеи, а дементоры устремляются по полу. «Экспекто патронум!» Рон бледен и трясется на лесной подстилке. Его рука и плечо залиты кровью. «Расщепился», говорит Гермиона, ее пальцы сжимают рукав Рона. «Гарри, скорее в моей сумке…» Воспоминания казались яркими и жестокими, и Драко приготовился к потенциальным хлебным крошкам, но чувство насилия быстро отступило, за ним последовало глубокое чувство горечи и отчаяния в следующем потоке воспоминаний. Это были месяцы в палатке, в пути, с ужасным медальоном, голодные, безнадежные и несчастные, и становилось только хуже… «Нет, ты не понимаешь! У тебя нет семьи!» Рон кричит, и Гарри бросается на него, обиженный и разъяренный. Гарри смотрит на карту Мародеров, следя за следами Джинни в гостиной Гриффиндора. Гарри пристально смотрит на обломки дома, в котором он родился. К нему и Гермионе прихрамывает дряхлая старуха, ступая ногами по снегу, издает мягкие хрустящие звуки. Нагайна вылезает из кожи старухи и наносит удар. Гарри чувствует скачок радости, но не своей собственной. «Гермиона! Он идет!» Он отчаянно борется со змеей, заклинания Гермионы слышатся повсюду, и они, наконец, достигают друг друга — он слышит разбитое стекло и ощущение сжатия, прежде чем ярость и гнев в его голове — не его собственной — посылают жгучую боль через его шрам, оставляя его без сознания. — Хорошо, оно приближается, — пробормотал Драко, заметив легкое свечение на краю поля зрения, стараясь сдерживать свою реакцию. — Вот так… Гарри читает книгу, гнев и замешательство в его жилах. Он смотрит на фотографию молодого Альбуса Дамблдора, положившего руку на плечо молодого Геллерта Гриндельвальда, и копию письма… «Геллерт, Твой тезис о том, что правление волшебников ПОЙДЕТ НА ПОЛЬЗУ САМИМ МАГЛАМ, на мой взгляд, является решающим. Действительно, нам дана огромная власть, и, действительно, власть эта дает нам право на господство, но она же налагает и огромную ответственность по отношению к тем, над кем мы будем властвовать. Это необходимо особо подчеркнуть, здесь краеугольный камень всех наших построений. В этом будет наш главный аргумент в спорах с противниками — а противники у нас, безусловно, появятся. Мы возьмем в свои руки власть РАДИ ОБЩЕГО БЛАГА, а отсюда следует, что в случае сопротивления мы должны применять силу только лишь в пределах самого необходимого и не больше. (Тут и была главная твоя ошибка в Дурмстранге! Но это и к лучшему, ведь если бы тебя не исключили, мы бы с тобой не встретились). Альбус» Драко вышел медленно, настолько спокойно, насколько мог. Он определенно мог понять, почему разум Гарри выбрал именно это воспоминание — он направил палочку на классную доску и пометил новую точку «Дамблдор и Гриндевальд», прежде чем повернуться, чтобы проверить Гарри. Гарри держал голову одной рукой, закрыв глаза, и потирал лоб. Выражение его лица было болезненным, и Драко немного запаниковал. — Я сделал тебе больно? — обеспокоенно спросил он. Гарри вскинул голову, чтобы посмотреть на него, как будто он только что вспомнил, что Драко был там. Он поспешно покачал головой, убирая руку с лица. — Похоже, тебе больно, — заметил Драко. — Если я причинил тебе боль, мне нужно знать. Гарри только снова покачал головой и взял блокнот и ручку, чтобы написать ответ. Память о боли — О, — сказал Драко. — Да, в тот год твоя голова очень сильно болела. Полагаю, это дело рук Волдеморта? Гарри снова положил ручку на бумагу. Непреднамеренно, он написал — Хм. — Драко коротко промычал, все еще обеспокоенный. — Если ты уверен… Гарри положил блокнот себе на колени и выжидательно посмотрел на Драко. Драко вздохнул, наблюдая за Гарри настороженными глазами, и позволил своей реакции медленно просочиться. — Как ты… — пытался он, не зная, какой настоящий вопрос он хотел задать — как, когда или почему ты не ненавидишь меня за то, что видел? Гарри, казалось, все равно что-то уловил, когда он снова наклонился, чтобы написать. Связан с Волдемортом — мог видеть/чувствовать то, что он делал, когда он был эмоциональным — Хм, — снова промурлыкал Драко, нахмурившись. — Значит, он отвечал за окклюменцию между вами? Поскольку для него было агонией владеть твоим разумом? Гарри кивнул, и Драко сделал еще один глубокий вдох, слегка потирая Метку на своей левой руке. — Мне жаль, что ты это увидел, — пробормотал он. Гарри ничего не делал — просто смотрел на него этим понимающим, выжидающим взглядом и ждал. — Регулус Блэк… — снова начал Драко. — Он нашел первый крестраж. Он умер, пытаясь повергнуть Волдеморта… Гарри кивнул. Драко откинул голову на стул и уставился в потолок, размышляя, изучая. — Нагайна была настоящим ночным кошмаром, как змея, — вздрогнул Драко. — Ей пришлось надеть старуху, как окровавленное пальто, — пробормотал он, морщась от отвращения. Губы Гарри скривились при словах Драко, но он также вздрогнул. В конце концов, это случилось с ним. Драко нахмурился, задумавшись. — Снитч… — задумался он. — Зачем он отдал тебе снитч? Гарри ухмыльнулся, снова глядя на него своими грустными глазами. Он снова склонился над блокнотом и снова начал писать. Увидишь Драко фыркнул. — Уверен, что увижу, — мрачно сказал он, затем нахмурил брови, когда его мозг начал работать. — Я собираюсь предположить, что хлебная крошка была в тот момент, когда ты узнал, что на самом деле знаешь его не так хорошо, как думал, — предположил он. — Человек, который практически был твоим наставником в Волшебном мире, который поддерживал тебя и помогал, а затем дал тебе эту невыполнимую миссию, практически не снабжая никакими инструментами или знаниями, чтобы помочь тебе в этом. Для тебя он был своего рода героем, верно? Пока ты не осознал, как мало ты его знал, как много он от тебя скрывал. Как бы сильно это ни разозлило тебя, как многого он ожидал от тебя, а ты получил так мало взамен, это также сделало его более человечным в твоих глазах — ты был расстроен тем, что