Наставник?

      И вот мы здесь.       Двое тяжело дышали, стоя в дверях и слегка пошатываясь. При этом они умудрялись браниться и мешать друг другу зайти. По силе Цзинь Лин, конечно, уступал, но его цепкость и ловкость не позволяли старейшине Вану добраться до своей цели беспрепятственно. В итоге оба просто завалились кубарем в комнату под восторженный возглас Вэй Усяня. — И что всё это значит? — уже приготовился метать гром и молнии Цзян Чэн. И ему было абсолютно всё равно, что сами они тоже пили крепкое вино. — Я обещщщал! — Цзинь Лин не стушевался, поймав гневный взгляд дяди. Он поднял палец вверх, обозначая особую значимость своих слов, — А глава Цзинь свои обещания пеле… пелеред адептами сдерживает!       Со стороны Не Хуайсана послышалось восторженное «Во даёт». — Тем более, что идея эта была моя, — заступился за него Ван Чэнчжу, хлопая себя ладонью по груди, — а значит и отвечать за эту пьянку буду я, — добравшись-таки до стола, он стукнул по нему рукой, — И вообще! Я сюда пришёл, чтобы сообщить вам одну вещь, уважаемые дядюшки.       Цзинь Лин, более не имея способов его заткнуть, схватился за подушку и уже было замахнулся, однако был внезапно остановлен. — Сеееекундочку! — Ван Чэнчжу выставил руку в его сторону, — Но-но-но! Глава Цзинь! Старейшины имеют своё право на неприкосновенность, в том числе физическую. Так что вы не можете просто взять и ударить меня подушкой.       От негодования юноша, гневно пыхтя, кинул подушку на пол и нахмурился. Как его достать-то? — Дай мне фору в десять счётов, — почему-то вспомнив принцип детских игр, он обратился к своему старейшине. Тот согласился, даже не задумываясь о логике его действий, точнее о её отсутствии.       Пару счётов юноша просто нарезал круги по комнате, прикусывая кончик ногтя большого пальца. Привычка, которая давно изжила себя, снова вернулась в странных обстоятельствах. Резко остановившись, он хлопнул кулаком по ладони и попросил скорее бумагу и письменные принадлежности. Пока Хуайсан растирал для него чернильный камень, Цзинь Лин что-то быстро проговаривал про себя, а потом размашистым пьяным почерком изложил на листе. Надо было видеть, как забавно подлетели брови главы Не, когда он из любопытства прочитал содержимое.       Не успели чернила высохнуть, как Цзинь Лин схватил лист и направился в сторону старейшины Хао. Тот бегло прочитал летящий почерк и, усмехаясь, достал из рукава печать. — Прости, брат Ван, но я очень хочу на это поглядеть, — и оставил оттиск на краю листа.       Далее лист попал в руки Цай Фэна и Ло Даомина. Старик над содержанием посмеялся и тоже поставил печать. На вопрос своего друга «Ты серьёзно?» он ответил: «А почему нет?». Таким образом рядом появилась печать и старейшины Ло. К тому моменту, когда Цзинь Лин собрал печати старейшин, Ван Чэнчжу успел бы не только досчитать до десяти, но и поговорить с каждым из его присутствующих дядюшек обо всём на свете. Но Цзинь Лину было всё равно, ведь второстепенная цель была достигнута, а более его ничего не волновало.       Запыхавшийся Цзинь Лин бухнулся на пол рядом с Хуайсаном и торжественно развернул лист. — В условиях повышения градуса и понижения уровня ответственности за произнесённое, глава клана Цзинь имеет право наказать своих старейшин, если в их речах звучат факты оскорбляющие главу клана или дискир… дикрити… диксирти… Чёрт, как я это умудрился написать? — Дискредитирующие, — помог ему Не Хуайсан. — Да, во, именно это. Так вот. Если эти вещи есть в том пьяном бреду, что вы несёте… точнее, в тех мыслях, которые вы излагаете, многоуважаемые старейшины, — мгновенно поправился юноша, — то глава клана Цзинь имеет право наказать виновных путём удара подушкой по голове. С утверждением сего правила и включением его во внутренний устав клана согласились девять старейшин из десяти. Правило вступает в силу незамедлительно, — с этими словами он с важным видом свернул лист в трубочку, — Возможно вам есть, что сказать, старейшина Ван? — Очень хорошее правило! Его утверждение стоит отметить, — он довольно ловко разлил вино на две пиалы и протянул одну из них Цзинь Лину двумя руками в поклоне. От такого способа подачи Цзинь Лин просто не имел права отказаться, поэтому ему пришлось принять пиалу из рук старшего. — Я вижу в ваших действиях скрытый умысел, старейшина Ван, — прищурившись, сказал Цзинь Лин. — Ни в коем случае, глава Цзинь, — он тихонько чёкнулся с ним, — Ну, до дна! — и опрокинул в себя жидкость.       