***
Всего пару дней спустя Драко стоял в своем кабинете, глядя на остатки классной доски. Он еще не отремонтировал ее. Требовалось серьезная работа, так как она была сломана жестокой, дикой магией, и он не хотел просто испарить ее, — он усердно работал над тем, чтобы приклеить эту доску к стене, чтобы, когда она была нужна, она появлялась, а когда нет — стена закрывалась книгами. Это были великолепные чары. Но сейчас на ней были изображены остатки незаконченной головоломки, которую Драко ненавидел. Он был полон решимости решить эту проблему. Он прочитал все свои заметки о проклятии и злоумышленнике, он проанализировал каждое его слово, и было только одно, что он еще не сделал в своем расследовании: он не посетил Отдел Тайн. Это было единственное, о чем мог думать Драко. В рассуждениях была огромная зияющая дыра — злоумышленник утверждал, что он все это предвидел. Если бы он был Невыразимцем — что было вполне вероятно, исходя из слов Кингсли, что Невыразимцы ни перед кем не отвечали, — у него мог быть доступ в Зал Пророчеств, и что-то там должно было заставить его действовать. Рон сказал, что они никогда не ходили туда, что их не ждут после того ущерба, который они нанесли в 1996 году. Тогда было вероятно, что оно все еще на месте. Его не проверяли. Мозг Драко работал быстрее. «Потому что единственные люди, которым разрешено получить пророчество из Отдела Тайн, Поттер, — это те, о ком оно было сделано.» Воспоминания Гарри голосом Люциуса эхом отозвались в голове Драко, заставив его вздрогнуть. Пророчество, если оно и было, вероятно, касалось Гарри. Но оно вызвало реакцию, которая отправила Гарри к единственному Целителю-легилименту в Англии: Драко. И если нападавший сам не был Провидцем, он мог услышать его только из уст Провидца — иначе пророчество касалось и его, и он имел полный доступ к нему. На данный момент это было его лучшее предположение. Ничего другого не было. Он вышел из кабинета и пошел в свою комнату, чтобы надеть соответствующий костюм.***
Густой и тяжелый смог Лондона чуть не заставил Драко заткнуть рот после столь долгого пребывания на свежем, естественном воздухе дома. Не помогло и то, что ему пришлось аппарировать в сырой переулок, рядом с переполненными мусорными баками и неопрятной красной телефонной будкой, обозначавшей вход посетителей в министерство. Он, вероятно, мог бы использовать прямой камин в кабинете министра, но это казалось грубым. Он не хотел испытывать удачу. Итак, скривившись, он вошел в грязную будку и набрал 6-2-4-4-2*. (прим.пер. Кстати, вы знали, что если набирать эти цифры на клавиатуре телефона, то можно составить слово ‘magic’) — Добро пожаловать в Министерство магии. Назовите свое имя и цель визита. Драко не подумал об этом. Он же не мог просто сказать, что посетит Девятый Уровень ради пророчества, не так ли? Это насторожило бы кого-нибудь? Последний раз, когда Малфой приходил сюда ради пророчества, вызвал настоящий переполох… — Целитель Драко Малфой, сбор информации. — Да, это звучало хорошо. Достаточно расплывчато. Определенно подозрительно, но недостаточно, чтобы его арестовали на месте. Наверное. Раздался небольшой грохот, когда будка выплюнула бирку с именем в прорези для возврата монет. Драко вынул ее и осмотрел, когда пол кабины качнулся и начал спускаться вниз.Ц-ль. ДРАКО МАЛФОЙ Поиск знаний
Драко усмехнулся. Действительно, поиск знаний. Кто-то где-то, наверное, посмеялся. Он прикрепил бирку к черному лацкану своего костюма, прямо под булавкой с эмблемой Целителя. Здесь чары, вероятно, не принесут ему никакой пользы, но немного авторитета не повредит. В конце концов будка остановилась, и дверь открылась, выпустив его в гудящий министерский атриум. Приближался обеденный перерыв, поэтому народу было недостаточно, чтобы вызвать панику Драко, но находиться здесь все равно было ужасно. Он пытался сдержать гримасу тошноты, когда выпрямил позвоночник и пересек пол прямиком к будке регистрации волшебных палочек на другой стороне зала, смотря только вперед, постоянно игнорируя взгляды и перешептывания. Фонтан изменили — это был больше не Фонтан Магического Братства, а какая-то большая расплывчатая мраморная сфера, извергающая воду из вершины, вода приземлялась обратно на камень и каскадом стекала в бассейн внизу. Это настолько отличалось от того, что он видел раньше, но воспоминания Гарри все еще мигали в мозгу Драко вместе с его собственными: место у стены, где статуя охраняла пятнадцатилетнего Гарри, место на полу, где Гарри упал в агонии под властью Волдеморта, место, которое было заполнено разъяренной толпой после того, как восемнадцатилетний Драко был освобожден… — Палочку, пожалуйста, — молодой сонно выглядящий волшебник за столом машинально протянул руку, когда Драко подошел, даже не подняв глаз. Драко передал свою палочку с минутным колебанием. Хорошо. Все в порядке. Волшебник положил палочку на маленькие весы и с угрюмым видом ждал, пока устройство не выплюнет маленький кусок пергамента. Он взял его в пальцы и прочитал: Серебристая липовая древесина, одиннадцать дюймов, сердцевина с волосом единорога. Правильно? — Верно, — ответил Драко, и волшебник наконец поднял глаза, его глаза расширились при виде печально известного бывшего Пожирателя Смерти Драко Малфоя в очень строгом, черном магловском костюме-тройке. Драко просто собирался притвориться, что тот пялился на него потому, что он выглядел фантастически, а не из-за всего прочего, из-за чего вздрагивал его желудок. Спасибо Мерлину за его превосходный облегающий костюм. Волшебник какое-то время продолжал смотреть с открытым ртом, напоминая Драко рыбу, пока Драко властно не приподнял бровь. Мужчина встряхнулся и откашлялся, наконец вернув палочку Драко. — Приятного вам времени в Министерстве, мистер Малфой, — пробормотал волшебник, лицо все еще оставалось потрясенным. Драко решил проверить свою новую теорию, посмотрев ему в глаза и одарив мужчину очаровательной кривой улыбкой, сказав: — Спасибо, мистер… Коллинз, — когда он прочитал значок этого человека. Молодой волшебник сглотнул и покраснел, а Драко ухмыльнулся, отвернувшись, чувствуя себя немного победителем. Все еще не потерял хватку, Драко. Драко