Волшебство, секс и шоколадные лягушки

Игра была простой. Не смотреть. Не представлять. Не вспоминать. Не смотреть на их кисти рук. Не смотреть ни при каких обстоятельствах. Что бы ни случилось. Как бы ни было необходимо. Это даже забавный опыт. Сами попробуйте. В толпе. На уроке. В Большом зале во время обеда. Все не так-то просто, поверьте. Разумеется, в этой игре, как и во многих других, существуют «домики» — руки, на которые смотреть можно: 1. На все мужские без исключения. 2. На стариковские, например, руки профессора Макгонагалл. 3. На руки женщин средних лет типа мадам Трюк. Проблема заключается лишь в том, что чаще всего в поле зрения будут попадать именно «запретные» кисти сокурсниц. Особенную опасность представляют руки Падме. Я это предвижу уже сейчас. Но игра начинается, и я должен в ней участвовать. Ходить по школе, глядя только перед собой. Разговаривать с девушками, всегда смотря им в глаза. За партой сосредоточиться лишь на своих руках, пере и пергаменте, а в Большом зале — на потолке-звездном небе. Вы хотите спросить, каким будет выигрыш в этой игре? А я вам отвечу — его нет. Я вступаю в игру, потому что нет другого выхода. Потому что иначе я просто сойду с ума. Мне нужны хоть какие-то собственные правила в этом гребаном мире. Мире, где люди теряют любовь, не успев ее получить. Мире, где мы не имеем право сказать «да» счастью. Порой сомнение способно разрушить тебя, страх — твое будущее, а одна крохотная ложь — целую жизнь. Но я вас утешу — в том нет вашей вины. Вы лишь следовали чужим правилам, ведь так делают все. Но не все от этого страдают. Было бы круто, если бы эта мысль хоть каплю блять помогала, правда? Игра — моя единственная страховка на краю пропасти. Дальше только падение. Мой мир уже падает, и я это не остановлю. Мне остается лишь не смотреть. Не представлять. Не вспоминать. — If Atlas falls, — во все горло пели Кайло и Арми. — I ll rise up and carry us all the way! Обычно в коридорах школы парни слушали музыку в наушниках, но они только что сдали сложнейший тест по трансфигурации, и, чтобы это отметить, включили музыку на полную мощность. Слова песни эхом отражались от сводов, и некоторые проходящие мимо сокурсники останавливались, чтобы послушать музыку, некоторые танцевали, кто-то даже разбивался на пары. Кайло набрал в рот воздуха, чтобы пропеть следующую строчку, как вдруг его толкнул в плечо пробегающий мимо человек, выбив у него из рук телефон. Рен отшатнулся и, наверное, упал, если бы его не поддержал Арми. Телефон крутился на мраморном полу, и из него лилось: It won pull me down The weight of impossible days — Эй, ты бы хоть извинился, гриффиндорец хренов! — крикнула Фазма вслед убегающему студенту. — Это гриффиндорец? — спросил Кайло, потирая ушибленное плечо. — Энакин Скайуокер, — мечтательно произнесла одногруппница Кайло Занна. Кайло и Арми переглянулись. Об Энакине Скайуокере ходили легенды как о лучшем охотнике Гриффиндора. В прошлом году Гриффиндор обошел Слизерин аж на девяносто очков — первые девять голов матча принадлежали именно Скайуокеру. Кайло прекрасно помнил свою отчаянную борьбу за квоффл с Энакином, в которой потерпел сокрушительное поражение. В этом году Слизерину предстоит снова встретиться на поле с Гриффиндором, буквально через месяц. — Интересно, что с ним? — спросил Арми. До Кайло вдруг дошло, что Хакс его все еще держал. И ему отчего-то не хотелось, чтобы он отпустил его. — Может, крышей поехал от звездной болезни, — фыркнула Фазма, поднимая телефон и подавая его Рену. — Что бы с ним не происходило, это нам только на руку, — пожал