Чужак

      Прошёл месяц. В саванне, казалось, всё наконец утихомирилось: яркое солнце появлялось на небе попеременно с облаками, трава росла и зеленела, животные, пусть и не все, были сыты и довольны. Тому заслуга началу сезона Дождей, нёсшего за собой жизнь и процветание великих африканских земель — беспощадное солнце устапало-таки место хмурым облакам, вместе с собой нёсшими животворящую воду. В отличии от спокойствия по всем землям, на Скале Предков весь прайд был в небывалом напряжении.       Кову спешно шагал домой, неся в зубах кокосовую скорлупу — но, на этот раз, не с водой, а с перемолотыми в кашицу цветами. Это была жидкость зелено-серого цвета с сиреневыми лепестками в ней — лекарство, заботливо сделанное шаманом из горной лаванды.       Месяц пронёсся для львёнка незаметно. Собственно, не было времени на пустую безделицу — Кову окончательно взялся во всём помогать Раффики, ведь именно на старом шамане сейчас держалась вся жизнь их прайда — в-особенности, его матери и Зури. Последней, притом, день ото дня было только хуже — для неё бурый львёнок и нёс заветное лекарство, стараясь не выронить ни капли — в каждой из них была животворящая целительная сила, столь необходимая синеглазой львице.       Из головы всё никак не шёл тот странный, загадочный сон, в котором к нему приходила прабабушка. Кову сердцем чувствовал, что это было непростое видение — он встретил саму бывшую королеву Земель Прайда, предупреждающую его о грядущей войне! И она была такой живой, такой настоящей, что Кову ни минуты не сомневался в том, что слова песчаной львицы из его сна были правдивыми — вернее, окончательно до него это дошло лишь через пару дней, — оттого зеленоглазый отчаянно пытался разобраться в том, что за война их ждёт.       Никому о встрече с Сараби он не рассказывал — мало ли, что о нём подумают! Ни бабушка, ни тётя, ни Раффики не знали — и даже Киара. Кову решил, что для начала сам во всём разберётся — всё-таки, оставалось смутное сомнение в правдивости того видения. Сны — это просто сны. Пускай с детства они у него всегда были необычными, яркими, красочными… странными.       Но вот, львёнок подошёл к Скале Предков — Кову напрягся, настороженно навострив уши. Зеленоглазому всё ещё казалось, что Готто продолжает за ним следить — незаметно, из-под тяжка, словно так и выискивая момент, чтобы… — Доброе утро, Кову.       Бурый львёнок опешил, когда, наконец, понял, кто его окликнул. Кову часто и тяжело задышал, отчаянно пытаясь скрыть сковавший его тело страх. Готто стоял прямо у него за спиной… «И как я его только не заметил!» — омрачено подумал про себя Кову, но делать было нечего. Нельзя, нельзя показать злосчастному королю свой страх! — Доброе утро, ваше величество. — сдержанно произнёс львёнок, уверенно оборачиваясь на короля и опуская чашу с лекарством на землю. Внешне малыш был очень спокоен, выдержав на себе долгий, изучающий взгляд серых глаз Готто, но внутри всё пошатнулось от страха и слепой ненависти к этому льву — незримой, едва ли ощутимой, ненависти. Король задумчиво окинул львёнка спешным оценивающим взором, после чего, кивнув на кокосовую чашу, спросил: — Что несёшь с собой? — Это от Раффики. — всё также уверенно продолжал отвечать Кову, стараясь держаться как можно отчуждённее и хладнокровнее. — Лекарство для Зури. Ей сегодня опять стал хуже. — Наслышан. — задумчиво побормотал Готто, отводя пустой взгляд куда-то в сторону — по-видимости, раздумывал насчёт чего-то. Кову собрал все свои силы, чтобы не сорваться с места и не сбежать — нельзя было прерывать диалог с королём, последствия будут ужасающими… тем более, он просто не мог показать свой страх, свою слабость — поэтому терпеливо ждал продолжения разговора. Наконец, Готто вновь посмотрел на львёнка, вскинув бровь. — Из чего это лекарство?       