Flower-ed

Впервые за долгие годы своей жизни звон будильника на телефоне не раздражает, пробивающиеся солнечные лучи сквозь плотные шторы не портят настроение, а тянущееся боль в пояснице к утру стала незначительной — начало нового дня обещает быть хорошим и продуктивным. Омега подтягивается, выгибается в пояснице подобно кошке и сладко зевает. Кихёна рядом нет, как и его халата, который висел на спинке стула, поэтому Им не заставляет себя долго ждать и спускается на кухню, массируя пальцами шею. Обычно Чангюн первым делом ходил в ванную, но сегодня ему хочется принять ванну с Ю, потому надеятся, что альфа ещё не купался. С кухни повсюду разнёсся запах ароматной еды, и Чангюну не терпится насладиться завтраком, ну, и тем, кто его приготовил. Когда дядюшка Ю три месяца вернулся из Китая вместе с новой любовницей, то попросил Кихёна после семейного ужина в крайних сроках найти новую квартиру и съехать от него вместе с Чангюном, приговаривая, что тот уже взрослый и должен научиться жить отдельно, а затем и вовсе признался, что его новая любовница беременна. Чангюн с Кихёном подолгу лежали на кровати старшего на протяжении недели, игриво болтая и сплетая накрест ноги, с неким энтузиазмом искали квартиру недалеко от работы Ю. Омеге же нравился каждый второй вариант, но альфа предлагал найти ещё что-нибудь, будто бы специально находя в понравившихся вариантах изъяны и указывая сразу же на них так, словно в будущем они могли перерасти в глобальные проблемы, но спорить с ним сил не было. Кихёну хватало лишь приложить к его губам указательным палец, заставляя замолчать и покрыться щёки румянцем, ведь Чангюну сложно было свыкнуться с натурой альфы. Порой, когда сил не оставалось ни на что, он засыпал во время просмотра квартир, подложив под голову вытянутую руку, хотя говорил, что не заснёт и совсем не хочет спать. В его позе для сна не было никакого напряжения, волнения и тревожности, только спокойствие и умиротворённость, но всё равно что-то было не так. Альфа укрывает младшего, не отрывая взгляда от спящего, именно в такие моменты он думал, что рядом с ним, под одной крышей живёт маленькая звезда, которая притягивает своей неизвестным теплом и загадочностью, а внутри всё расдирало до крови, что с ним снова могут сотворить ужасное. Ленивыми и сонными движениями пальцев Кихён убирает волосы с его лица и шеи, слегка касаясь краями ногтевых пластин тёплой кожи с желанием доставить нежное удовольствие всему телу. Полное погружение в сладкий сон, в непонятную прострацию из-за действий и в озеро самых сильнодействующего удовольствия, которых так долго ждал Чангюн с приходом душевного равновесия. Очередной сеанс психотерапии с Хёнвоном, Чангюн немного подустаёт от болтовни с ним и изредка зевает, прикрывая рот ладонью и еле держа открытыми глаза, пока где-то позади Кихён пристально наблюдает за Хёнвоном и его действиями, будто тот был потенциально опасным для Чангюна. Минхёк находится в стоячем положении рядом с Ю, длительно разглядывая одну и ту же негативную эмоцию на его лице и старается не обращать особого внимания на прикусанную нижнюю губу. Чангюн чувствует спиной злобную атмосферу, исходящую от Кихёна и наполняющую воздух вокруг парней, и на долю секунды поворачивается лицом к альфе, а Ю упирается взглядом в пол, складывает руки на груди и тяжело, как-то устало и томно дышит — даже Хёнвон слышит это. Удивительно, как Минхёк не замечает за Кихёном неприязные взгляды в сторону себя и Хёнвона стоит тем случайно произнести имя его брата, но постоянно вовлечённый в раздумья, как смягчить до максимума отношения с ним, кожей впитывал ту самую отравляющую напряжённость — уже ничто не спасёт их отношения от неприязни. Им иногда может отвлекаться на Кихёна, который ни с того, ни с сего решил за всех, что обязан присутствовать на всех сеансах, объясняя это тем, что он — его любимый брат, поэтому должен знать, какой вселенский кошмар происходил раньше или случается в данное время. Хёнвон, видя, как нужный лад для разговоров рассеивается и видит рассеянность вперемешку с неловкостью во взгляде, требует альфы отстраниться в другую комнату и не мешать им, чтобы Чангюн мог чувствовать себя комфортно, а Хёнвон разобраться в оставшихся проблемах. Омега давно начал ловить на себе пристальные взгляды Кихёна, походу потерявшего остатки чувства такта. Не то, чтобы это было темой для разговоров