Наставник?

      На столе пустой сосуд из-под мэйцзю сразу же сменил драгоценный крепкий Маотай, привезённый из Гуйчжоу. Прозрачная жидкость задорно наполнила небольшие пиалы. Первую Вэй Ин выпил залпом, отступая от традиции смаковать этот напиток. Та картина мира, которая складывалась у него в голове, была… кошмарной. Если задуматься, то во всём снова был виноват он. Если бы он был тогда осмотрительней, его бы не обнаружили Вэни, и А-Чэну не пришлось бы рисковать своей жизнью, лишаясь золотого ядра. Если бы он не был настолько беспечен, если бы только он не… — Так! — решительно прервал его разрушительный поток мысли Цзян Чэн, — Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, у тебя это буквально на лице написано. И я говорю тебе, что ты не виноват в этом. Это было моё решение и мой выбор, — тут он немного сник, при этом еле находя в себе силы не отводить глаз, — Хоть и не совсем обдуманный, но я тогда не мог думать ни о чём. Просто… сделал.       Вэй Усяню от свалившейся на его голову информации стало ужасно. Его ощущения нельзя было как-то описать одним словом. Ему было страшно за его тогда ещё совсем молодого шиди, обидно, горько, больно, он злился. И злился не только на себя, но и на Цзян Чэна за то, что в такой нужный момент его драгоценный мозг решил отключиться. Злился за то, что тот посчитал свою жизнь истинного наследника клана Цзян, которому предстояло возвращать и восстанавливать свой клан, менее ценной, чем жизнь сына слуги. И самое дурацкое, что Вэй Ин прекрасно его понимал, ведь сам поступил так же. Не спрашивая у Цзян Чэна, он отдал ему своё золотое ядро. Так же абсолютно бездумно просто взял… и сделал, потому что ценил его. Ценил то немногое, что осталось от его семьи.       Теперь Вэй Ин в полной мере прочувствовал на себе то, что испытывал Цзян Чэн в храме Гуанинь. Обидно. Его не спрашивали, хочет ли он, чтобы его спасли такой высокой ценой. А он был категорически не согласен! Он не стоит того! Он хотел вернуться в тот момент и самолично сдаться Вэням вместо Цзян Чэна. Лучше бы его просто лишили золотого ядра и молча скинули на Луаньцзан, если бы это исправило ситуацию. Слишком высокая цена, и Вэй Усянь с этой жертвой был не со-гла-сен.       Так же, как и Цзян Чэн искренне желал вырвать чужое золотое ядро из своей груди, Вэй Ин хотел вернуться и запихать своего шиди обратно в тот переулок, чтобы тот не дурил. Принять этот факт, что его жизнь стоила Цзян Чэну ядра, было очень сложно. Вэй Ин не мог представить, как Цзян Чэн жил с примерно аналогичным грузом эти полгода. Это было ужасно осознавать. И очень тяжело мириться с этим. — Просто сделал… — простонал Вэй Ин, повторяя последние слова Цзян Чэна, но так же говоря и о своём поступке. — Злишься? — спросил Цзян Чэн, наливая себе новую порцию байцзю, — Я тоже злился на тебя тогда, когда узнал. — Тебе честно сказать? Прости, но мне хочется тебя долбануть чем-нибудь. Нормально так приложить, чтобы твой мозг никогда таких кульбитов не выделывал. Даже если уже поздно что-либо менять, я хочу перестраховаться на будущее. — А теперь представь, как мне хотелось тебе врезать тогда в храме. Однако ни моё состояние, ни ситуация, ни Лань Ванцзи не позволили тебе вмазать, чтобы мозги твои куриные вправить и душу отвести. — Тренировочный спарринг? — предложил серьёзно Вэй Ин. — Деревянные мечи в учебном корпусе, — принял его предложение Цзян Чэн, поднимаясь с места и захватывая с собой пару бутылочек крепкого алкоголя.