Кову был удивлён подобными словами. Что угодно, но только не состав трав интересовал этого короля! Это был… очень странный, непонятный ему вопрос, ответ на который львёнок знал. С другой стороны, а должен ли он делиться этой информацией с Готто? Не лучше ли просто промолчать? Но, ещё раз подумав, Кову понял, что, сказав правду, особо ничего не потеряет. — Горная лаванда с пика горы Тулуджи, перетёртая с листьями мелиссы. — хмуро начал он. — Всё это заливается акациевым мёдом и настаивается, после чего добавляется горьковатый на вкус сок из корня баобаба, а затем немного воды. — Кову помедлил, добавив: — И лепесток олеандра.       Готто усмехнулся, похоже, собственным мыслям. Кову продолжал равнодушно смотреть на него, гадая, что же сейчас происходило в голове у этого льва. Наконец, король вновь посмотрел на львёнка, задумчиво пробормотав: — Неплохо знаешь травы, малыш. — на морде льва проскочила злорадная улыбка. — Ну что же, возись с цветочками и травками всю оставшуюся жизнь. Оставь защиту прайда своим будущим братьям — они справятся с этим явно лучше тебя. — Почему вы в этом так уверены? — не сдержав свою злобу, наконец, выпалил Кову, с презрением глядя на короля. Готто вопросительно вскинул бровь, чуть раздражённо стиснув зубы — этот короткий сигнал Кову не упустил из виду, разговор взрослому льву явно не нравился. — Уверен в чём? — монотонно переспросил Готто. — В том, что это будут именно сыновья, или в том, что они будут лучше тебя? — И то, и то. — уверенно произнёс львёнок — в конце концов, он имел право знать правду! И вообще, с чего это его братья будут лучше? В нём, в Кову, течёт истинная королевская кровь, а не этого мерзавца Готто! И вообще, предки предупредили именно его об опасности, потому что доверяют. Львёнку было противно от собственных мыслей — он ведь обещал самому себе любить и уважать своих… будущих братьев или сестёр, несмотря на то, что те будут родными ему лишь по матери. Готто, тем временем, с любопытством наблюдал за переменами в мордашке львёнка, и когда Кову это заметил, то его взгляд тут же охладел, устремившись на взрослого льва. — Ну так почему? — Потому что второй раз подряд не появятся принцессы, — сухо фыркнул король. — Да и к тому же, твоя мама уже родила тебя, а значит, родит снова сына. Ну а лучше тебя они потому, что будут расти с хорошим, сильным отцом — не то, что был твой.       Тут уж Кову не сдержался — злобно оскалился, выпустив когти, и с ненавистью посмотрел на короля. Это Готто лишил его отца, так ещё и смеет упоминать его! Это он убил его собственными когтями, в которых навсегда осталась королевская кровь! — Это ты убил моего отца! — завопил бурый львёнок, тяжело дыша. — Ты, убийца, лишил меня всего! Будь он жив, я бы сейчас стал принцем, будущим королём! Будь он жив, мы бы сейчас не знали бед! Будь он жив, — его голос предательски дрогнул, но, собравшись с духом, зеленоглазый продолжил: — Мы все были бы счастливы. Ты виноват в происходящем, ты чужак! — Она тебе рассказала…       Готто вдруг грозно зарычал, сделав рывок навстречу Кову — львёнок не отпрянул, смело взглянув в злобные серые глаза короля. Нет, он не убежит от опасности! Только не теперь, когда дело касалось памяти его отца! Но внутри всё содрогнулось от ужаса, когда наконец Кову понял, что натворил. Нельзя было в лицо показывать этому мерзавцу, что он знает о том, как погиб его отец… знает о том, как Готто стал правителем. И боялся он не за свою жизнь, нет, за маму — ведь это она рискнула всем ради правды. Король смерил львёнка ненавидящим взглядом, после чего, грузно выдохнув, прорычал: — Ты, маленький эгоистичный львёнок, не должен был узнать правды. Никто в прайде не смеет перечить мне! Особенно ты! Я бы с огромным удовольствием прикончил тебя ещё в тот день, когда ты родился — благодари свою