с Хёнвоном, немаленький мальчик, вроде должен понимать, почему альфа так смотрит на омегу, тем более, они спали на одной кровати, обнимались, а когда выпили, напрочь наплевав на рекомендации Че как врача, не отлипали друг от друга, как два репейника. Но всё же он задумывался: какие эмоции влекут за собой эти взгляды? Что такого делают окружающие, что вызывают у Кихёна такие чувства? Смотрят как-то не так? Иногда, встречаясь с убийственным взглядом Кихёна в сторону других альф, Чангюн пытался его отвлечь от них разными способами, но самый действующий — держать за руку. Кихён, раз и навсегда определившись со своим чувствами, конечно не без помощи Че, держался из последних сил, чтобы лишний раз не напасть на Минхёка в приступе ревности. Смотреть на то, как на бедро или талию Чангюна по-хозяйски ложится рука Ли, а затем он придвигает младшего поближе к себе, шепча что-то на ухо, а тот прикрывая рот, тихо хихикает. Но как только омега ловит на себе холодный взгляд старшего, настораживается и отсаживается чуть дальше от Ли, спускается вниз по спинке и загребает в объятия подушку в виде белой акулы, от которой несло холодными феромонами Ю и так легко ложились поверх одежды, желанно прилипая к ней. А Минхёк и не требовал объяснений, почему Чангюн ведёт себя как самый прилежный и целомудренный омега, причём периодически наклоняющий голову в разные стороны, открывая вид на шею, смотря на которую Кихён заводится и больно прикусывает большой палец. Кихён сам не понимает, как от того, что изначально Чангюн ему нравился, по уши влюбился, когда обещал отрезать себе член, если посмеет его обидеть, но вот который день у него проявляются приступы нежности и ласки к омеге и приступы ревности к окражающим того людям. Альфа хорошо помнит, как схватил Минхёка за воротник футболки и наносил по лицу удар за ударом, пока непонимающий в чём дело Чангюн не выбежал из спальни, а Хёнвон, пьющий чай на кухне, пытался оттащить его от полуживого Ли. Чангюн всячески избегал мыслей, старался не вспоминать об этом, а Кихёну было стыдно за произошедшее, потому что омега много натерпелся всего лишь за два десятка лет своей жизни и в его планы на будущее не входило пасьтись бумажными платочками, ожидая подобной выходке. У альфы с рождения не было комплексов, как он сам заявлял многим о себе: «я идеальный и этим всё сказано». Но как только он понял, что именно Чангюн — та омега, с которой он хочет провести жизнь до конца своих дней, уверенность в своих словах сильно пошатнулась, как крона тонких веток дерева на сильном порыве ветра, потому тот же Минхёк казался уже не таким плохим вариантом на роль мужа для Чангюна и отцом для их детей. Когда Чангюн уже не смог вытерпеть болезненные пытки течки, а от таблеток его желудок выворачивался наизнанку и всё съеденное за первую половину дня оказывался неприятным привкусом во рту и рвотной массой в туалете, с лихорадочной алостью на лице жалостливо просил помочь. Хоть Кихён и дал себе обещание, что никогда не тронет младшего брата и лучше попросит это сделать Чжухона или Вонхо, чем сам, но после того, что с ним вытворил Сан, омега не мог находится в одном помещении с малознакомыми людьми. Так они провели всю следующую неделю, практически не вылезая из кровати, втёрли свои феромоны в постельное бельё под томные и громкие стоны омеги, чем теперь выбешивали всех соседей в радиусе трёх этажей на протяжении недели, и сладко отдавали в себя желанные руки сна, оставашись без сил. С самого утра Кихён чувствует себя вялым и уставшим, будто он всю эту неделю мешки с кирпичами таскал, поэтому собирается сегодня целый день пролежать на кровати и ничем не заниматься. Но голова, полностью забитая мыслями о Чангюне, словно специально напоминала ещё раз о нём во время просмотра фильма по телевизору или перед сном. Порой ему начинает казаться, что Чангюн напрочь забывает об их родственной связи, которая в свою очередь должна была остановить в нужное время, став знаком протеста их недосексуальных отношений на несколько раз в жизни. То Им выйдет прямо из ванной по привычке голым, а полотенцем взъерошивает короткие чёрные локоны, чтобы они быстрее высохли, бурча под нос на недовольство Ю, что тело должно дышать и в квартире до невозможности душно; то случайно перепутает одежду с Кихёновой, так как она сложена в одном шкафу, и ходит в таком виде перед хозяином этой самой одежды, у