Кайло плечами, ставя песню на паузу. Он обратился к сокурсникам: — Хотите продолжить? — Да! — крикнули собравшиеся. — Тогда мы продолжаем! — Кайло включил песню, а студенты уже снова разбились на пары. У слизеринцев прошел спаренный урок с когтевранцами, поэтому среди присутствующих были представители обоих факультетов. Покрасневшая Фазма вдруг рванулась с места, подбежала к Умано, сделала нечто наподобие реверанса и пригласила девушку на танец. Умано нервно рассмеялась в ответ, тоже покраснела, но приняла предложение и закружилась с Фазмой в вальсе. Кайло с улыбкой наблюдал за этим, но ему не нравилось, что они с Хаксом стояли в стороне, когда играла их любимая песня. Арми обнаружил ее в начале этого года, дал послушать Рену, и с тех пор они пели ее почти каждый вечер. Им нравилась каждая строчка, а Кайло в самой глубине души, практически не осознавая этого, считал, что слова песни «Atlas falls» про них с Хаксом. Тут ему в голову пришла идея, и он повернулся к Арми. Don't give up now — Позвольте вашу руку, — сказал он в полупоклоне. there's already so much at stake Арми вспыхнул как светофор, но подал Кайло руку, и они, неуклюже, наступая друг другу на ноги, принялись танцевать. Рену отчего-то было невероятно приятно, что он танцует именно с Хаксом, а в животе шевелилось что-то странное и очень волнующее. — If Atlas falls… Кайло и Арми пропели эту строчку, с улыбкой встретившись взглядами, и на этой строчке Рен на пару секунд крепко прижал к себе Хакса, к своему гулко бьющемуся сердцу. — I'll rise up and carry us all the way Кайло увидел, как расширились зрачки Арми, и задумался, расширены ли его собственные. Когда Энакин продемонстрировал Оби-вану подаренные отцом на шестнадцатилетие синие световые мечи из франшизы «Звездных войн», Оби тут же решил опробовать их в деле. Парням с детства нравилось, что благодаря родителям-фанатам их имена совпадают с именами главных героев «Звездных войн», и они в Хогвартсе увлеклись фехтованием, изображая этих самых героев. Профессор Дамблдор положительно относился к магловским хобби и организовал кружок фехтования, который с удовольствием вел профессор Грин-де-Вальд. В свободное от уроков время Эни и Оби любили тренироваться сами, и вот сейчас, в первый выходной нового учебного года, парни сражались на своем любимом утесе над озером. Световые мечи не сломались ни после нескольких ударов, ни полчаса спустя, они оказались очень практичными в бою. Оби-ван прыгнул на камень и крикнул: — Все кончено, Энакин! Я стою выше тебя! — Ты недооцениваешь мою мощь! — Энакин метнул меч прямо в ноги Оби. Тот попытался отбить меч, но сильно отклонился назад, поскользнулся и упал. Энакин сделал сальто вперед, перехватил свой меч и направил его на горло Оби. — Тебе пришел конец, учитель, — с гордостью сказал Скайуокер, но вдруг почувствовал, как меч Оби касается его мошонки. Энакин закатил глаза и с ухмылкой подал Оби руку. — Ты не умеешь проигрывать, — сказал он, помогая другу подняться. — Просто я контролирую эмоции, — наставительно произнес Оби-ван. Он медленно провел рукой по растрепавшимся волосам, уложив их ладонью. Энакин голодным взглядом наблюдал за этим движением. Оби тоже исполнилось шестнадцать минувшим летом. Энакин приезжал к нему на день рождения в июле, но полтора месяца до школы они не виделись. Сейчас Энакин мог с уверенностью сказать, что Оби изменился. Он стал выше, взрослее и от того еще притягательнее. Энакин весь пятый курс приходил к пониманию, что Оби ему нравится. Сначала это было на уровне бабочек в животе, от которых Скайуокер всеми силами