прошел через Атриум к ряду золотых решеток, на которых располагались лифты, и звук его дорогих ботинок по темному мраморному полу был вполне удовлетворительным. Они определенно не так четко и авторитетно постукивали по паркетным полам у него дома. Он попытался занять лифт единолично, но в последнюю минуту втиснулась пара человек. Им потребовалось несколько этажей, прежде чем они поняли, с кем едут в лифте, и один из них вышел на следующем этаже — Драко слышал, как он говорил о Восьмом Уровне, на Четвертом ему не было необходимости выходить. Но другая пассажирка осталась, женщина постарше, неодобрительно сжавшая губы — в чем дело? В самом Драко или в его магловском наряде? Он никогда не узнает. Она все время держала руку на палочке и вышла на восьмом уровне, оглянувшись однажды в замешательстве и подозрении, когда поняла, что он выходит на последнем уровне. — Девятый уровень: Отдел Тайн. Драко вышел из лифта, и ему сразу стало холоднее. Может быть, это было потому, что он видел воспоминания Гарри о дементорах, стоявших в этом коридоре во время седьмого курса, или потому, что они были так глубоко под землей, или потому, что воспоминания о кошмарах и битвах пятого года жизни Гарри бомбардировали его разум, или потому, что этот путь вел в Залы суда… У него не было времени это обдумывать. Он зашагал по полутемному коридору, выложенному плиткой, и направился к большой черной двери в самом конце, его туфли эхом отражались от полированного камня. Он подошел к черной двери и некоторое время смотрел на нее — он вспомнил, как в воспоминаниях Гарри Люциус разговаривал с Фаджем прямо перед этой самой дверью. Было страшно видеть, как оживают эти ужасные воспоминания. Это делало все намного более реальным, слишком близким. Он чувствовал себя несчастным, зная так много о Гарри, идя по тропам, по которым он шел, зная, что они больше никогда не заговорят. Драко глубоко вздохнул, не обращая внимания на ощущение стеснения в груди, и открыл дверь. Круглая комната, в которую он вошел, была невероятно темной, и только свечи тускло-голубого пламени украшали стены между множеством одинаковых дверей. Как только дверь за ним закрылась, стены начали очень быстро вращаться, заставляя синий свет размываться вокруг него, поэтому было невозможно определить, из какой двери он вошел. Он раздраженно прищелкнул языком. — Мне просто нужен Зал Пророчеств, — пробормотал он, и стены внезапно остановились, дверь перед ним широко открылась в другую темную комнату. Драко пожал плечами. Было логично, что Департамент Тайн будет делать свой вход как можно более отталкивающим и драматичным. Большинство людей, вероятно, не удосужились просто попросить то, что им нужно. Драко вошел в следующую комнату, почти такую же темную, как и первая, и услышал, как у него перехватило дыхание — она была размером как минимум с собор или два, и была заполнена высокими полками светящихся стеклянных сфер, точно таких же, как в воспоминании Гарри. Он почти слышал требования Люциуса и насмешки Беллатрисы, практически видел их перед собой. Драко вздрогнул. Но их были тысячи… как он мог их найти? И почему вокруг не было никаких Невыразимцев? Он был совершенно один в этом темном, гулком зале, погребенном глубоко под землей. Драко решил попробовать метод, который когда-то уже работал. Он прочистил горло. Это могло не сработать, здесь могло даже не быть пророчества, но если бы оно было, он смог бы получить его, только если бы оно было о нем. Он должен был попробовать. — Мне нужно мое пророчество — пророчество о Драко Малфое. Сразу же массивные полки начали медленно двигаться, стеклянные шары тихонько загрохотали на своих подставках. Они почти полностью достигли огромного сводчатого потолка, и Драко подпрыгнул и собрался бежать, но они не падали — просто продолжали скользить по полу, двигаясь и поворачиваясь в течение нескольких минут, издавая низкий грохочущий звук, вызывающий вибрацию пола под его ногами. Наконец прямо перед ним остановилась башня из полок. Сделав глубокий вдох, чтобы избавиться от адреналина в венах, он шагнул вперед, изучая метки на сферах полки на уровне глаз, пока… Невыразимцу Д. Л. Малфой и Г. Дж. Поттер Л. А. Малфой? Драко подавился. Что? Он уставился на светящуюся стеклянную сферу, которую он даже не был уверен, что найдет, но вот она была перед ним — помечена его именем, Гарри и… Люциусом Абраксасом Малфоем с вопросительным знаком? Он сделал еще один глубокий вдох, пытаясь успокоить нервы, встряхнув руки, прежде чем просто взяться за дело и схватить сферу с полки. Он не умер и не сошел с ума, пока все было хорошо… «По-настоящему узнав Спасителя, тот, кто откажется от своего имени, поднимется выше тех, кто был до него, забрав то, что его отец никогда не брал, и сделав Голос Спасителя, наконец, ненужным.» Драко ахнул, когда хриплый, монотонный детский голос заполнил его голову, и чуть не уронил стеклянный шар. Что за хрень?! Он как будто примерз к полу. Да, это определенно было пророчество, но — тот, кто откажется от своего имени — могло означать кого угодно, и все же, вот оно, имена Драко и его отца были на бирке, и его мозг работал так быстро, что он едва мог за ним угнаться. Если его имя было на бирке, это означало, что действие было предпринято, события уже начались, как и в случае с пророчеством «Избранного», бирка была исправлена после того, как Волдеморт нацелился на Гарри Поттера, а не на Невилла Лонгботтома… Драко дышал неглубоко, руки дрожали, когда он ставил сферу обратно на полку. Он попятился, когда они снова начали двигаться, обратно в исходное положение, и внезапно он побежал, инстинкт заставлял его убираться отсюда. Он распахнул дверь и побежал обратно в темную круглую прихожую. Стены начали вращаться, и когда он успел вытащить свою палочку? — Мне нужен выход! — Драко разочарованно зарычал, и стены замерли, дверь распахнулась прямо перед ним. Драко выскочил из нее, не пытаясь закрыть за собой дверь, и не останавливаясь, пока не был вынужден это сделать перед лифтом. Решетки лифта с лязгом открылись, и Драко вошел, задыхаясь. Он даже не знал, от чего убегает — просто что-то было не так, что-то небезопасно, и его инстинкты не позволяли