которого внутри всё распирает от умиления, потому что он не очень часто, но представляет Чангюна в своей одежде; то специально звонит ему во время обеда, чтобы поговорить с альфой и спросить, на какой день у него выпадает выходной, чтобы они пошли прогуляться по парку или даже съездить на Чеджу, а потом рассказывает, как помог детям спустить котёнка с дерева, ожидая похвалы. Последнее звучит, по-детски, гордостным и как-то по-героически, на что Кихён отвечал что-то в роде: «умничка», «какой ты у меня молодец», «ты стал героем не только для этих детей», и так далее. Один раз, когда у них был дождь с громом и за окном на короткий миг становилось светло из-за грозы, омега, закутанный в одеяло, пришёл посреди ночи в комнату альфы и лёг под бок. И это было до безумия тепло, то, чего не хватало в дождливую и холодную ночь им обоим, и Чангюн бы нагло соврал, если бы отнекивался от того, что тепло, исходящее от Кихёна, успокаивало его. Эти мысли сейчас крутились в голове и с каждым новым воспоминанием Кихён погружался глубже. Стоя на балконе, отчётливо видит через прозрачную стеклянную дверь, как Чангюн садится за стол, недолго молится, сложив ладони вместе, и с довольной полуулыбкой приступает к еде. На шее омеги красуются красно-бордовые укусы, чуть ниже них сине-фиолетовые засосы, хочется провести мягким касанием линию от каждого поставленного засоса и укуса. В его сознании одна за одной всплывают картины их бурной ночи, в которой он в красках представляет картину лежащего перед ним Чангюна с запрокинутой назад головой, восхитительно худые ноги согнуты в коленях, а тихий басистый голос ломает продолжительную тишину в комнате и превращает в крошку сдержанность. Он, не медля ни на секунду, потому что устоять перед разгорячённым телом омеги, изгибающимся в пояснице и спине, а затем слышать несдержанный стон, стало запредельно тяжким заданием для Кихёна. Оттягивать затянутое удовольствие у Ю больше не хватало сил и его разум, затуманенный сладостными феромонами, кажется, в тот самый нужный момент сдал сбой. Тогда Кихёну не казалось, что им обоим сносит крышу, что они окунаются с головой в болото наслаждения и эйфории, отдаваясь друг другу полностью и втирая в кожу Чангюна приятно пахнущие феромоны. “ Два тонких узловатых пальца альфы размазывают природный секрет круговыми движениями по судорожно сжимающемуся анусу, не решаясь зайти дальше. Омега ёрзает туда-сюда по взбитой прохладной простыни, пока сердце парня напротив бешено бьётся в агонии страсти и непонятных чувств, а потом следует тихое и хриплое «хён, я хочу грубо». Они в третий раз меняют позу. Кихён запрокидывает на свои плечи ноги омеги, в которого альфа с новой силой толкается вперёд, выбивая громкие, сексуальные и будоражищие стоны. И где же его обещание, которое он дал себе, что если вдруг Чангюн разрешит взять себя, то будет нежен? А сейчас он силой выбивает из младшего стоны, оставляя свои хозяйские метки на острых ключицах и шее. ” Чангюн надкусывает онигири и длительно прожёвывает, чтобы распознать вкус. Рис был явно переварен, противным, липким и безвкусным, словно обильно пропитанные водой куски перемельчённой бумаги и лишь острые специи, добавленные в ходе готовки, делали ему хоть какой-то привкус, но оставив до рвоты гадким. Хрустящий лист нури имел более чёткий вкус в отличии от ужасно приготовленного риса, поэтому Чангюн обязательно потом скажет Ю о том, чтобы тот приготовил по-домашнему онигири. Беря в руки углублённую миску с остатками бульона на дне, Им касается губами к тёплому краю, допивая его, замечая краем глаза Кихёна, стоящего на балконе. Единственное, что сейчас поднимет омеге настроение после ужасного онигири, альфа, ловящий на себе поцелуи тёплого солнышка и лёгкое прохладное дуновение ветерка. Он уже хочет выйти к нему на балкон, чтобы пожаловаться на халатность работников компании, продуктом которого является надкусанный онигири на столе, и с самого утра подарить объятия, как Кихён сам заходит во внутрь. — Доброе утро, — Чангюн поворачивает на стуле к Кихёну и тот подходит впритык, обхватывая ладонями мягкие щёки младшего и целует в макушку. — Доброе. — коротко отвечает Кихён, замечая на столе надкусанный онигири. — Почему не стал доедать? — Беря в руку онигири, Кихён откусывает самую малость и отходит в сторону столешницы. — Отвратительно на вкус, — коротко объясняет Чангюн, смотря на