он не сказал тебе ничего из этого сам. Это сделало его просто человеком со сложной историей, а не просто самым могущественным волшебником своего времени, тем, у кого есть все ответы… он так хорошо знал тебя, он знал о тебе практически все, ожидал от тебя целого мира, и почти ничего не отдал взамен… не так ли? Гарри смотрел на него широко раскрытыми глазами, приоткрыв губы — почти в страхе. Драко снова нахмурился. — Я сказал что-то не то? — тихо спросил Драко. Гарри медленно покачал головой, на его лице осталось тревожное выражение. Драко какое-то время наблюдал за ним, вглядываясь в его лицо, прежде чем отвернуться и взять со стола кружку. Казалось, это вывело Гарри из оцепенения, и он сделал то же самое. Несколько минут они сидели в тишине, наслаждаясь шоколадной теплотой своих напитков. Драко взглянул на часы. Только десять тридцать — они определенно становились эффективнее. — У нас есть время еще на одну до перерыва, — сказал Драко. — Ты готов? Только будь честным. Гарри подумал об этом всего две секунды, прежде чем коротко кивнул Драко. Он поставил мокко и сел прямо, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы подготовиться. Драко наблюдал за ним, рассеянно накручивая прядь волос на палец. Даже сидя просто в кресле, Гарри выглядел как шедевр, хотя он всего лишь дышал. Ты жалок, Драко. Когда Гарри наконец счел себя готовым, Драко снова поднял палочку и бросился в голову Гарри. Гарри преследует серебристую Патронус-лань через лес. Она так знакома. Лань исчезает над замерзшим прудом, внутри которого Гарри замечает блеск рубинов. Гарри вздыхает, понимая, что он должен делать, и начинает снимать одежду. Руки вытаскивают его из ледяной воды на мерзлую землю, цепочка медальона наконец высвободила его шею, он глотает воздух. Его рука цепляется за меч. «Какого черта», задыхается Рон, держа медальон, «ты почему не снял эту штуку перед тем, как нырнуть?» Призрачные фигуры Гарри и Гермионы обнимаются над медальоном, их губы встречаются. Лицо Рона наполнено болью. «Сделай это, Рон» Гарри кричит, и Рон вонзает меч в медальон. Раздается лязг стекла и металла и протяжный крик. За своими барьерами Драко аплодировал, но в то же время испытывал легкое отвращение к образу Гарри и Гермионы вместе. Это выглядело так неправильно. Гарри снова вел их, вспоминая все это самостоятельно. Драко был рад видеть, что он не слишком устал от их прежних приключений. Гермиона закрывает Сказки Барда Бидля. «Ну, вот», говорит Ксенофилиус Лавгуд. «Вот это и есть Дары смерти.» Он берет перо и пергамент и рисует странный символ толстыми черными чернилами. «Люди понимающие знают, что легенда эта очень древняя и в ней идет речь о трех волшебных предметах, трех Дарах, обладатель которых победит саму Смерть.» «А что бы ты сказал Гарри, если бы знал, что он слушает, Ромул?» Голос Ли Джордана звучит по радио. «Я сказал бы, что все мы мысленно с ним», отвечает голос Ремуса, «и я бы посоветовал ему следовать своим инстинктам, которые почти никогда не ошибаются.» «Давай, Гермиона, почему ты так решительно настроена не признавать этого? Вол…» «ГАРРИ, НЕТ!» «… деморт ищет Бузинную палочку!» Вредноскоп на столе загорается и крутится, голоса раздаются за пределами их палатки. «Выходите оттуда с поднятыми руками!» кричит в темноте хриплый голос. Дыхание Драко участилось. Блять, подумал он. Ну, поехали. «Н-не знаю… Не уверен», говорит Драко, широко распахнув серые глаза, полные ужаса и признания. Гарри не понимает, почему Драко не признает его. Его грудь сдавливается. «Да ты погляди хорошенько! Подойди к нему поближе!» Гарри никогда не слышал, чтобы Люциус был так взволнован. «Драко, если мы передадим Поттера в руки Темному Лорду, нам все простят…» «Я не знаю», говорит Драко. «А это мальчишка Уизли! Это они, друзья Поттера! Драко взгляни на него, разве это не сын Артура Уизли?» Люциус практически вне себя. «Возможно», пожимает плечами Драко. Гарри слышит крики Гермионы из подвала. «Мы в подвале поместья Малфоев, помоги нам», отчаянно говорит он в осколок разбитого зеркала. Мгновение спустя в комнате появляется Добби. «Гарри Поттер», пищит Добби чуть дрожащим голосом, «Добби пришел спасти тебя.» «Ты собираешься убить меня?» Гарри задыхается. «После того, как я спас тебе жизнь? Ты мне должен, Хвост!» Пальцы серебряной руки расслабляются, отпускают его и неумолимо движутся к горлу Петтигрю. Глаза Петтигрю расширяются от ужаса. Шрам Гарри разрывается от боли — Волдеморт на подходе. Капля крови стекает по горлу Гермионы под серебряным клинком Беллатрисы… Гарри перепрыгивает через кресло и вырывает три палочки из рук Драко, направляя их все на Сивого… Серебряная рукоять ножа выступает из вздымающейся груди эльфа. Гарри ловит его, когда он падает. «Добби, нет, не умирай, не умирай…» Глаза Добби встречаются с его. «Гарри… Поттер…» говорит он, губы дрожат от усилия, прежде чем его тело слегка вздрагивает, а затем замирает. Драко дрожал всем телом от адреналина, от того, что видел свои воспоминания глазами Гарри, от того, как эльф, которого он когда-то знал, умирает. Он подумал о Тимси, за барьерами окклюменции, и его дрожь усилилась, но они были так близко, Драко это чувствовал — теперь нет смысла останавливаться. — Почти готово, Гарри, — пробормотал Драко дрожащим голосом. — У тебя все хорошо получается, мы очень близко… Гарри хоронит Добби магловским способом, в грязи и потный. Он отдаленно чувствует ярость Волдеморта — Гарри защищает его собственное горе. «Гарри», шепчет Гермиона, «ты говоришь о том, что я думаю? Ты хочешь сказать, что в хранилище Лестранджей есть крестраж?» «Боярышник и волос единорога. Ровно десять дюймов. Достаточно упругая. Это была палочка Драко Малфоя», хрипит Олливандер. «Была? Разве она все еще не его?» спрашивает Гарри. «Это мальчик!» Ремус кричит в полном восторге. Все его приветствуют. «Тедди, в честь отца Доры. Ты будешь крестным