Наставник?

      «На обратном пути из Илина в Ланьлин мы с лекарем Шан разговорились, и она немного посвятила меня в курс дела. Его душа действительно могла расколоться в любой момент. Тогда он бы потерял контроль над тёмной энергией, подвергнув опасности жителей их небольшого поселения. Вэй Усянь так хотел защитить этих людей, а в итоге сам оказался ходячей бочкой с порохом. Она сказала, что «сшила» некоторые части его души, но если он не будет пить лекарства, которые она оставила Вэнь Цин, то всё может стать ещё хуже. Что именно она имела в виду под «сшила», я так и не понял, но полагаю, что это какая-то особенная техника лечения души. Ни разу о ней ещё не слышал.»       Цзинь Лин помнил, что Вэй Усянь в свое время очень наплевательски относился к принятию лекарств, порой убегая от Вэнь Цин или даже незаметно выливая их куда-нибудь. Так что шансы на хороший исход резко сокращались.       «Лекарь Шан согласилась остановиться в Ланьлине. Было бы неплохо, согласись она вступить в наш клан, но она ответила, что хочет помогать обычным людям, у которых нет возможности обратиться за помощью. А таких во всём мире не счесть. Я нашёл ей небольшой домик за городом близ озера Лаоху. Туда же будут доставлены те травы, о которых она просила. Я хотел оставить ей денег на жизнь в знак благодарности, но она сказала, что большие деньги обременительны, и что она сама может спокойно заработать себе на хлеб.»       Озеро Лаоху находилось в получасе ходьбы от Башни Золотого Карпа. Должно быть довольно удобно иметь под рукой лекаря столь высокого уровня. Даже если она путешествовала большую часть года, то наверняка рано или поздно возвращалась в этот домик, который с того момента принадлежал ей. Теперь Цзинь Лин знал, где можно попытаться её найти.       «Сегодня приехал в Юньмэн по просьбе отца. Пристань Лотоса восстанавливается на глазах. Цзян Ваньинь лично руководит строительными работами, летая по всему городу, решая вопросы с поставками. Несмотря на юный возраст, он прекрасно управляется с восстанавливающимся кланом. Думаю, что я бы на его месте не смог бы справиться со всеми трудностями. И пока Цзян Чэн пропадал на стройке, в уже восстановленной резиденции Цзян Яньли управляла хозяйством и помогала ему, чем могла. Поэтому именно она встречала меня, извиняясь за чрезмерную занятость своего брата. Каждый раз, когда я встречаю её, обязательно открываю для себя что-то новое. Она ступала по свежим деревянным настилам, словно невесомая фея. Казалось, что подует ветер, и она развеется, как видение. При этом шаг её уверенный и твёрдый, однако все ещё не теряющий лёгкости. Прекрасна. Наверное сегодня в разговоре с Цзян Ваньинем следует поднять ещё одну тему. Решусь ли? Но она правда прекрасна.»       От такого описания его матери и безоговорочного восхищения ею у Цзинь Лина навернулись слезы. Да, Цзысюань был не самым проницательным человеком, но в итоге он увидел в Цзян Яньли ту самую неочевидную красоту, которая в сто раз лучше красоты вычурной и показной.       «После обсуждения основных вопросов я предложил Цзян Чэну пропустить по пиале вина. Их лотосовое вино совсем не отдает алкоголем. И почему я никогда не пил его раньше? За непринуждённым разговором я спросил, что Цзян Чэн думает о свадьбе своей старшей сестры как глава клана. Он на меня очень напряжённо посмотрел и ответил, что всё будет зависеть только от желания его шицзе. И тогда я поинтересовался, что если я сделаю Яньли предложение, как он к этому отнесётся. Он чуть не выплюнул вино обратно и посмотрел на меня так, словно я только что очень хорошо пошутил. Но я не шутил. В тот момент в его взгляде я увидел широчайшую градацию эмоций: от непонимания, через удивление, к злости. Если бы я ему тогда не объяснил буквально на пальцах, что я действительно не шучу и не намерен обижать его драгоценную сестру, то, боюсь, я бы не писал сейчас эти строки. Тогда я осознал, насколько эти двое любят свою шицзе. Только если Вэй Усянь пытался вставить мои мозги на место, используя кулаки, то у Цзян Ваньиня такой возможности не было. Он очень долго объяснял мне, что может произойти, если я её обижу или, не дай бог, доведу до слёз. Теперь мне страшно даже подходить к ней. Но Цзян Ваньинь не обделил меня и полезными советами. Рассказал, что она предпочитает, какую еду, напитки, цвет, украшения, места. Я почему-то уверен, что сегодня всё будет хорошо.»       