то, как в подтверждение его слов Кихён низко наклоняется над мусоркой и выплёвывает японское блюдо. — Напомни мне потом, чтобы я больше никогда такое не покупал, в то и вправду отвратительно на вкус. — Кихён достаёт из шкафчика любимую кружку и под пристальным взглядом младшего в спину засыпает полторы ложки молотого кофе, заливает кипятком, а затем размешивает. Для Ю эта кружка является больше, чем обычной вещью, который сегодня-завтра пойдёт на помойку по частям. Эту кружку ему подарила умершая бабушка, которую она привезла из другой страны как сувенир в память о ней. Кихён садится за стол, отпивает маленькими глотками из кружки, Чангюн уходит в ванную, прося напоследок принести ему через час полотенце или халат, скрываясь за углом узкого коридора, а сам альфа опускает взгляд на своё отражение в кружке. Он откидывает назад голову и прикрывает глаза. “ Кихён, в котором начала закипать злость, сложившиеся плотными слоями в острое лезвие, что с каждой секундой разрезает на ровные части терпение, а если найти точку и проткнуть её, то оно окончательно лопнет. Ещё одно лишнее, неверно сказанное словосочетание в сторону Чангюна, убирающегося в своей комнате, и это самое терпение лопнула от внутреннего давления. Кихён яростно набросился на Минхёка, повалив его на пол на лопатки, оседлая бёдра и держа одной рукой за футболку, наносит удары, концентрируя на правой руке всю свою ненависть, крича при этом, что тому пора бы получить по заслугам за свой поганый язык. Его разум захватили не самые хорошие чувства, что-то внутри мгновенно щёлкнуло, тем самым пробудив в нём ревнивого альфу. Хёнвон быстро среагировал на происходящее в гостиной, быстро вылетев из кухни, чтобы остановить кровавое побоище между альфами. В первый раз, когда Че пытался оттянуть за плечи Кихёна, говоря менее стабильно, чтобы тот успокоился и прекратил, за что чуть и сам не получил от озлобленного альфы в живот. Во второй раз попытка остановить драку принесла чуть больше толку, чем предыдущая. Хёнвону пришлось лицезреть ту прошлую сторону Ю и даже немного испугался, что Кихён вовсе не захочет останавливаться и забьёт досмерти Минхёка. Че боялся подумать о том, о чём бездумно сказал вслух Минхёк, чтобы его вот так, без сожаления избивали. Кихён с новой волной озлобленности наносит удары по красивому личику альфы, у которого не хватало сил на сопротивление. Ли, конечно, дрался в старшей школе с местной хулиганской тусовкой за право звания короля той или иной территории и быть для кого-то грушей для битья совсем не для него, по крайней мере, до этого момента. Он закрывает руками лицо, хрипло мычит и чувствует как капелька крови из разбитой губы стекает вниз по подбородку, но это совсем не помогает. И Хёнвон понимает, что отныне остановить Кихёна можно только с божьей помощью. — Что тут происходит? — Донёсся со стороны второго этажа заинтересованный в случившемся голос. Даже Кихён остановился на какое-то время, чтобы обернуться и посмотреть на омегу, встретившись с его непонимающим взглядом. — Хён, что ты делаешь? — Преподаю урок того, что говорить всё, что только вздумается, нельзя и за это следует наказание. — Отозвался Ю, снова возвращаясь к лежащему под собой Минхёку, сильнее сжимая ткань в руке и слегка приподнимая, чтобы нанести ещё один удар. Он уже заносит руку, как вдруг запястье перехватывает чужая тёплая рука, а затем его руку Чангюн прикладывает к щеке, отчего хватка Кихёна расслабляется. Минхёк удивлённо посматривает приоткрытыми глазами на Чангюна, на то, как он, держа чужую ладонь в руках, трётся щекой об неё, прикладывает мягкие губы к разбитым костяшкам и невесомо целует, а Хёнвон, который до этого пытался его остановить, замолчал, поглядывая на них. — От того, что ты его лицо в месиво превратишь, у него язык короче не станет. — Отзывается Чангюн, беря вторую ладонь Кихёна, потянул на себя, заставив альфу слезть с Минхёка и оказаться в объятиях. Чангюн сам от себя не ожидал того, что сможет спокойно успокоить Кихёна, лишь незначительными действиями, предполагая, что придётся заплакать и с мольбами в глазах просить альфу остановится, хотя, в какой-то степени, Минхёк заслужил это. Хёнвон ещё несколько секунд наблюдал за успокоившимся Кихёном, заключённым в объятия Чангюна, переводя взгляд на слегка покачивающегося омегу, что нежно шептал о том, что у Ли язык без костей и он заслужил, не забывая