мать за то, что она тебя спасла… и я бы с удовольствием нанёс тебе парочку шрамов, чтобы показать, где твоё место, наглый выскочка! — Готто вдруг резко выпустил когти и направил размашистой удар лапой в сторону Кову — бурый львёнок смело закрыл глаза, готовясь принять удар, но этого не произошло. Сероглазый король, тяжело дыша от гнева, застыл над бурым львёнком в паре сантиметров от его мордашки. Готто вновь обречённо выдохнул, окинул Кову уничижительным взглядом, после чего убрал свою когтистую лапу. — Но таков уж наш с Киарой уговор — я не могу тебе навредить… — с явным сожалением, вымолвил король. — И ей ты теперь тоже не сможешь навредить. — сухо буркнул Кову, нагло глядя королю прямо в глаза. Страха не было — он его вдруг резко перестал бояться. Абсолютно. Ненависть затуманила звериный инстинкт, что так и вопил о спасении.       Но Готто ничего не ответил — лишь мрачный, как туча, он развернулся ко львёнку спиной, перейдя на спешный шаг — всходил на Скалу Предков, терпеливо выслушивающую их злостный разговор. Остановившись где-то посередине, король обернулся, кинув напоследок: — Держись от меня подальше, Кову. Благодари звёздных предков за то, что всё ещё жив — это большая ошибка стечения обстоятельств.

***

      Утро в пещере Скалы Предков в очередной раз было очень неспокойным. И с каждым днём Киара убеждалась всё больше в том, что мирной жизни их прайд уже никогда не встретит.       Тяжелевший живот золотистой львицы отягощал не только весом, но и осознанием того, что эти львята будут сыновьями самого ненавистного ей льва. Но в то же время она была на удивление даже для самой себя спокойна: времени смириться с неизбежным было довольно много, да и к тому же с беременностью бывшая принцесса уже сталкивалась. В конце концов, тогда ей удалось скрыть, что вот-вот родится Кову! Так что сейчас проблем у неё почти не было. В отличии от Зури, день ото дня которой становилось только хуже и хуже…       Вот и сейчас светло-рыжая львица лежала на холодном полу, устремив пустой взгляд стеклянных тёмно-синих глаз в никуда. Её тело то и дело вздрагивало от судорог, ну а сама она горела в жаре. Казалось, ещё немного, и звёздные предки заберут бедняжку на небеса, спасая от мук — но, к счастью или же нет, Зури оказалась гораздо крепче, чем всем им казалось, пускай бороться за свою жизнь она уже давно перестала. Не видела в этом никакого смысла — быть может, единственная из прайда поняла, что впереди их ждёт только чёрная пелена и ничего хорошего?.. Просто потеряла надежду на лучшее, и, пожалуй, у неё было на то полное право — маленькая жизнь, зародившаяся в ней, не была желанным комочком счастья, лишь подлым обманом. — Ей совсем плохо.       К Киаре подошла Нала. Бежевая львица за эти несколько месяцев постарела на пару-тройку лет — мордашка осунулась, глаза поблёкли, былой стремительный нрав исчез следом за смертью супруга. И львица её прекрасно понимала. Без Кову всё было совсем не так — пожалуй, она бы и сама сейчас, как Зури, не видела смысла продолжать бороться, но Киаре повезло. От её истинного возлюбленного у неё остался сын, младший Кову. В нём она сейчас и находила смысл жизни. Этот львёнок по праву был надеждой для всего прайда, пускай и сам Кову не особо это осознавал — ещё совсем ребёнок…       На слова матери Киара с грустью вздохнула, позволяя той сесть около себя. — Да. Ещё немного, и, кажется, мы её окончательно потеряем. — Она сама перестала бороться. — обречённо выдохнула Нала, в задумчивости отводя взгляд. — Довела себя до такого состояния. Не ела, не пила, не поднималась с места днями… впала в тоску и отчаянье — оттого и заболела. — И я её очень хорошо понимаю. — пробормотала Киара вопреки удивлённому взгляду матери. — Не будь у меня тебя и Кову, я бы поступила ровно также на её месте. А у Зури нет никого, кроме сестры. Нет матери, возлюбленного или сына. Нет смысла продолжать жить.       