Наставник?

      Утро следующего дня началось крайне неожиданно. В семь часов утра, когда Цзинь Лин только продрал глаза, к нему в комнату постучали. Глава клана, спешно приведя себя в порядок, открыл дверь и увидел на пороге Цзинь Чаня с тёмными синяками под глазами и бесчисленными свёртками бумаги в руках. Не говоря ни слова, Цзинь Чань довольно бесцеремонно вошёл в комнату и начал разворачивать огромные свитки на полу. Через половину часа был отправлен адепт за прорабом Му, а через час они втроём сидели и разбирали чертежи, составленные Цзинь Чанем.       Восхищение. По-другому описать выражение в глазах Цзинь Лина нельзя было никак. Когда Цзинь Чань закончил описывать всё то, что он придумал за эту ночь, в комнате повисла тишина. — Скажи, Цзинь Чань, ты это сам придумал, или тебе привиделось откровение с Небес? — спросил ошеломлённый масштабом разработок Цзинь Лин. — Я сидел над этим весь вчерашний день, начиная с обеда, вплоть до шести утра сегодняшнего. Какие нахер Небеса? Цени чужой труд! — резко ответил Цзинь Чань, однако он был явно смущён комплиментом от главы клана. — Чертежи составлены довольно неплохо, кто тебя этому научил? — спросил у него прораб Му. — Мой отец раньше занимался постройкой зданий для купцов. Те дома, что стоят на главной торговой площади отчасти тоже его работа, — с гордостью заявил юноша, но после немного уныл, — жаль, что он забросил это дело. Понятия не имею, с чем это связано, но с тех пор он не занимался проектированием новых зданий… — Погоди, твой отец — Цзинь Цинму?! Он действительно был самым выдающимся архитектором своего поколения. Жаль, что он повздорил в своё время со своим дядей, бывшим главой Цзинь Гуаншанем. Не буду вдаваться в подробности того мутного дела, но тот случай отбил у него всякое желание работать в этом направлении дальше, — рассказал им прораб Му.       Цзинь Лину, как и Цзинь Чаню, было довольно интересно узнать, что же именно произошло тогда, но оба решили пока не углубляться в эту тему. Цзинь Чань хотел поскорее показать своё творение и пойти отсыпаться, он не спал уже третий день, а Цзинь Лин решил лишний раз не создавать напряжения в разговоре, так как речь в конце концов шла об их родственниках.       Опытный прораб Му смог в уме подсчитать смету, которая оказалась довольно скромной. Это стало следствием смены стиля, в проекте Цзинь Чань придерживался сдержанности и создавал красоту при помощи нюансов и мелочей, что выходило довольно дёшево по материалам. Этот расклад очень понравился Цзинь Лину. Он похвалил своего товарища за то, что тот берёг бюджет клана не в ущерб качеству. Просидев за обсуждением ещё полчаса, прораб Му забрал чертежи для составления плана работ, а Цзинь Чань удалился в свою комнату.       Ему было очень непривычно. Каждую секунду в голове возникал восхищённый взгляд Цзинь Лина с немым вопросом: «Ты что, умеешь не только впустую просаживать деньги родителей?» и то удивление на лице прораба Му. Да и сам он осознавал, что постарался на славу. Это чувство удовлетворения своей же собственной работой было ему очень непривычно. Это смущало. Поэтому он красный как рак спустился в свою комнату и плюхнулся на кровать. Спать хотелось неимоверно, но это неопределённое зудящее чувство в груди заставило его спрятать своё пылающее лицо в руках и начать бессмысленно бить ногами по кровати. Внутри него было что-то вроде гремучей смеси радости, счастья, гордости и чего-то ещё, что не давало ему спокойно испытывать эти светлые чувства, что-то вроде стыда. За что стыдиться? За то, что ты счастлив? Или за то, что так обрадовался своему успеху? Неважно. Надо поспать, и всё пройдёт. Так Цзинь Чань и уснул прямо в одежде, уткнувшись лбом в подушку.