Теперь Цзинь Лин не мог не выпить содержимое. Если он поставит пиалу с вином на стол, то это будет верхом неуважения. Тихо чертыхнувшись, он выпил содержимое. Горло обожгло неожиданно крепким алкоголем. Он чуть не выплюнул жидкость, закашлявшись. — Как вы это пьёте кха, — Цзинь Лин, морщась, без разбора начал хватать всю закуску, предложенную Вэй Усянем.       А пока молодой глава приходил в себя от удара высоким градусом, Ван Чэнчжу под шумок хотел было удалиться, но всё же был замечен. — Не так быстро, многоуважаемый старейшина Ван, — Цзинь Лин собрался пуститься в погоню, но ноги снова его подвели. Поэтому он высокоточно запустил подушкой, которая застала Ван Чэнчжу в дверях, — Защищайтесь!       И с этими словами он, хрустя гренками за щекой, вытащил подушку из-под смеющегося Вэй Усяня и ринулся в бой. Эти двое были похожи на леопарда и неуклюжего котёнка, играющих на лугу. На шум собрались потревоженные старейшины и пара адептов, проходивших мимо. Зрелище было невероятным. Ван Чэнчжу был большим и сильным, а преимущество Цзинь Лина заключалось в его вёрткости и скорости. Из-за разницы в росте, Чэнчжу несколько раз оказывался на лопатках и был беспощадно побит мягкой подушкой. Цзинь Лину тоже перепадало, но чаще всего он вовремя пьяно спотыкался, таким образом уворачиваясь от летящего в голову мягкого орудия. Он был подобен маленькой пушинке, которую было никак не поймать большой лапой.       В итоге Ван Чэнчжу признал поражение, а Цзинь Лин, обхватив своё мягкое оружие, повалился на пол рядом с ним. Зрители, бурно делясь впечатлениями, довольно скоро разошлись, а Цзинь Лин, не прошло и пары фэней, задремал прямо на полу. Цзян Чэн тяжело вздохнул и подошёл к ним, созерцая эту картину с долей усталости и странного удовлетворения. Протянув руку Ван Чэнчжу, он помог ему подняться и поблагодарил его, а затем поднял на руки «мелкого засранца» и понёс в его комнату.       Из-за темноты увязавшийся за ними Вэй Усянь не заметил в комнате Фею, которая спокойно отреагировала на их появление. Сняв с Цзинь Лина сапоги и верхнюю одежду, они уложили его под одеяло. Однако юноша, потревоженный сложными манипуляциями, разлепил свои ещё хмельные зенки и поморщился. — Не уходите, — пролепетал он так тихо, что обычный человек бы и не услышал.       И в этой просьбе они услышали зов о помощи. Цзян Чэн, примостившись прямо в одежде рядом, с несвойственной для него мягкостью приобнял юношу и уложил его голову себе на грудь. Вэй Ин, разувшись, забрался на кровать и хорошенько укутал Цзинь Лина в одеяло. Через какое-то время послышались тихие всхлипы, медленно превратившиеся в рыдания. Поток непонятных эмоций просто выливался из глаз. Их было очень много, и если бы Цзинь Лина попросили описать их, он бы не смог. Просто сейчас он наконец-то почувствовал себя в безопасности, поэтому ему нужно было избавиться от этого избытка. Точнее наконец-то осознать и пережить те события, от которых он бежал всё это время.       Перемежая невнятные слова и всхлипы, он говорил. Наконец-то говорил и делился. Своей болью и тяжестью своей ноши. И ему действительно от этого становилось легче. Туда же полились и все самоуничижительные мысли. О том, что он дурак, что нужно было поступить по-другому, можно было избежать многого, что он недостоин, что он ничтожен и не сможет оправдать ожиданий. Но все они разбились о слова его дяди Цзяна. — Я горжусь тобой, А-Лин, — такие редкие слова он сказал шёпотом, но от этого они наполнились невыносимой искренностью.       