ему остановиться, пока он снова не окажется в безопасности за своими собственными защитными чарами. Он не бежал, когда добрался до Атриума, потому что бегущий Малфой всегда был поводом для беспокойства, а арест нисколько не улучшил бы его нынешнюю ситуацию. Он по-прежнему пересекал пол так быстро, как только мог, в сторону исходящих каминов. Он покопался в своем расширенном кармане, Тимси всегда следил за тем, чтобы у него был запас порошка, когда он выходил на улицу — вот он. Он поспешно вытащил мешочек из кармана и случайно толкнул локтем кого-то еще, стоявшего в очереди к камину. — Извините, — пробормотал он, и человек ничего не сказал, слава Мерлину. Драко вытащил из мешочка щепотку дымолетного порошка, бросил ее в огонь и ступил в зеленое пламя, тихо выкрикивая название своего дома: Резиденция «Серебряный Боярышник». Камин затянул его, и он ждал, переживая тошнотворное, головокружительное путешествие, прежде чем приземлиться в собственном камине и со вздохом облегчения шагнуть в свою гостиную. Теперь, когда он был дома, ему нужно было подумать, но его желудок выбрал момент, чтобы заурчать. Он не слышал никаких звуков из кухни — значит, Тимси, должно быть, ходил по магазинам. Верно, сегодня был вторник, Тимси всегда делал покупки по вторникам. Проклятие. В данный момент Драко не мог оставаться спокойным достаточно для того, чтобы приготовить себе еду. Ему придется подождать, чтобы поесть. Он быстро прошел по коридору в свой кабинет, снова лицом к доске, когда хриплый детский голос Провидца зазвучал в его голове. По-настоящему узнав Спасителя… По-настоящему узнать Спасителя — это то, что он, по-видимому, сделал теперь благодаря этому дурацкому Невыразимцу. Его работа заключалась в том, чтобы убедиться, что пророчество исполнилось, или что-то в этом роде? … тот, кто откажется от своего имени, поднимется выше тех, кто был до него… Технически Драко отказался от своего имени, отказавшись от своих обязанностей Малфоя, от дома своего детства, от фанатичных убеждений своих и своей семьи, и несколько непреднамеренно помог Гарри Поттеру выиграть войну. Но люди постоянно противостояли своим семьям, это могло еще означать, что кто-то решил просто сменить свое имя! Но кто-то решил, что пророчество относится к Драко. И «поднимется выше» в каком статусе? Во власти? Это могло означать даже физическое расстояние, однажды в детстве ему снился сон о том, как он летит на метле на Луну… …забрав то, что его отец никогда не брал… Возможно, это было самое неясное пророчество, о котором он когда-либо слышал; он мог бы написать что-то подобное на Прорицаниях и получить за это отличную оценку. Было так много всего, чего у его отца никогда не было — например, настоящих друзей или близких отношений с семьей — это только парочка примеров. Но формулировка могла означать что-то другое, это могло означать «забрав то, что его отец никогда не брал…» …и сделав Голос Спасителя, наконец, ненужным. Это звучало чертовски зловеще, но еще звучало так, будто Гарри на этот раз должен ненадолго взять перерыв. Все это было настолько расплывчатым, таким неполным, но кто-то догадался о Драко Малфое и что-то с этим сделал, но зачем? Это снова и снова крутилось в его голове, как сломанная пластинка. Это было похоже на проблему с властью. По-настоящему узнав Спасителя — то есть со знанием, силой, преимуществом, по-видимому, — он поднимется выше, чем те, кто был до него… забрав то, чего никогда не было у его отца… Люциус был чертовски могущественным в расцвете сил, он подкупал, шантажировал и манипулировал почти каждым человеком, которого встречал. Драко определенно не нуждался в этой силе. В конце концов, он отверг все это, отказавшись от своего имени, как бы он поднялся выше…? Но подняться выше кого-то не обязательно означало силу, это могло означать что угодно… Но кто-то не стал бы действовать с благими намерениями… но только по-настоящему узнав Спасителя… Драко резко вдохнул, направил палочку и полностью испарил доску, лишь полсекунды оплакивая потерю своей деликатной магии и книг. Эта доска содержала тонну 'истинного знания' о Спасителе… очевидно, это был инструмент силы, оружие — а теперь, в настоящий момент оружие, которое есть только у Драко… Он быстро покинул кабинет и побежал обратно в гостиную, встав на колени перед огнем. Ему нужно было позвонить — кому? Ему нужно было кому-нибудь позвонить, но он не сможет говорить об этом ни с кем, кроме Гарри, без согласия Гарри, а где Гарри? Он на работе? Панси сказала, что он вернулся к работе, и, блять, Драко только что был в Министерстве, если бы он хоть сколько-нибудь ясно мыслил… и Кингсли определенно не позволил бы ему просто выйти из камина, заботясь о его собственных делах… Драко разочарованно зарычал и встал, расхаживая по гостиной. Письмо, он должен написать письмо, он даже не может послать Патронуса, так как его сообщение может быть услышано кем-то еще в комнате. Он взмахнул палочкой и призвал небольшой листок бумаги и шариковую ручку, усаживаясь на край дивана и подпирая ногой журнальный столик, чтобы писать на нем. Рону Уизли, — написал он на обратной стороне и перевернул, пытаясь передать сообщение, детский голос все еще повторял пророчество в его голове снова и снова. Пророчество, — написал он, — его рука не могла написать ничего о проклятии, нападении или Гарри… 9, — написал он, потому что его рука не могла написать о злоумышленнике, имеющем какое-либо отношение к девятому уровню, теперь, когда Драко знал, что именно он сделал… А что дальше? Я, — написал он, — надеясь, что они догадаются, что он прослушал пророчество, потому что он мог бы это сделать, только если оно было о нем, возможно, он мог бы написать больше о себе, таким образом обмануть свои узы… Оружие, — написал он, — потому что злоумышленник думал, что истинное знание о Гарри было инструментом силы, которое сделало Драко оружием в его глазах, которое можно использовать или которым можно угрожать… И кому он в этом мире может угрожать? Он был скучным. Если бы злоумышленник боялся, что пророчество сбудется, что Драко получит это знание и поднимется выше, чем его предшественники или его предки, он мог бы просто оставить все в