Чужак

— Он просто омерзителен! Этот подлец так и намеревается протянуть свои грязные лапы к Лайли — по правде, я пока не знаю, зачем, но мне это уже очень, очень не нравится. Нужно срочно что-то делать. Нужно сместить его с трона, пока не поздно! Нужно… — Повремени с действиями, Кову.       Лев глухо зарычал, но сдавленно выдохнул под пристальным взором звёздной львицы. Его крылья всё ещё тащились за ним полумертвым грузом, однако, чувствуя их, подросток осознавал, что он, по крайней мере, всё ещё жив. Это вселяло уверенности в собственные силы, а они были ему сейчас ох, как нужны.       Спорить с Сараби было сложно. В конце концов, она представляла в своём лице интересы всех львов-предков, вот только… только Кову не устраивала их нерасторопность, их бездействие. Прямо как с матерью. Они намеренно умалчивали свои планы и свои взгляды касательно правления Готто, как будто бы их всё абсолютно устраивало! — Я больше не могу ждать, — спокойнее пояснил лев, — прайд всё больше попадает под его влияние. Этого самозванца считают героем, ты можешь себе такое представить? — Ты забываешь один очень важный аспект, мой мальчик. — Сараби плавно подошла ко льву, смерив его долгим, суровым взором. Подросток искренне не понимал, какие из его слов показались ей неправильными, он ведь говорил всё, как есть! Но следующая фраза звёздной лишила его дара речи на какой-то миг. — Готто не самозванец.       Кову застыл на месте, первое время просто пытаясь понять, говорила ли прабабушка всерьёз или просто шутила. Нет… нет, нет, нет! Этого просто не может быть! — Так… львы-предки тоже на стороне Готто? — он отступил, всё ещё не до конца веря в услышанное. Сараби молчала. Кровь в жилах льва начинала понемногу вскипать, а глаза блеснули неприкрытой злобой: — Как я могу вам доверять после этого?! — Не спеши с выводами, — хмуро отозвалась Сараби. Звёздные угодья сегодня были немногим темнее обычного. Пускай поначалу Кову и не придавал этому особого смысла, но теперь отчётливо это приметил: свет звёзды испускали тусклее, чем обычно. Песчаная львица покачала головой. — Мы за тех, с кем будут процветать Земли Прайда. И в данной ситуации твои действия таковыми не являются. — И что же вы предлагаете? — подросток сухо усмехнулся. — Ждать? Нет-нет, я бы сказал выжидать. Я правильно понял? Какой потрясающий план, только этим и занимаюсь!       В его голосе сквозила непомерная обида. Ему было так грустно и так одиноко: раньше казалось, что сами звёзды были на его стороне, готовы помочь свергнуть Готто, а после раз и навсегда установить на Землях Прайда мир! А что теперь? Теперь и предки его предали… — Уйми свой пыл, юнец.       Даже если Сараби и разозлилась, то, по крайней мере, не подала виду. Львица оставалась холодна и сдержана, хотя на её месте Кову уже давно бы сказал самому себе пару ласковых: всё же его насмешка была довольно грубой, тем более для тех, кого он прежде так уважал. Однако извиняться подросток не хотел, решив во чтобы то ни стало дождаться ответа сегодня; Кову многозначительно посмотрел на звёздную львицу, давая понять, что ожидает продолжения её слов. — Твоя ненависть может тебя сгубить, а если погубит тебя, то и все Земли Прайда вместе с тобой. Пойми, Кову: каким бы ужасным не был Готто, твоё существование на этом свете, в какой-то мере, его заслуга. Он должен был убить тебя той ночью, но не стал. При всём презрении к нему стоит сказать, что… Готто нарушил закон лишь однажды, и этим исключением из правил было его решение дать тебе право на жизнь.       Кову было больно слышать всё это, и он пока не понимал, отчего именно: из-за того, что чувствовал себя преданным, или оттого, что в словах мудрейшей была доля правды. Противной ему истины.       Готто спас его дважды: когда позволил жить и когда вернул его на Земли Прайда. Не стоило отрицать, что… это вправду произошло в далёком прошлом. И всё же лев был не готов отступать, ненависть была гораздо сильнее скупой благодарности — этот мерзавец ничего иного, кроме как злобы, не заслуживал. — Я понял, — пробормотал Кову, потупив взор. Лев решил сыграть роль послушного исполнителя воли предков ещё хотя бы раз: быть может, ещё рано поступать по-своему. — Что мне делать, Сараби? — Сохрани здравый рассудок, это главное, — львица вздохнула с облегчением, когда поняла, что правнук больше не намеревался с ней спорить. — Всё идёт своим чередом, нельзя вмешиваться, иначе станет хуже. Будь добр ко всем, прояви сочувствие к каждому независимо от его мнения и происхождения, и, — Сараби помедлила, — не принимай решений на эмоциях. Ладно?       На том разговор был закончен.

