Наставник?

      За вечерним столом собрался весь их отряд. Все вокруг что-то шумно обсуждали, Цзинь Лин не вслушивался, словно оглушённый своими мыслями, ему просто было комфортно находиться здесь. Это было странно, но ему редко выпадала возможность поохотиться с адептами клана Цзян. В сравнении с ночной охотой адептов клана Лань разница была колоссальной. К тому же, в основном он охотился со своими сверстниками, а тут все были старше него не менее чем на 5 лет. Прямо сейчас он чувствовал себя не главой клана, а маленьким А-Лином, который ночью втихую вылез из своей кровати и пробрался на шумное застолье взрослых. Вино лилось рекой, от обилия острых закусок начинало щипать глаза, а голоса, словно рокот моря, то затихали, то поднимались вместе с кувшинами вина. Так ярко.       Цзинь Лин знал, что никого из присутствующих он перепить не сможет точно, но из приличия решил пригубить пару пиал местного вина. Оно оказалось на удивление сладким и с первым глотком разлилось мягким теплом внутри. Уже после первой пиалы Цзинь Лин понял, что опьянел, но не от вина, а от шуток Вэй Ина, тихой, но счастливой брани дяди, от громких возгласов адептов… Тепло до невозможности.       От всех окружающих его эмоций, которые А-Лин впитывал, словно губка, на глазах выступили слёзы. Вэй Усянь, активно болтая и размахивая одной рукой, второй небрежно наполнял чашу Цзян Чэна. Вино полилось через край крупными каплями. И сейчас эмоции Цзинь Лина были очень сильно похожи на эту переполненную чашу. Их было в таком избытке, что казалось, будто он сейчас разревётся. Казалось бы, ничего особенного не происходило, но до чего же было хорошо… Он перевернул свою пустую пиалу вверх дном, на что встретил удивлённый взгляд Юймин, которая замерла с кувшином в руке, в попытке наполнить чашу уважаемого главы Цзинь. Цзинь Лин мягко улыбнулся и покачал головой, показывая, что на сегодня ему достаточно.       Вскоре ушёл Лань Ванцзи. Распорядок дня адептов Гусу Лань непоколебим, словно стена, на которой это правило высечено. Вэй Усянь пообещал ему, что совсем скоро присоединится, и на прощание смачно чмокнул его в щёку под весёлые пьяные возгласы сидевших за столом людей. Смущение и тихое счастье Второго Нефрита было видно в покрасневших ушах, которые, к счастью, никто не заметил. Почти. Кроме его мужа и, что удивительно, Цзинь Лина. Он впервые в своей жизни заметил хотя бы какое-то проявление эмоций на ледяном выражении Лань Ванцзи. И А-Лина это так потрясло, что его брови взметнулись до небес, рискуя покинуть лицо.       Вэй Усянь.       Поистине непостижимый человек. Как ему удаётся вызывать эмоции у любого, кто приблизится к нему меньше, чем на 50 метров? Даже у глыбы льда! Даже у вечно хмурого главы Цзян!       Застолье продолжалось до полуночи. Постепенно слегка пьяные и весёлые адепты стали расходиться по комнатам, желая друг другу спокойной ночи. В конце концов за столом остался Цзинь Лин, опьяневший от одной лишь атмосферы, Вэй Усянь, допивающий последний кувшин вина, и Цзян Чэн, играющийся с остатками жидкости в своей пиале. После таких громких посиделок внезапно стало слишком тихо. В воздухе повисла немного неловкая атмосфера. Вэй Ин быстро допил содержимое кувшина и поставил его с громким стуком на стол. Пожелав обоим главам кланов спокойной ночи, он уже собирался уйти, как услышал вопрос Цзинь Лина: — Дядя, что для тебя значит счастье? — задал он этот вопрос, смотря своими блестящими глазами куда-то в стол, но по его голосу было слышно, что ответ его сильно волновал.       Вэй Усянь с интересом посмотрел на Цзян Чэна, который был явно озадачен вопросом племянника, и решил более не задерживаться, чтобы не мешать такому откровенному разговору. Внезапно ему в спину, словно топор, прилетело: — Вэй Усянь, я вообще-то и к тебе обращался тоже.       Вэй Ина буквально пригвоздило к месту, на котором он стоял. К нему тоже обратились? Когда? Сейчас что-ли? От осознания того, что только что произошло, слёзы без спросу покатились из глаз. Он постарался вытереть их дрожащей рукой, но они продолжали течь, словно где-то внутри него прорвало плотину. Прикрыв глаза рукой, Вэй Ин пытался отсмеяться, но дрожащий голос выдал его: — Негодник… Если бы ты знал, как я счастлив сейчас, то не спрашивал бы… — с этими словами он подошёл к сидящему Цзинь Лину и крепко обнял его, уткнувшись в макушку, — В следующий раз, предупреждай хотя бы, когда будешь так обращаться ко мне, а то у меня ж сердце не выдержит…       Цзинь Лин явно не ожидал такой бурной реакции на свои слова, поэтому машинально обнял в ответ, пытаясь успокоить того самого страшного и злобного Старейшину Илин, который прямо сейчас рыдал от того, что его просто назвали дядей.       