_______________________________________

      Вначале это действительно был обычный бой на тренировочных мечах. Но после первых двух раундов их удары всё чаще выходили за рамки стандартного тренировочного боя, пока они в конце концов не перешли в рукопашку, лишив друг друга оружия. В этом теле у Вэй Ина не было той силы, которую он мог бы противопоставить натренированному главе Цзян. Однако он знал, как пользоваться силой противника, обращая её в свою пользу. Они катались по тренировочному полю, валяя друг друга в пыли и песке, при этом не забывая кидать друг другу шутливые комментарии. Из регламентированного тренировочного боя это мероприятие довольно скоро превратилось в незатейливую драку, где целью было любыми возможными способами опрокинуть соперника на лопатки. Они лупили друг друга, кусались, царапались, швырялись песком, плевались, вымещая всю накопленную злость и обиду. Но при этом умудрялись делать это аккуратно, переживая за состояние друг друга. Удары не причиняли боли и не наносили увечий, но были уверенными и сильными.       Возможно они даже слишком сильно отошли от стиля Юньмэн Цзян… Когда Цзян Чэн несколько раз настучал ладошкой по макушке Вэй Ина, у Лань Ванцзи, пришедшего на шум и незаметно наблюдавшего за этим безобразием из-за угла, отпали все сомнения, что драка была несерьёзной и скорее номинальной. Хоть желание вытащить оттуда Вэй Ина всё ещё жгло сердце, он понимал, что это нужно им обоим. Подошедшая по той же причине заспанная Чжан Юймин, усмехнулась, когда её глава обматерил Вэй Усяня за то, что тот больно укусил его за предплечье, вывернувшись волшебным образом из его локтевого захвата. И даже со стороны это событие казалось правильным, как бы расставляя всё на свои места.       Во время бросков и захватов они не скупились на отборную юньмэнскую ругань. В какой-то момент бранные слова, которых было в избытке, закончились, и они принялись перечислять в качестве обзывательств случайные предметы. В ход пошли чайник, плесень, деревянный сапог, плешивая метла, сундук, горшок со сгоревшим дном, копыто осла, ноготь с зацепкой, голова утки, сломанная деревяшка на мосту и прочие вариации слова «дурак», которые можно подставить после фразы «Ну ты и …». В какой-то момент они оба рассмеялись с очередного совершенно гениального в своей глупости обзывательства и повалились на землю не в силах продолжать бой, прикладываясь в очередной раз к сосудам с байцзю.       В какой-то момент Вэй Ину стало скучно просто так лежать, наблюдая за движением звёзд, и он начал кидаться мелкими камешками, вновь провоцируя Цзян Чэна. А тот с большим удовольствием вновь кинулся в его сторону, хватая его за ногу. Вэй Ин дураком не был и вцепился в его плечи, повисая на нём, словно панда. Не удержав равновесие, они оба покатились кубарем по земле, поднимая столб пыли.       Они не делали друг другу больно, даже применяя болевые захваты. Но боль была. Она не чувствовалась в руках или ногах, её не было в многострадальной вэйиновой макушке или покусанном цзянчэновом запястье. Она спряталась где-то глубоко в груди и не хотела выходить. Боль была настолько старой, что сердце к ней давно привыкло, и отпускать её было тоже больно. В очередной раз заваливая Вэй Усяня на пыльную землю, Цзян Чэн сжал зубы и решился. Байцзю приятно размывало мысли, и излагать самые острые и болючие из них было куда проще. — Ты, — он хлопнул по касательной Вэй Ина по плечу, — чёрт бы тебя побрал, вообще понимаешь, что я чувствовал?!       Вэй Ин каким-то образом согнул ногу в колене между ними и упёрся ступнёй Цзян Чэну в грудь. — Если ты мне не скажешь, о чём ты говоришь, то и не пойму, — так же раздражённо ответил ему Вэй Ин, отталкивая его.       Цзян Чэн, ухватил его за голень и потянул на себя, заваливаясь на спину. Чужой сапог продолжил своё путешествие с главой Цзян, который ушёл в кувырок назад, а нога Вэй Ина осталась без обуви. Держа в руках сапог, Цзян Чэн посмотрел на него как-то очень измученно и грустно. — Знаешь, я бы всё принял, — словно разговаривая с обувью, начал Цзян Чэн, — Я понимаю, что у каждого твоего поступка наверняка были свои причины, потому что я знаю тебя, и я знаю, что ты не тупой. Это не значит, что я не злюсь! — на этих словах он швырнул в его сторону сапогом, возвращая таким образом обувь хозяину, — Но одного я не приму никогда… Ты ушёл. Ты ведь обещал.       