отцом, Гарри?» Гарри смотрит на карту Мародеров в свете палочки из боярышника. Он продолжает наблюдение за тем, как следы Драко пересекают коридор подземелья. — Хорошо, вот она, — сказал Драко после нескольких воспоминаний о планировании с гоблином, обеде с Биллом и Флер, отчаянных от того, что Волдеморт теперь получил Бузинную палочку. Он наконец заметил свет в углу зрения и крепко вцепился в него. — Вот… Гарри под мантией-невидимкой, с гоблином на спине стоит перед высоким столом в Гринготтсе с едва узнаваемым Роном, Траверсом, Пожирателем смерти, и Беллатрисой Лестрейндж — Гермионой под Оборотным зельем. «Подтвердить? У меня никогда раньше не требовали подтвердить личность!» говорит Гермиона/Беллатриса. «Они знают», шепчет гоблин Крюкохват Гарри на ухо. «Должно быть, их предупредили.» «Достаточно будет предъявить волшебную палочку, сударыня», говорит старый гоблин за столом. Они, должно быть, знали, что палочку Беллатрисы украли… «Действуй сейчас, действуй, быстро!» Крюкохват настойчиво шепчет. Гарри поднимает палочку из боярышника под мантией, направляет ее на старого гоблина и впервые в жизни шепчет: Империо. По руке Гарри пробегает захватывающее ощущение, покалывающее тепло, кажется, струится из его разума по венам и сухожилиям, соединяя его с палочкой. Старый гоблин берет палочку Гермионы/Беллатрисы, внимательно ее рассматривает и говорит: «Ага, у вас новая волшебная палочка, мадам Лестрейндж!» Драко вышел и опустил палочку. Он закрыл глаза и позволил своим барьерам окклюменции упасть, чувствуя себя опасно близким к краху. Его все еще трясло от адреналина, на лбу выступал холодный пот. Его руки двигались к воротнику, левому предплечью, волосам снова и снова, пока он концентрировался на дыхании, входящем и выходящем из его тела, преодолевая поток эмоций: страх, тревогу, горе, вину, трепет, даже немного радости. Его поймали, как маленькую лодку в бурном море, и ему не оставалось ничего другого, как ждать, пока все это пройдет, и надеяться на лучшее. Когда Драко открыл глаза, Гарри снова с тревогой наблюдал за ним. Драко одарил его легкой успокаивающей улыбкой. — Порядок? Уголок губ Гарри дернулся, и он коротко кивнул. Драко приготовился приступить к анализу, но Гарри первым схватил свой блокнот, взглянув на Драко, прежде чем написать. Почему ты им не сказал? Драко глубоко вздохнул, точно зная, о чем идет речь в туманном вопросе. Полная честность, он обещал. — Потому что я не хотел, чтобы ты умер, — ответил он. — Если бы я опознал тебя, они бы немедленно вызвали его, и он убил бы тебя тут же. Я бы не стал этого делать. Гарри пристально смотрел на него, на его лице было что-то, чего Драко не мог прочитать. Драко ждал новых вопросов, но они не пришли, поэтому он решил двигаться дальше. — Это было твоим первым — успешным — Непростительным? — спросил он. Гарри снова кивнул, не отрывая глаз от лица Драко. — Наверное, ты впервые причинил вред тому, кто технически был невиновным прохожим, верно? Должно быть, ты был абсолютно сбит с толку… — Драко замолчал, продолжая думать, когда Гарри еще раз ободряюще кивнул ему. — … и ты полностью перевернул свое конкретное представление о добре и зле, — пробормотал он. — Тебе нужно было попасть в это хранилище, чтобы победить Волдеморта. В то время мораль была роскошью, которую ты не мог себе позволить. Так, ты использовал Непростительное на невинных и ограбил банк, и, если слухи верны, ты также украл и дракона. Правильное и неправильное перестало иметь значение в вопросах выживания. Гарри смотрел на него многозначительно, снова с гордостью и чем-то вроде понимания. Драко чувствовал, что Гарри видит его насквозь. Вздрогнув, Драко понял, что он также только что описал свои собственные переживания на шестом и седьмом курсе — правильное и неправильное стало неуместным в вопросах выживания. Не об этом ли думал Гарри? Понимал ли его Гарри на сей раз? Драко вглядывался в лицо Гарри, но он не двинулся с места, чтобы начать общаться — он просто сидел и смотрел на Драко понимающими зелеными глазами. Драко направил палочку на доску, поставил новую точку «Первое непростительное» и двинулся дальше. — Откуда появился Патронус? — спросил Драко. Гарри посмотрел на него еще мгновение, прежде чем взять свой блокнот, чтобы написать. Снейп Драко приподнял брови. — Патронусом Северуса была лань? — Гарри наклонил голову, чтобы написать еще. Как и моей матери Драко глубоко вздохнул. Это не имело абсолютно никакого смысла. — Мерлин, Гарри, я очень хочу, чтобы ты мог разговаривать, — выдохнул он. — Я так о многом хочу с тобой поговорить, так много хочу знать о тебе, и мне не нравится изучать это так, когда ты это не контролируешь, не влияешь на то, что я вижу. Когда ты не можешь об этом говорить. — Драко сжал губы, чтобы не сказать еще чего-нибудь. Гарри только криво взглянул на него и пожал плечами. Драко похлопал по подлокотникам своего кресла и встал, положив конец странному моменту признания. Гарри еще некоторое время оставался на своем месте. Его растрепанные темные волосы мягко спадали на лоб, и Драко слабо видел кончик его шрама в виде молнии в том месте, где он прорезал правую бровь. Свет от огня плясал над легкой щетиной, опоясывающую его челюсть, подчеркивая его скулу. Он сидел так уверенно, занимая место в кресле с изогнутой спинкой — его одетые в джинсовую ткань ноги слегка расставлены, сильные руки лежали на подлокотниках, как будто он принадлежал им. Он внезапно взглянул на Драко сквозь очки, слишком ярко-зеленые глаза пронзили Драко из-под густых темных ресниц, и Драко резко вдохнул, чувствуя, как по его спине пробегает волна тепла. Он быстро отвернулся, подняв одну руку, чтобы прикрыть живот, где он почувствовал укол дискомфорта, предупреждения. — Тогда пошли, пора обедать, — сказал Драко более хриплым, чем ему хотелось бы, голосом, направляясь к двери, не беспокоясь о том, пойдет ли Гарри за ним.***