Цзян Чэн был очень скуп на похвалу, от того она имела ещё больший вес и силу. Цзинь Лин поднял на него неверящий взгляд и какое-то время просто смотрел на него, хлопая мокрыми ресницами. — Правда, — он ещё крепче обнял племянника, прислоняясь щекой к его макушке, — Ты большой молодец. — Думаю, что шицзе тоже очень гордилась бы тобой. А Павлин, наверное, раздулся бы от гордости за своего сына, — шутливо поддержал Вэй Ин.       И тут Цзинь Лина окончательно прорвало. Он не просто рыдал, он выл, цепляясь за одежду Цзян Чэна, словно ему было три года. Более не сдерживая себя, он зарылся в одеяло и вымещал всю свою боль и страдания через плач. Взволнованная Фея забралась передними лапами на кровать, чтобы посмотреть, что же с её хозяином. В попытках привлечь внимание она облизывала пальцы и тыкалась влажным носом в ладони. Однако не получая никакой реакции, собака начинала ещё больше волноваться. Она заглядывала в глаза Цзян Чэна, будто спрашивая: «Что это с ним?». Старший, сжалившись над ней, позвал её на кровать, при этом не пуская к Вэй Усяню, который её, слава богам, не видел из-за одеяльной горы по имени Цзинь Лин. Умная собака уложила свою морду на грудь Цзян Чэна, и тот не удержался от почёсываний за ушком.       Фея слизывала солёные слёзы с лица хозяина, словно о кутёнке заботилась. Цзинь Лин привычно запустил пальцы в шерсть, немного успокаиваясь. Однако ханьфу Цзян Чэна не отпустил, так и уснув у него на груди.       А взрослые тем временем осознавали, насколько тяжёлой оказалась ситуация на самом деле. Безусловно и Цзян Чэн, и Вэй Ин знали, что Цзинь Лину сейчас нелегко. Однако «нелегко» оказалось куда более тяжёлой ношей, чем они предполагали. Цзян Чэн у себя в голове размышлял о том, что же было проще: распутывать острый клубок политических интриг или восстанавливать клан с нуля? Для него, как для человека честного перед своей совестью и прямолинейного, всё же второе было бы сложнее. Как Цзинь Лин с этим справлялся, он старался не задумываться, ведь в этом он ему помочь не мог. Соваться в интриги чужого клана не было ни какого желания. Да и Цзинь Гуанъяо в своё время отбил всё желание лезть туда, куда не просят. А возобновлять попытки осознать, что же происходит в закулисье одного из великих кланов, он желанием не горел.       Как оказалось, игнорировал он эту проблему зря. Племяннику помогла бы даже обычная моральная поддержка, а он бросил его справляться с этим в одиночку. Благо, что хотя бы на этот раз рядом с юношей оказался Вэй Ин, и за это Цзян Чэн был ему искренне благодарен. Как бы то ни было, Цзинь Лин всё ещё был ребёнком, которому, как и всем остальным детям, нужна была защита, поддержка. Он не может быть сильным постоянно, да ему и не надо. Вот только желание доказать свою самостоятельность и его упрямство, заимствованное у Цзян Чэна, не давали ему возможности попросить помощи у старших.       В попытке отдать ещё больше своего тепла и оказать поддержку, Вэй Ин закинул на одеяльный куль свою руку. И застыл. Его пальцы упёрлись во что-то пушистое и мерно вздымающееся. — Цзян Чээээн… — напряжённо протянул он, стараясь не шевелиться, — скажи мне, что я не прав, но…       Фея, почувствовавшая прикосновение, подняла голову и обнюхала незнакомую руку. Когда её мокрый нос ткнулся в пальцы Вэй Усяня, тот превратился в ледяное изваяние, тронь — рассыпется. Цзян Чэн наблюдал за этой картиной с долей испуга и странного веселья. — Это плед, тебе показалось, Вэй Ин, — и с озорными огоньками в глазах он взял Вэй Ина за дрожащее запястье и заставил его глубже погрузиться в шерсть.       Надо было видеть с какой скоростью Вэй Усянь вырвал свою руку и скрылся за Цзинь Лином, спрятав все свои конечности подальше от подозрительного пледа. Так он и уснул, прижимаясь к спине юноши, но не пересекая строго очерченной границы.