отнекивался, с детства точно зная, что он гетеросексуал. Ему всю жизнь определенно нравились девочки, он даже пару раз целовался с пуффендуйкой на третьем курсе, с чего вдруг он стал краснеть при виде полуголого Оби, готовящегося ко сну? В январе он впервые проснулся со стояком после связанного с Оби-ваном эротического сна. Пришлось довести себя, при этом Скайуокер старательно избегал мыслей об Оби. Энакин держался довольно долго и только весной впервые целенаправленно подрочил на Оби, запершись в душевой. Его фантазии с каждым днем становились все смелее, но до активных действий так и не дошли. Проблема заключалась в том, что Эни был уверен — Оби гетеросексуал. В Хогвартсе нетрадиционные отношения были не особо распространены, порой на геев случались нападки, поэтому они скрывались. Но Оби с детства говорил, что мечтает о красивой и доброй девушке рядом. Насколько Энакин знал, у Оби на четвертом курсе была попытка завести отношения с какой-то когтевранкой, которая не вылилась ни во что серьезное, и на этом его романтический опыт заканчивался. Энакину нравилось думать, что у Оби не было много отношений, как в принципе и у него самого, несмотря на многочисленных поклонниц, образовавшихся после его дебюта в роли охотника команды Гриффиндора. Скайуокер не знал, найдет ли он когда-нибудь в себе силы признаться Оби-вану, но ему отчаянно хотелось это сделать, пока они еще могли впервые отдаться именно друг другу. — У тебя случайно нет третьего светового меча? — спросил Оби, вырывая Энакина из пучины раздумий. Скайуокер улыбнулся. — Есть, красный. Можем поиграть в ситха и джедая. Он еще и со звуковыми эффектами. — Ты не поверишь, но, кажется, я встретил человека, который тоже интересуется фехтованием и «Звездными войнами», — сказал Оби-ван максимально будничным тоном, который вышиб почву из-под ног Энакина. Скайуокеру показалось, что перед глазами закружились тысячи звездочек. На волнах нарастающей паники он услышал собственный слабый голос: — Что? В Хогвартсе существовали студенты, тоже увлекающиеся искусством боя на мечах, но Энакин и Оби спарринговались только друг с другом. Фехтование было их хобби, отдушиной, чем-то, поделенным на двоих. Миром, в который другим нет доступа. Они разыгрывали сцены и сражения из фильмов, иногда даже под музыку. Узнай об этом другие сокурсники, они покрутили бы пальцем у виска. — Мы вчера встретились с Сатин в библиотеке, — сказал Оби-ван. — Кажется, она хочет возобновить отношения. Некоторое время Энакин молча смотрел на Оби, мысленно повторяя произнесенную им фразу. — Что? — снова только и смог выдавить он из себя. — Ну, с Сатин, мы встречались с ней на четвертом курсе, но тогда у нас ничего не вышло, — объяснил Кеноби. — Я хочу сказать, что за прошедшие два года она очень похорошела. Ей идет новая стрижка, и вообще… я не против дать нам еще шанс. Сатин Точно. Теперь Энакин вспомнил. Блондинка с белоснежной кожей, вечно одевающая платья в пол, словно она не по Хогвартсу ходит, а по особняку сенатора. Всегда аристократична, вежлива, и чай пьет, едва ли не отставив мизинчик. Сатин не понравилась Энакину еще тогда, и он не верил, просто не мог поверить, что всего за один день эта проклятая когтевранка разрушила все его планы на Оби. — Вы вчера были в библиотеке? — уточнил Энакин. — Да, Сатин подошла ко мне, когда я искал книжку по травологии. Травология, чтоб ее, ну конечно. Оби-ван пошел трахаться с самым ненужным предметом школы в библиотеку, а Энакин остался в гостиной, хотя у него был шанс отправиться с Оби. Тогда бы он помешал этой встрече, черт, ну неужели вчера