Гарри захотел снова навестить животных, поэтому они и пошли. К счастью, солнце светило, так что никому из них не понадобилась верхняя одежда. Драко даже закатал рукава рубашки, позволяя солнцу середины апреля согревать его кожу и наполнять его удовлетворением. По следу было легче идти: солнечный свет пробивался сквозь листву. Черная футболка и темные волосы Гарри выделялись среди яркого леса, словно гармония — что-то не совсем то же самое, что должно было сливаться, но в то же время как бы дополняло картину, создавая что-то еще более прекрасное. Земля вокруг них становилась зеленее с каждым днем, и Драко не мог не сравнить цвета с теми, что были в глазах Гарри, отмечая сходство, подчеркнутое разнообразием флоры. Он всем своим существом надеялся, что если он и был таким жалким внутренне, то, по крайней мере, не показывал этого внешне. Гарри посмотрел на него, когда они подошли к месту встречи, весело ухмыльнувшись, и поджал губы, чтобы насвистеть «Разрушитель проклятий» Селестины Уорбек. Драко фыркнул и недоверчиво покачал головой. — Так это, по-видимому, единственный звук, который ты можешь издать изо рта, — тихо усмехнулся он. — Что скажут газеты? Избранный выбирает новое призвание: профессиональная пантомима со свистом*… Гарри беззвучно рассмеялся над ним, и легкие Драко сжались, когда он увидел, как он выглядит таким счастливым, таким беззаботным из-за Драко. Гера, казалось, была счастлива снова увидеть странного компаньона Драко, и с радостью приняла морковь и ласку Гарри. Когда Бубо спрыгнул со своего насеста и мягко приземлился на голую руку Драко, Драко увидел ситуацию с новой точки зрения — Гарри любил лань и сову, хотя они напоминали ему тех, кого он потерял. Это определенно объясняло противоречивые выражения лица Гарри во время их последнего визита: радостную улыбку и печальные глаза, которые Драко мог снова видеть сейчас, когда Гарри взял у Драко мешочек с угощениями для сов и протянул его филину. Когда они вернулись в дом, выдержав еще одно из осторожных, но агрессивных чар Тимси для чистки рук, Драко решил предложить то, о чем, как он знал, Гарри не попросит. — Пару недель назад я собрал для тебя некоторые воспоминания, — осторожно начал Драко, — о Добби, когда я был молод. Мы можем их посмотреть, если хочешь. Улыбка Гарри была застенчивой, но он выглядел нетерпеливым и любопытным. Он нерешительно кивнул — как будто проявление слишком большого волнения заставило бы Драко отказаться от своего предложения. Драко ухмыльнулся ему. Восхитительно. Затем Драко отвернулся и направился обратно в кабинет, снова ругая себя за свои своенравные мысли. Драко открыл секретный шкаф и вытащил Омут, направив его туда, где стоял Гарри, в середину комнаты. Он взял с тонкой полки пузырек с надписью Добби и вернулся к Гарри. — Здесь два воспоминания, — сказал он, поднимая пузырек. — Мои любимые. — Драко откупорил флакон и осторожно вылил его содержимое в кружащийся магический жидкий вихрь внутри Омута памяти. Он взглянул на Гарри в поисках подтверждения, и они оба наклонились, чтобы опустить лица в чашу. Они приземлились в детской спальне Драко. Стены были увешаны принадлежностями для квиддича и метлами, а полки были забиты книгами и игрушечными драконами. Мебель была богато украшена, шторы вокруг его кровати были темно-зеленого цвета Слизерина. Гарри ухмыльнулся при виде этого. На полу лежит семилетний Драко в синей дорогой строгой мантии и лакированных туфлях. Над его головой летают крошечные фигурки игроков в квиддич. «Молодой мастер Драко не должен сейчас лежать на полу в своей официальной мантии», осторожно, многозначительно говорит Добби с того места, где он аппарировал в комнату, стоя у изножья кровати. Он выглядит нервным, заламывает ручонки. «Почему нет?» раздраженно спрашивает Драко, не сдвигаясь со своего места на полу. Добби становится еще более опасающимся, подпрыгивая на ногах, его уши хлопают при движении. «Потому что прямо сейчас Добби видит госпожу Нарциссу, идущую по коридору», тихо отвечает эльф. Глаза Драко комично расширяются, он вскакивает с пола и бежит к своему столу, по пути схватив книгу. Добби щелкает пальцами, волшебным образом убирая игрушки из воздуха и пола, очищая от пыли и складок дорогую мантию маленького Драко. Драко выпрямляет позвоночник, и Добби аппарирует в момент, когда дверь открывается с протяжным звуком. Нарцисса скользит в комнату, нежно улыбаясь при виде своего, по-видимому, хорошо воспитанного сына. «Драко, гости твоего отца прибудут через час, и я жду, что ты будешь готов встретить их в гостиной», мягко говорит она, нежно гладя его по волосам. Драко отрывается от книги, как будто только что заметил ее присутствие. «Конечно, мама», отвечает он, изо всех сил стараясь обрести чистокровную грацию и зрелость, которые кажутся нелепыми, исходящие от семилетнего ребенка. «Я с нетерпением жду встречи с ними и поприветствую их в нашем доме.» Рука Гарри переместилась ко рту, чтобы скрыть смех, в его глазах плясало веселье. Они увидели, как губы Нарциссы весело дернулись, и Драко внезапно вспомнил Тедди, склонившегося над рукой Нарциссы. Нарцисса нежно целует его в голову и выходит из комнаты. Когда дверь закрывается, Драко испускает преувеличенный вздох облегчения и с рывком закрывает книгу. Добби аппарирует обратно в комнату, проверяя вещи. Драко усмехается ему. «Поскольку присутствие молодого мастера Драко не требуется в течение часа, молодой мастер Драко мог бы использовать этот момент, чтобы лечь на пол в своей официальной мантии», говорит эльф, большие круглые глаза снова многозначительно смотрят на Драко. Добби щелкает пальцами, и квиддичные фигурки возвращаются в воздух, игрушечные драконы рыщут по полу. Маленький Драко смеется и снова ложится на твердый пол. Воспоминание закончилось, и сцена сменилась другой. Их окружала та же спальня, но на этот раз с вдвое большим