___________________

      После обсуждения проекта Цзинь Лин решил встретиться со старейшиной Фа, который отвечал за финансовую составляющую их клана. Он не знал, в оппозиции тот или нет, однако эта встреча могла стать хорошим шансом выяснить этот факт. До финансовой реформы ещё далеко, но она была в планах, поэтому ему стоило морально подготовить тех, на кого позже свалится вся та жесть, которую они придумали с дядей. Их план действительно был жесток. А ещё нужно было составить более подробное представление о количестве денег в клане.       Старейшина Фа сидел перед главой клана, ни капли не робея. Да и как можно робеть перед ребёнком [1], желторотым юнцом? Разговор сразу не заладился, ибо на все вопросы, которые задавал Цзинь Лин, Фа Сянцзян отвечал размыто, с неохотой, либо чересчур резко, восклицая: «Как глава клана может не знать такие базовые вещи!». А-Лин спокойно смотрел на своего старейшину, выслушивая всё то, что лилось из его рта, а после, аккуратно отставив чашку с чаем, он опёрся локтями на стол, сцепил руки в замок и посмотрел тяжёлым взглядом на старейшину Фа. Фа Сянцзян явно не ожидал такого поворота событий и сразу заткнулся. Цзинь Лин не был агрессивен, его взгляд был больше уставшим от долгой и бессмысленной болтовни, чем угрожающим. И он сказал таким же уставшим и спокойным голосом: — Старейшина Фа, за всё время нашего с вами разговора, а это немало, вы не смогли мне дать ни одного ответа на заданные мной вопросы. Вы не понимаете человеческого языка? Другой причины вашего поведения я не вижу. Если это так, тогда расскажите мне, пожалуйста, что вы делаете на своей должности? Либо вы прямо сейчас добровольно отвечаете на все заданные мной вопросы, либо я заставлю вас говорить сам.       Через пять минут на столе лежали все финансовые отчёты за прошедший год и краткая выписка состояния финансовых накоплений их клана. Отчёты Цзинь Лин попросил оставить на некоторое время ему, хотел позже кое-что проверить самостоятельно, а с выпиской он ознакомился прямо на месте, оценив их финансовое положение как… очень хорошее. Цзинь Лин ещё в Пристани Лотоса видел финансовые отчёты дяди. Клан Цзян сам по себе был немаленьким, и от цифр, которые значились в тех отчётах, у Цзинь Лина в своё время голова шла кругом. Но он никак не мог предположить, что числа в отчётах его клана будут в пять раз больше! А-Лин очень хотел закатить глаза от одного лишь вида этих цифр, но не мог себе позволить эту слабость перед ехидно ухмыляющимся старейшиной Фа. И ведь наверняка думает, что он не справится с расчётами. Пускай думает. Разбору финансовых отчётов его учил не кто иной, как глава ордена Юньмэн Цзян. Если Цзинь Лин не сможет справиться с этой задачей, то он сам себе ноги переломает.       Не удовлетворив тщеславие Фа Сянцзяна, Цзинь Лин поблагодарил его за оперативность и содействие главе клана, взял все отчёты и удалился восвояси. Надо было видеть пустое выражение лица старейшины Фа, который остался в помещении один в состоянии тотальной фрустрации.       Почему он так отреагировал на угрозы этой малявки? Что этот мальчишка мог ему сделать? Да и к тому же отчёты прямо в руки отдал. А в отчётах всё было… Было всё. Он конечно пытался прикрыть все утекающие в незаконном направлении деньги, но не особо старался, так как не думал, что в этом вообще будет кто-то рыться. Оставалось надеяться на то, что Цзинь Лин попросту не сможет дойти и до середины того огромного тома годовых записей. Пф, да он даже первую страницу не сможет прочесть. Когда его взгляд упал на лист с краткой сводкой, у него чуть глаза из орбит не повылезали. Да что он сможет?       Однако Фа Сянцзян решил не расслабляться, нужно было придумать запасной план действий, перестраховаться на всякий случай. Поэтому он сразу же направился в сторону покоев своего старого друга и товарища — старейшины Шэнь Жона.