было так сложно оторвать свою задницу от дивана и просто пойти… Пойти вместе с ним. Пойти за ним. Один несделанный шаг разрушил все за какие-то считанные часы. Энакин даже оглянуться не успел, как его мир раскололся. Мечты и сексуальные фантазии, счастливое будущее — все рассыпалось прахом, потому что Энакин отказался. Хотя Оби и предлагал. — На шестом курсе лучше потрудиться над оценками, — сказал вчера Оби. — Пойдем вместе напишем эссе. — Я сегодня не хочу, — упрямо ответил Скайуокер. — Иначе так никакого свободного времени не останется. Я сделаю эссе завтра. — Как знаешь, — с этими словами Оби ушел. Энакин помнил, как смотрел ему вслед, пока он не затерялся в толпе гриффиндорцев. Он сам отпустил его, сам отправил его в лапы Сатин. Эти мысли волной обрушились на Энакина, припечатывая его к земле, лишая воздуха. — И она увлекается фехтованием? — упавшим голосом спросил он. — Как оказалось, да, она занималась летом и просит меня давать ей уроки. Скорее всего, у Энакина было не самое доброжелательное лицо, потому что Оби-ван добавил: — Я могу учить ее, используя тренировочные мечи из класса фехтования. — Прекрасно, — огрызнулся Энакин, но попытался взять себя в руки. — Знаешь, я, наверное, пойду на поле для квиддича. Мне надо отработать кое-какие приемы. Встретимся в гостиной. Не дождавшись, пока Оби с ним попрощается, Эни побежал прочь с утеса. Он чувствовал себя потерянным. Разрушенным. Потерявшим надежду на любовь. Чувствовал себя Дартом Вейдером. Энакин пытался сосредоточиться на тексте в учебнике истории магии, но перечитывал один и тот же абзац десятки раз, никак не в силах вникнуть в смысл написанного. Прошла неделя с того разговора на утесе, и пока Оби — ван особо не убегал по ночам из гостиной, как опасался Скайуокер. Оби был старостой факультета и при этом уделял большое внимание урокам, как и Сатин, насколько Энакин помнил. Возможно, пока им хватало встреч в библиотеке, куда Скайуокер принципиально перестал ходить. Но в вечер этой субботы Оби задержался дольше положенного. Он сказал, что отправится на вечернее патрулирование коридоров, но Энакин догадывался, что не только за этим. Интересно, на каком свидании Сатин согласится ему… — О чем задумался? В соседнее кресло грациозно опустилась Падме, младшая сестричка Энакина. Она была на пятом курсе, и поклонники уже не давали ей покоя. Падме считалось первой красавицей среди своих сокурсниц. Несмотря на то, что она больше интересовалась политикой и культурой, чем фехтованием и квиддичем, Энакину и Падме всегда было о чем поболтать. Энакин доверил бы ей то, что не сказал бы никому другому, так как сестра обладала завидным интеллектом, разбиралась в людях и могла давать советы, до которых взрослый бы не додумался. — Что ты делаешь, когда упускаешь шанс? — спросил Энакин, закрывая учебник. Падме пожала плечами. — Жду, когда представится следующий. — А если он был последним? Падме чуть прищурилась. — Эни, что случилось? — Кажется… кажется, я совершил ошибку, о которой буду очень жалеть. Падме накрыла руку брата своей. — Я уверена, ты сможешь её исправить. Энакин покачал головой. — Не могу, ведь я… я, по сути, продолжаю её совершать. Прямо сейчас. — Ну, привет, — раздался голос вошедшего в гостиную Оби-вана. Энакин поднялся так резко, что только последний идиот бы не понял, в чем его драма. — Где ты был? — выпалил Энакин. — Коридоры патрулировал, — ответил Оби — ван, растерявшись от такого напора. — Привет, Падме. — Здравствуй, Оби, — кивнула девушка. — И все? — настойчиво спросил Энакин, краем глаза замечая, как внимательно Падме переводит