количеством слизеринских украшений и вдвое большим количеством книг, которые в основном выглядели тяжелыми, старыми и довольно скучными. Наступила ночь, и за окном падал густой пушистый снег. Одиннадцатилетний Драко сидит на своей кровати в черной мантии, прижав колени к груди, и драматично смотрит в окно. Он уныло вздыхает. Добби тихонько входит в комнату, быстро оглядывает Драко, прежде чем повернуться к полкам, чтобы притвориться, что убирает их. «Добро пожаловать домой, молодой мастер Драко. Хорошо ли проводил время молодой мастер в школе?» «Я хочу вернуться», отвечает Драко, не отводя взгляда от окна. «Даже когда там скачет глупый знаменитый Гарри Поттер, это лучше, чем здесь. Я даже не могу поиграть в снегу. В Рождество!» Гарри фыркнул на это, и Драко усмехнулся. «Молодой мастер Драко недоволен тем, что мастер Люциус наказывает его, сэр?» спрашивает Добби, искоса поглядывая на мальчика. «Конечно», раздраженно рявкнул Драко. «Просто потому, что мои оценки не так хороши, как… Профессора выбирают себе любимчиков, очевидно… это только один семестр…» бормочет он себе под нос. «Мастер Люциус запрещает молодому мастеру Драко переступать порог своей спальни, сэр, пока мастер Люциус не решит, что наказание исчерпано», говорит Добби, пристально глядя прямо на Драко своими огромными глазами. Драко усмехается. «Я прекрасно понимаю, Добби, не нужно повторять это», рычит Драко. Добби снова заламывает руки, нервно оглядываясь. «Молодой мастер Драко не может переступить порог своей спальни, пока мастер Люциус не решит, что наказание исчерпано, сэр», говорит Добби, подчеркивая слова, мягко подпрыгивая на ногах. Драко поднимает голову с колен и проницательно смотрит на нервного эльфа. «Ты хочешь сказать, что, возможно… есть выход из моей спальни, не переступая порог?» — медленно спрашивает Драко. Лицо Добби расплывается в странной ухмылке, он энергично кивает, дико хлопая ушами. «Молодой мастер Драко мог бы поиграть в снегу, сэр, если молодой мастер захочет и скажет Добби, чтобы тот помог ему добраться туда, сэр», шепчет Добби, и Драко взволнованно улыбается, спрыгивая с кровати, чтобы обуть туфли и вытащить из сундука слизеринский шарф. Он бежит обратно к эльфу, который все еще нервно заламывает ручки, но, кажется, почти так же взволнован перспективой озорства, как и Драко. Эльф щелкает пальцами, и мальчика покрывает сильное согревающее заклинание. «Добби», тихо говорит Драко, «выведи меня на улицу.» Добби снова усмехается и хватает Драко за рукав, аппарируя их из комнаты. Когда они приземлились в своих телах за пределами Омута памяти, Драко засмеялся. Гарри присоединился к нему, беззвучно смеясь яркими влажными глазами, наблюдая за Драко. Драко почувствовал что-то холодное на своей щеке и рассеянно вытер это — слезу. Ну что ж. — Он был чудесным эльфом, — сказал Драко, и смех утих. — Я был расстроен, когда ты освободил его, но я рад, что он смог уйти из поместья от моего отца. Я рад, что он был счастлив. Лицо Гарри светилось нежностью — Драко не знал, кому это было адресовано, но это не имело значения. Он был просто счастлив доставить Гарри радость, поделиться с Гарри чем-то, что ему действительно нравилось. Когда они оправились от головокружения, Драко со вздохом указал на кресла у камина. — Давай закончим седьмой год, ладно? Гарри мельком взглянул на полки воспоминаний внутри шкафа Омута памяти, прежде чем пройти к своему креслу. — Начни медитировать, я сейчас закончу, — сказал Драко, вытаскивая палочку, чтобы выудить воспоминания из Омута памяти и аккуратно поместить их обратно в стеклянный флакон. Он отнес Омут памяти обратно в шкаф, поставил на место пузырек на полке и закрыл его, тщательно заперев. Драко устроился на кресле, крутя палочку в пальцах, глубоко дыша, наблюдая, как Гарри медитирует. Он думал про себя, что мягкие, повторяющиеся подъемы и опускания плеч Гарри достаточно успокаивают, чтобы он отказался от собственной медитации. Вместо этого он снова поднял свои барьеры окклюменции, запихивая свои эмоции и реакции за большую деревянную дверь в своем сознании, готовясь к предстоящей работе. Гарри открыл глаза, скривил губы и кивнул Драко. Драко поднял палочку. «Чаша в обмен на меч!» Крюкохват кричит, и у Гарри нет выбора, они тонут в пылающих сокровищах. Он бросает Меч Гриффиндора гоблину, который бросает ему золотую чашу. Она обжигает его кожу и начинает выплевывать копии, но Гарри не отпускает. «Релашио!» Гарри кричит, и кандалы, приковывающие дракона к полу, раскалываются. «Сюда!» Гарри мчится к зверю, посылая поражающие проклятья в гоблинов и волшебников-охранников. «Гарри… Гарри… что ты делаешь?» Гермиона плачет. «Вставай, забирайся, давай…» Гарри забирается на спину дракона, протягивает руку, поднимает Гермиону и Рона за собой, а затем дракон понимает, что он больше не привязан, и поднимается с оглушительным ревом. «Они забрали?» Его голос высокий и холодный, в нем пылают ярость и страх. «Что они забрали? Говори!» «А… маленькую золотую чашу, милорд…» запинается гоблин и издает крик ярости и отрицания. Бузинная палочка рассекает воздух, огонь заполняет комнату, тела и кровь повсюду на полу. «Мы должны идти, Гермиона», твердо говорит Гарри, не жалея времени на оплакивание недостатка сна. Времени не было. «Вы только представьте, что он будет делать, когда поймет, что кольцо и медальон пропали? Что, если он перепрячет крестраж из Хогвартса и решит, что там недостаточно безопасно?» За барьерами Драко радовался, что слух об украденном драконе — правда — он всегда на это надеялся. Гринготтс всегда это отрицал. Но последствия этого… В голове Драко складывались кусочки и части паззла, соединяя воспоминания с его собственными. «Я знал своего брата, Поттер. Он учился секретности на коленях у нашей матери. Секреты и ложь — вот как мы росли, а Альбус… он был в этом хорош от природы.» Взгляд Аберфорта перемещается к портрету