***

      Кову проснулся в ужасном настроении. Несмотря на приветливо сиявшее за пределами пещеры солнце для него весь мир словно погрузился в тень, а на первый план выступили его собственные раздумья. К большому сожалению, если раньше разговоры с великими львами-предками приносили ему облегчение и уверенность в светлом будущем, то теперь он всё чаще срывался, а потом ещё долго оправлялся от неприятного диалога и колкого ощущения покинутости в реальном мире. Но всё-таки он старательно не подавал вида. Только Лайли каждый раз с недоумением оглядывала ворчливую мордашку друга с вопросом: — Кову, всё хорошо? Ты выспался? — Да, всё нормально, просто очередной кошмар. Ничего страшного. — Наверное, с недавних пор их встречи с Сараби действительно можно было назвать кошмаром во всех смыслах. Интересы предков и единственного оставшегося в живых наследника так некстати совсем не сходились в последнее время, отчего Кову очень страдал, но ничего не мог с собой поделать.       Настроение заметно приподнималось, когда они с Лайли начинали вести разговоры о своих снах. — Знаешь, а мне совсем ничего не снится. Ну, почти. Снится, а я всегда забываю, что же там было… наверняка что-то очень интересное! — Я в этом уверен.       Вот только это утро напрочь не задалось с самого его начала, ещё с того момента, когда ночью начался его во всех смыслах кошмарный разговор с Сараби. Лайли на Скале Предков не оказалось: ту разбудили на самой заре, и несколько взрослых львиц, собрав всех младших львичек прайда, направились к водопою — обучать будущих защитниц прайда навыкам ведения боя. Кову это, конечно, очень не понравилось, но лев был вынужден признать: Лайли стоило уметь защищаться. Лев-подросток почти не умел сражаться, некому было его этому научить, так что подруге в делах грубой силы стоило рассчитывать на саму себя. Хотя, что уж скрывать, Кову очень сильно за неё переживал, что никак не делало это утро приятнее.       Он решил было прилечь, отдохнуть наедине с собой в пещере на Скале Предков, но ему опять помешали. И в этот раз лев не сдержал поражённого вздоха, когда увидел перед собой сдержанно улыбавшуюся королеву. — Доброе утро, Кову. — Доброе, — лев запнулся, мысленно пытаясь понять, а что, собственно, ему делать в этой ситуации? Он был не готов к этому разговору, совсем. Сегодня он был слишком рассержен, как и в любые другие дни для этой львицы. Тогда он решил сразу обозначить своё отношение одним только обращением: — Доброе, ваше величество.       Внешне Киара никак не выдала своего разочарования, но Кову приметил, что в её глазах на короткий миг пробежала печальная тень. Конечно, правительница поспешила её отогнать, нацепив привычную для королевских маску «вежливой заинтересованности» — как смешно было даже думать о том, что мама будет так к нему обращаться. Злая шутка судьбы? — Вы что-то хотели? — решил поторопить её Кову, осознавая, что только что — уже не намеренно! Оно… оно само вырвалось… — нанёс второй удар по матери, обратившись к ней на «вы». На этот раз Киара не выдержала и позволила себе сдавленно усмехнуться — мимолётно, почти незаметно, но сколько горечи и боли было в этом хрупком существе в тот момент. — Да, мой милый, — теперь удары принялась наносить она, и что-то болезненно сжалось в груди. Именно так Киара называла его в детстве, лев помнил это слишком хорошо, чтобы не обратить внимания. Интересно, королева заметила сковавшее его смятение? — Ты ведь один из старших львят в прайде, верно?       «Она издевается надо мной?» — Кову мысленно взвыл во весь голос, насколько официальным, нелепым, и между тем бесполезным был этот их диалог. К чему она вела? Зачем эти обращения? Но он же начал эту игру первым! Вот бы всё это поскорее закончилось… — Д-думаю, что так. — Чёрт возьми, голос всё-таки дрогнул! Чёрт его подери… — Малыш, — ещё одно обращение. Она решила его окончательно добить, зря Кову задумал эту игру! Кто тянул его за язык? — Мой милый малыш Кову, — льву казалось, что львица намеренно протягивала когда-то дорогие и так сладко отдававшиеся в голове прозвища нараспев. Он был готов умереть прямо на месте, только бы этого не слышать! — Ты же не против, в таком случае, прогуляться с Радитом?       Первой реакцией было короткое, меткое: «Что?», стремительно пронёсшееся в голове и не оставившее ни капли хоть какого-нибудь понимания. Уже после до Кову начинал доходить весь масштаб трагедии, в которой он оказался, и любой её исход был для него проигрышным.       Вполне возможно, мама хотела наконец с ним поговорить и всё объяснить. Да, скорее всего, так и было — он помнил её взгляд ещё при самом первом, робко брошенном «Доброе утро». А после, заметив расположение духа сына, быстро сменила тему на хоть какую-нибудь… в таком случае, он сам виноват, поставил на себя столь опасную ловушку! Вот только поздно было корить собственную глупость.       Либо продолжение этого невыносимого обмена любезностями, при котором у них обоих, лев был в этом уверен, в клочья разрывались сердца, либо…       Либо прогулка с младшим ненавистным братом, сыночком Готто. В тот момент второй вариант показался ему перспективнее. Выбора у него особо-то и не было. — Да, буду рад, — тяжело вздохнул Кову, принимая это предложение, словно приговор к смертной казни. По правде говоря, далеко прогулка с братом от этого не отходила.       Так, хватит драматизировать. Сейчас быстренько отделается от избалованного принца какой-нибудь безделушкой и будет гулять свободнее самого ветра! Главное — снова не остаться один на один с матерью…       Из дальнего угла пещеры на него с удивлением смотрела пара цветастых глаз.

***

      Радит не знал, что конкретно чувствовал в тот самый момент, когда они со старшим братом вместе гуляли по Землям Прайда. Впервые вместе, вдвоём, наедине, только он и Кову — наконец никто не сможет им помешать, и принц невольно задавался вопросом, с чего вдруг брату захотелось с ним пообщаться. Обыкновенно Кову был к нему довольно холоден, и, как выяснилось со временем, намеренно его избегал, но… теперь почему-то он сам изъявил желание с ним погулять! По крайней мере, так сказала мама.       Львёнок совсем недавно рассказал ей о своём сокровенном желании подружиться с Кову; реакция королевы показалась ему немного странной. Удивительно сдержанной, словно бы подавляемой иным, пока непонятным ему чувством — на тот момент Радит не придал этому значения и сейчас не собирался, ведь шанс, подобный этому, выпадает один на миллион! Другой возможности может и не появиться.       Радит послушно следовал за Кову, мысленно уже прикидывая, с чего бы стоило начать этот разговор. Чего он вообще добивался, зачем ему всё это? Ох, как же много мыслей, как же много всего того, что ему так хотелось выяснить! Лишь бы Кову позволил ему это сделать…       Глубокий вдох, затем выдох. Не время волноваться, нужно собраться и именно сейчас сделать всё, как надо! — И да… это место, которое я тебе обещал показать, оно ни в коем случае не секретное. Скоро сам всё увидишь.       Кову с усилием подавил раздражённый вздох, который так и норовил сорваться в самый неподходящий момент времени. Радит молчал, и это его злило, ведь состояние братца «тише воды, ниже травы» было золотистому львёнку несвойственным, а значит он точно что-то задумал. Что именно Кову не знал, да и знать не хотел, мало ли какие «умные» мысли могли ему привить. С другой стороны, самому начинать диалог тоже было непривычно и тошно, ведь подросток заведомо знал: разговор не сложится, и главное сейчас — не усугубить и без того не самые тёплые отношения с сыночком Готто.       