Чужак

      Всё изменилось.       Ну, не то, что бы всё… по крайней мере, очень многое. Эти перемены не давали юному львёнку покоя.       Двух лучших друзей было не узнать, обоих словно подменили. Маджани уже не был тем весёлым жизнерадостным, пускай и немного наивным львёнком: он замкнулся в себе, стал молчаливее, но в остальном держался молодцом. По правде, разговаривать о произошедшем отказывался напрочь, и Радит прекрасно друга понимал: случись подобное с ним, с его отцом и его матерью, он бы на вряд ли вообще смог такое пережить!       Гораздо хуже приходилось Амаке. Сыграли свою роль как её безоговорочная привязанность и любовь к матери, так и излишняя эмоциональность. Впрочем, было уже не особо важно, почему ей было настолько плохо; тревожило само её состояние. Первое время она просто сидела в пещере, свернувшись калачиком и всё плакала, плакала, а ночами звала свою маму. При взгляде на неё у принца невольно сжималось сердце от жалости: он и представить не мог, насколько ей было больно терять практически всю свою семью! У неё ведь никого кроме брата и не осталось…              Это всё равно, что если бы Готто и Киара были убиты, а единственным, кто остался рядом с ним, был его брат, Тирико. Радиту было страшно о таком даже думать — нет, нет! Этого просто не может произойти, ни при каких обстоятельствах! «А ведь Амака когда-то думала так же…»       Первое время львичка не подпускала к себе никого кроме брата, да и того с большой неохотой. Радит поначалу побаивался к ней подходить, однако позже просто не выдержал: ему было больно просто смотреть на её боль и отчаяние, и, считая своим долгом друга, он решил поддержать Амаку.       В тот день в пещере никого не оказалось, только они двое. Все взрослые львицы ушли на охоту, остальные львята резвились около Скалы Предков, так что Радит решил, что лучшего шанса не выпадет уже никогда. Он осторожно подошёл к Амаке, остановившись на короткий миг и спрашивая — взглядом, без всяких произнесённых вслух слов, — «Можно?»       Амака смотрела на него долго и печально, а после кивнула, опуская печальный взгляд. Радит сел рядом с ней и прижал подругу к себе изо всех сил - она не стала сдерживаться и снова залилась горькими слезами. Наверное, ей было стыдно показывать ему свою боль, пожалуй, так оно и было на самом деле, но львёнок знал, что вдвоём переживать утрату будет для неё гораздо проще. Как жаль, что ничем большим он не мог ей помочь! — Прости, прости меня… — сквозь слёзы твердила Амака, не поднимая глаз. — Прости за м-мою… слабость. — Ты не слабая, Амака, — пытался переубедить её принц, уткнувшись носом в кремовую шубку львицы. — То, что ты смогла это пережить, уже наглядно показывает, насколько ты сильная. Я… я правда восхищаюсь тобой.       Это было искренне и от чистого сердца, принц решил не врать Амаке — всё-таки, находясь на эмоциях, душа особенно чутко подмечает любую лесть или ложь. Львичка наконец осмелилась встретиться с ним взглядом: — Но… почему? Ч-чем тут можно восхищаться? — Я бы не смог подобное пережить, — горько усмехнулся львёнок. — А ты смогла. Просто не нужно всё это переносить в одиночку… я, — Радит запнулся, а после проронил: — Я ведь рядом. Я всегда готов поддержать тебя. — Ты мой самый лучший друг, Радит. — В этот момент в её небесных глазах вспыхнуло нечто, сильно напомнившее засиявшее во всю силу солнце, наконец сумевшее выйти из-за пелены туч. Принц посчитал, что это была надежда на то, что всё у Амаки сложится хорошо — иначе и быть не могло! Когда Радит станет королём, он сделает так, чтобы ни один львёнок и львичка больше никогда не столкнулся с тем, что переживала сейчас его юная, но уже удивительно сильная подруга.       С того самого дня Амака постепенно стала приходить в себя, становилась веселее с каждым днём, и уже совсем скоро вернулась к практически привычной жизни. Только её отношение к Лимани немного изменилось, стало более холодным — Радит совсем не понимал, с чем это связано, ведь, казалось бы, горная ну никак не была причастна к смерти Тиифу! Как бы то ни было, всё постепенно возвращалось на круги своя, но…       Он опять поспешил с выводами, ведь мир снова перевернулся с ног на голову. Кову вернулся на Скалу Предков.       