Наставник?

      Цзинь Лин вернулся с Феей в Ланьлин рано утром. С момента его отъезда из башни Кои прошло ровно два дня. Тем временем, до совета кланов, который должен был пройти в Цинхэ, оставалось чуть меньше трёх дней. За это время нужно было провести огромную работу. Чтобы не терять время зря, Цзинь Лин сразу же созвал совет старейшин, чтобы дать им пищу для размышлений, пока сам он будет отсыпаться. Так как все бумаги с записями и заметками были у него на руках, он сразу же прошел в главный зал и сел на место главы клана. Фея прошла вместе с ним и уселась рядом с его столом. В голове Цзинь Лина появилась мысль, а не сделать ли ему на этом месте мягкую лежанку для своей любимицы, но его внимание переключилось на более интересные вещи. Так как он впервые оказался на своем месте настолько заранее, ему представилась прекрасная возможность наблюдать за тем, как в главный зал лениво стекались его советники и старейшины, зевая и жалуясь на такое раннее собрание. А потом они замечали выжигающий взгляд Цзинь Лина. По тёмным кругам под его глазами ясно читалось отсутствие сна прошедшей ночью и вселенская усталость, поэтому жалобы быстро стихали. На самом деле, Цзинь Лин чувствовал себя намного лучше, чем выглядел, поэтому его достаточно бодрый голос внушал всем какое-то подсознательное чувство уважения.       Стараясь не обращать внимания на странные лица своих подчинённых, он зачитал нововведения и свежие законы, которые стремились к совершенствованию обучения младших адептов как внутри клана Ланьлин Цзинь, так и в сотрудничестве с кланом Гусу Лань. На самом деле, сейчас Цзинь Лин просто представил обложку своих будущих планов. Он не мог возложить ответственность за проведение этих реформ на кого бы то ни было, так как ещё не знал, кто на его стороне. Но никто из старейшин и не хотел узнавать подробности реализации этих нововведений. Многие обратили внимание на ту самую реформу, которую они с Цзян Чэном так хотели запрятать, но их смутила лишь сложность координации с кланом Лань. — Эту идею изначально предложил мне сам глава Лань, — «Мы же не в Гусу, чтобы одну лишь правду говорить, верно?» — Мною было решено выбрать достойного наставника для подрастающего поколения, который будет обладать всеми нужными компетенциями и обширными теоретическими знаниями. Может у уважаемых старейшин есть кандидаты?       Этот вопрос привёл в движение сидящих в главном зале стариков. Они начали шептаться и переговариваться друг с другом. Но в своих разговорах они больше обсуждали не кандидатов на эту должность, а решение юного главы клана. Кому-то оно показалось дерзким, кому-то глупым, кто-то решил его проигнорировать. Бо́льшая часть старейшин отнеслась к этой идее с недоверием. Один из них решил вернуть главе своего клана его же вопрос: — А у главы клана есть кто-нибудь на примете?       Хотели уязвить? Да, у Цзинь Лина после смерти Цзинь Гуанъяо осталось мало хороших знакомых в клане. Учитывая то, что до смерти бывшего главы клана их и так можно было по пальцам пересчитать, то сейчас их количество стремилось к нулю. Вот только именно этого вопроса юный глава клана и ждал. Он сделал вид, что задумался и с уверенностью заявил: — Думаю, что знаю одного человека, который блестяще справится с этой задачей. Однако это будет приглашённый наставник из другого клана, который будет просто реализовывать программу на нашей базе. Есть ли у кого-нибудь возражения?       Это немного осадило присутствующих старейшин. Но они не хотели мириться с тем фактом, что их глупый молодой глава мог предложить что-то хорошее. — Позвольте узнать, о каком таком великом учителе ведёт речь глава клана Цзинь? — яд так и сочился из каждого слова этого старейшины. Цзинь Лин запомнил его внешность, раздумывая над тем, сколько же этот человек ещё сумеет причинить своему клану вреда, если его не прирезать прямо сейчас. Но у Цзинь Лина было оружие получше ножа. Он просто понадеялся на то, что от шока у них произойдёт массовый инфаркт. — Вэй Усянь, — он сказал это чётко с той же спокойной уверенностью, что и раньше. В зале повисла звенящая тишина. — Разве вы не относитесь к нему с презрением? Он же тёмный заклинатель! — начались первые возмущения. — Неужели в нашем клане недостаточно хороших наставников, чтобы прибегать к таким крайним мерам?! — тут же поддержали его со стороны. — Глава Цзинь, думаю, вам стоит обратить внимание на нереальность воплощения вашей идеи. Это невозможно! Он же Старейшина Илин! — продолжали критиковать его со всех сторон.       Вся эта ситуация стала прекрасным примером того, что посеянное в обществе Цзинь Гуанъяо неприятие к Вэй Усяню продолжало развиваться даже после его смерти. И всем было всё равно на то, что Вэй Ин после своего возрождения спас огромное количество людей и сейчас путешествовал по миру, истребляя нечисть, а сам Ляньфан-цзюнь стал воплощением злой хитрости и обмана. Все они были слепы к добрым поступкам, способностям и гениальности. Это жутко раздражало Цинь Лина, поэтому он хлопнул в ладоши, обращая на себя внимание голдящих стариков, и громко произнёс: — Если вы сможете показать мне человека, который будет лучше него в искусстве речи, взаимодействии с учениками и знании теории, то я безоговорочно соглашусь с вашим вариантом.       