покое и ничего бы не случилось. Но он позаботился о том, чтобы Драко был единственным, кто узнал Гарри по-настоящему, хотя Драко все еще понятия не имел, как это вообще придало ему какую-то силу. Все просто указывало на то, что кто-то другой хотел использовать эту силу и полагался на Драко, чтобы заполучить ее — но это означало, что скоро кто-то попытается заполучить ее от Драко, запертую в его голове… Та сила, которая могла сделать Драко «выше», может быть, даже «лучше», чем его предки или предшественники, которая могла заставить Драко «взять то, чего никогда не было у его отца», и «сделать Голос Спасителя ненужным…» Ничего не имело смысла, все казалось неправильным, и он как будто слышал голос Джинни Уизли в ухе Гарри: «Твои инстинкты подсказывают тебе, что что-то не так. Ты никогда не игнорировал их раньше, и тебе не следует игнорировать их сейчас». Драко мог думать только об одном человеке, который сойдет с ума при мысли о том, что Драко станет лучше и сильнее его, о том, что у Драко есть то, чего его отец никогда не имел или никогда не удосужился взять, и это было невозможно, это было совершенно возмутительно, но никто из важных людей не слышал о нем шесть месяцев, а смотритель Азкабана говорил о нем странные вещи, и его имя было на бирке… Люциус, на всякий случай быстро нацарапал он, свернув бумагу в крошечный квадратик, поспешил к окну и открыл его, молясь, чтобы Бубо был рядом, чувствуя, что вот-вот вылезет из своей кожи… Когда в камине вспыхнуло зеленое пламя, громче обычного, осветив комнату, Люциус Малфой хладнокровно вышел из каминной решетки, как будто это был сон или кошмар, и со времен Войны совсем не прошло времени. Он был одет безупречно, как всегда, но Драко не видел трость. Его волосы были намного длиннее и белее, чем в последний раз, когда Драко видел его, до середины его спины, и он с любопытством оглядывал гостиную Драко, как будто только что зашел в гости. Он лениво держал свою палочку в сложенных перед собой руках. Драко почувствовал, как сложенный лист бумаги выпал из его онемевшей руки, застывший от шока и страха. Люциус просто стоял там, возился с палочкой и оглядывая комнату, он вообще не смотрел на Драко, и было ли это на самом деле? Драко почувствовал, как кровь снова приливает к его конечностям; был только один способ узнать. Он вытащил палочку в тумане, нацелив ее на своего отца или галлюцинацию… — Ступеф… — Драко задохнулся, когда боль взорвалась в его сердце, и он закричал от нее, когда его тело согнулось пополам, это было намного хуже, чем во время того поцелуя… Драко услышал звук тск сквозь прилив крови в ушах. — Нет, Драко, это нанесет преднамеренный вред, не так ли? По крайней мере, твоему собственному отцу — не очень подходящее поведение для целителя. Драко снова задохнулся, сквозь изгибающуюся, мучительную боль, потому что даже его собственный разум не мог так хорошо воссоздать протяжный голос Люциуса, не мог заставить Драко стыдиться без чертовой причины. Он снова поднял палочку. — Экспелли… — Еще один резкий крик, когда ножи в его животе пронзили его и дернули, а горло сжалось, он не мог дышать, эти узы не должны были его убивать — он почувствовал острую боль в коленях и решил, что ударился об пол, когда голос его отца снова прозвучал над ним, намного ближе, и его зрение потемнело и расплылось по краям… — И в этом разница между обладанием своим именем или отказом от него, сын мой. Министерство держит тебя на привязи, а Министерство держу на привязи я.******
Гарри снова обедал за своим столом. Он думал, что будет очень занят, вернувшись на работу после почти шести недель отсутствия, но куча документов быстро сокращалась, плюс он уже провел два допроса на этой неделе и успешно завершил рейд на склад незаконного торговца зельями… а был всего лишь вторник, и этого было недостаточно. Он встал из-за стола, засунул в рот последний кусок холодного сэндвича и поправил кожаную кобуру для палочки на бедре. За последнее время он привык носить свою палочку в кармане, и теперь кобура казалась тесной и неудобной. Он прошел по длинному ряду кабинетов к тяжелой, богато украшенной деревянной двери кабинета Главного Аврора. Патрисия небрежно улыбнулась ему из-за секретарского стола, когда он подошел, давая понять Гарри, что Рон не занят. Превосходно. Он постучал один раз, затем быстро дважды — короткий код, сообщающий Рону, кто стоял у двери, прежде чем открыть ее и войти внутрь. Рон сидел за своим огромным столом, окруженный своим обычным беспорядком из пергаментов, его длинные волосы торчали вверх от того места, где его рука продолжала пробегать по ним. На работе он почти никогда не собирал их, хотя, очевидно, так было бы проще с ними справляться. Он поднял глаза, когда Гарри вошел и плюхнулся на один из жестких стульев перед столом Рона. — Мне нужно больше дел, — заявил Гарри, и Рон на мгновение уставился на него, прежде чем проницательно сузить глаза. — Нет. — Что значит «нет»? — усмехнулся Гарри. — То и значит, нет, Гарри, ты сделал достаточно, ты на самом деле сделал слишком много, и я знаю, что ты просто пытаешься утонуть в этом, чтобы чего-то избежать. Гарри снова фыркнул, чувствуя себя обиженным. — Я ничего не избегаю. Я просто рад вернуться на работу, вот и все. Я скучал по ней. — Нет, ты не скучал. — Что? — Ты не скучал по работе, приятель. Ты просил вернуться только однажды, еще в первую неделю, прежде чем наконец позволил себе расслабиться и сосредоточиться на своем исцелении. Каким-то образом ты прекрасно проводил время на всех сеансах с Малфоем… Драко, — поправил Рон, и Гарри на мгновение вздрогнул. — Я никогда не видел тебя таким расслабленным, — раздраженно продолжил Рон. — Ты казался счастливым. Даже когда ты приходил домой измученный сеансами Драко, ты никогда не расстраивался или огорчался, тебе не хотелось постоянно быть занятым чем-то. Ты ходил на свои сессии, проводил с нами время и навещал Энди и Тедди практически через день. Ты точно не скучал по работе. Ты был в порядке, был доволен, пока не исцелился. Гарри поджал губы, глядя на друга. Рон просто смотрел в ответ, ожидая. — Ну, теперь я здесь. Мой стол почти пустой, и мне нужно больше дел. Рон продолжал