Нала была явно против подобного заявления дочери. Кремовая нахмурилась, строго покачав головой, глядя в сторону светло-рыжей львицы. — Причины бороться есть всегда. Тем более, когда от тебя зависит, пускай и нежеланная, но другая жизнь, внутри. Даже если это и будет… — Нала замялась, по-видимости, не осмеливаясь произносить имя ненавистного всему прайда короля. Ещё раз убедившись, что коварного льва рядом не было, голубоглазая, наконец, вымолвила вполголоса: — Сын или дочка Готто.       Киара лишь задумчиво пожала плечами. Да, она была в чём-то права, но в происходящем львица не винила Зури. Она считала виноватой себя. В конце концов, синеглазая согласилась на это, чтобы защитить её и Кову от Готто — кто бы мог подумать, что тот окажется настолько низким подлецом, чтобы пойти на обман. Он ведь уже добился своего! Чего ещё нужно этому недо-королю?!       Но в тот момент в пещеру вошёл Кову. При виде сына, заботливо несущего кокосовую чашу, Киара с теплом улыбнулась: этот львёнок всегда будет для неё особенным, таким похожим на отца… порой золотистая львица думала, что в маленьком сыночке в-действительности жил её Кову. Частичка его души. И ведь так и было — в малыше была кровь, характер и нрав его погибшего отца. Он боец, Киара поняла это ещё очень давно. И львёнок обязательно продолжит бороться за свою жизнь, за право на счастье и свободу — не только свою, но и всего прайда.       Осторожно лавируя между разлёгшимися в пещере львицами, которые только вернулись с удачной охоты, Кову шёл навстречу Зури. Взгляд его был очень настороженным и задумчивым — это сбило Киару с толку, но виду она не подала. Сын сам подойдёт, когда сделает своё дело — бурый малыш уже ставил кокосовую чашу прямо перед мордашкой больной. — Зури, — ласково позвал её львёнок, пытаясь выдавить улыбку. — Я принёс лекарство от Раффики, тебе нужно его выпить.       Львица услышала Кову — её уши дёрнулись, пустой взгляд синих глаз устремился прямо на львёнка. Тем не менее, приподняться светло-рыжая даже не попыталась, лишь в бреду простонав что-то невнятное под нос. Прайд с горестью затаил дыхание — если Зури самовольно откажется пить лекарство, спасти её им точно не удастся. Тем не менее, Кову не оставил попыток переубедить львицу. — Зури, пожалуйста! — умоляюще протянул он. — Ты нужна прайду! Своей смертью ты не сделаешь нам ничего хорошего…       Синеглазая львица опять ничего не ответила, теперь уже отводя глаза в сторону — в них мелькнуло что-то, похожее на сожаление, но, возможно, это было лишь внешней иллюзией. Кову нервно закусил губу — вот и как её убедить? Как убедить отчаявшуюся львицу, потерявшую всякий смысл в жизни, не умирать? Вздохнув, львёнок вполголоса произнёс, отчего вышло это немного хрипло: — Подумай… о своих будущих львятах. Да, я знаю, они от Готто, но всё же… малыши не виноваты в том, кто их отец. — бурый львёнок задумчиво отвёл взгляд — вспомнил о матери и его будущих единоутробных братьях или сёстрах, которые тоже родятся уже совсем скоро. Они не виноваты в том, кто их отец. Но ведь это не значит, что они будут хуже него! Эта мысль впервые озарила львёнка как никогда ясно. Эти львята ему не враги. — Они… они нуждаются в тебе, Зури. Они тоже хотят жить. И без матери им не удастся даже взглянуть на этот мир — прислушаться к щебетанию птиц, звукам саванны. Если не хочешь щадить себя, — львёнок сделал небольшую паузу, пытаясь сдержать эмоции. Говорить было тяжело от осознания всей ситуации. Наконец, вздохнув, Кову произнёс: — То пожалей хотя бы их.       