Радит был удивлён и непомерно счастлив! Он так мечтал наконец увидеться со старшим братом, поболтать с ним по душам, расспросить о столь многом… тем более теперь, ведая правду о суровом законе поединка, Радиту, в первую очередь, хотелось поделиться своими мыслями именно с Кову. Отчего-то принцу казалось, что он ведал о поединках больше остальных, да и вывести его на откровенный разговор наверняка будет проще, чем отца или маму. Хотя постараться всё равно придётся.       Да только Кову, как назло, будто бы не замечал его присутствия. От слова совсем. Поначалу Радит сильно сомневался в своих доводах, но с каждым днём всё больше убеждался в том, что старший брат намеренно игнорировал и его, и Тирико в том числе. Это было странно, и объяснить подобное Радит никак не мог, а ещё его это сильно задевало. — Скажи, Лимани, — он решил поделиться своими переживаниями только с лучшей подругой, прекрасно зная, что та не станет задавать лишних вопросов, — тебе не кажется, что Кову немного, как бы это сказать… сторонится нас? — Ну… так и есть, — ответила львичка с некоторой долей удивления. Они сидели чуть поодаль и наблюдали, как Кову и Лайли увлечённо переставляли каменные фигурки — глупая, конечно, игра, но Радиту было бы очень интересно как-нибудь вникнуть в её суть. — Мне всегда казалось, что это нормально. Или я чего-то не знаю? — Нет, принцесса, — вздохнул принц, — всё хорошо. Просто было интересно узнать, что ты думаешь на этот счёт.       Кофейная львичка возмущённо фыркнула, выпалив несвойственно для себя уверенно и наигранно-грозно: — Эй, я же просила тебя не называть меня так, принц Радит! — Пока ты зовёшь меня по титулу, то и я буду звать тебя принцессой. — Ах, так…       Лимани вскочила с места и внезапно повалила принца на землю, чего тот ну совсем не ожидал! Однако её столь редкий порывистый задор побудил его к незамедлительному ответу — поднявшись, львёнок попытался отомстить подруге, но та снова умело взяла над ним верх, прижимая к земле обеими лапами. Радиту только и оставалось, что во весь голос рассмеяться, моля великую и могучую принцессу о пощаде.       Всё становилось ещё лучше, ведь теперь они с друзьями — все вместе, впятером! — чаще отправлялись бродить по разным уголкам Земель Прайда. Таких прогулок выдалось всего две, но Радит был готов с тёплой улыбкой вспоминать счастливые минуты каждой из них…       Вот только не повезло. Это счастье поспешили отобрать, когда в очередной раз их, гуляющими в одиночку, застал его отец.

***

      Тирико предполагал, что подобного стоило ожидать… всем сердцем боялся, но отрицать возможность такого исхода было бы глупо.       Всё это мучительно долгое время он был, как на иголках — всегда напряжённый, словно перед прыжком, львёнок вслушивался в каждое не так произнесённое слово, каждый шаг, невольно совершённое действие. Подмечал, анализировал, а после готовился защищаться. Конечно, всё это, по большей части, относилось к его отцу — по крайней мере, так было сначала; со временем подобная привычка плавно коснулась всех тех, кто окружал юного принца, будь то взрослые львы и львицы или его же ровесники. Неважно. Подвоха приходилось ждать ото всех.       Нападение чужака усилило его настороженность, с недавних пор он лишний раз боялся оглянуться по сторонам — вдруг тот ужасный лев появится прямо за его спиной?.. Такой исход нельзя исключать, хотя его разум отрицал глупую навязчивую мысль, в то время как встревоженное сердце разум упорно не слушало. В общем, жилось принцу несладко, и если бы не брат, который всегда был рядом, старался помогать и поддерживать, Тирико пришлось бы совсем туго. С Радитом же он чувствовал себя намного спокойнее.       