девушки на каминной полке. «Я знал, что ты придешь! Я знал это, Гарри!» Невилл выглядит потрепанным, вылезая из-за портрета на каминной полке. «Нам нужно кое-что найти», говорит Гарри. «Оно здесь, в Хогвартсе, но мы не знаем где. Оно может принадлежать Когтеврану.» «Это же потерянная диадема Кандиды Когтевран», восклицает Луна. «Я говорила тебе о ней, Гарри, помнишь?» Амикус Кэрроу плюет МакГонагалл в лицо. Гарри в ярости сбрасывает мантию и целится палочкой из боярышника. «Круцио!» Палочки МакГонагалл и Флитвика рассекают воздух. Снейп врывается в дверь класса. «Трус!» кричит МакГонагалл. В собственном теле Драко нервно трясся. Он не хотел заново переживать эту ночь, он действительно не хотел… «Вот, у меня есть колдография!» с гордостью говорит Ремус Флер и Гарри, вытаскивая колдографию крошечного ребенка с пучком бирюзовых волос, размахивающего толстыми кулачками перед камерой. «Отдайте мне Гарри Поттера, и никто не пострадает. Отдайте мне Гарри Поттера, и вы будете вознаграждены. Время до полуночи.» Голос Волдеморта затихает, и в Большом зале наступает тяжелая тишина. «Да он же здесь! Поттер здесь!» Панси визжит, указывая трясущейся рукой. «Хватайте его!» Рон издает ужасное шипение, держа охапку клыков василиска. «Это то, что ты сказал, когда открывал медальон», объясняет он, глядя на ошеломленный взгляд Гарри. «Я пробовал несколько раз, но в итоге получилось». «Домашние эльфы все будут на кухнях, да?» говорит Рон. «Ты хочешь сказать, что мы должны заставить их сражаться?» спрашивает Гарри. «Нет», говорит Рон. «Я имею в виду, что мы должны сказать им, чтобы они убирались. Мы не можем приказать им умирать за нас…» Разносится стук, когда клыки василиска вылетают из рук Гермионы. Она бежит к Рону, обнимает его за шею и целует его в губы. «Не убивай его! НЕ УБИВАЙТЕ ЕГО!» Драко кричит на Винса и Грега. «ЕСЛИ МЫ УМРЕМ ИЗ-ЗА НИХ, Я УБЬЮ ТЕБЯ, ГАРРИ!» Рон рычит, когда они с Гермионой затаскивают Грега на свою метлу, и Драко, наконец, хватает Гарри за руку, карабкается сзади и крепко сжимает его за талию. Гарри замечает диадему, летящую в воздухе, делает разворот и ныряет. Лицо Драко уткнулось между его лопаток. «Что ты творишь, что творишь, дверь в другой стороне!» Драко кричит, когда Гарри ловит падающую диадему на его запястье и летит обратно к двери, Драко обнимает его так крепко, что становится больно. Дыхание Драко было резким за пределами головы Гарри. Он слышал прерывистое дыхание Гарри и чувствовал, как дрожит его левая рука на коленях. Почти, почти там… «Ты и правда шутишь, Перс! По-моему, я не слышал твоих шуток с тех пор как…» Воздух взрывается, всех отбрасывает, и из-за обломков Гарри слышит ужасный, мучительный крик боли… «Если твой сын мертв, Люциус, это не моя вина. Он не пришел и не присоединился ко мне, как остальные слизеринцы. Может, он решил подружиться с Гарри Поттером?» «Нет… Никогда», шепчет Люциус. «НЕТ!» Гермиона кричит, и с оглушительным выстрелом палочки Сивый отбрасывается от слабо шевелящегося тела Лаванды Браун. «Не обижайте их, не обижайте их!» кричит Хагрид, исчезая среди роящихся акромантулов. «Мы все еще здесь», шепчет Луна, «мы все еще сражаемся, давай…» Гарри склонился над Снейпом, пытаясь закрыть кровавую рану на его шее. «Собери… их…» хрипит Снейп, и Гарри видит, как серебристо-синий дым вытекает из его глаз и рта. Гермиона сует ему в руку флакон — Гарри наполняет его до краев. «Посмотри… на… меня», шепчет Снейп, и Гарри встречает его темные глаза за мгновение до того, как жизнь внутри них исчезает. — Почти готово, Гарри, — пробормотал Драко дрожащим голосом. — Мы очень близко, я чувствую это. — Он услышал фырканье Гарри, и, даже не видя этого, Драко понял, что это означает что-то вроде Очевидно, ты, кретин. Вероятно, потому, что Драко тоже так думал. Уизли окружают тело Фреда. Гарри ясно видит рядом с ними тела Ремуса и Нимфадоры Тонкс, мирные и неподвижные, и его мир, кажется, сжимается. Он бежит в кабинет директора. В одном воспоминании, в Хогвартс-экспрессе, одиннадцатилетний Северус усмехается над одиннадцатилетней Лили Эванс. «Тебе лучше быть в Слизерине», говорит он. «Слизерин?» Трубит еще один мальчик в купе — молодой Джеймс Поттер. «Кто это тут хочет быть в Слизерине? Думаю, я уйду из школы в таком случае, а ты?» В воспоминаниях, на вершине холма, Северус дрожит от ужаса. «Пророчество — он думает, что оно о ее сыне! Он собирается выследить их и убить — спрячьте их, спрячьте их всех…» «И что вы дадите мне взамен, Северус?» спрашивает Дамблдор. «Что угодно.» В воспоминаниях Северус плачет. «Вы знаете, как и почему она умерла. Убедитесь, что это было не зря. Помогите мне защитить ее сына», призывает Дамблдор. В воспоминаниях палочка Северуса ведет над почерневшей рукой Дамблдора. «Вы отлично справились, Северус. Как вы думаете, сколько мне осталось?» спрашивает Дамблдор. Северус колеблется. «Может быть, год.» В воспоминаниях Северус поднимает брови. «Вы собираетесь позволить Драко убить вас?» «Конечно, нет», отвечает Дамблдор. «Меня должны убить вы.» — Хорошо, Гарри, держись крепче, — пробормотал Драко и резко вдохнул, почувствовав, как теплая рука Гарри схватила его собственную — Гарри понял это буквально. Во всяком случае, Драко держал его крепко, когда заметил свечение на периферии, более яркое и длинное, чем когда-либо, и вложил в него свою магию. В воспоминаниях Дамблдор ходит по своему кабинету. «Гарри не должен знать, до самого последнего момента, до тех пор, пока не будет необходимо, а то разве хватит у него сил сделать то, что он должен сделать?» «А что он должен сделать?» спрашивает Северус. «Настанет время — после моей смерти — когда лорд Волдеморт начнет опасаться за жизнь своей змеи. Тогда, я думаю, можно будет сказать Гарри. … В ту ночь, когда Лили поставила между ними свою жизнь, словно щит, Убивающее заклятие отлетело назад, ударив в лорда Волдеморта, и