Прошло какое-то время. Секунда. Две. Три. Светло-рыжая львица вновь посмотрела на Кову — на этот раз в синих глазах промелькнула искренняя печаль и даже злоба, а по щекам покатились едва заметные, мелкие слёзы. Так она… жалела, что довела себя до такого? Не хотела, чтобы погибали львята? Кову не знал, о чём в тот момент думала львица. Оно было и неважно, ведь Зури, едва приподняв голову, опустила исхудавшую мордашку к кокосовой скорлупе и принялась слизывать лекарство. Медленно, неуверенно, но она сделала это — в глазах помимо слёз вновь блеснули огоньки. Знакомые ему, Кову. Она была готова побороться. Не за свою, так за жизнь будущих львят.       Весь прайд с восхищением и облегчением выдохнул. — Чудо! — говорили одни, глядя на то, как умирающая львица, собирая последние силы, принимает лекарство. — Он сделал невозможное! — молвили другие, не сводя глаз с юного львёнка, убедившего отчаявшуюся душу продолжить борьбу. — Надежда есть! — шептали третьи, и непонятно, что именно они имели ввиду — надежду на то, что Зури удастся выжить, или же надежду на светлое будущее всего прайда. Львёнок просто не знал. Скромно помявшись пару минут около светло-рыжей львицы, он робко подошёл к матери, сев около неё. Киара с лаской лизнула сына в макушку, приглаживая встопорщившийся на ней тёмно-шоколадный хохолок. — Я горжусь тобой. — с теплом улыбнулась она ему, но на слова матери Кову лишь боязливо передёрнулся, виновато сгорбившись под её пристальным взглядом. Значит, она не ошиблась, и что-то в-действительности произошло — оттого изумрудные глаза львёнка были такими виноватыми. Но он молчал — то ли задумавшись, то ли не решаясь ей рассказать, или вовсе пытаясь скрыть, но на вряд ли. Киара, с тяжёлым вздохом, ободряюще уткнулась носом в плечо сына, прошептав: — Эй, что-то случилось? — Он всё знает.       Одна эта фраза, произнесённая убитым тоном, не оставила львице никаких сомнений, о ком говорил её сын. Внутренне она ужаснулась, но быстро успокоила себя тем, что ни ей, ни Кову король не навредит. Таков уговор. Хотя, как львица успела понять, Готто не очень-то прилежно исполняет свои обещания. Львёнок вдруг обернулся, взглянув ей прямо в глаза — так пристально, долго и внимательно, что Киара поняла — он пытался понять чувства, которые она испытывала в этот момент. Горестная усмешка на его мордашке подтвердила её предположение. — Я знаю, я так виноват… — прошептал бурый львёнок. — Я не должен был ему этого говорить, но… просто не сдержался! Не мог иначе… он ведь… он ведь плохо говорил о папе! Прости. Теперь мы оба в опасности из-за меня…       Киара не собиралась злиться на сына, ведь прекрасно его понимала. Она ожидала, что их маленькая тайна о знании львёнка правды об убийце его отца не продержится долго в тайне. Даже хорошо, что Готто выяснил это именно тогда, когда она ещё ждала рождения львят — так лучше и для Кову, и для неё самой. Золотистая лишь с грустью улыбнулась, вновь лизнув сына в макушку. — Не вини себя. — тяжело вздохнула она. — Рано или поздно он бы всё равно узнал правду, ну а ты заступился за память своего папы. Ты не мог иначе. Ведь правда?       Кову неопределённо покачнул головой, виновато отводя взгляд. — Мне всё равно стоило сдержаться… — пробормотал львёнок.       Киара не успела ответить. В пещеру, хмурый и очень мрачный, прошествовал Готто. Весь прайд тут же умолк, встречая короля безмолвными боязливыми поклонами — в их небрежных приветствиях читалась ярая неприязнь к этому льву, сокрытая в глубине ненависть, в роковой день готовая вырваться наружу. Готто прекрасно знал это, но сейчас не замечал — взгляд его был прикован только к Киаре. Львица почувствовала, как Кову напрягся, распрямляясь — словно готовился к неравному бою, — оттого успокаивающим жестом обернула его лапы своим хвостом.       «Всё хорошо. Всё будет хорошо…» — мысленно пыталась она успокоить сына, но, конечно же, тот не услышал. — Киара, нам нужно поговорить. — раздался сухой голос Готто. Киара выпрямилась, смело встав и шагнув навстречу сероглазому льву. Она окинула его долгим, презрительным взглядом, после чего, наконец, кивнула. — Хорошо.       