_________________________

      Тем временем Лао Чжэнь созвал педагогический состав и задал им вопрос, кто готов выступить сегодня вечером в качестве претендента на место Вэй Усяня. Выражался старейшина Лао туманно, но он не зря проводил тщательный отбор учителей, поэтому среди них глупых не было. Из его слов было понятно, что сегодня вечером от претендентов ожидали максимальную некомпетентность и туповатость. Лао Чжэнь знал, что молодые педагоги отличались своей артистичностью и харизмой, поэтому в список из трёх человек была включена молодёжь, которая, услышав задачу, была в предвкушении сегодняшнего представления, где им выделялась главная роль.       Однако они не могли предположить, что сегодня же в Башню Золотого Карпа прибудет сам Вэй Усянь и его супруг. Цзинь Лина эта новость застала, когда он заканчивал подготавливать свою речь к завтрашнему выступлению на Совете Кланов. Во время составления этой речи ему очень помогла та самая толстая книга с финансовыми отчётами за весь год. Он не просто смог разобраться в этом потоке информации, но и вспомнить основные способы работы с ней при помощи формул, которые он очень кстати нашёл также в записях своего отца. Цзинь Лин просидел за этим делом всего ничего, а уже сумел найти несколько несостыковок. Какие-то «ошибки» лежали прямо на поверхности (конечно, потратить столько денег на постройку моста через ручей… Да и моста там никогда в жизни не было), а какие-то таились в глубинах математических вычислений. С такими данными из липовой бухгалтерии даже идти на Совет Кланов не хотелось, поэтому Цзинь Лин высчитывал и переписывал все несостыковки до самого обеда.       Вэй Усянь прилетел чётко к обеду, словно учуял грамм сычуаньского перца в сегодняшнем блюде. За обедом он рассказал Цзинь Лину о том, что ему удалось создать артефакт на базе светлой энергии, который будет чётко указывать на место в теле главного мертвеца, где заложена тёмная печать, которая и держит энергетическую связь толпы мертвецов. Про группы заклинателей клана Цзинь он благоразумно решил промолчать, зная, что в Башне Золотого Карпа даже у стен есть уши.       После обеда Цзинь Лин запряг своего дядю и его мужа. Задания с первого взгляда казались простыми, но имели подтекст. Дяде он поручил прогуляться до покоев Цзинь Чаня, которые находились в другом конце Башни Золотого Карпа, чтобы позвать его обсудить кое-что. Направляясь в ту сторону, нельзя было не пройти мимо той комнаты на втором этаже, предположительно из окна которой тогда посреди ночи вылетел голубь. Если там кроется что-то посерьёзнее заговора против главы клана, то Вэй Усянь просто не сможет этого не почувствовать. Его чутью Цзинь Лин доверял больше, чем своему. Лань Ванцзи он попросил сходить в учебные классы, чтобы якобы оценить качество и методы обучения в клане и посмотреть на учебные помещения. Этот визит дал Ханьгуан-цзюню возможность пообщаться со старейшиной Лао, передать кое-какую информацию, а также дать тому понять, что на вечернем выступлении его подопечных будет ещё один приглашённый зритель.       Как ни странно, Вэй Усянь выполнял своё поручение крайне долго, а Лань Ванцзи вернулся из учебных классов с хорошим впечатлением о педагогах, которые обучали молодых адептов клана. До ужина Цзинь Лин продолжал разбираться в числовом аду, а Ханьгуан-цзюнь очень любезно вызвался ему помочь. С ним в своё время поделился этим бюрократическим откровением его старший брат. Вместе они довольно быстро разобрали все финансовые махинации, которые начались сразу после смерти бывшего главы клана. А их было немало. Цзинь Лин копил их в своей персональной коллекции под названием «Косяки старейшин клана Цзинь».       