осколок его души, оторвавшись от целого, проскользнул в единственное живое существо, уцелевшее в рушащемся здании. Часть лорда Волдеморта живет в Гарри, и именно она дает мальчику способность говорить со змеями и ту связь с мыслями лорда Волдеморта, которую он сам не понимает. И пока этот осколок души, о котором и сам Волдеморт не догадывается, живет в Гарри, под его защитой, Волдеморт не может умереть.» «Значит, мальчик… мальчик должен умереть?» спрашивает Северус. «И убить его должен сам Волдеморт, Северус. Это самое важное.» Еще одно долгое молчание. Затем Северус говорит: «Я думал… все эти годы, что мы оберегаем его ради нее. Ради Лили. Вы сохраняли ему жизнь, чтобы он мог погибнуть в нужный момент?» Северус в ужасе. Гарри поднимается из Омута памяти, и его ноги подгибаются под ним, отправляя его на пол. … «Невилл, послушай… ты знаешь змею Волдеморта, огромную змею, он зовет ее Нагайной?..» говорит Гарри. «Я слышал, да… а что такое?» «Ее нужно убить. Рон и Гермиона знают, но на всякий случай, если они…» Гарри подавился словами. … На окраине Запретного леса обессилевшие пальцы Гарри нащупывают мешочек на шее и вытаскивают снитч. Он читает слова на металле: «Я открываюсь под конец». Он прижимается губами к снитчу и шепчет: «Я скоро умру». Снитч раскрывается, обнажая маленький черный камень. Он закрывает глаза и трижды поворачивает камень в руке. Когда он открывает глаза, похожие на воспоминания фигуры Джеймса, Лили, Сириуса и Ремуса стоят вокруг него, улыбаясь ему. … Гарри идет через лес под мантией в окружении фигур Джеймса, Лили, Сириуса и Ремуса. Их присутствие придает ему храбрости. … «Я думал, он придет. Похоже, я ошибался», говорит Волдеморт. «Нет, не ошиблись», громко и отчетливо говорит Гарри, бросая камень на лесную подстилку, снимая мантию и выходя на поляну. Фигуры вокруг него исчезают. «Гарри Поттер», очень мягко говорит Волдеморт. «Мальчик, который выжил.» Он поднимает палочку, склонив голову набок. Сердце Гарри бьется так быстро, считая последние удары. Он не достает собственную палочку. Он видит, как шевелится рот Волдеморта и вспыхивает зеленый свет, а затем все исчезает. Воздух вылетел из легких Драко, когда удар Смертельного проклятия ударил его в грудь, но свечение продолжалось, хлебные крошки продолжали появляться, и он не мог остановиться сейчас, даже несмотря на то, что хотел, потому что, что вообще возможно после смерти? Но он знал, что Гарри жив, здесь, прямо перед ним, сжимает его руку так сильно, что было больно, и ему пришлось продолжать. Огромное, ярко-белое, туманное место. Что-то издает жалкое хныканье — кто-то в виде маленького обнаженного ребенка с содранной кожей, свернувшегося на земле. Гарри отшатывается. «Ты не можешь ему помочь», говорит голос, и Гарри поворачивается к Альбусу Дамблдору. … «Но если Волдеморт применил Смертельное проклятие», начинает Гарри, «и на этот раз никто не умер за меня — как я могу остаться в живых?» «Думаю, ты и сам знаешь ответ», говорит Дамблдор. «Подумай. Вспомни, что он сделал из-за своего невежества, жадности и жестокости.» Гарри долго думает, вспоминая. «Он взял мою кровь», наконец говорит Гарри. «Именно так!» восклицает Дамблдор. «Он взял твою кровь и восстановил на ней свое живое тело! Твоя кровь в его жилах, Гарри, защита Лили внутри вас обоих! Он привязал тебя к жизни, пока он сам жив!» … «Я должен вернуться, верно?» спрашивает Гарри. «Это зависит от тебя.» «У меня есть выбор?» «О, да.» … «Твое возвращение, может быть, послужит тому, чтобы стало меньше искалеченных душ меньше разбитых семей. Если это кажется тебе достойной целью, то сейчас нам пора проститься.» говорит Дамблдор, Гарри вздыхает и кивает. На самом деле он не хочет — здесь тепло, светло и мирно, и он знает, что возвращается к еще большей боли и страху новых потерь. Но он должен. «Скажите мне напоследок», говорит Гарри. «Это все правда? Или это происходит у меня в голове?» Дамблдор улыбается ему сияющей улыбкой. «Конечно, это происходит у тебя голове, Гарри, но кто сказал тебе, что поэтому оно не должно быть правдой?» … Гарри лежит на лесной подстилке, как можно тише, прислушиваясь к голосам вокруг себя. «Ты», говорит Волдеморт, и раздается хлопок и легкий крик боли. «Осмотри его. Доложи мне, мертв он или нет.» Гарри не знает, кого послали. Его сердце предательски бьется при приближении осторожных шагов. Руки, более мягкие, чем он ожидал, касаются лица Гарри, отводят веко, пробираются под рубашку к груди и ощущают его сердце. Он чувствует учащенное дыхание женщины, ее длинные волосы щекочут ему лицо. Она наклоняется к его уху, волосы закрывают ее лицо, ее рука ощущает его сердце, бьющееся под ребрами, и шепчет, едва слышно: «Драко жив? Он в замке?» «Да», выдыхает Гарри. Рука на его груди сжимается, ногти пронзают его, когда она садится. «Он мертв», говорит Нарцисса Малфой Волдеморту и наблюдающим за ним Пожирателям смерти. Драко ахнул и, наконец, отстранился, издав громкий стон боли и облегчения, и все эмоции, которые он не успел ощутить. Он сильно вздрогнул, его лицо было мокрым от слез и пота, его рука крепко сжимала руку Гарри — на этот раз это он думал, что Гарри может исчезнуть, и держался изо всех сил. — Блять, — хрипло выдохнул Драко, эмоции захлестнули его. Он куда-то уронил палочку — его рука схватилась за грудь, не за шрамы, а там, где он почувствовал, как струя зеленого света ударила его — ударила Гарри — Гарри. Рука на его груди вытянулась сама собой, и там ее нашла другая, такая же теплая и живая. Гарри умер. Он принес высшую жертву ради них всех — потому что он должен был это сделать. Потому что он всегда это делал, потому что никто другой не мог и не хотел. А потом он вернулся, имея выбор не потому, что он хотел, а потому, что он был вынужден, потому что никто другой не сделал бы этого. Он не мог освободиться от чувства ответственности за благополучие Волшебного