смотреть на него, отчего Гарри заерзал на стуле. — Все, — пробормотал Рон, вздохнув и кладя перо обратно на подставку. Он откинулся на спинку стула, вытащил палочку и взмахнул ею перед своим столом, отправив пергаменты по всем соответствующим файлам, оставив свой стол чистым. Он встал со стула и поправил мантию. — Пошли. — Что ты делаешь? — недоуменно спросил Гарри. — Мы идем домой, — ответил Рон, как будто это было очевидно. — Что ты имеешь в виду? Сейчас только полдень! — Ага, и мы с тобой берем полдня. Я больше не собираюсь терпеть это дерьмо, мы разберемся с ним. А теперь пошевеливайся, или я тебя оглушу и вытащу отсюда за ноги. Пророк сойдет с ума, — хитро ухмыльнулся Рон, внезапно напомнив Гарри о Фреде. Гарри не видел выхода из ситуации — Рон был явно серьезен. Он вздохнул и встал, но продолжал смотреть. Он пойдет, но он этому совершенно не рад. — Мы уходим, Патрисия, — сказал Рон своей секретарше, когда они выходили из офиса. Патрисия приподняла брови, но, как обычно, ничего не сказала. — Если хочешь, можешь пойти домой пораньше. — Миона будет сегодня дома, — небрежно заметил Рон, выходя из отдела, и Гарри внутренне застонал. Это означало, что они действительно разберутся сегодня. Разнос намечается легендарный. — Роуз в школе до трех. Она будет рада тебя видеть, если ты останешься на ужин. Гарри уклончиво крякнул, когда они подошли к каминам в Атриуме. Когда его глаза метались по сторонам, он заметил, что Коллинз из отдела регистрации ошеломленно оглядывал холл — он что, покраснел? Гарри фыркнул и толкнул Рона локтем, показывая на Коллинза. Рон присоединился к его смешку; они никогда не видели, чтобы Коллинз выглядел иначе, как полусонным и угрюмым. — Интересно, кто с ним случился? — хихикнул Рон, когда он ступил в камин и крикнул: — Коттедж Грейнджер-Уизли! — Гарри последовал за ним. — Рон? Все хорошо? — Гарри услышал взволнованный голос Гермионы, когда вошел в гостиную. — Все в порядке, любимая, но все также и не в порядке, и мы собираемся вытащить это из него, даже если мне придется проломить его толстый череп, — заявил Рон, и Гарри показал ему грубый жест. — Он пытается заставить меня снова утопить его в работе, ты же знаешь, как это бывает. С меня хватит. — О, хорошо, — сказала Гермиона. — Тогда пойду заварю чай. Гарри молча и раздраженно сидел за изношенным деревянным столом на кухне Рона и Гермионы, где происходило большинство выговоров, скрестив руки на груди и чувствуя себя ребенком. Рон и Гермиона присоединились к нему, неся кружки чая. Гермиона протянула ему его чай, как он любил — слишком много сахара, слишком много молока. Еще один пережиток травмирующего детства, подумал он, глядя на кружку. Вероятно, Дамблдор тоже так пил свой чай. Гарри попытался удержаться от рычания. Гермиона села в конце стола, прямо слева от него, в то время как Рон сел напротив него — стратегический, преднамеренный шаг, попытка сделать эту перебранку менее похожей на конфронтацию. — Окей, Гарри, — четко сказал Рон, и Гарри распознал его лицо и язык тела как те, которые он использовал за шахматной партией. — Выкладывай. Гарри вздохнул, пытаясь успокоить сердечный ритм, желая вернуться на Площадь Гриммо и сидеть на пляже в Омуте памяти рядом с Драко-воспоминанием, подальше от всего этого. — Что вы хотите узнать? — Все, и честно, — ответила Гермиона, — но самое главное, почему ты проводил время на сеансах Драко так, как будто это лучшее время твоей жизни, до самого последнего дня, а когда вернулся полностью исцеленным, ты стал таким же несчастным, как и был до того, как на тебя напали. Что случилось? Гарри сжал губы. Ничего не поделаешь, рано или поздно они вытащат это из него. — Возможно, я… — фыркнул Гарри, от сожаления почувствовав себя тяжелее, чем когда-либо, — … напал на него. Некоторое время они молчали, словно ожидая, что Гарри скажет что-то, что сделало бы это менее правдивым. — Гарри, почему? — спросила Гермиона. — Ну, мы вроде… поссорились, — неуверенно сказал Гарри, бросив взгляд в сторону. — Нет, — сказал Рон, и Гарри закатил глаза. — Ссора — это двухстороннее дело, а ты сказал, что напал на него. И я собираюсь предположить, поскольку ты, скорее всего, не мог говорить и был посреди сеанса, что Драко увидел что-то в твоей голове, что его расстроило, и этот болван точно знает, как залезть тебе под кожу, поэтому он сказал вещи, которые тебя настолько разозлили, что ты напал на него. Рот Гарри скривился, и он отвернулся, барабаня пальцами по поверхности стола. Гермиона нетерпеливо щелкнула языком. — Просто скажи нам, Гарри. Ты не можешь двигаться дальше, пока не разберешься с этим, и мы не сможем тебе помочь, пока ты не поговоришь об этом. — И мы не собираемся думать о тебе плохо, несмотря ни на что, приятель, — добавил Рон. — Ты знаешь это. Гарри знал это. Может быть. Он сделал глубокий вдох, считая вдохи и выдохи, как учил его Драко. — Последней крошкой было воспоминание о Кингсли, эм… убеждавшем меня помогать ему. Они посмотрели на него в ответ, и Рон приподнял бровь, подразумевая, что Гарри упустил огромное количество информации из этого предложения. Гарри скривился, но продолжил. — Несколько лет назад я попросил Кингсли об одолжении — довольно большом, долгосрочном одолжении, — сказал Гарри. — Я предложил ему взамен услугу. Я, ээ… — он разочарованно фыркнул, как он должен был это сказать? — …Я стал для него политиком в обмен на эту услугу. — Так вот почему ты продолжаешь творить всю эту политическую хуйню?! — воскликнул Рон. — Гарри, — сказала Гермиона низким и опасным голосом. — Какая была услуга? Гарри на мгновение заколебался, переводя взгляд между ними. Им это не понравится — точно так же, как им с самого начала не понравилось, что он свидетельствовал в пользу Драко. — После суда над Пожирателями я попросил Кингсли присматривать за Драко, время от времени проверять его. Чтобы убедиться, что авроры держатся от него подальше, и Министерство не пытается сдержать его от того, что он хотел сделать. Я спас жизнь Драко и свидетельствовал за него, и у него наконец появился второй шанс, вдали от отца — я не хотел, чтобы он пропал даром, вот и все, — нерешительно закончил Гарри, скрещивая руки в