Читая эти строки, Цзинь Лин переживал за отношения своих родителей больше, чем за себя, хотя и так знал исход этой истории.       «Я позвал её прогуляться по вечерней Пристани Лотоса! Мы гуляли по шумному базару, вместе ели острую еду, я даже выиграл для неё в состязании лучников веер. Она действительно фея. В свете вечерних огней и ярких красок она была так прекрасна! И я в полной мере осознал, за что меня отлупил Вэй Усянь, и спасибо ему за это. Было такое ощущение, будто я смотрел всё это время на неё не в том контексте. На шумных улицах Юньмэна её красота раскрылась по-настоящему. Она словно драгоценный камень, который нужно однажды увидеть при определённом освещении, и он больше никогда для тебя не потеряет своей ценности. А потом! Мы нашли уединённую беседку, и я сделал ей предложение! Она согласилась! Я никогда в своей жизни не был так счастлив!»       Цзинь Лин, читая этот дневник, влюбился в их любовь, ибо порождением этой любви и являлся. Они были прекрасны. Чувства его отца были прекрасны. А то, что его мама отвечала взаимностью, делало их отношения ещё более прекрасными. То, что он сейчас читал, одновременно проливалось бальзамом на душу и разрывало сердце в клочья. Он не помнил о них ничего, но жутко скучал. Ему было правда очень тяжело без них. Без их тепла и поддержки. Цзинь Лин нуждался в родителях.       «Муторные ритуалы не помешают моему счастью. И я действительно счастлив, даже проходя все эти церемонии (круги ада), отделяющие нас с Яньли от долгожданной свадьбы! Я даже хотел написать ей стихотворение в письме, но перед ней я чувствую себя невероятно ничтожным, и все мои бездарные попытки посвятить ей хоть строчку летят в мусор. Поэтому я позвал на помощь в этом сложном деле лучшего поэта, которого только мог найти в Ланьлине. Для того, чтобы помочь мне описать мои же чувства, он попросил меня рассказать о ней… Но мою фею невозможно описать простыми словами. Она вау! Она ах! Она вууух! Она Яньли. Моя Яньли.»       «Моя Яньли». Цзинь Лин плавился от этого приятного мягкого чувства в груди. Это его родители. Такие близкие по духу. Такие близкие друг к другу. Такие тёплые.       «Сегодня впервые разговаривал с Яньли, как нормальный человек. Всё равно в голове была каша от одного лишь взгляда на неё, но я уже мог произносить предложения, не лишённые смысла. Я веду себя, как влюблённый идиот. В разговоре она мне напомнила кое о чем. Точнее о ком. Как там поживает Вэй Усянь? Я пока не стал раскрывать ей всей картины, мне кажется, сейчас не лучшее время для его тайны. Да и не знаю, наступит ли когда-нибудь подходящее время для этого. Помню, как он пытался вырастить лотосы на мёртвой земле. Может тоже посадить в Башне Золотого Карпа? Возможно тогда Яньли будет не так сильно тосковать по родной Пристани Лотоса.»       Значит идея лотосового пруда возникла именно таким образом? Довольно неожиданно.       «Цзинь Гуанъяо продолжает с главой клана плести закулисные интриги. Вот уж точно яблоко от яблони… Совсем забыл, что это мой брат. Я уже перестал воспринимать этих двоих как свою родню. Мне откровенно мерзко всё то, что они сейчас делают. А остановить я их не в силах. Полагаю, Гуанъяо пытается угодить Гуаншаню, поэтому и делает всё это. Не мне, наследнику, тягаться с главой клана.»       «Яо замышляет что-то за спиной Цзинь Гуаншаня! Сегодня заметил, как он прокрался в подвал и в дальнем погребе встретился с каким-то человеком. Я, как мог, скрыл своё присутствие и решил немного подслушать. Ей богу, лучше бы не марал свои уши. Из его слов я понял, что он хочет стать главой клана, а потом верховным заклинателем, а после и вовсе занять пост владыки заклинательского мира. Казалось бы, что за бред. Но потом я задумался. С его умом, хитростью и целеустремлённостью… Мне кажется, у Гуаншаня проблемы… Возможно, не только у него. Если он решил занять пост главы клана, то в первую очередь он избавится от наследника… Стоп! Почему опять я?! Я просто хотел прожить обычную спокойную жизнь вместе с Яньли! Нужно срочно уходить отсюда. Мы можем пожениться, уехать в деревушку неподалёку от Юньмэна. А если у нас родится сын, мы воспитаем его и отправим в Юньмэн на обучение к его дяде, чтобы к нам не было никаких претензий. Неужели я многого прошу?!»       