мира — бремени, которое было возложено на него еще ребенком, и даже после смерти. — Гарри, — голос Драко был напряженным, почти всхлипывающим, и он был полностью ошеломлен, потому что теперь к нему присоединился праведный гнев. Они знали, Дамблдор знал, что они растили Гарри, как свинью на убой, заставили его пережить ужасное детство, заставили его снова и снова спасать мир, давали ему устрашающую, опасную, невыполнимую задачу, а затем попросили его умереть… И даже в самой смерти Дамблдор был приятно удивлен, когда Гарри прошел через это, привязанный к жизни простым поворотом судьбы. А потом этот человек практически сказал ему вернуться и закончить работу, и Гарри это сделал. Это просто, блять, невероятно. Дыхание Драко было поверхностным, неровным, затрудненным из-за болезненного комка в горле. Трясущимися руками он поднес сильные чужие руки к лицу, прижал тыльную сторону пальцев ко лбу и щеке, чувствуя тепло под кожей. Живой. Живой. Одна из рук отпустила его, но вскоре, неуверенно, вернулась к его лицу: грубая ладонь на щеке Драко, осторожные пальцы в волосах Драко. Живой. Здесь. В безопасности. Драко, еще не полностью осознавший себя, прильнул к прикосновению и услышал перед собой тихий, прерывистый вздох. Живой. Драко прижал ладонь к своему лицу, пытаясь контролировать свое дыхание, преодолевая ураган эмоций, замечая разницу между ними и дискомфорт в животе от уз, теперь болезненно острых. Раньше ему никогда не приходилось так пересекать границу. От этого он только сильнее сжал руку Гарри, вероятно, назло им. Когда он наконец почувствовал, что у него есть контроль над собой, он отпустил руки Гарри и откинулся на спинку стула, отстраняясь от тепла существа перед ним. Только тогда он решил открыть глаза. Лицо Гарри тоже было мокрым, и Драко знал, что сам, должно быть, был в полном беспорядке — он знал, что краснеет и покрывается пятнами, когда плачет, Панси всегда говорила ему, что это некрасиво. Но Гарри выглядел как трагичный ангел, потому что, конечно же, он им был, ублюдок. Его глаза сияли ярче на его гладкой смуглой коже, его губы были прекрасного розового цвета от такого сильного сжатия, от прямых зубов, которые нервно их кусают. — Так вот почему ты доверяешь моей матери, — наконец решил сказать Драко, потому что он не доверял себе, чтобы сказать что-нибудь еще и полностью не взорваться. Гарри внимательно вглядывался в его лицо на мгновение, прежде чем уголок его рта слегка приподнялся, и он кивнул. Драко сделал еще несколько глубоких вдохов, и в комнате снова воцарилась тишина. — Я знаю, почему это было важным и определяющим для тебя. — пробормотал Драко, глядя Гарри в глаза. Больше он ничего не сказал — это было слишком взрывоопасно. Он ждал, что Гарри подтолкнет его к большему, но, к счастью, этого не произошло. Он просто продолжал молча наблюдать за Драко. Драко наклонился и поднял палочку, которую уронил на пол. Он указал ей на доску, сделал еще одну точку на линии и назвал ее «Смерть». Просто и лаконично, действительно не было никакого способа сделать это менее болезненным. Он снова посмотрел на Гарри, думая, вспоминая. — Почему ты вернулся за мной? — мягко спросил Драко, нахмурив брови, не зная, ответит ли Гарри. Если бы он этого не сделал, Драко не стал бы его винить, но Гарри не колебался. Он открыл блокнот, щелкнул ручкой и начал писать. Я не хотел, чтобы ты умер Лицо Драко расплылось в крошечной улыбке, которая, казалось, понравилась Гарри. Типично, что Гарри использовал собственные слова Драко, но, тем не менее, был признателен. То, что Гарри Поттер помнил и ценил все, что он говорил, было чудом само по себе, точно так же, как то, что Гарри Поттер жив, было чудом. Драко одинаково дорожил обоими этими аспектами. Он нежно покачал головой. — То, что сказал Дамблдор, в конце… поэтому ты испугался, когда я разговаривал с тобой в Мунго? Ты думал, я был в твоей голове, наблюдая за этим? Гарри медленно кивнул. — И он дал тебе снитч… в нем был Воскрешающий Камень, но не для тебя, а для твоего сопровождения… — бормотал Драко про себя в этот момент, обрабатывая все остальное, теперь, когда поток эмоций утих. Гарри все еще кивал ему. — Ты же знаешь, что технически это делает тебя Повелителем Смерти, верно? Ты действительно обладал всеми тремя… — Драко сделал кавычки пальцами в воздухе, а Гарри усмехнулся, закатывая глаза. — Знаю, — ухмыльнулся Драко. — Как будто тебе нужен еще один нелепый титул, чтобы добавить к твоему списку эпитетов. Когда ты наконец откинешь копыта, они не смогут уместить их все на твоем надгробии, — сухо сказал он. Гарри тихо усмехнулся ему, его глаза все еще сияли от слез, а теперь мерцали от веселья. В конце концов Драко вздохнул и взглянул на часы. — У нас нет времени на сегодня, но… — он поднял палочку к виску, сильно концентрируясь на воспоминании о том, как сидел на пляже на побережье Амальфи. Он удостоверился, что полностью одет в этом воспоминании, он не очень хотел, чтобы Гарри видел его шрамы. Оно было скучным, но мирным — Драко просто сидел здесь, на пляже, часами, безуспешно пытаясь прочитать книгу и отвлекаясь на красивый пейзаж. Он сосредоточился на ароматах лимонных рощ, ощущении морского бриза и солнца на своей коже, звуках волн на камнях. Драко осторожно вытащил из головы нить воспоминаний, встал и достал из ящика стола пустой стеклянный флакон, поместил воспоминание внутрь и плотно закрыл его пробкой. — На случай, если тебе понадобится еще одна передышка от твоей головы, — пробормотал Драко, передавая светящийся флакон Гарри. — Полагаю, у тебя дома есть Омут памяти. Гарри осторожно взял его, глядя на него с трепетом. Он взглянул на Драко с радостной, благодарной улыбкой, от которой Драко почувствовал тепло всем телом. *(прим. пер. Я только вот сейчас задумалась, что если он может свистеть и беззвучно смеяться, то по сути может и шептать, для этого ведь не нужен голос…)