сказать, что так всё-таки делать неправильно и нужно было решить вопрос мирным путём, а не избивать до потери сознания, так как Чангюн хочет видеть Кихёна дома за работой, а не в тюрьме, где у старшего будет небо в клеточку, а друзья в полосочку. Хёнвон же уводит Ли в ванную, чтобы привести его в более нормальное состояние, а затем обещает ему съездить в больницу, оставив наедине Чангюн с Кихёном. Им уходит в свою комнату, взяв с Кихёна обещание, что тот впредь постарается больше не влезать драки. ” И ведь продолжает сдерживать своё обещание. После того случая, когда он потерял над собой контроль и избил Минхёка до такой степени, что тому пришлось обращаться за помощью к хирургу, конечно, не забыв содрать материальную компенсацию с Кихёна, Ю больше не влезает ни в какие потасовки. Альфа переходит из кухни в гостиную, удобнее устраивается на диване и подпирает голову основанием ладони. По новостям ведущая с приятной внешностью и миленьким лицом с планшетом в руках рассказывает о случившихся событиях за последнюю неделю. В эфир попал даже Кихён со своей собственной компанией, которая в последнее время приносит заоблачный доход и акции растут не по дням, а по часам, так что неудивительно, что он попал в эфир новостей. Через минут пять, когда ему надоедает слушать их, он тянется за пультом и настраивает минимально тихо громкость, чтобы звук от телевизора шёл фоном. Чангюн опускается ниже, погружаясь под воду полностью, желая смыть из головы огромной волной поток мыслей. Хочется хотя бы во время столь приятного занятия не думать совершенно не о чём, расслабиться всем телом и смыть с себя остатки непростой недели. Тело, пропитанное стерильным запахом из больницы и окутанный с ног до головы феромонами, сменяет несколько раз положение из-за неудобства под толщей горячеватой воды с тонким слоем пенки на поверхности, медленно опуская под водную гладь голову. “ — Вот скажи мне. Я просто хочу узнать, почему ты так относишься к Кихёну? — Чангюн перестаёт теребить край подушки и заглядывает в глаза парню напротив, который бегло записывает что-то на альбомном листе. — “так” — это как? — Откровенно не понимает Чангюн и Хёнвон тяжело вздыхает, ведь знает, что происходит внутри их дома. Им честно хочет понять, какой именно от него ответ хотят услышать на свой вопрос, но на всякий случай лучше переспросить. — Ну, тепло, хорошо. — Почему-то голос, наполненный спокойствием, немного теряет некую стабильность, а сам Хёнвон уже не так железно уверен, что они не поцапаются, потому что не каждому понравится, чтобы его отношения обсуждали и промывали как косточки некоторым людям. — Это называется «братская любовь». — Чангюн слабо улыбается, теряя полностью интерес к нынешней темы для разговоров. То, что происходит в стенах их дома, пусть там и остаётся, а что происходит между ним и Кихёном, должно остаться между ними. — Причём очень крепкая, раз уж ты спишь с ним. На твоей шее его метка. — Чангюн, шокированный данными словами со стороны своего лечащего врача, не собирается отвечать что-либо на это, глупо надеясь, что они перейдут на другую тему. — Ну, я так и понял. — Тебя наши отношения ебать не должны. — Чангюн в редких случаях позволял себе материться, тем более, на старших, но от напряжения в воздухе слова из его уст имели какой-то агрессивную окраску. — Лучше бы своими занялся, а не нашими. Чангюн с трудом проглатывает неприязнь со стороны Хёнвона, уже не мило улыбается и прилагает все усилия, чтобы не накричать на омегу, поэтому сжимает подушку от распылённой едкой обиды в пучине его души. Нет, омега не был терпилой, как его могли сейчас многие назвать, но и кидаться на людей считает неправильным. Ему с детства говорила мама, что насилие порождает насилие, а случайности влекут за собой непредвиденные последствия, вот и сейчас так. Чангюн хочет, чтобы Хёнвону сейчас кто-нибудь рот скотчем заклеил, всё равно из его уст ничего хорошего услышать нельзя, по крайней мере, так считает Им, а Хёнвон, получив довольно озлобленный ответ, с тяжким вдохом пролистывает медицинскую карту Чангюна. — Да, вот со своими я потом разберусь. Вот только ответь, а что будет, если вы забудете про защиту во время течки и ты забеременеешь? — Последний вопрос выводит Чангюна из себя, поэтому омега без раздумий встаёт с кушетки и направляется в сторону выхода. Он кладёт ладонь на дверную ручку, опускает её и на