Всё это время Цзян Чэн сидел с выражением величайшего удивления, забыв закрыть рот. Он был поражён словами Цзинь Лина в той же степени, что и Вэй Усянь. Казалось бы, в его сердце должна была разыграться ярость и ревность, ведь кто этот Вэй Усянь такой, он же ему даже не родной дядя, он не приложил и десятой доли усилий Цзян Чэна, которые ушли на воспитание Цзинь Лина. Но внезапно для самого себя Цзян Чэн почувствовал такую радость за своего шисюна, что у самого слёзы на глаза навернулись. Возможно, причиной тому стал алкоголь, который смягчил его каменное сердце, выпустив сентиментальность наружу, а может быть причиной был весь сегодняшний день, такой странный, сложный и непривычный для уже вошедшей в привычку показной агрессии Цзян Чэна. Он тихо встал со своего места, слегка пошатываясь, дошёл до Цзинь Лина и заключил обоих в огромные объятья. Это было крайне неудобно, так как Цзинь Лин сидел, а Вэй Усянь согнулся над ним, подражая кривой сосне на утёсе, но для пьяного главы клана Цзян не было ничего невозможного, и он объял необъятное. — Вэй Ин, ты идиот? Ты чего ревёшь? — до Цзинь Лина донёсся пьяный голос откуда-то сверху. — Цзян Чэн, заткнись, я переживаю один из самых счастливых моментов в своей жизни, — послышался слезливый голос, приглушённый крепкими объятьями.       Цзинь Лин сам чуть не утонул в эмоциях, осознавая, что этому неугомонному человеку, оказывается, не хватало именно этих простых слов. Шмыгая носом, Вэй Усянь нехотя отстранился, потрепал своего племянника по голове, произнёс тихое «спасибо» и, пожелав ещё раз спокойной ночи, скрылся за дверями своей комнаты.       За столом осталось двое, поэтому взгляд Цзинь Лина метнулся в сторону младшего дяди. — А что насчёт тебя? — на самом деле, Цзян Чэн уже надеялся, что его этот вопрос обойдёт стороной, поэтому сейчас чувствовал себя учеником, которого внезапно вызвали к доске. — Счастье… — и он задумался. Что же это действительно такое? Когда шицзе готовила суп из корней лотоса; когда матушка хвалила его; когда он, наконец, восстановил Пристань Лотоса; когда Вэй Ин вернулся; когда Цзинь Лин сделал свой первый шаг… — всё это счастье. И он не понимал как сформулировать это своё «счастье». Может… — Когда не одинок, — задумчиво протянул он.       Как ни странно Цзинь Лин понял и переиначил эти слова по-своему. — Прости, — тихо произнёс он расстроенным голосом. Цзян Чэн не обладал способностью залезать в буйные головы плачущих подростков, поэтому сидел в недоумении. Казалось, постичь вселенную было проще, чем понять, за что извиняется его племянник, поэтому он задал вопрос напрямую: — Ну и за что ты извиняешься? — Как за что, я же отнял у тебя лучшие годы жизни, поэтому ты так и не нашёл своего счастья. Я фактически обрёк тебя на одиночество… — эта тирада только распаляла детскую истерику, благо была прервана самим Цзян Чэном, который уже не в силах был слушать этот бред. — Ты серьёзно? — он посмотрел на кивающего, словно болванчик, племянника, со вздохом положил руку на его плечо и заглянул в глаза, — Хватит чушь нести, Цзинь Лин. Ты никогда не был для меня бременем. Скажу больше, именно ты избавлял меня от этого одиночества.       Цзинь Лин уставился на него неверящими глазами. Он был так благодарен своему дяде за то, что тот не бросил его в трудное для себя время, хотя мог, за то, что воспитал из него достойного человека, потратив уйму времени и сил, за то, что дал ему всё самое лучшее. Не задумываясь, Цзинь Лин достал из-за пазухи шпильку, которую он купил вечером на ярмарке, и протянул её Цзян Чэну. — Спасибо тебе за всё, дядя.       Нет, Цзян Чэн точно чего-то не понимает в этой жизни.       За что «спасибо»?       Откуда шпилька?       Это ему что ли?       Почему тогда именно шпилька?       Что, чёрт возьми, вообще происходит?       Внезапно ситуация показалась ему настолько комичной, что, приняв эту шпильку, он рассмеялся, не отдавая себе отчёта о том, как странно он, возможно, выглядит со стороны. Но Цзинь Лин этой странности не замечал.       Смех.       Смех его дяди, словно возвращал его в воспоминания Вэй Усяня. В нём слышались отголоски вечной молодости, беззаботности, тепла солнечной пристани и плеска воды.       Утерев слёзы, выступившие в уголках его глаз от смеха, он покрутил шпильку в руке и, вздохнув, посмотрел куда-то наверх. — Шицзе, прости меня, пожалуйста. Кажется, я вырастил ещё одного идиота.       Со смехом он встал со своего места, потрепал Цзинь Лина по макушке и пожелал ему спокойной ночи, уходя к себе в комнату в хорошем беззаботном настроении.