Flower-ed

По возвращению домой Кихёна никто не встречает. Чангюн, звонивший в слезах ему, наверняка не услышал хлопка двери и спрятался где-нибудь в углу, Хёнвон в прихожую так же не соизволил явиться и напомнить о своём существовании, но и тот, скорее всего, занят своими делами, если так можно назвать его любимое хобби — спать. Но на полу стоит чужая обувь, принадлежащая ни Чангюну, ни Кихёну, так как у обоих размер меньше, да и подобраны они без вкуса. На какие-то моменты Ю охватывает мелкая паника, и он пытается не поддаваться ей и держать себя в руках, тут же отмахнувшись от плохих мыслей. Даже, если в его дом проникли грабители, то надолго они бы не остались, зачем им лишние хлопоты с трупами или заложниками. Ю устало вздохнул, судорожно мечтая о скорейшем отдыхе, но нужно найти Чангюна, в случае новой истерики успокоить, уложить дальше спать и самому желательно от души поспать. Он поплёлся сначала в гостиную, чтобы проверить на наличие Хёнвона дома, и возле дверного проёма его ждал неожиданный сюрприз — разбитая китайская ваза стоимостью ящика, наполненного героином или здоровыми человеческими органами. Перед его глазами предстала внезапная картина, но весьма предвиденная, сидящих на диване двух парней. Хёнвон тихо шипел, прикусывая нижнюю губу и негромко ругался на светловолосого парня с сжатыми губами, который трогательно и аккуратными движениями держал пакет с подтаявшим льдом на затылке и несколько раз подряд извинялся. Под глазом Хёнвона виден отчётливый новой синяк, поставленный этим самым светловолосым в целях защиты своего друга, которому он тоже в слезах позвонил и рассказал о присутствии незнакомца в доме. Не мог же он оставить Чангюна с чёрт знает кем, прикрыться завалом по работе и отключиться. Хёнвон, спустя минуты две заметивший появление Кихёна, глазами пустил в него молнии, потому что его не предупреждали о том, что на него совершат двойное покушение, достанется достаточно истеричный пациент и будут неумело обрабатывать раны. — Я смотрю тебе тут совсем не скучно, пока меня не было. — Констатирует Кихён и сдерживает смешок, наблюдая за тем, как Хёнвон хмурится и обиженно отворачивает голову в сторону, складывая руки на груди, будто самый настоящий нарцисс, который не любит грязь и его заставляют перейти через болото. — Твоему братцу и его дружку явно не помешает пройти тест на паранойю. — Кихён лишь смеётся на это, переводя взгляд уже на парня, который спустя за долгое время присел. — Как тебя зовут? — Охрипшим голосом спрашивает Ю, мысленно ведя подсчёты ущерба, как ни крути, но перед отцом придётся извиниться, это была его любимая ваза. — Ли Минхёк, — Минхёк протягивает руку и её тут же пожимают. — А спросить, как я? Тебе уже совсем насрать на меня, да? Вот пусть тебя твой Чангюн во время проблем выслушивает. — Театрально закатывает глаза и нарочито цедит Хёнвон, всё так же обиженно хмыкает, и Кихён вспомнил о самом главном — о Чангюне. — А где сам Чангюн? — Словно не слыша лучшего друга, интересуется Кихён, всё-таки не Хёнвона вчера изнасиловали и избили, а Чангюна, и то, что он испугается Че и предположит о повторении случившегося, нужно было ожидать. — Спрятался на втором этаже, как только я ударил Хёнвона. — Минхёк откручивает крышку на мази и выдавливает себе немного на пальцы, слегка прикасается к синяку и Че дёргается, не давая ему это сделать. Кихён оставляет их наедине, предчувствуя множество криков Хёнвона, старается максимально тихо подобраться к его комнате, но как только он открывает дверь и не замечает в ней ничего, кроме пустоты, округляет глаза. Чангюна нет, его маленького брата нет. Он с тревогой в душе быстрым шагом добирается до своей комнаты, где на удивление мёртвая тишина, и дёргает ручку, но дверь оказывается закрытой. Ища запасной ключ в комнате у отца, Кихён переворачивает в ящиках всё вверх дном, обещая убраться здесь позже, и только, когда этот проклятый предмет был найден, Ю позволил себе немного расслабиться. Спустя пару копошаний в дверном замке Кихён попал в свою комнату и на долю секунды остановился в ступоре. В глазах альфы застыл читаемый ужас и приоткрытый рот в немом звуке передавали насколько сильно он был шокирован, что Ю своим глазам не поверил сначала от увиденного. Бардак в комнате, будто смерч пронёсся: разбросанная, в частности на кровати, одежда, распахнутые нараспашку шкафы и наполовину незадвинутые ящики, которые, практически, остались пустыми, и умилительно лежащий под тканевой грудой Чангюн с засохшими слезами на