секунду останавливается, краем глаза смотря на Че. — Это тебя касаться не должно. — Чангюн уходит, громко хлопая дверью, мысленно анализируя, какое это имеет отношение к его моральному состоянию и к нему самому. Да, они друзья, но не настолько хорошие, чтобы обсуждать то, чего нет и, наверняка, не будет. ” Когда он начал задыхаться от нехватки кислорода в лёгких, Чангюн резко вынырнул из-под воды, большими глотками поглощает желанный воздух, укладывает волосы, чтобы мокрые локоны не лезли в глаза, и слегка запрокидывает назад голову. — Гюн-и, с тобой всё хорошо там? Надеюсь, что ты не утонул, а то, кто мне будет помогать с обедом. — Слышится спокойный голос альфы за дверью, стоящий с согнутой в локте рукой, так как на ней висит махровый халат, о котором заранее попросил принести омега. — Заходи. — Чангюн складывает на бортики руки и ставит на них подбородок, склоняя вбок голову и наблюдая за Кихёном, что остановился в дверном проёме с обещанным халатом. — Недолго купайся, а то плохо станет. — Кихён вешает махровый халат на настенный крючок, не забывает попробовать температуру оголённой рукой перед уходом из ванной, и кажется, что улыбается уголками губ впервые за последний час. — Кихён-а, я хочу жареную скумбрию. — С наигранной жалостью произносит Чангюн, отчего Ю замирает на несколько секунд. Чангюн, в своей любимой манере наглости, бессовестно давит на пожитки заботливого брата, вроде обычные слова и пожелания, но сумевшее вытащить альфу из болота навязчивых мыслей. — Ки, что такое? — Да, нет ничего. Я потом схожу за ней, ладно? — И получив одобрительный кивок, Кихён выходит из ванной. Омега выходит из ванны, становится на овальной формы коврик, поёживается от холода, отчего по коже пробегается табун мурашек, надевает на себя тёплый халат. Припадая к раковине, Им тут же берёт в руки фен. Медленными и плавными действиями сушит мокрые локоны чёрных волос, наклоняя в разные стороны голову и местами взъерошивает локоны. Чангюн стоит так минут пять, если не семь, находясь в одном и том же положении, а затем отложив в сторону фен, замирает перед зеркалом на пару секунд. Он наклоняется вперёд, чтобы рассмотреть свои черты лица и на выскочивший прыщ в районе нижней губы, но это не мешает ему думать о себе, как о всемирном красавчике. Но почему-то омега всё равно не спешит покидать ванную, а уж тем более отстраниться от полюбившегося зеркала в комнате. Вообще, Чангюн постоянно задумывался о том, кем в действительности он является для Кихёна, и должен ли спрашивать что-то про их отношения в последний месяц, но из раза в раз он откладывает на потом эту тему для разговоров и потом вовсе забывал об этом. Хёнвон неустанно продолжал твердить, что пора бы разобраться в своих отношения раз и навсегда, если они этого не сделают, то через неопределённое время всё станет гораздо сложнее, а любая неосторожность в постели с риском в семьдесят процентов приведёт к нежеланной беременности. Это якобы самое реальное, что может только с ними произойти, зная то, что они провели всю течку Чангюна вместе. Каждый раз, как в первый раз, Чангюн сильно обижался и злился на Че из-за одного и того же высказывания, но отказываться от непростого общения с Хёнвоном и крепкой дружбы с Минхёком с ними не спешит, возвращаясь к ним, и к веселью с ними. С течением двух месяцев эти монологи со стороны Че понемногу начали капать на мозги и убивать последние нервные клетки, поэтому он начал задумываться, является ли Хёнвон — настоящим врачом, а не липовым с купленным дипломом в переходе метро. Именно поэтому доверие Чангюна к этой омеге угасало с каждой новой встречей и видеться с ними, потому что надо, желания не было. Им одновременно и дружит с ним, и отстраняется при первой же возможности, то при надобности возвращался, как Кихён говорил, акции в магазинах также скачут. Абсолютно всех раздражало подобное отношение, кроме Кихёна, которого всё устраивало, и с радостью принимавшего Чангюна. И даже сейчас он не понимает, отчего его тошнит больше: от такого отношения к самому себе со стороны друзей или от блювотного на вкус онигири на завтрак. А ещё он не понимает, почему сегодня Ю дома, если говорил на днях, что уедет на три дня в командировку в Пусан, а сам от скуки убирается по дому и просит помочь с обедом. Эту мысль Им просто сводит к тому, что вместо Кихёна в командировку поехал его заместитель, и поэтому