Неужели он многого просил?! Цзинь Лин сейчас мог спокойно обучаться в клане Цзян под крылом своего дяди, а в небольшой деревушке на берегу лотосового озера его могли ждать родители. Так почему же он сейчас сидел в Башне Золотого Карпа с огромным кланом за спиной и разгребал всё то дерьмо, что досталось ему от прошлых глав клана. Он правда слишком молод для этого.       «Совсем скоро свадьба, а я как на иголках. Что если Гуанъяо решит свершить своё дело прямо во время церемонии? Отравить вино, подсунуть иглу в одежды, да даже с пудрой смешать этот яд не проблема. Может дать понять, что я не претендую на пост главы клана? Но тогда он поймет, что я что-то знаю о его планах. Как это сделать так, чтобы не вызвать ещё большую волну агрессии в свою сторону? Да даже если я надумаю отцу об этом сказать, он подумает, что я хочу с помощью клеветы обезопасить свой путь к месту главы клана. Почему я, чёрт возьми, не в состоянии повлиять на свою судьбу?!»       И это было правдой. Если бы Цзысюань и пошёл бы к Цзинь Гуаншаню с этой информацией, то Гуанъяо перевернул бы слова своего брата так, что Гуаншань сам бы его прирезал. Оставалось только как-то взаимодействовать с Гуанъяо, чтобы тот оставил его в покое. Но как?       «Канун свадьбы. Приказал доверенным помощникам проверять все блюда, подаваемые на стол, перепроверить каждую складку праздничного ханьфу, никого не подпускать слишком близко во время праздника. Я хочу выжить после своей свадьбы! И прожить счастливую жизнь со своей женой!»       Цзинь Лин тоже очень хотел, чтобы его отец выжил. И не только после свадьбы. Если бы он тогда не умер, то наверняка смог бы защитить и Яньли, уберечь её. По крайней мере, вероятность её смерти была бы меньше.       «Я самый счастливый человек на свете! Яньли в свадебном наряде была невероятно очаровательна! Когда я увидел её в красных одеяниях, у меня чуть ноги не подкосились. Я честно признаю́сь в своей слабости и мне не стыдно! Церемония прошла без накладок. Сделав все поклоны, мы выпили вино. Его сотню раз проверял на яды мой доверенный. Организацией этой части распоряжалась Яньли. Надо было видеть мой восторг, когда я почувствовал на языке лотосовое вино! Моя невеста — лучшая девушка на всём белом свете. На всей свадьбе для меня существовала только она. Мне кажется, даже если бы на меня напали прямо посреди торжества, я бы не заметил этого и умер без сожалений, ибо последним, что я увидел, была бы именно она…»       Цзинь Лин был опечален тем, что не смог увидеть эту свадьбу даже глазами Вэй Усяня. Стоит сказать, что из его воспоминаний Цзинь Лин не смог сложить даже полноценный образ своего отца. Вначале Вэй Ин не обращал внимания на «павлина», поэтому его силуэт в воспоминаниях был всегда размытым или нечётким. А после, каждый раз при их встрече, взгляд Вэй Усяня был неизменно застлан чёрной дымкой гнева. Единственный яркий образ остался от взгляда Цзысюаня. Того взгляда перед его смертью. Именно этот взгляд окончательно разбил хрупкие части души тёмного заклинателя, так старательно сшитые когда-то лекарем Шан.       «Когда все подарки были вручены, отец решил поднять тост за наше счастье и выразил свою надежду на то, что я в дальнейшем сяду на его место и сделаю ему внука-наследника. На это я сказал, что готов пожертвовать даже местом главы клана ради счастливой жизни со своей любимой. Отец намёка не понял и воспринял как шутку. А вот лицо Гуанъяо надо было видеть. Я чуть не прыснул со смеху. Ближе к вечеру мы тихо ушли с торжества. Так приятно было уходить из того места, заполненного фальшью и масками, и оставаться наедине с человеком, которого действительно хочешь видеть.»       Если кто-нибудь скажет, что настоящей любви не существует, Цзинь Лин готов лично отдубасить этого человека дневником его отца.       «Теперь Яньли полностью переехала в эту обитель лжи и лицемерия. Я уделяю ей всё своё свободное время, чтобы оградить её от всех возможных опасностей, и также избавить себя от общения с теми людьми. Я понимаю, что отец хочет, чтобы я рано или поздно занял его место. А я не хочу, ибо чувствую на себе удушающий взгляд Яо. Если я начну активно готовиться к наследованию клана, я умру. Что за собачья жизнь.»       