Вэй Усянь привёл Цзинь Чаня только к ужину, и Цзинь Лин был рад, что юноше удалось поспать немного подольше. Ужин прошёл без происшествий… Почти. Если не считать того случая, когда Цзинь Чань и Вэй Ин чуть не подрались за перечницу.       Сразу поле ужина Цзинь Лин собрал совет старейшин. Лань Ванцзи было незачем там присутствовать, да и было у него одно важное дело. А вот Вэй Ин был заинтригован. Цзинь Лин рассказал ему о том, что предложил своим старейшинам предоставить альтернативы на место главного наставника. А-Лин не стал рассказывать дяде подробностей цирка, который подготовил старейшина Лао, но попросил Вэй Усяня в случае чего не гневаться сильно на учителей.       Все старейшины сели на свои места, а Вэй Ин, проигнорировав предложение А-Лина занять специально отведённый для него столик справа от главы клана, гордо встал прямо за его спиной. И эти двое смотрелись более чем внушительно. Сегодня взгляд Цзинь Лина не был настолько убийственным, как в прошлый раз, но это в полной мере компенсировал Вэй Усянь, который разве что головы им всем не отрывал у себя в мыслях. Из-за этого все присутствующие почувствовали себя до крайности неуютно, но зловещее присутствие Вэй Усяня не помешало ходу событий.       Старейшина Лао начал слащавым голоском представлять Цзинь Лину претендентов на роль главного наставника, который должен был в будущем отвечать за практическую часть обучения молодых господ после теоретических уроков в Гусу. Три молодых учителя разве что не харкались прямо в главном зале. Одному из них даже пришло в голову прихватить с собой соломинку, которая непрерывно жевалась им даже в процессе говорения. Цзинь Лин никогда бы и не подумал, что в форменных одеждах Ланьлин Цзинь можно было вшить карманы, а воротник запахнуть настолько неаккуратно. Создавалось ощущение, что эти трое только вернулись с базара, где их изрядно отпинали. Но это ему и было нужно. — А чё от нас требуется, собсна? — довольно противным голосом спросил один из них.       Цзинь Лин хотел было ответить, как внезапно из-за его спины вышел Вэй Усянь. Он более не выглядел мрачным. Даже так, его лицо приняло обычное для него выражение, когда он хотел провернуть очередную шалость. — Ничего особенного, — ответил ему Вэй Ин, — просто постарайтесь доказать, что вы подходите на роль главного наставника больше, чем я. — Тут и доказывать нечего, сразу видно, что перед нами стоит обычный Го Сян, — с ядом произнёс стоящий в развалочку молодой человек.       Вэй Усянь чуть не споткнулся. Он окинул взглядом зал и увидел, что никто не понял, что именно скрывалось за этим якобы оскорблением. До него сразу же дошли правила игры, и он решил принять в ней активное участие. Вэй Ин подошёл ближе к своим оппонентам, так, чтобы чётко слышать его слова могли только они, а остальные могли распознавать только его шипящий ядовитый тон. — Знаете, я ощущаю себя Бо Лэ. Старейшина Лао, как давно вы стали торговать солью?[2] — лукаво спросил Вэй Ин.       Если кто и услышал его реплику, то смысла её не понял, однако сам старейшина Лао, изначально настроенный серьёзно, был вынужден спрятать свою улыбку в кулак. Прыгнувшая вверх соломинка в зубах одного из учителей выдала реакцию на происходящее. Это было какое-то испытание? Цзинь Лин тугоухостью не отличался, поэтому сидел на своём месте и пытался понять, с каких пор Вэй Усянь стал так хорошо разбираться в чэнъюях? — Не стоит, Старейшина Илин, мы уступим Се Ху [3], — так же высокомерно ответил ему тот, что стоял с соломинкой в зубах.       