альфа находится дома. Омега медленно выходит из ванной и с такой же скоростью уходит к себе в комнату, слыша за спиной хлопок входной двери, означающий, что теперь он — коротковременный хозяин коттеджа. У них во владениях двухэтажный коттедж в стиле модерн на окраине района Каннам с тремя спальными и ванными комнатами, с двумя гаражами и с площадью в четыре ста двадцать два квадратных метра, купленный на пятую часть всей заработной платы Кихёна. Пусть они планировали купить дешёвую квартиру в центре Сеула, но альфе показалось, что купить собственную земельную недвижимость будет всяко лучше, чем платит каждый месяц за квартиру. Также недавно на заднем дворе они построили летний домик для дружеских посиделок и уютных вечеров под домашнее вино, сделанное родителями новой мачехи Кихёна, и фруктовое слабоалкогольное пиво. Завалившись на кровать, Чангюн утыкается лицом меж двух мягких подушек, в теле чувствуется тяжесть, словно каждый дюйм покрылся толстым слоем железа, он не успел даже проснуться и отойти ото сна, как спустя два часа у него снова сонно закрываются глаза. ***** — И тогда он сказал мне, что их отношения меня касаться не должны. — Хёнвон, огорчённый тем, что ему не посчитали нужным рассказать о личном, являясь личным психотерапевтом. Че понемногу отпивает из кружки и с тяжёлым вздохом отворачивается к окну. — Не, ну, а что именно ты хотел от него услышать? Сам же знаешь, что он хочет оставить в тайне то, что происходит между ним и Кихёном. Расскажут потом, — Минхёк откидывается на спинку стула, всматривается в маленькое зеркальце в руке и поправляет серебрянное колечко в мочке уха. — необязательно выпытывать из него личную информацию. Хёнвон не спешит отвечать на это: он распивает капучино маленькими глотками, растягивая удовольствие, рассматривая слабый приток людей, идущих по своим делам по ту сторону окна, тяжко вздыхает и пальцами мнёт шею. — Вот как ты думаешь, — Минхёк убирает в карман пальто зеркальце и берёт в руки кружку, — если между ними и правда что-то есть, то они будут молчать? — Думаю, до беременности Чангюна, так точно, — Хёнвон разворачивается лицом к блондину, и на нём не играет никакая эмоция, просто растворённая расслабленность, что, конечно же, не могло пройти мимо Ли и обязательно заставить улыбнуться. — В любом случае, они счастливы, а это главное. — Отвечает Минхёк, слабо почёсывая ногтём щёку. Блондин всеми известными способами раньше пытался переключить себя на рисование, потому что всё чаще началось пробуждаться в нём вдохновение поздней ночью, как только в ленте инстаграма появлялись посты с фотографиями Хёнвона. И то, как он на них выглядел, даже без макияжа и всей той типичной корейской мишуры, по правде говоря, нравился ему. Лёгкая улыбка самопроизвольно растягивалась на его устах, а влюбленный взгляд, направленный только на него, заставлял забыться о том, где он находился, с кем в эту секунду разговаривал и куда шёл, будто его перенесли резко в прострацию. Ещё в те моменты, когда он особенно нужен был Чангюну как доктор, который подправит его нервную систему и подлатает моральное состояние до максимуму, он приходил якобы к Чангюну в гости, чтобы проведать и узнать как он. Этот парень знает, как можно стать центром внимания для всех, избавить человека от его душевных проблем и какие проводить манипуляции, чтобы перед ним все двери были открыты. А в глазах Минхёка он уже добился всеобщего обожания, иначе другой причины, по которой Ли грубо обращался к альфам, приходящим за помощью к Че, Хёнвон не видел. Хёнвону ломать голову над тем, чтобы его уверенность окрепла в том, что Минхёк липнет к нему не ради выгоды и удачного знакомства, а ради того, чтобы показаться с лучшей стороны и окутать омегу всем своим свободным вниманием. Каждый при таком открытом действии желает скрыться где-нибудь или эммигрировать в другую страну под предлогом экономических проблем, а кто-то таким сразу бьёт в тыкву, потому что внятного объяснения всё равно бы не получили. Он прекрасно понимал, что за три месяца Минхёк сильно старался понравится Хёнвону, расшибался об скалы равнодушия его души и вот он, спустя месяц мучительных попыток, наконец, заполучил соглашение на заветное свидание. Свидания с Минхёком и вправду забавное и весёлое времяпровождение с кучей приятных сюрпризов в виде маленьких портретов Хёнвона и сладких букетов перед походом в