И действительно, в его случае ситуация патовая. Что бы он ни сделал, его ждёт плохой конец. Если он унаследует клан, окажется на пути Цзинь Гуанъяо, если откажется от наследования в пользу Цзинь Гуанъяо, тому всё равно не составит труда его убрать, чтобы перестраховаться. Если Цзысюань выживет, то у него может родиться сын, что в принципе и произошло, который уже в состоянии в будущем претендовать на место главы клана. Цзинь Лин понял, что его спасло только то, что за его спиной был дядя Цзян. А ещё Гуанъяо не мог его убрать, потому что все знали, чей он сын. Если бы его родители уехали в глушь, то никто бы и не стал разбираться в том, чей это на самом деле ребёнок, и при каких обстоятельствах умер бы Цзысюань. В этом случае, чем больше свидетелей, тем сложнее убрать законных наследников.       «Яньли обладает цепким умом и очень развитым логическим мышлением. Я не хотел посвящать её в курс дел, чтобы уберечь последний оплот спокойствия в этом гадюшнике, но в итоге она мне очень помогла разобраться в этой ситуации. У каждого человека есть свои мотивы, именно на них стоит опираться при продумывании плана дальнейших действий. Казалось бы, такая простая истина, но Яньли словно открыла мне глаза. Как же я люблю эту многостороннюю девушку.»       Было видно, что Цзысюань сначала недооценил Цзян Яньли и её огромнейший потенциал. По рассказам дядей Цзинь Лин знал, какими многочисленными талантами и добродетелями обладала его мама. И сейчас его отец буквально открывал для себя всё новые стороны этой восхитительной девушки, на которой он уже женился.       «Каждый раз, когда речь заходит о Вэй Усяне, я вижу в глазах Яньли печаль. И я прекрасно понимаю её переживания о брате. Она знает, что ему невероятно тяжело, хоть и понятия не имеет о том, что у него нет Золотого Ядра. А нападки со стороны Гуаншаня и Гуанъяо, которые уже явно начали реализовывать какой-то план против него, становится всё сложнее остановить. Я наследник этого клана. Но если я сейчас внезапно воспользуюсь своим положением и начну перетягивать мнения других на свою сторону, то Гуанъяо, почувствовав опасность, убьёт меня на следующий же день. Вэй Усяня теперь даже незаметно навестить сложно. Луаньцзан привлекает к себе очень много внимания. Да и сам я слишком отсвечиваю, моё отсутствие сразу же вызовет множество вопросов. Может попросить лекаря Шан?»       «Абсолютно случайно узнал, что у моего незадачливого двоюродного брата Цзысюня проклятье сотни дыр и тысячи язв. Это произошло после сегодняшнего приёма. Он опять напился чуть ли не в дрызг и пролил на себя вино. Я увёл этот позор нашей семьи переодеться и возможно даже уговорить его лечь спать. Котелок у него уже не варил, поэтому он не понял, что я снял его верхние одеяния и увидел то, чего видеть не должен был. Ну и жуть, конечно. И кого он успел настолько сильно выбесить? Я бы первым делом подумал на Вэй Усяня, ведь они в прошлом частенько грызлись, но я более чем уверен, что это был не он. Вэй Ин не настолько мелочен. Да и волнует его сейчас далеко не это. Очень вероятно, что Яо воспользуется этим, чтобы направить гнев Цзысюня на невиновного. Или это он и подстроил… Я не знаю, как объяснить этому идиоту, что это был не Вэй Усянь. Плохо так говорить, но надеюсь, что Цзысюнь скончается от этого проклятья быстрее, чем сможет что-нибудь предпринять.»       А вот и ключевое лицо этого представления. Именно Цзинь Цзысюнь станет главным триггером для Вэй Усяня на тропе Цюнци. Цзинь Лин сопоставил всё то, что знал сам; что узнал тогда в храме, но чего не понимал; то, что открылось ему из воспоминаний Вэй Усяня; и то, что он узнал из дневника своего отца. Довольно большое количество источников информации, раскрывающих ситуацию с разных сторон, позволило Цзинь Лину увидеть всё, что происходило тогда, словно на ладони.       