Вэй Усянь понял, что в принципе неважно, какая околесица льётся из твоего рта, главное тон, с которым ты это произносишь. Изобразив на лице негодование, Вэй Ин решил идти до конца. — Действительно, если бы я был Боя Юем, то вам бы я выделил роль лесоруба [4], — с презрением в голосе сказал Вэй Усянь. Для всех в зале это звучало как серьёзное оскорбление, однако…       На этом моменте не выдержал даже старейшина Лао, звонко ударив себя веером по лбу в попытках скрыть своё веселье. Соломинка упала на пол, потому что человек, который всё это время её жевал, в данный момент пытался унять свою истерику, спрятавшись за плечом своего улыбающегося друга. Сам Вэй Усянь изо всех сил старался выдержать серьёзное выражение лица, но получалось у него плохо. Единственный учитель, который смог сохранить серьёзное лицо, добавил своим фирменным голосом, полным отвращения к ситуации: — Поистине как Чжугэ Лян и Лю Бэй [5].       Вэй Усяня от сдерживаемого смеха стал похож на помидор. Немного успокоившись, Вэй Ин повернулся к Цзинь Лину, который всё это время сидел с выражением абсолютного непонимания происходящего, как и все остальные старейшины. — Глава Цзинь, у вас в клане ужасные учителя! — торжественно произнёс Вэй Ин, вызвав улыбку на лицах молодых наставников, — Однако, так уж и быть, я готов принять их в качестве помощников главного наставника. Надеюсь, что ни Вы, ни старейшина Лао против не будете.       Всех это решение вполне устраивало, поэтому, обсудив в кратце форму доклада на Совете Кланов и определив в качестве сопровождения старейшину Лао и небольшой отряд адептов, Цзинь Лин завершил собрание. Он решил оставить Цзинь Чаня в клане. А-Лин сам не понял, с какого момента он начал так сильно доверять ему, но почему-то верил, что в случае критической ситуации Цзинь Чань сможет найти какое-нибудь решение.       Вернувшись в покои главы клана, Вэй Усянь разразился таким хохотом, что даже Фея проснулась. От вида собаки, он сразу притих, но вскоре его веселье перевесило страх, и он стал вспоминать в истеричном смехе фразы своих оппонентов. — Нет, ну ты слышал, каким голосом он это сказал, это ж надо было додуматься с таким лицом назвать меня Се Ху, — утирая слёзы с глаз, сказал Вэй Ин. — С каких пор ты стал так свободно разбираться в чэнъюях? — недоумевая, спросил у него Цзинь Лин. — С тех пор, как Лань Цижэнь стал моим свёкром, — мягко улыбнулся Вэй Усянь, вспоминая последние дни своего пребывания в Облачных Глубинах.       Лань Цижэнь решил серьёзно подойти к подготовке будущего наставника, поэтому поставил условие, что не позволит Вэй Ину занять эту должность, если он не будет знать самых базовых для преподавателя вещей, и заставил его учить чэнъюи, для расшифровки которых нужна была классическая литература. Грубо говоря Лань Цижэнь пошёл от частного к общему, это и привело к тому, что за несколько дней Вэй Ин ознакомился с огромным количеством классических трактатов. Лань Ванцзи несколько раз интересовался, не заболел ли он, но если Вэй Усянь взялся за какое-то дело, то он кровь из носу добьётся успеха.       Уже ближе к девяти часам вернулся Лань Ванцзи. Цзинь Лин посмотрел на него, и тот просто молчаливо кивнул ему. Что именно это означало знали только эти двое, а Вэй Усянь просто не стал допытываться. Завтра рано утром они вместе со старейшиной Лао должны были покинуть Ланьлин, чтобы к часу быть в Цинхэ, поэтому вскоре они разошлись.       Это был не первый Совет Кланов, на котором присутствовал Цзинь Лин, дядя часто брал его с собой. Но он впервые выступал в качестве главы клана, да и к тому же хотел поднять волны. Союз с Гусу Лань на основе объединения образовательных программ был далеко не самым маленьким делом. А-Лин пообещал себе, что по возможности будет сидеть, молчать в тряпочку и взвешивать каждое слово в своей горячей голове. Главное не пороть горячку, а всё остальное взрослые разрулят сами. Хорошо, что на его стороне были почти все главы крупных кланов.