Он посмотрел на Вэй Усяня с искренней детской обидой в глазах. А тот не двигался, даже чтобы надеть сапог обратно, внимательно слушая каждое слово. — Знаешь, в храме Гуанинь я сказал многое, но далеко не всё из сказанного было моими реальными мыслями. Я тогда так злился на тебя и особо даже не следил за словами. Просто хотелось наорать на тебя и поколотить хорошенько. Но кое-что из тех слов было правдой. Ты обещал стать моим помощником и следовать за мной. Мы должны были стать двумя героями! — он бросил горсть песка в его сторону, но до Вэй Ина почти ничего не долетело, — Но ты ушёл. Ты предал меня! А я верил тебе тогда. И ты себе даже представить не мог насколько искренне и слепо. И как невыносимо после этого было слышать твои слова о том, что ты уходишь из клана. И из-за кого?! Из-за кучки Вэней, которые всё равно умерли… — Не смей, — угрожающе тихо и серьёзно рыкнул на него Вэй Ин. — Скажи честно, Вэй Усянь, они действительно были для тебя так дороги? Или ты снова решил тогда строить из себя героя? — Цзян Чэн безнадёжно подался вперёд, припадая на руки. Ему почему-то не хотелось слышать ответ на этот вопрос. — Я не мог так с ними поступить, — ответил ему Вэй Ин. И Цзян Чэну стало немного легче дышать.       От странного облегчения в его глазах скопились слёзы. Чтобы хоть немного их скрыть, он уронил голову и позволил им пролиться. Он не любил слёзы. Ни чужие, ни тем более свои. Но сегодня их было слишком много, чтобы пытаться их сдержать. И это было как будто уместно. — Ты… Ты знаешь, как нам тебя не хватало? Как мне тебя не хватало?! Когда ты был так нужен, тебя не оказалось рядом. Ты ушёл. Просто исчез из моей жизни. Буквально умер! И я… я скучал, чёрт бы тебя побрал, кретин ты недоделанный! Было так… тяжело… справляться со всем одному, а ваши смерти сделали эту ношу почти непосильной…       Его трясло от всех тех эмоций, которые бушевали в нём. Слишком открыто, слишком остро, слишком больно. Слишком много слов было произнесено. Слишком старые раны были вскрыты. Но вся боль рано или поздно должна уйти, чтобы на её место пришли другие чувства.       Цзян Чэн не заметил, как Вэй Ин тихонько подобрался к нему ближе. У Вэй Усяня почему-то возникла ассоциация с маленьким злым и пугливым котёнком, который, заметив человека, мог испугаться, зашипеть и ускакать так, что никогда не поймаешь. Поэтому, чтобы не потерять доверие такого непривычно откровенного Цзян Чэна, он действовал максимально аккуратно. Вэй Ин мягко положил свои ладони ему на плечи, и когда на него обратили внимание, сказал: — А-Чэн, я всегда был рядом, — одна из его ладоней спустилась и легла на то место, где билось золотое ядро, — Вероятно не так, как ты хотел, но я сделал всё возможное… и невозможное тоже.       И этих слов было достаточно, чтобы Цзян Чэну стало физически больно. Он буквально взвыл, пригибаясь к земле и содрогаясь от накрывших его рыданий. Вэй Ин поспешил его обнять, более не страшась того, что его оттолкнут. И Цзян Чэн вцепился в него в ответ, будто от этого зависела его жизнь. Он рыдал взахлёб и выл в голос. Чувств оказалось слишком много, и они нахлынули гигантской волной, снося все его ограничения, рамки и правила. Такие неприкрытые и сильные эмоции словно прошибали ударом Цзыдяня. Но теперь он наконец-то сможет это прожить, выреветь и отпустить, чтобы идти дальше.       А Вэй Усянь в этот момент думал, насколько же Цзинь Лин был похож на своего дядю. Оба копят в себе все чувства, запирая их на замок, пряча от посторонних. А потом в один момент изливают их все разом.       Возможно рыдания и вой главы Цзян перебудили бы всю округу и снабдили бы новыми сплетнями учеников и прислугу, если бы не купол тишины, который установила Чжан Юймин. Они с Лань Ванцзи всё это время сидели в тени дерева на террасе и пили чай, наблюдая за тем, чтобы эти двое не поубивали друг друга. Когда же всё более менее разрешилось, они ушли, оставляя купол активным. У Чжан Юймин не было сил смотреть на боль её главы, а Лань Ванцзи не хотел более, чрезмерно опекая Вэй Ина, нарушать правила своего ордена.