Не то, чтобы он горел желанием с ним дружить, как раз наоборот. Просто лишние проблемы под носом льву точно были не нужны. — О, может, я уже с ним знаком? — кажется, любопытство всё-таки взяло над разноглазым львёнком верх, и он в нетерпении стал оглядываться по сторонам. «Раз уж я начал этот разговор, то должен его продолжать…» — На вряд ли, папочка ведь не водит вас так близко к границам, — равнодушно бросил он, но тут же пожалел о своих неосторожных словах. Радит внезапно повеселел, услышав заветное и такое знакомое слово «папочка», и начал, как заведённый: — Ты ошибаешься. Отец водит нас с Тиком к границам очень часто, почти через день! Учит нас всяким королевским премудростям, показывает Земли Прайда, раскрывает всякие секретики и тактики ведения боя. А ещё… — А ещё твой отец точно не знает эти земли так хорошо, как знаю их я, — Кову не выдержал и всё-таки съязвил, пускай и сделал это поразительно сдержанным тоном. Сразу же после этого подросток мысленно выругался, потому что явно сказал лишнее, но, тем не менее, как-либо отпираться не стал — будь, что будет.       Радит, вероятнее всего, заметил неприкрытый выпад в сторону своего отца, но виду не подал. Он помолчал какое-то время, а после нашёл, за что стоило зацепиться, чтобы немного сбавить напряжение — хоть доля определённого рода дипломатии передалась ему от матери: — Ты ведь любишь Земли Прайда, да? — Ну… люблю, — без раздумий ответил лев, не видя в этом, казалось бы, детском вопросе никакого подвоха. — Почему именно ты их любишь?       Кову про себя усмехнулся. Глупый вопрос, ведь у них, наверняка, будут одинаковые на него ответы. — Потому что здесь я родился и вырос, — пояснил бурый лев, недовольно передёрнув плечами. Поскорее бы прийти к этой злосчастной реке и пойти назад, этот разговор становился излишне вдумчивым, а такую роскошь он мог позволить себе только с одной львичкой на всём этом свете! — А ещё это красивые земли, которые дают жизнь тысячам обитателей саванны.       «А ещё эти земли когда-то принадлежали моим предкам…» — от этого, пожалуй, самого весомого аргумента подросток решил воздержаться при недо-принце. Но ему вновь оставалось поражаться тому, насколько же глупый это был вопрос с одинаковым на него ответом. — Я тоже люблю их за это! — Радит, казалось, вот-вот засияет ярче палящего в небе солнца. — За красоту, за жизнь… а ещё потому, что эти земли защищает наш прайд, а в-особенности папа и мама. Представь, сколько королей и королев любили и защищали их так же до нас с тобой!       «И из них — ни одна и ни один не были твоими предками!» Ярость заполняла его разбушевавшимся лесным пожаром, но поразительная сила воли позволила ему вновь прикусить самого себя за язык и не взболтнуть лишнего. Нет, этот львёнок не достоин знать правды, он слишком глуп, чтобы её понять! Он чётко делит мир на чёрное и белое, и белым для него окажется его прекрасный, неподражаемый, восхитительный папочка-король — иначе и быть не могло. Лучше уж придержать козырь в рукаве в лице болезненной истины на другой случай… — Как потрясающе! — его отклик был полон яда, этого Кову не удалось скрыть. Он с новой силой рванул вперёд и, мысленно проклиная этот так удачно погожий день с ясным небом и ласковым солнышком, ускорил шаг. Подросток не видел мордашки Радита в тот момент и не счёл нужным поинтересоваться о его мнении насчёт колкого замечания старшего.       Радит так и застыл на месте на какое-то время, абсолютно сбитый с толку. Непонятный порыв позволил ему собраться с духом, нагнать Кову и даже не упрекнуть его в довольно резком ответе. Золотистый львёнок поравнялся с бурым, и, осторожно взглянув тому в глаза, спросил: — Что ты… думаешь о законе прайда? О поединке, который состоялся тогда, у водопоя?       