_____________________________________________________________________

Примечули: [1] — С вашего позволения. На момент происходящего в новелле Цзинь Лину было 15. С тех пор прошло полгода, день рождения у него в ноябре, а сейчас примерно конец лета. Давайте предположим, что нашему красавчику всё ещё 15. И да, я знаю, что в Китае существует своя традиционная система счёта возраста, но прошу, чтобы нам не запутаться, давайте будем считать в современной системе). [2] — Согласно китайской легенде, изначально Бо Лэ было именем бога, ответственного за небесных лошадей. Впоследствии люди стали называть этим именем тех, кто преуспел в оценке лошадей. Однажды правитель царства Чу попросил человека, разбирающегося в лошадях, найти быстрого коня, способного за день преодолевать большие расстояния. В конце концов Бо Лэ увидел лошадь, тянувшую по крутому холму телегу, груженную солью. Лошадь обливалась потом, а её хвост устало свисал. Однако Бо Лэ по её ржанию смог определить, что лошадь была быстрой. Он купил её у торговца солью и сразу отвёл к правителю царства Чу. Тот ему вначале не поверил, но после того, как лошадь откормили, она смогла всего за несколько минут пробежать 100 ли. [3] — Во времена Вёсен и Осеней жил чиновник по имени Ци Хуанян. Однажды, правитель вызвал его во дворец и спросил: «У нас свободна должность начальника уезда Цзинь. Как ты думаешь, кто бы идеально подошел на эту должность?». Без промедления Ци Хуанян ответил: «Се Ху отличный кандидат на эту должность». Правитель удивленно спросил: «Ты сказал Се Ху? Я думал, что он твой враг. Зачем ты рекомендуешь его на такую важную позицию?» Улыбаясь, Ци Хуанян ответил: «Правитель не спрашивал о моем личном мнении о Се Ху. Вы спросили меня, кого я считаю компетентным для занятия этой должности. Поэтому я рекомендую Се Ху». Действия Ци Хуаняна были похвалены Конфуцием, который сказал: «Ци Хуанян был прав. Он рекомендовал людей по их способностям и умениям, а не по личному отношению». С того времени люди, как Ци Хуанян, считаются людьми беспристрастными и бескорыстными. [4] — В период Вёсен и Осеней (770–221 до н.э) в Древнем Китае жил человек по имени Боя Юй. Он обладал превосходным талантом игры на музыкальных инструментах. Однажды во время прогулки на лодке, он остановился и начал играть, вдохновившись красотой природы. Внезапно кто-то громко крикнул «Браво!» Прекратив играть, Боя оглянулся вокруг. На берегу он увидел лесоруба. Обрадовавшись, что его музыку оценили положительно, Боя пригласил дровосека к себе в лодку и продолжил музицировать. Дровосек оказался единственным человеком, который смог в полной мере оценить его талант и понять ход его мыслей. Впоследствии они с дровосеком стали очень хорошими друзьями. Перед прощанием они договорились о встрече в новом году, на том же месте и в то же время. Через год музыкант пришёл на то же место, однако узнал, что лесоруб умер от болезни месяц назад. Чтобы почтить память своего дорогого товарища, он решил прийти на его могилу и сыграть прощальную мелодию, а после исполнения композиции он сломал свой музыкальный инструмент о каменное надгробие, после чего решил покончить с музыкой и больше не играть. Позже возникшую из этого рассказа идиому «Высокие горы и бегущая вода — задушевного друга, понимающего музыку, сложно сыскать» стали использовать для описания искренней дружбы и верности друзей, которые понимали друг друга без слов. [5] — Целеустремлённый полководец Лю Бэй, который хотел восстановить силу династии Хань, понимал, что если он хочет усилить своё влияние, то ему для этого потребуется помощь способных людей. Узнав, что в горах живёт Чжугэ Лян, талантливый военный стратег и человек большой мудрости и мастерства, Лю Бэй трижды приходил в дом Чжугэ Ляна, прежде чем ему удалось встретиться с ним. Чжугэ был тронут искренностью Лю и согласился помогать ему. Со временем они очень сдружились. Однажды Лю Бэй сказал: «Найдя Чжугэ Ляна, я стал так же счастлив, как рыба, попавшая в воду».