В своём состоянии приходилось ещё и подбадривать лучшего друга, норовившего замкнуться в себе и потерять весь тот внутренний свет, коим обладал Маджани. Наверное, принц только теперь понял, почему они так сдружились: Тирико восхищался тем извечным оптимизмом и простотой, которой был наделён янтарный львёнок, и в глубине души мечтал о таком же отношении к жизни. Жаль, что у Тирико плохо получалось не думать и не тревожиться.       Тем больнее было наблюдать, как лучший друг затухал на глазах. — Маджани, ты…       В тот день принц застал друга в полном одиночестве. Зеленоглазый львёнок сгорбился на краю скалы и, глядя куда-то за горизонт, на самый край неба, размышлял о чём-то очень печальном. Эта задумчивость была ему не свойственна, и Тирико сделал правильные выводы о его состоянии: Маджани было совсем худо. — Ты думаешь?       В ответ горький смешок. Принц решил, что друг будет не против, если он присядет рядом. Тирико прижался плотнее к его боку, зная, что так Маджани почувствует, что он рядом и вместе с тем не будет считать себя слабым или, что ещё хуже, несдержанным, проявившим свои настоящие эмоции на глазах у других. — Да, я думаю, Тик, — слабо отозвался он, тяжело вздыхая. — Вот ты похож на своего отца, как считаешь?       Львёнок замер, не в силах понять, что ему следовало ответить в этой ситуации. Он уже смекнул, к чему был этот вопрос со стороны Маджани, однако же врать другу не хотелось. А зачем врать? Тирико скажет правду, такую, какой он её видел. Зачем что-то придумывать специально для друга, если истина вполне себе соответствовала этой ситуации.       « — Тебе не нужно быть похожим на отца, будь похожим на самого себя. Ты ведь не Готто и не Радит, верно?» — слова матери сами собой вспомнились в знак безмолвного подтверждения его догадки, и принц произнёс: — Нет, я на него не похож, разве только внешностью. Я ведь не Готто. Да, быть может, у меня нет его отваги и смелости, и я бы не смог вступить в поединок с чужаком, но всё же… я это я. Если я буду пытаться стать на него похожим, то сделаю хуже только себе, хотя меня и без того идеалом уж точно не назовёшь. — Быть может, ты не идеальный наследник, — грустно улыбнулся Маджани, — но ты прекрасный друг. — Рад быть таким. Хотя сам себя, если честно, таким уж хорошим другом не считаю. — Тирико заглянул в глаза янтарному львёнку, и те, всё ещё наполненные бесконечной печалью и задумчивостью, посмотрели ему прямо в душу. Было больно ощущать этот пронзающий взгляд, и всё же принц должен был хотя бы попытаться увести друга от тех мыслей, которыми, как он предполагал, сейчас терзался Маджани. — Маджани, ты не твой отец. Может быть ты и похож на него внешне, но внутри ты другой, пойми это.       Янтарный львёнок отвёл глаза. — Как мне это понять, если я опять его вспоминаю? Каждый день, как он… как он напал на маму. Такое не прощают. — Но это же сделал не ты. Ты не виноват в том, что сотворил лев, которого ты впервые вообще увидел.       Маджани смолк, призадумавшись над словами друга. Тирико очень надеялся, что он правильно поймёт его и перестанет винить себя в произошедшем, потому что янтарный львёнок был не причём. Совсем. Скорее уж Готто не досмотрел за границами, из-за чего Тиифу поплатилась жизнью! Выходит, что вина была на его отце. — В твоих словах есть смысл, — наконец вымолвил Маджани, и неожиданный всплеск энергии позволил львёнку воспринять духом. — Я ведь этого не хотел… совсем-совсем. Я просто хотел в тот момент помочь сёстрам и матери, и… — И непременно сделал бы это, если бы была возможность, — Тирико мягко коснулся плеча друга. — Будь собой, не пытайся проводить параллели с другими. Это ничем не поможет, по себе знаю.       С тех пор дела постепенно налаживались, и Тирико чувствовал себя немного спокойнее даже в присутствии отца. Готто стал ещё задумчивее и суровее, однако он уже не так яро давил на сыновей и всё чаще позволял Тирико просто не приходить на его уроки, занимаясь только с Радитом. Львёнок не знал, в чём был подвох. Быть может, Готто боялся, что львятам открылась какая-то непостижимая страшная тайна, а они с братом пока просто не додумались, в чём же она состояла? Наверное, так.       