щеках как-то смягчающе подействовал на Кихёна. Безусловно, от картины такого умилительного Чангюна в сердце майское тепло наступало и оно по швам расклеивалось от милоты, что вместо того, чтобы поругаться с ним, Кихёну хочется сесть на край кровати и успокаивающе гладить по голове, показывая, что он рядом, что он всегда успокоит его, хотя по поводу второго он не совсем уверен. — Гюн-и... — Нежный и спокойный шёпот Кихёна эхом разнёсся по комнате и теперь из-под горы тряпок выглядывала не только чёрная макушка и немного чуть ниже глаз, но и полностью лицо Чангюна. — Хён, прости за беспорядок... — Омега, мягко говоря, пребывал не в самом лучшем состоянии, под красными от слёз глазами огромные мешки, будто он неделю-две не спал и навзрыд рыдал над грустным сериалом или над чем-то трагично-драматическом, в них не было счастливого и живого блеска, которые присутствовали в первые дни их знакомства, и уже ничто не вернёт его в прежнее состояние, кроме Хёнвона, будучи его психиатром, но уверенности в том, что всё вернётся на свои места, нет и не будет. Фиолетовые следы на шее и запястья остались призрачными воспоминаниями той ночи, в которую из Чангюна выбили какое-либо желание доверять людям и не бояться альф, но в случае со старшим, Кихён был неким исключением, потому что тот не ведёт себя как скотина и не распускает руки, понимая, что так нельзя. Чангюна опустушили, вырвали с корнем то, что обычно называют "честью", и окунули в грязь, превращая каждый сон в кошмар, составленный как по сценарию для хорроров. Голос у младшего был севший и совсем тихий, тонкие ноги со счёсаными коленями прижаты к груди и обняты руками с ссадинами, а откровенно большая для него чёрная однотонная толстовка доходит до коленных чашечек, не прикрывая их. Кихён на несколько секунд даже начал думать, что перед ним лежит живая старинная винтажная фарфоровая кукла со стеклянными глазами и дырой из-под вырванного сердца, которую заполняла вязкая пустота, зыбучая и переполненная болью по краям вперемешку с чувством потерянности, что можно было захлебнуть, только частичка надежды на помощь просвечивалась. — Не извиняйся, — Ю снимает с себя пальто и кидает, по инерции, в сторону стула, на уставших до гудения в них ногах, обошёл кровать, разгрёб чуть гору из вещей на второй половине и лёг рядом к Чангюну, осторожно обвивая руками его талию руками, потому придвигает впритык к себе, и аккуратно, дабы не спугнуть его, выводит незамысловатые узоры холодным кончиком носа на шее. — Но я же разбил вазу... — Им сжал губы в тонкую полосочку и скривил их, закусив нижнюю губу. — И чёрт с ней. Рано или поздно всё равно бы разбилась. — Мягко улыбнулся Кихён, дарит невесомый поцелуй в плечо и положил щёку на место поцелуя. На шее Чангюна множество следов насилия и засосов, со скорым временем они сойдут и кожа снова будет чистой, будто ничего ужасного на ней не оставляли, но его тело никогда не забудет унижения со стороны своего ученика, а воспоминания по щелчку пальцев никуда не исчезнут или по одному лишь желанию Чангюна, оседая навсегда на подсознательном уровне о том дне, когда над ним глумились, а тело использовали ради нужды, как расходный материал. — Кихён, — подаёт голос Чангюн, — пообещай, что не оставишь меня. — с каждым словом голос плавно ломался и затихал, сжимая в руке толстовку в области груди, боясь услышать ответ. Кихён крепче обнял его, тихо прошепча на ухо, что теперь никогда не оставит его, всегда будет оберегать от опасностей этой жизни и всегда придёт на помощь ему. И Чангюн был уверен, что это, от первого до последнего слова, чистая правда, ведь Кихён не мог соврать, а так ли это на самом деле? Разве Ю не надоело общество Има, вечно истерящего и плачущего, который без снотворного не может заснуть, особенно сейчас он выглядит как половая тряпка? А если этим он только добавляет Кихёну проблем? От мыслей Чангюну становилось только хуже. — Чангюн?.. — Услышав почти глухой всхлип, Кихён приподнялся на локте, чтобы посмотреть ему в лицо. — Прости, мне не нужно говорить всякие глупости. — Начинает Чангюн с дрожью в голосе и как-то сипло, уже совсем не сдерживаясь в своих эмоциях. Он снова плачет. — Чангюн, ну, ты чего? Это никакие не глупости, слышишь? — Кихён садится на бёдра Чангюна и нависает над ним, выставив руки по бокам. — Если продолжишь говорить такие ужасные слова, то досмерти зацелую, понял? — Прислонившись к его лбу своим и обхватив лицо ладонями, заставляет посмотреть на себя. — Не веришь? На это Чангюн