Цзинь Гуаншань в погоне за мировым господством хотел заполучить довольно сильный артефакт, которым владел Вэй Усянь. Чтобы его получить, они с Цзинь Гуанъяо придумали план, который должен был привести к потере Вэй Ином контроля над артефактом, чтобы тому пришлось его передать им якобы на хранение. Гуанъяо заставил Су Шэ наслать проклятье на Цзысюня, а сам воспользовался его личной неприязнью и общественным мнением (которое сам же и создал), чтобы склонить Цзысюня к мысли, что наверняка виноват в этом Старейшина Илин. И Гуанъяо же, преследуя уже свои цели, как бы случайно подослал на место происшествия Цзысюаня. Таким образом он убил сразу двух зайцев: создал довольно громкий прецедент потери Вэй Ином контроля над печатью и убрал наследника, поэтому в случае смерти Гуаншаня, клан переходил ему. Сработано было чисто настолько, что не придраться. Но единственная мысль не давала покоя Цзинь Лину. Почему отец, даже зная о том, что против него готовится заговор, пошёл туда?       «А-Ли беременна! Я сейчас разревусь… Я уже реву! Не подобает мне как будущему отцу нашего ребёнка, но я ничего не могу с собой поделать...»       Дальнейшие записи действительно расплывались в потёках туши, которые уже было сложновато распознать.       «Мальчик. У нас сын. Ахринеть. Сегодня я впервые держал на руках нашего сына. Жесть. Мы долго думали над именем. И решили назвать его А-Лин. Цзинь Лин. Прекрасное сочетание. Пусть это имя проложит ему путь в светлое будущее. Яньли сказала, что попросила Вэй Усяня выбрать вежливое имя. Я ничего против не имею, но Жулань… Он серьёзно? Ладно, я просто сделаю вид, что не вижу здесь никаких отсылок...»       На исписанные листы старого дневника упала солёная капля. Цзинь Лин был уже не в состоянии сдерживать слёзы. И эти эмоции его отца предназначались ему. Как жаль, что он не помнит каждую секунду после своего рождения. Возможно тогда ему по жизни не было бы так одиноко.       «Лекарь Шан недавно вернулась из Илина, где пересеклась с Вэнь Цин. Вэнь Цин исправно даёт Вэй Усяню лекарства, угрожая ему медицинскими иглами. Но есть вероятность, что он чего-то не договаривает, ибо состояние его не улучшается. Яньли упрашивает пригласить его хотя бы на месяц Цзинь Лина. Переживаю, что Вэй Усяня могут спровоцировать, и его нестабильное состояние ситуации не улучшит. Но и Яньли я многого объяснить не могу. А если я решу его не приглашать без объяснения, то оскорблю её, и она явно что-нибудь заподозрит.»       Значит Цзинь Цзысюань уже тогда подозревал, что на празднике Вэй Усяня наверняка будут провоцировать.       «Сегодня первый раз поставил Цзинь Лину киноварную точку, так как ему сегодня исполнился месяц. Это его первый серьёзный праздник, поэтому он должен быть сегодня при параде. Раньше никогда не любил маленьких детей, они вечно плачут, орут, чего-то хотят. Но с этим ребенком всё как-то по-другому… Он наш. До сих пор не верю, что у нас с Яньли есть сын. Я уверен, когда он вырастет, станет сильным и справедливым, добрым, как его мать и счастливым, как я сейчас. Вэй Усянь опаздывает. А-Ли нервничает. Надеюсь, что всё будет в порядке.»       Это была последняя запись в дневнике Цзысюаня. А-Лину показалось, будто эти строки написаны специально для него, словно автор знал, что это будет последняя запись, и однажды этот дневник попадет в руки его наследнику. И тут в голове Цзинь Лина возникла мысль. Неужели тогда его отец попытался снова защитить Вэй Усяня. Он догадывался, что на Вэй Ина будут нападать, поэтому, услышав слова о том, что на тропу Цюнци ушёл его горе-двоюродный брат, Цзысюань побежал туда, чтобы предотвратить трагедию. Да только не учел того, что об этом ему сказал Цзинь Гуанъяо со своим планом в голове. В итоге Цзысюань сам стал эпицентром этой трагедии.       От прочтения этого дневника у Цзинь Лина возникло горькое чувство. Начиная с войны, его отец хотел хоть как-то помочь Вэй Усяню, да только сделать ничего толком не смог. По крайней мере так он думал. Нужно будет найти эту целительницу Шан и расспросить её обо всех подробностях того дела. И почему Лань Ванцзи ничего не рассказал о том инциденте?       Мысли роились в голове. Цзинь Лин сидел с закрытыми глазами. Через окно в комнату залетал прохладный утренний ветер. Фея устроила свою голову на коленях своего хозяина. Цзинь Лин захлопнул дневник, вытер глаза, потрепал по макушке испугавшуюся Фею и потянулся. Впереди ждал новый день, наполненный стремлением «подняться выше».