Кратковременное улучшение вдребезги разбилось вновь, когда отец, собрав их впятером на Скале Предков, с подчёркнутой строгостью взглянул на каждого и заявил: — С этого дня без сопровождения старших со Скалы Предков ни на шаг. — Что? Но почему! — первым, конечно же, запротестовал Радит. Тирико же боялся хоть как-то возразить, поэтому просто приуныл под тяжёлым взором короля. Готто принял решение и, видимо, отказываться от него был не намерен; конечно же все львята были очень расстроены. — Потому что благодаря недавнему инциденту я не совсем уверен в вашей безопасности, — сухо пояснил Готто, и золотистый львёнок вновь попытался возразить: — Но мы же уже гуляли дважды и ничего с нами за это время не случилось. Нам уже не по месяцу, пап! — Сути дела это не меняет, — король фыркнул, и с ещё большей строгостью взглянул на сына. — Я просто забочусь о вас, глупый львёнок. Это для вашего же блага. Одним со Скалы Предков не уходить, таково моё последнее слово.       Радит осунулся, но больше ничего противопоставить словам отца не мог. Да и как он мог ослушаться, если хотел стать лучшим, стать королём однажды? Брат будет тем, кто больше остальных соблюдает запрет, Тирико был уверен. А сам песчаный львёнок был сильно расстроен: на Скале Предков ему было гораздо тревожнее чем за её пределами, теперь же придётся практически всё время находиться здесь. Рядом с отцом.       Готто посмотрел на погрустневших друзей, смягчившись. Лев тяжело вздохнул, опустившись на каменный уступ напротив них: — Не расстраивайтесь, вы всё поймёте. А пока что давайте я вам расскажу о том, как я раскрыл обман своей сестрицы и изгнал её с Земель Прайда? — Да, мы были бы не против, — кивнула Лимани, и в тон ей идею короля поддержали и остальные львята. Только Радит всё ещё сидел, насупившись, однако интерес временно переборол острое чувство несправедливости. — Ладно, так уж и быть, — согласился золотистый львёнок, и все пятеро уже приготовились слушать рассказ короля, как мимо них стрелой пронеслась персиковая львички в сопровождении сдержанно улыбавшегося льва-подростка. Друзья готовились покинуть Скалу Предков, однако их остановил громкий оклик-возмущение Радита, который, скорее, относился к отцу, нежели к двум проходящим мимо льву и львичке: — Эй, а почему Лайли может покидать Скалу Предков, а мы нет? — Потому что с Лайли Кову, он старший, — устало пояснил король, но после, заметив на себе прикованные взгляды дочери и сына королевы, внезапно переменился во взгляде. Готто мягко улыбнулся персиковой львичке и поприветствовал ту вежливым кивком: — Доброе утро, Лайли. Не желаешь присоединиться к нам и послушать историю из прошлого?       Львичка так и замерла на месте от удивления, пробормотав что-то невнятное в роде: «Ну… эм… я не знаю…», но довольно быстро инициативу на себя перенял Кову и, состроив максимально равнодушную мордашку, ответил королю: — Прошу простить нас, ваше величество, но Лайли не сможет. Мы уже давно планировали отправиться в баобабовую рощу и свои планы ну никак не можем изменить! Ещё раз извиняемся. — Да, извините, — кивнула, подобно другу, Лайли, и двое друзей поспешили покинуть Скалу Предков как можно быстрее. Радит провожал их полным недоумения взором, а Готто уже не скрывал своего недовольства. — И так третий раз за неделю…       Он бросил это тихо, вполголоса, но Тирико вполне отчётливо услышал произнесённые отцом слова. Готто пытался вовлечь Лайли в их маленький круг? Или что это только что было?.. Тирико не совсем понимал сути только что произошедшего, однако вопросов появилось ещё больше.       С возвращением Кову переменилось отношение короля к его младшей дочери, к Лайли, которую прежде Готто, подобно Кайди и Амани, предпочитал не замечать. Чем же теперь львичка стала ему интересна, Тирико не знал, но ясно понял одно: Кову отчаянно сопротивляется этому самому проявлению интереса со стороны их отца. Принц не знал причины, но сердцем чувствовал, что с его стороны этот поступок был вполне правильным.       К чему были все эти перемены, перемены, перемены?.. Тирико не знал, но предчувствие у него было ох, какое нехорошее.