взгляд с Энакина на Оби. — Ну, ещё с Сатин поболтали, — Оби-ван сел на диван. — Просто поболтали? — вырвалось у Энакина. — Да, — ответил Оби, нахмурившись. — Эни, ты какой-то напряженный. — Да, Эни, правда, — сказала Падме. Энакин понял, что палится, и, постаравшись взять себя в руки, сел рядом с Оби. Тот достал телефон. — Хотел дать вам послушать одну песню, — сказал он. Энакин улыбнулся. Он обожал, когда Оби находил новые мелодии и делился ими с ним. Сам Скайуокер музыку любил, но ему сложно было заставить себя выделить время на ее поиск. Зато Кеноби делал это постоянно. Оби нажал на плей, и зазвучала мелодия, которая с первых нот нашла отклик в сердце Энакина. The push is always part of us Стремление возвыситься всегда было частью нас And gravity's never a friend Хоть гравитация никогда не была другом. Всегда что-то волшебное заключалось в первом прослушивании песни, которую вдоль и поперек знает человек, ее включивший. Энакин смотрел Оби прямо в глаза, помня, что тому важно наблюдать за реакцией Скайуокера. Deciding on who we can trust Выбирая, кому мы можем доверять, And finding our way to crescendo, to the unknown Мы выбираем наш путь к росту, к неизвестному Если песня Энакину не нравилась, он говорил об этом сразу. Если нравилась, он прослушивал ее до конца. Но эта мелодия как-то особенно будоражила сердце. Энакин мысленно перекладывал слова на ситуацию, возникшую с ним, Оби и Сатин, и в строках песни, подаренной ему любимым, искал ответ. We'll never make it outside У нас никогда не получится выбраться наружу, Lest we unlock the past and release Если только мы не разблокируем прошлое и не высвободим Прошлое заключало в себе любовь к Оби и боязнь признаться ему в своих чувствах. Быть может, если Энакин это изменит… но ведь никакое признание не сделает человека гомосексуальным, верно? Своими словами Скайуокер просто рисковал разрушить прекрасную многолетнюю дружбу. Ну вот они, опять сомнения. Которые привели к тому, что Оби встречается не с ним, а с Сатин. The future that we've left to die Будущее, которое мы оставили умирать. Энакин вздрогнул на этой фразе. Сердце кольнуло от осознания, что он так и поступил, выбрав молчание, — убил счастливое будущее, которое могло быть у них с Оби. Теперь Оби, его Оби, достанется Сатин. For too long we've taken placebos Слишком долго мы обманывали себя. But the unknown, is awakening Но неизвестное пробуждается. Падме поднялась и начала танцевать. В детстве она занималась балетом, и сейчас, обладая восхитительной пластикой и грацией, танцевала красиво и завораживающе. Оби-ван улыбнулся девушке и негромко похлопал в ладоши, а Энакин не смог не улыбнуться в ответ. А потом начался припев, вызвавший у Энакина мурашки. Don't give up now, there's already so much at stake Не сдавайся, слишком многое на кону. Скайуокеру казалось, что песня дает ему совет, запрещая трусить, подталкивая вперед. If Atlas falls, I'll rise up and carry us all the way Если мир будет падать, я встану и буду нести нас до конца. Энакин, не моргая, смотрел на Оби-вана. Пойми, прочитай в моих глазах, что эти строки правдивы для нас с тобой, что это наша песня, потому что в ней говорится о моих желаниях и обещаниях тебе. Я всегда произносил их, просто ты не слышал. Я не позволял. Но теперь позволю и открою тебе свое сердце. Догадайся о моих мыслях. Ты же джедай, я чувствую это в тебе. Используй Силу и узнай, что я хочу сказать тебе целый год, узнай о словах, которые я так и не осмелился тебе произнести. Я люблю тебя. Если мир будет падать, я встану и буду нести нас до конца. Я люблю тебя.