Готто двинулся в сторону выхода из пещеры, и Киара, провожаемая встревоженными взглядами львиц, направилась за ним следом. Она явно чувствовала тревогу и вину Кову, оставшегося за её спиной. Ничего, малыш ни в чём не виноват. Оставалось лишь высказать всё, что она думала, злосчастному королю.       Когда они оказались на выступе Скалы Предков, Киара устремила полный задумчивости взгляд на простиравшуюся саванну: она была одета в сочные зелёные одеяния, что подарил ей Сезон Дождей. Голубое небо с кучерявыми облаками укрывало всё это величие природы, успокаивая своим присутствием. Белый диск солнца плыл по ясным просторам бескрайнего «океана» небес.       Готто тоже долго о чём-то думал, не осмеливаясь начать разговор. Но, всё же, тяжело вздохнув, вызывающе взглянул на львицу — это ознаменовало начало их неприятного диалога… — Ты рассказала ему! — грозно процедил Готто, вышагивая навстречу ко львице. Киара уверенно взглянула на него — показала, что совсем не боялась короля. Тот, разъяряясь ещё больше, продолжил: — Он не должен был этого знать, Киара! Что было неясного в моих словах о том, что львята, рождённые после моего восшествия на престол, не должны знать о прошлых правителях?! — И что с того? — усмехнулась золотистая львица. — Знает он об этом, что в этом плохого? — Твой сын, — тяжело дыша от закипавшей внутри злобы, начал Готто. — Назвал меня убийцей! Убийцей, Киара! Своего короля!       Львица была внутренне удивлена, пускай и умело скрыла это. Она не думала, что всегда сдержанный и вежливый Кову не поскупиться на оскорбления — тем не менее, Готто явно пришлось очень постараться, чтобы так сильно его задеть. Равнодушно хмыкнув, Киара прищурила карминовые глаза. — Тебе не кажется, Готто, — нарочито медленно начала львица. — Что это было весьма заслуженно? Ты ведь в-действительности убил его отца, не так ли? — Именно поэтому я приказал не говорить ему об этом! — процедил Готто, делая очередной шаг навстречу львице и грозно скалясь. Киара продолжала сохранять спокойствие, глядя на льва равнодушным взглядом — на его угрозы ей было всё равно, пускай внутренне она сжалась при виде, как сероглазый выпускает когти. — По-моему, он заслуживал знать об этом. — сухо отрезала она. — Знать о том, как погиб его отец. Вернее, кто его убил. Если бы я солгала, это было бы несправедливо по отношению к моему сыну.       Готто вновь тяжело выдохнул, но на этот раз куда сдержаннее и спокойнее. Он задумался над словами львицы — Киара видела это в его вдумчивых серых глазах. Он был и останется для них чужаком, этого уже не изменить, но, быть может, хоть где-то осталось в его сердце добро? — Тебе повезло, что наш уговор всё ещё в силе. — наконец, грузно выдохнул король, смиряя львицу скупым холодным взглядом. — Иначе и тебе, и твоему сыночку очень не поздоровилось бы. — Не забывай, Готто, — строго пробормотала золотистая львица, окидывая его точно таким же равнодушным взглядом. — Чьих львят я сейчас вынашиваю. — Не забываю. — фыркнул Готто, мрачно усмехаясь — в его глазах полыхнул былой огонёк ненависти и злобы, он вновь стиснул зубы, злобно процедив: — Это тебя и спасло. Совсем скоро придёт время, Киара, когда тебе придётся свершить самый важный выбор в твоей жизни.       Но львица ничего не ответила — лишь в карминовых глазах блеснули холодные огоньки безмолвной злобы, коими она наградила отчужденно стоящего короля. Для неё это была не новость. Вся её жизнь в целом состояла из очень сложных, невыносимых выборов, и она, Киара, ещё никогда в них не ошибалась.       Гордо и уверенно, золотистая прошествовала обратно в пещеру, провожаемая суровым взглядом светло-серых глаз в спину.