Кову вновь ускорился, молясь всем львам-предкам, чтобы этот назойливый принц наконец оставил его в покое со своими расспросами! «Заткнись, заткнись, заткнись! Сам ведь нарываешься, сам бьёшь меня по самым больным местам!»       И у него не было выбора, он должен был ответить. Иначе это могло бы показаться этому глупому несмышлёному папенькиному сыночку странным, и уж тогда пойдёт ещё больше нежеланных вопросов! Сбежать уже не получится. — Ничего я не думаю, — отрезал Кову, — зачем мне вообще об этом думать? Я не принц, я просто лев, который тут по ошибке, — вот это оказалось лишним, и подросток слишком поздно прикусил себя за язык, но успокаивал себя тем, что истинной сути сказанного Радит всё равно не поймёт. Пускай придумывает себе, что хочет. — Так что пусть поединками занимается твой отец. Победил — хорошо, не победил, — «Ну и чёрт с ним, пусть наконец гниёт в земле и не портит нам жизнь!» — плохо, но что поделать, таковы законы. Всё ясно?       Радит заметно поник, и всё-таки коротко кивнул, ничего не ответив. Короткое молчание стало для Кову настоящим облегчением, а ещё могло бы стать минуткой рассуждения о том, что и как говорить дальше, но он потратил драгоценную тишину просто на то, чтобы хоть немного успокоиться. Очень опасно, слишком. Если Радит расскажет матери — и не дай Айхью отцу! — хотя бы малую часть из всего сегодняшнего разговора, Кову не избежать серьезных неприятностей. Что объединяло его, Киару и Готто? Все они знали правду, и тем было для него хуже.       К счастью, перед братьями раскинулось глубокое ущелье, пока что остававшееся в тени позднего утреннего солнца. Кову осторожно подошел к резко обрывавшемуся краю, приметив уже знакомый отчетливый шум бурного потока воды, сталкивавшегося и срывавшегося с острых каменных уступов. Обделенная светом солнца, вода в этой быстрой реке, полноводной из-за недавних обильных паводков, казалась чёрной, как враново крыло; лишь иногда можно было заметить барашки белой пены, активно оседавшие на узких берегах реки — те находились глубже, в ущелье, и при определенных усилиях можно было спуститься прямо к устью. Конечно же Кову не собирался этого делать, а уж тем более тащить туда брата: всё-таки с подобными реками шутить не стоило. — Прошу любить и жаловать, Река Желаний, — спокойно констатировал факт Кову, мельком взглянув на золотистого львенка. Радит, кажется, ещё не забыл его прежней грубости, но интерес переборол детскую обиду. — Река Желаний? — переспросил он, с одновременной боязливостью и трепетом наблюдая за кипучими чёрными волнами. — А почему она так называется?       Кову сухо усмехнулся. Как же его раздражала эта напущенная жизнерадостность и абсолютная доверчивость этого несмышленого ребенка… он ведь даже не видел подвоха в его маленькой, шаловливой выдумке, воспринимая её за абсолютную правду! Быть может, стоит раскрыть юнцу глаза хоть немного?       Или же он просто хотел отомстить Готто, заставив его сына повзрослеть так же рано, как сделал это Кову… — Потому что только самые смелые львята могут спуститься туда, — бурый решил, что маленькая ложь на вряд ли может нанести какой-то непоправимый вред не окрепшей психике любимого сыночка Готто, — и загадать желание, коснувшись лапой чёрной воды. Не забивай себе голову, вы со своими дружками слишком трусливы, чтобы это сделать. Посмотри и забудь.       Подросток, бросая последние колкие фразы, по правде, не планировал сильно злить брата — разве что немного его задеть, самую каплю, — но терпение Радита, по-видимому, тоже было совсем не бесконечно. Золотистый принц не выдержал, и, резко отпрянув от бурого льва, пробормотал отчуждённо: — Почему ты так меня ненавидишь?       