защите. — Ну, конечно, — вздохнул Рон, ставя кружку и собирая волосы в пучок. — Это очень похоже на то, что ты бы сделал и не рассказывал нам на протяжении восьми лет. — А зачем мне было рассказывать? — раздраженно спросил Гарри. — Вы двое не смотрели мне в глаза целую неделю после того, как я дал показания в пользу Драко. Думаете, я так хотел сказать вам, что послал министра защищать и поддерживать его? — Справедливо, — пробормотал Рон, снова вздохнув. — Мы определенно тогда вели себя с тобой как засранцы. Но что же тогда, Драко разозлился из-за того, что ты натравил на него министра? — Нет, — ответил Гарри. — Драко был зол на то, что я делал в обмен на эту услугу. Он видел все речи, рукопожатия и глупые мероприятия, и он видел, как я все это ненавижу… — Так Драко разозлился на тебя? — перебила Гермиона, смущенная. Гарри снова заколебался. — Видимо… но он определенно был зол на меня, он был зол на многие вещи… на людей… — Он неопределенно махнул рукой. — На самом деле он был чертовски разъярен. Он только однажды разозлился во время наших сессий, и это было не так — в тот раз он не винил меня, но на этот раз… казалось, что, возможно, он держал все это в себе, все время, и он просто взорвался, — сказал Гарри, чувствуя себя немного отчаявшимся. — Из-за чего он разозлился в первый раз? — спросила Гермиона, беспечно делая глоток чая, и это начинало больше походить на допрос. Гарри поджал губы. — Он увидел первые одиннадцать лет моей жизни и мое письмо из Хогвартса, — пробормотал он. — Своей стихийной магией он кое-что сломал. Но он сказал, что это произошло из-за того, что он недостаточно хорошо возвел барьеры окклюменции или что-то в этом роде. Он больше не злился до того последнего дня. — Это понятно. Я бы определенно сломала что-нибудь, если бы увидела твою жизнь у Дурслей, — сказала Гермиона, как будто это был простой факт, прежде чем снова нахмурить брови. — А что было с твоим письмом? Гарри скрипнул зубами, снова желая, чтобы он оказался где-нибудь еще, или, по крайней мере, чтобы знал, когда держать язык за зубами. — Оно было адресовано мне в чулан под лестницей, — пробормотал он, глядя на свою беспокойную руку на кружке, водящую по краю фарфора. Когда он снова поднял глаза, у Рона и Гермионы были одинаковые выражения ужаса на лице. — Ты не говорил нам этого, — сказал Рон. — Потому что это неважно, — сердито посмотрел Гарри. — Ради всего святого… — Не сейчас, Рон, — прервала Гермиона, на ее лице ужас сменился решимостью, когда она положила руку на предплечье Рона. — Ты знал, что тот последний день был вашим последним днем? — Нет, — ответил Гарри, благодарный за смену темы, но не за то, на что она была сменена. — Это было… эээ… сюрпризом для нас обоих. — Да Гарри, хорош, — рассердился Рон. — Драко, который разозлился из-за тебя, явно недостаточно, чтобы заставить тебя напасть на него. Прекращай уже. Гарри застонал, закрывая лицо руками. — Он много чего сказал, — начал Гарри. — Он сказал, что я был… что я был выращен, чтобы стать героем, что Дамблдор намеренно заставлял меня терпеть испытание за испытанием, чтобы научить меня рисковать собственной жизнью, снова и снова, чтобы, когда придет время мне умереть, я бы даже не моргнул перед тем, как пойти навстречу своей смерти. Он сказал, что Дамблдор заставил меня остаться в доме Дурслей, чтобы потом я чувствовал себя там никчемным, и если бы у меня было лучшее детство, у меня было бы слишком много собственного достоинства, чтобы добровольно отдать свою жизнь ради общего блага. Они ведь не рассказывают свиньям, какие они прекрасные и нежные, прежде чем забить их, — сказал он. Рты Рона и Гермионы снова открылись от шока. Но теперь, когда Гарри начал, этот гнев, который он чувствовал, снова нарастал, и он не мог остановить поток слов, выходящий из его рта. — Он сказал, что меня учили отдавать всего себя, не задумываясь, все время. Он сказал, что Дамблдор мог бы сделать все то, что я сделал, будучи ребенком, но вместо этого он заставил меня сделать это, чтобы я доказал, что жертвую собой ради других. Он сказал, что это все, что я умею делать сейчас, что все, что я когда-либо делал, это брал на себя роли, возложенные на меня, потому что я должен был, потому что мне сказали, что это было единственно верным поступком, потому что у меня нет самооценки. Очевидно, — он сказал, — что я продолжаю раздавать части себя, потому что я так и не узнал, что есть что-то, за что стоит держаться, и что люди использовали меня все время, и я позволяю им это, что я точно такая же пешка, как и всегда… Он называл меня марионеткой… Гарри замолчал, и на кухне снова воцарилась тишина. Он скрестил руки на груди и возмущенно нахмурился. Через мгновение Рон мягко откашлялся. — Что ж, кому-то пришлось, — пробормотал он, и Гарри вскинул голову, готовый снова спорить. — Не смотри на меня так, Гарри, ты же знаешь, что он был прав. — Рон впился в него взглядом, а Гермиона откинулась на спинку стула, сложив руки на коленях. — Давай ты, Рональд, — пробормотала она. Рон проигнорировал ее. — Что, Гарри, ты действительно думаешь, что Альбус Дамблдор не был в состоянии защитить тебя или убедиться, что твоя приемная семья не морила тебя голодом и не держала запертым в шкафу? — Он сказал, что кровь моей матери… — Да, Гарри, кровная защита, я знаю, никто не мог прикоснуться к тебе, пока ты был там, она защищала тебя от Пожирателей смерти, но есть так много других способов защитить кого-то. Ты помнишь чары, которые они наложили на Нору! Ты помнишь Гриммо, даже Хогвартс! Он мог бы сделать что угодно, мог бы отправить тебя в семью волшебников на континент. Даже Ремус принял бы тебя, он, скорее всего, пытался. Но он держал тебя с этими ужасными маглами, и он знал, как они с тобой обращаются, ему все время докладывала миссис Фигг, а ты только что сказал, что твое письмо было адресовано в чулан. Ты не рос, зная, что тебя любят, Гарри, потому что, если бы тебя любили, ты бы не так охотно умер! — Я умер, потому что должен был, Рон, я не хотел! — Гарри встал, сжав кулаки по бокам. — Конечно, нет! Но когда что-то, чего ты хочешь, когда-либо значило для тебя больше, чем то, что кто-то сказал, что ты должен сделать? — Рон