кинотеатр, в галерею или сделанное под американский манер кафе напротив его дома. Минхёк с детства любил привлекать к себе внимание разными способами, некоторые из них заставляли его родителей гордится, а остальные — краснеть на ковре у директора, который посчитал нужным пожаловаться на «отвратительное» поведение их младшего сына. Заразный смех альфы постоянно заставлял скулы и живот омеги болеть от смешных шуток, которые он придумывал на ходу к совершенно любой ситуации. Когда такое случалось, Минхёк позволял себе обнять за талию омегу, прижать поближе к себе и уткнуться в душистые из-за мятного шампуня волосы, а у Хёнвона напросто совесть замучает, если он оттолкнёт от себя такого замечательного человека, как Ли. Но у повзрослевших омег и альф, выросших из периода полового созревания и перешедших в следующий период после трудного подросткового эпизода в жизни, многие безобидные и не несущие за собой неправильный контекст игры перерастают в откровенные поглаживания и непристойные, далеко недетские ласки. Ловкие пальцы проскользнули под тонкую ткань футболки вдоль его торса, а лицо приблизилось так, чтобы между собой и омегой оставались считанные миллиметры, и то лаконичное, лёгкое и совсем невесомое прикосновение к чужим губам с ананасовым привкусом на них, а затем это плавно перешло в углублённый поцелуй. Тогда Хёнвон не сказал бы, что чувствует необычную плеяду чувств или что Минхёк в постели совсем плох, потому, как ни крути, было круто. А ещё, благодаря той проведённой вместе ночи, он понял, что этот альфа, что прямо сейчас перед ним допивает горький и остывший кофе, его истинный, а отрицать судьбу бесполезно. И сердце, что покрывается по всей своей площади цепью из реакции мелких взрывов от милых и софтовых действий, подтверждение тому, что в промёрзшей ещё десять лет назад душе прорастают задатки тёплых чувств. Но всё же не ожидал, что чересчур светлый и солнечный человек может растопить своей яркой и счастливой улыбкой глыбу льда, в которой была погребена его душа. Ну, он хотя бы отдал свой первый поцелуй человеку, понравившемуся ему. — Поехали домой? — Минхёк достаёт из кошелька пару цветастых купюр и кладёт их в счёт, отложив чуть дальше. — Давай, а то я немного устал. — Встав из-за столика, Минхёк помог надеть пальто Хёнвону, а потом они благополучно покинули кафе, одновременно набирая номер такси. Белое такси на удивление парней быстро приехало, чем не заставило их ждать обещанные по телефону пять минут, и двое уставших и вымотанных за день парней сели на заднее сиденье. Минхёк достаёт из кармана пальто проводные наушники белого цвета, на вопрос, почему он не пользуется более удобной версией наушников, а именно беспроводной, то смело отвечает, что это неромантично. Один он протягивает Хёнвону сразу же, включает полюьившуюся обоим песню Бруно Марса, а дальше наблюдают за меняющимися пейзажами за тонированным окном автомобиля. Мысль о том, что скоро они окажутся дома в удобной постели под мягким и приятным наощупь одеялом, будут спать до середины ночи, а после проснутся просидят перед телевизором пару часов, чтобы посмотреть несколько серий новой дорамы, тем более, каждый из них приготовит свои любимые закуски, а Хёнвон на готовку намётан. Вдруг на плечо Ли опускается что-то тяжёлое, потому Минхёк поворачивает голову и видит, как мило расположилась голова Хёнвона на его плече, и взъерошив короткие волосы, кратко целует в макушку. По приезду домой Хёнвона пришлось будить, не столько из-за того, что тот по массе тяжеловат для Минхёка, наоборот, омега достаточно лёгкий для своего возраста, как из-за боли во всём теле. Засыпающий прямо в лифте и зевающий так громко, насколько это возможно, Хёнвон устало выходит из него вслед за Минхёком, почти виснет на нём, когда тот борется с замочной скважиной. Не доходя до спальни, Хёнвон заваливается спать в гостиной на диване, мямля, что и тут спится неплохо, а Ли сон как рукой сняло, стоило ему переступить порог собственного дома. Минхёк мысленно убеждает себя в том, что Хёнвону всё-таки удобно спать на диване, так как его поза выглядит не самой удобной, но и в тоже время омега выглядит слишком мило, чтобы тревожить его. Поэтому он просто накрывает Хёнвона тёплым пледом, который пришлось притащить из спальни, и выключает в гостиной свет, желая спокойной ночи, а сам уходит на балкон с зажигалкой и пару сигаретами в кармане.