шмыгает носом и смотрит душераздирающим взглядом, размазывает по лицу рукавами толстовки слёзы и прикусывает губу, качая головой. Кихён слегка улыбается, смотря, как омега поворачивает голову в сторону, несколько раз моргает и продолжает молчать. Сердце болезненно стучит, сказать что-нибудь нормальное в ответ язык отрезали, хочется снова плакать и разрыдаться. Кихён всё понимает, не собираясь выворачивать душу Чангюна наизнанку, чтобы добиться ответа, тем более, подобными делишками занимается Хёнвон, и опять ложится рядом. Это был тот самый случай, когда Кихён нашёл, по-настоящему, действенный способ успокоить Чангюна без всяких препаратов, в тайне добавленных в чай, и это не могло не радовать. Теперь он будет неоднократно им пользоваться. ***** — Я снова начинаю сомневаться в нашей дружбе. — Прикладая к месту удара пакет замороженных овощей, который Минхёк нашёл в морозилке, Хёнвон тяжёло вздыхает. — Мне, правда, жаль, что подобное случилось с Чангюном и ему нужна помощь, но пусть обо мне хоть иногда не забывает. — Причитает Че, привлекая внимание, сидящего в кресле Ли. — Господи, это пройдёт уже через неделю. — С ноткой недовольства сказал Минхёк, которому не так сильно, но всё же досталось от Хёнвона в челюсть, отчего та до сих болит. Раздражённый событиями десяти минутной давности Хёнвон хотел бы съязвить на его слова, но сейчас лучше помолчать, чтобы не трепать себе нервы вновь. Он откинулся на спинку дивана, уставившись в одну точку на полу так пристально, будто его целью было просверлить в полу дыру. — Я Минхёк, кстати говоря, — Сказал Ли через несколько недолгих мгновений повисшей между ними тишины. Казалось слегка неуместным неожиданно предоставляться в ещё раскалённой атмосфере, но Минхёк знал, что человек сидящий близко к нему — психолог Чангюн, который за хорошие деньги настроит его нервную систему и приведёт в стабильное состояние, и теперь их встречи будут неоднократными. Не сказать, что Минхёк ощущает смущение рядом с ним, так как познакомиться с человеком для него легче лёгкого, но более подходящим словом будем, поэтому более подходящим словом будет «неловкость». Омега, до этого сидящий с злобной гримасой и желанием хлопнуть дверью и уйти домой, впервые за вечер сменил эмоцию со злости на удивление от представления альфы, которого видимо вполне устраивала обстановка в данный момент. И вроде Хёнвон уже немного расслабился, но всё равно между ними нависало лёгкое облако напряжения. — Хёнвон. — Сказал омега, отложив в сторону пакет подтаявших овощей. — Я никогда не бил омег, честное слово... — Да, я это уже понял. — Перебил того Хёнвон с глуповатой полуулыбкой на устах. — Ты не веришь мне? На первый взгляд и, вправду, это может показаться так, словно я мудак, но это совсем не так, как ты думаешь. — Объяснил Минхёк, не так уверенно, как хотелось бы, но тоже достаточно убедительно. — Верю я тебе, только успокойся, — Бробормотал тот, чтобы альфа, наконец, отстал от него и замолчал хоть на немного. — Хочешь сходить перекусить? Я знаю одно хорошее место. — Спросил Минхёк, слегка наклонившись вперёд к нему. Решение было спонтанным и вполне убеждённым, будто они уже не в первый раз идут куда-то вместе. И Хёнвон отпрянул от столь переменного настроя. И вправду, Минхёк замолк, чтобы дождаться хоть какого-то ответа, но Хёнвон понимал, что именно на положительный. Если бы Ли задал этот вопрос в совершенно другой обстановке, то ему бы даже показалось, что его зовут на свидание, а не для того, чтобы извиниться за случившееся. — Надеюсь, ты знаешь, что по этикету человек, который позвал другого человека поесть, платит за него? — грубо и твёрдо, в манере Хёнвона, который закидывает ногу на ногу и не сводит взгляда с парня, будто желая просверлить посередине его лба дыру. — Да, знаю. — Ох, ладно, я пойду с тобой перекусить, но только когда синяк сойдёт. — наконец, соглашается Хёнвон. Минхёк отвлекается от посторонних мыслей, рассматривая чужие черты лица и прислушиваясь к исходящим от парня сладким феромонам. Сложно сказать, что больше привлекло внимание Минхёка в Хёнвоне в данный момент: манера общения или моментально дурманящий феромон, напомянающий чем-то ягодную газировку. Че сидит напротив него, по сути, близко, даже очень, касается ухоженными ногтями места удара, а затем смотрится в чёрный экран телефона и равномерно укладывает чёлку по обе стороны. Минхёк на минуту поверить и не мог, что человек, что перед ним предстоял как самое прекрасное божество, реален. — Значит, договорились.