поднялся, повысив голос. Гарри открыл было рот, чтобы упомянуть о суде над Драко, но тут же закрыл его. Он не хотел доказывать, что Драко прав. К сожалению, он не мог думать ни о чем другом. Он не мог вспомнить ни одного раза, когда ставил то, что хотел сделать превыше того, что ему сказали делать. Для него это никогда не имело значения. Он определенно никогда не получал от Дурслей того, что хотел, так что он и не беспокоился о желании чего-либо. Он хотел держаться от них подальше только после того, как попал в школу, но это не имело значения, кроме того факта, что он должен был оставаться с ними. У Гарри не было реальной причины оставаться там, особенно после четвертого курса, когда на Площадь Гриммо наложили чары Фиделиуса — он мог уйти только после того, как на него напали дементоры в Литтл-Уингинге. Или по прошествии пятого года, когда они установили эти чары в Норе — Дамблдор сам перенес его туда, только после того, как использовал его, чтобы убедить Слизнорта вернуться в школу… — Но это… — фыркнул Гарри, быстро теряя запал. — Ужасно, я знаю, — закончил за него Рон. — Ты бы никогда не позволил Тедди жить такой жизнью. Ты бы забрал его и Энди и затащил в Америку, чем позволить Тедди вырасти как ты, нахуй это высшее благо. Гарри почувствовал болезненный ком в горле, представив Тедди в чулане под лестницей, спящего несмотря на боли от голода… живущего в доме, где никто не произносил его имени, где его никто не хотел… бросающегося в каждую опасную ситуацию, потому что он чувствовал, что он был единственным, кто мог, пока взрослые вокруг него наблюдали и награждали его за то, что он выжил, он был всего лишь ребенком… Что-то маленькое и теплое приземлилось на его руку, и он посмотрел вниз, чтобы увидеть руку Гермионы, накрывающей его собственную. Смущенный, он снова сел и снял очки, поспешно вытирая глаза. Гарри снова открыл глаза, пораженный. Рон сидел и внимательно наблюдал за Гарри, на его лице были написаны беспокойство и печаль — вероятно, он представлял Роуз в такой же ситуации. — Я напал на него, — тихо сказал Гарри. — Я потерял контроль над своей магией, я наставил палочку на его горло, я… я сказал ему, что он меня не знает. — То есть, ты сказал это вслух? — уточнила Гермиона, и Гарри кивнул. — Ну, это, очевидно, неправда, — сказала она. — Если бы это было так, ты бы не смог этого произнести. Гарри только пожал плечами, чувствуя себя выжатым. В кухне снова стало тихо, пока они обдумывали свои мысли. — Итак, Драко был в ярости, когда узнал, что Кингсли манипулировал тобой в течение многих лет, — подумала Гермиона, — очевидно, используя Драко как козырную карту. — Я бы не сказал, что он манипулирует… — попытался Гарри. — Конечно, манипулирует, Гарри, он ведь политик. Ты делал все, о чем тебя просит Кингсли, потому что в противном случае Кингсли перестал бы заботиться о Драко и защищать его от Министерства, — объяснила она. — Он, вероятно, сказал, что ты единственный, кто может удержать чистокровных от прихода к власти или что-то еще, потому что самый простой способ заставить тебя, Гарри, сделать что-то неприятное, — это пригрозить кому-то, кто тебе небезразличен, или сказать тебе, что это может уберечь всех остальных. Гарри почувствовал, что его словно ударили. Это было почти в точности то, что сказал Кингсли — и именно поэтому Гарри согласился сделать это. Неужели он действительно стал рабом высшего блага? — Драко, вероятно, был более зол из-за того, что ты даже не получил свою часть сделки за это, имея в виду ту работу, которую сделал Кингсли, якобы защищая его, — проворчала Гермиона, закатывая глаза. Гарри вскинул голову. — Что ты имеешь в виду? — рявкнул он, сузив глаза, и Гермиона застыла, обменявшись обеспокоенным взглядом с Роном. — Ты спрашивал… он не рассказывал тебе о своих…? — Что спрашивал, Гермиона? — Ты не спрашивал, эм… о его лицензии целителя, или о чем-то в этом роде? Я действительно думала, что он уже сказал тебе… — Гермиона, если ты знаешь что-то, чего не знаю я, выкладывай, — прорычал Гарри. — Ну, Драко как бы туманно, косвенно сказал нам не говорить тебе, — сказала она, чувствуя себя неловко. — В общем-то он сказал, что сам скажет тебе, если ты спросишь, но он не хотел, чтобы мы рассказывали тебе, зная, что ты, скорее всего, воспользуешься этим как причиной, чем-то, от чего его нужно спасти, что отвлечет от твоего исцеления… — Что ж, теперь это спорный вопрос, не так ли, когда я уже исцелен, так что продолжай, — прервал Гарри, злившись с каждой секундой все больше. — Хорошо, ты прав, эм… — Гермиона посмотрела на Рона, который только откинулся на спинку стула и взял со стола кружку. — Давай ты, Миона, — усмехнулся Рон, потягивая чай, и она поцеловала его. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы Драко говорил что-то вроде… как будто он связан конфиденциальностью с пациентами? — осторожно спросила она. — Пару раз, а что? — Ну, как оказалось, чистокровные имеют в виду это буквально, Гарри. Он волшебным образом связан конфиденциальностью перед пациентами — среди всего прочего. — Прости, что? — Глаза Гарри расширились, его рука сжала стоящую перед ним кружку слишком сладкого чая. — Магическое ядро Драко было связано тремя принципами этики целителя, чтобы он смог получить свою лицензию целителя: защищать конфиденциальность пациента, не причинять преднамеренного вреда и поддерживать этические стандарты в отношениях между целителем и пациентом. Он физически не может говорить о тебе или твоем случае с кем-либо еще без твоего явного согласия — мы наблюдали за тем, как это происходит, до твоего прихода той ночью. Ему ужасно больно, даже когда он говорит как можно более расплывчато и обобщенно. У Гарри все внутри оборвалось. Ох ты ж блять. — Я провела небольшое исследование подобных уз после той ночи, — Гермиона немного просияла от облегчения от возможности предоставить холодные, неопровержимые факты. — Такие узы редки, практически не используются в наши дни, потому что они очень субъективны. Этика — такой темный предмет, и никто не знает, где проходит граница, поэтому они просто вызывают определенный дискомфорт, исходя из тяжести нарушения: описывается как легкое