Брат смотрел ему прямо в глаза, и Кову невольно поразился тому огню, что полыхал в этих разноцветных океанах в тот миг. Вопрос… слишком неожиданный; вернее будет сказать, что Кову не ждал, что Радит окажется немногим сообразительнее, чтобы додуматься его задать.       «Это катастрофа, — мелькнуло в его голове быстро и стремительно, — о, Айхью, я не сдержусь!» — О чём ты? — Кову предпринял последнюю попытку замять нараставший конфликт, чувствуя, как всё внутри него вскипает: разум уже подгадывал ответ на вопрос поострее, чтобы ранить принца наверняка. Как бы он не пытался, распалявшийся огонь в душе было уже не потушить. — Почему ты меня ненавидишь, — повторил Радит громче и упорнее, не сводя взгляда с бурого льва. — Почему ты ненавидишь моего отца? И маму, видимо, тоже ненавидишь?       «Заткнись, ни слова о моей матери!» — Кову хотелось вскричать в голос, делая акцент на слове «моей» — его, его матери! Ни Радита, ни Тирико, только его! Он удержал лишь это. Все остальные, долго копившиеся и, к несчастью, никому не высказанные, слова вырвались наружу потоком как можно более равнодушные, но насквозь пропитанные ядом: — Ты прав. Я тебя ненавижу. И брата твоего ненавижу, и отца — о, да, особенно вашего отца! А вас я ненавижу из-за него. Вы такие же трусы, как он; вы решаете всё силой, как он. Вы такие же гнилые и подлые, ни на что не способные наследнички, как он. А ещё вы никто, как и… — Замолчи… — Радит просипел это тихо, едва слышно, но уже во второй раз это прозвучало во весь голос: — Замолчи! Замолчи, замолчи… ты ничего о нём не знаешь, ты не имеешь никакого права о нём так говорить!       Как забавно, он ведь пытался защищать Готто, защищать своего любимого отца. Кову глухо усмехнулся: — Я знаю о нём гораздо больше, чем любой из вашей компании, глупцы. Иначе стал бы я так о нём говорить? — Ты… — в глазах золотистого львёнка мелькнуло нечто, очень похожее на внезапное осознание. Разом, резко, словно что-то щёлкнуло, и принц наконец понял, в чём было дело всё это время. Следующие слова Радита ошарашили Кову: — Ты… ты просто хочешь его власти. Нашей власти, да? Ты ведь не принц, вот тебе и обидно, вот ты и кидаешься такими словами… — Ты ошибаешься, львёнок, — сухо бросил подросток, но сам же на миг задумался над словами брата. А ведь он был прав. Чертовски прав, грубо, но весьма правдиво раскрыв одно из главных желаний Кову — в котором он прежде был не способен признаться даже самому себе, — ему хотелось власти. Ему хотелось быть принцем, хотелось быть королём — это его место, его по праву рождения! Разве это плохо — желать того, что должно было принадлежать тебе, а у тебя это отобрали так бессовестно и бесчестно? Он хотел править, чтобы привести Земли Прайда к лучшему. Он хотел править, чтобы свергнуть Готто. Так что ж в этом было плохого? — Тогда почему? — повторил Радит с вызовом. — Почему? Что он сделал тебе?       «На сегодня хватит откровений…» — внезапное раскрытие собственных стремлений сильно выбило Кову из колеи, и пожар, который, казалось, раскалился до невозможного, внезапно утих. Ему нужно было побыть одному, нужно было подумать — надо всем подумать, и прямо сейчас. Больше… больше спорить с Радитом было нельзя.       Он молча развернулся и поспешил уйти подальше от злополучной реки, а после резко остановился, на прощание бросив через плечо: — Если твой брат, отец или мать узнают хоть слово из этого разговора — то ты ещё больший трус, чем я полагал. — Этого должно было хватить для его молчания хотя бы на первое время, а там, повезёт, и забудет обо всём… это же Радит, да? Радит не сможет долго таить на него обиду! Наверное…       Львёнок провожал его ненавидящим взором в спину, но не решался отступить от ущелья.