После этих слов все возмущавшиеся старейшины замолкли. В искусстве риторики Вэй Усяня было сложно обойти. По крайней мере, никто из присутствующих ни разу не видел, чтобы тот проигрывал в споре или изъяснялся невнятно. Мало кто помнил, но природная харизма первого ученика клана Юньмэн Цзян позволяла ему находить общий язык абсолютно со всеми и налаживать общение с теми, кто был ему интересен. Прекрасным примером стал холодный Лань Ванцзи, которого покорила эта живость и харизма. Но старики могли вспомнить только те моменты, когда Старейшина Илин всем доказывал, что тёмная дорожка не так уж и плоха, что с помощью тёмного пути можно добиться бо́льшего, чем с помощью золотого ядра. И все знали, что это действительно так, ибо свои слова он всегда подкреплял действиями.       По количеству учеников, которые заступились за него на горе Луанцзан, и продолжали ходить с ним на ночную охоту, было ясно, что с молодёжью он ладил неплохо, успев непонятным способом захватить их сердца. Это объяснялось для всех тем, что его психологический возраст не изменился с момента смерти. Но никто не мог знать, что перед смертью на горе Луаньцзан, его психологический возраст уже был сильно больше возраста тела.       О теории и говорить нечего. В знании тёмного пути Вэй Усяню не было равных. Но именно это и стало загвоздкой. Мало кто помнил о том, что его изобретения сейчас служили на благо светлым заклинателям. Именно его гениальный разум придумал такие вещи как флаг, приманивающий нечисть, и компас зла.       И некому было напомнить людям обо всём этом. Поэтому эту нелёгкую задачу взял на себя Цзинь Лин. Стараясь никого лишний раз не оскорблять, он приводил старейшинам сухие факты из биографии своего старшего дяди через наводящие вопросы: — Кто был первым учеником клана Юньмэн Цзян? Кто занимал четвёртое место в списке молодых господ? Думаете, просто так? Кого клан Вэнь скинул на гору Луаньцзан? Кто был единственным человеком, вернувшимся оттуда живым? Не думаю, что в том месте можно было выжить, сохраняя в своём теле светлую Ци, которая притягивала всю нечисть с округи. Кто внёс огромный вклад в победу во время Выстрела в Солнце? Кто создал компас зла? Кто создал флаг, привлекающий нечисть? — Кто создал Стигийскую Тигриную печать, глава Цзинь?! — перебил его своим мерзким голосом тот самый старейшина, которого так хотелось прирезать. Это желание с новой силой нахлынуло на Цзинь Лина. — А кто уничтожил её половину ценой своей жизни? А после его смерти кто, мать вашу, додумался её воссоздать?! Кто продолжал глумиться над именем человека, которого ещё при жизни оклеветали и лишили права выбора?! — уже не сдержавшись, повысил голос Цзинь Лин.       Хотелось их всех… Что-нибудь сделать с ними. А от невозможности сорваться на них хотелось плакать. Но ни того, ни другого он позволить себе не мог. Успокоившись, он продолжил: — Попрошу вас оставить всё то, что было навязано вам прошлым главой. Я не умаляю его достижений в управлении, он многое сделал для развития клана. Но думаю, мне не нужно напоминать, что некоторыми своими действиями он нанёс огромный урон репутации Ланьлина. Я же стремлюсь исправить ошибки предшественников и добиться процветания нашего клана. Для этого нужно сделать очень многое: наладить эффективную работу всех структурных подразделений и наконец перестать мыслить навязанными вам стереотипами. Я жду ваши предложения до конца завтрашнего дня. Если вы найдёте достойного претендента на должность наставника, буду рад вас выслушать.       Во время этой речи Цзинь Лина больше никто не перебивал. Уверенный голос, веские аргументы и гробовое спокойствие его уставшего лица — всё это внушало уважение и выглядело очень грозно. Те старейшины, что каждый раз так яростно спорили с ним были ошеломлены тем, что им внезапно дали отпор. А те, кто предпочитал отмалчиваться, думая, что ничего из этого противостояния не выйдет, впечатлились его искренними словами.       Сразу после сказанного им последнего слова, Цзинь Лин собрал все свои заметки и удалился под гремящее молчание старейшин клана. В мыслях он проклинал себя за то, что заранее не продумал план своей речи и, возможно, наговорил лишнего. Но в его мозгу звучал как сутра голос его дяди: «Удар, нанесённый на удачу, позволит выяснить истинное положение дел. Обдумай последствия этой пробы и приступай к решительным действиям». Этот голос успокаивал его. Уже на собрании он увидел первые результаты этого удара. Кто-то активно выражал недовольство, а кто-то решил промолчать. Но не увидев в этом результате ничего хорошего, глава клана с грустью направился к себе в комнату.       Цзинь Лин не мог знать о том, что сегодняшняя речь привлекла на его сторону треть старейшин.