ощущение скручивания кишечника для наименее опасных фактов, так и боль уровня Круциатуса для серьезных нарушений — что, скорее всего, вызывает причинение умышленного вреда в данном случае или неподобающее поведение с пациентом или что-то в этом роде… Кровь быстро схлынула с лица Гарри. Кусочки складывались в его сознании: Драко хватался за живот с гримасой дискомфорта после того, как иногда смотрел на Гарри, лицо Драко исказилось от боли, когда он описывал свой сон под Веритасерумом, Драко сгибался пополам после… О, черт. О нет. — Дерьмо, — выдохнул Гарри. — Дерьмо. — Я знаю, это так бесчеловечно — привязывать таким образом кого-то к этике, — усмехнулась Гермиона. — Нет, я… — начал Гарри, затем закрыл рот, тяжело сглатывая. Блять, блять, блять. Гермиона прищурилась, глядя на него, внимательно изучая его. — Гарри, — начала она, колеблясь, — вы с Драко не совершали ничего неэтичного, не так ли? Рон подавился чаем и тут же сел. Молчание Гарри было единственным ответом, в котором они нуждались. — Гарри, что ты сделал? — потребовала ответа Гермиона, ее лицо разрывалось между страхом и гневом. — Я эм… — Гарри снова сглотнул, чувствуя себя плохо, кровь приливала к его щекам. — Я поцеловал его однажды… — Что?! — Их одновременные возгласы заставили Гарри вздрогнуть. — Я действительно хотел этого, ясно? — Гарри внезапно почувствовал отчаянное желание объясниться. — У нас был перерыв и мы ели еду на вынос на полу, и он танцевал со своим домовым эльфом, и затем он стал учить меня танцевать, и мы были очень близки, и я очень хотел, поэтому я поцеловал его… — Какого хуя… — начал Рон, прежде чем встряхнуться и поднял руку. — Мы разберемся с остальной частью этого предложения позже, но Гарри, это должно было быть для него чертовски больно, и ты все равно его не спросил? — Не знаю, видимо, я чертов идиот! Я не знал, что ему было больно, он меня совсем не останавливал, и это был действительно хороший поцелуй, но в конце концов он издал этот странный звук, поэтому я остановился, и он согнулся пополам, он выглядел очень больным, я думал, что он просто действительно сожалел об этом или что-то в этом роде, или что я… — Подожди, Гарри, — снова прервала его Гермиона, — ты говоришь, что Драко целовал тебя в ответ? — Да, недолго, — вздрогнул Гарри. — О, Мерлин, — выдохнула она, закрывая глаза. — Я люблю тебя, Гарри, но иногда ты бываешь пиздецки тупым. Гарри искренне согласился. Как он мог не заметить…? Драко практически сложился пополам, трясся, вспотел и сжимал живот, а Гарри был слишком озабочен тем фактом, что он только что поцеловал Драко Малфоя, чтобы даже задумываться об этом. — Он, должно быть, очень сильно хотел этого поцелуя, — пробормотал Рон, качая головой. Он поднял руки, чтобы потереть глаза, и выглядел неожиданно измученным. — Вы двое идеально подходите друг другу, по-видимому… если честно, я должен был заметить это еще после шестого курса… — продолжал он себе под нос. — Самые упрямые, тупоголовые, идиотские блядские мученики… Гарри все еще был зациклен на том факте, что Драко не сразу оттолкнул его, а на самом деле притянул его ближе и поцеловал сильнее, и, оглядываясь назад, Гарри теперь мог распознать издаваемые им звуки как звуки боли. Зачем, во имя Мерлина, он это делал? Но потом Гарри подумал об этом и понял, что, вероятно, пережил бы что-то подобное, если бы это был его единственный шанс поцеловать Драко, просто чтобы посмотреть… он, вероятно, продолжил бы, заставляя себя преодолевать боль, потому что это был действительно хороший поцелуй. Очевидно, Гарри был спец в том, чтобы так мучить себя, но никогда раньше не из-за чего-то — или за кого-то — кого он хотел… неужели Драко действительно этого хотел? — Что ж, молодец, Гарри, очевидно, ты стоишь того, чтобы целоваться с тобой под Круциатусом, — заявил Рон, раздраженно вскинув руки. Гарри подавил волну тошноты при мысли о причинении Драко такой сильной боли. Все шло наперекосяк, когда Гарри делал то, что он действительно хотел. — Погодите, — нахмурился Гарри. — Почему он… кто это с ним сделал? Гермиона нахмурила брови. — Я же сказала тебе, Гарри, Драко был связан, чтобы получить лицензию целителя. — Он связан… с лицензиатами? — уточнил Гарри, Гермиона кивнула. Мозг Гарри внезапно закружился от активности, вспышки воспоминаний и разговоров заполнили его голову. Его глаза расширились. — Он привязан к Министерству. «Кто давал тебе Веритасерум?» «Авроры. Лицензиаты. Визенгамот. Гарри, это не…» — Кингсли… — начал Гарри, плывя сквозь натиск воспоминаний, соединяя множество точек вместе. «Это не авроры меня сдерживали…» — Кингсли сказал мне, что только лицензиаты доставили ему неприятности… — Гарри, наконец, закончил свою мысль. Рон и Гермиона осторожно посмотрели друг на друга, прежде чем Гермиона снова заговорила очень деликатно. — Кингсли одобрил это, Гарри. Тело Гарри дало ему около двух секунд, чтобы обработать эти слова, прежде чем над ним возобладал гнев. Он мог слышать, как его зубы скрипят о его череп. Как он мог быть таким глупым? Как он мог этого не увидеть? «А теперь Кингсли говорит тебе, что ты должен это сделать, что ты в долгу перед ним и перед миром, даже если это разрывает тебя на части, Гарри, и ради чего? Ты думаешь, Кингсли держит авроров подальше от меня?» Гарри встал, ему нужно было двигаться, он должен спалить это гребаное здание дотла, он собирается убить Кингсли… Когда внезапно воздух на кухне разразился громким треском, и все три их палочки были вытащены, даже не задумываясь, прямо на двоих человек, которые только что аппарировали на кухню — нет, троих? Тимси стоял и выглядел разъяренным, но не таким разъяренным, как Панси Паркинсон, которая держалась за его левую ручку, в то время как Нарцисса Малфой держала его за правую, выглядя злой как смерть. Кровь Гарри похолодела. Драко. — Тебе есть за что ответить, Поттер, — прорычала Паркинсон, убийственно глядя на него, совершенно не обращая внимания на три палочки, нацеленные ей в лицо. ____________ Примечание переводчицы: Вот такой поворот событий. Было сложно переводить эту главу из-за сложных, расплывчатых формулировок нового пророчества. Отчаянно жду ваше мнение в комментариях. Ожидали такого?