Неоднозначно плохие

      — Надо же, меня всего две недели нет, а ты уже нашла замену, — наигранно безмятежно отметила Алиса, открыв дверь, и Кира, подруга Аманды, без предупреждений освободила кровать. Аманда охнула, замешкалась, не зная, как именно реагировать, но как только пришла в себя, так сразу и набросилась:  — Где ты пропадала?! Все вернулись в академию, начали учиться, а вы с Арнадом не пришли! Анит сказала, что он наказан, а ты пропала! Алиса кинула сумку на кровать и огляделась, кривясь от противной золотой отделки стен, коснулась позолоченного стола тёмными пальцами и снесла весь морок одним толчком энергии. Мрак почти не мешал пользоваться другой силой, кроме тех моментов, когда случайно подвешивал что-то в воздухе — это сбивало заклинания. Аманда возмутилась, Кира предусмотрительно ушла, ничего не сказав, не поздоровавшись и не попрощавшись, чтобы быстрее сбежать от чужой ссоры, но Алиса предотвратила ту парой действий: призвала из браслета дешёвую агатовую пирамидку, стукнула ею о стол и крутнула. Ведьма замолчала, с раскрытым ртом разглядывая накинутую иллюзию, словно пахнувшую свежестью, и восхищённо выдохнула:  — Ва-ау.  — Мне стало скучно в племени, пришлось вспомнить обещание, — бросила, вытряхивая из браслета вещи, но когда открыла шкаф — цыкнула. Как и ожидалось, Аманда заняла всё место, завалила мятыми и скомканными вещами, просто рассовала их комами и, видимо, закрыла, пока те не вывалились. Алиса осуждающе покачала головой, не зная, что здесь сказать, телекинезом вернула выпавшие комья обратно и закрыла.  — Прости, — пискнула та, присаживаясь на кровать. — Так, где ты пропала?  — А, долго рассказывать, — отмахнулась, выметая чужие книжки и всякие мелочи, вроде бантов, лент и каких-то сухих цветочков со своей полочки над кроватью, ссовывая учебники к краю стола. Отброшенные магией предметы медленно летели прямо к Аманде, та ойкала и ловила, бурчала что-то о неуважении, а в итоге возмутилась:  — Да как ты можешь?! Сама пропала неизвестно где, не предупредив, а теперь кидаешься моими вещами, будто они — мусор! Хуже всего — быт. А худшее явление в быту — Аманда. Алиса вздохнула так душераздирающе, что та аж замолкла, запыхтела, стаскивая всё отброшенное в одну кучу на полу, села и потребовала:  — Рассказывай!  — Что именно? Как бурила дыры в нижний ярус и охотилась на какую-то штуку от скуки? Или как лечила ожоги? — прорычала, прицельно бросив в ведьму романом, но та увернулась. — Как ты умудрилась забарахлить всё за такое короткое время?  — Я не барахольщица! — возопила ведьма, сразу надувая щёки и набирая в лёгкие побольше воздуха. Видя это, Алиса отвернулась и скривилась, опознав признак надвигающегося визга, и на мгновение прикрыла глаза, пытаясь унять эмоции, прежде чем перебить её:  — Я тренировалась. Ах, тренировка — не совсем нужное слово, потому что для неё деятельность выглядела уж скорее бездеятельностью, а говоря простым словом — бездельем. Тем не менее, и сложа руки она не сидела. Аманда резко закрыла открывшийся было рот, реагируя на изменившийся тон, выдохнула набранный воздух через нос и через секунду переспросила:  — Тренировалась? Закатав рукав выше локтя, Алиса воспламенила конечность, полностью перегоняя органику в энергию:  — Мило, правда? У меня сродство с пламенем. Совсем не ложь, чистая правда. И ведь годится за тренировку, да? Но её до сих пор мелко дёргало внутри от воспоминаний о произошедшем. Умирать не очень приятно, сгорать тем более. Хотя, скорее, печься.  — Ах, это было неожиданно трудно, — призналась, не подымая взгляд на собеседницу. Вместо этого она смотрела на собственную ладонь, похожую скорее на твёрдое пламя, держащееся формы, и медленно проводила обратную трансформацию, переживая сильный дискомфорт и слабую боль. Она до сих пор не пробовала смешивать ледяную энергию с пламенной внутри себя. Элементализм не сжигает тело, а меняет его состояние. Выращенные на огневой энергии живые клетки и ткани организма не уничтожаются, а разогреваются без повреждений, правда, при определённых временных ограничениях. Алиса знала, что не лишилась тела при инициации и не воссоздала заново, а потому пока что не способна вынести полноценное превращение, но клетки в руках уже достаточно адаптировались. Организм сам завершит свою перестройку в процессе мутации. До тех пор клетки продолжат разрушаться от температуры и восстанавливаться с регенерацией — неприятно, но почти не больно. Подумав о своём болевом пороге, она обратила внимание на подозрительно молчаливую Аманду и нахмурилась. Та выглядела как-то средне между состояниями «сейчас заплачу» и «озарило», но понять без прицельного чтения мыслей, что творится в голове, не представлялось возможным… Потому что с таким странным выражением лица, та могла думать о чём угодно… Смотреть в чужие головы Алиса, конечно, умела, но недостаточно хорошо, чтобы оставлять цель в живых после попыток, а скорее пыток, так что из вариантов или спросить, или забыть. Аманда высказалась без вопросов, но немного непонятно:  — Ты — дух огня?  — …а что, только они на такое способны?  — Да. Очень странно, но вряд ли это выдумка. Конечно, Алиса знала, что только четыре элемента открывают инициировавшемуся переход от телесной оболочки до энергетической, но полагала, что такие здесь встречаются. Очень редко, но да! Возможно, просто ей не повезло их увидеть, но не бывает такого, чтобы в мире не жило хоть пары десятков огневиков… Это маг Хаоса — один на сотни миров, среди князей каждый второй получил метку Тьмы, не может такого быть, чтобы не нашлось ни одного детища Пламени, достигшего уровня воспламенения в чистом ядре. Огневиков обычно больше всех! И, как бы, в чём смысл называть инициировавшихся духами, если дух — это дух? Непонятно уже, почему они элементалов зовут духами, но разве элементаль это не инициированный маг, временно сменивший форму? Что за чертовщина? С самого прихода в этот мир она впервые испытала настолько сильное замешательство, и уже почти уверилась, что здесь элементалов и инициировавшихся зовут духами, когда Аманда снова заговорила, ещё и набросилась с расспросами:  — Алиса, что с тобой случилось? Откуда у тебя седина? Зачем обрезала волосы? Что с рукой? Как получила силу древнего духа? Та выставила руку, прося со всей вежливостью:  — Пожалуйста, стоп. Что за древние духи? Элементали?  — Да, так их тоже называют. Это порождения бога Солнца, его дети, они появились очень давно и до сих пор их количество не меняется. Бог создал их…  — Хватит.  — Ты что, отобрала у духа его силу? Бог Солнца тебя…  — Аманда, бог не создаёт элементаль, — процедила, касаясь запульсировавшей от резко нахлынувшей боли головы. — Они появляются не так, Мрак, вы такие бестолковые, когда рассказываете свои сказки, что у меня начинается мигрень.  — Алиса! — возмутилась, и та скривилась сильнее, массируя виски и шипя:  — Я в библиотеку, убери вещи. Сама поймала себя на излишней грубости, но отчего-то всё жутко раздражало, аж кусаться хотелось. К тому же, что за чёрт? Духи-элементалы-инициировавшиеся появились благодаря богу и что там с численностью? Что за чушь несёт эта ведьма? Ей требовалось срочно пообщаться с кем-то умным! Оставив сумку на кровати, Алиса вышла, на ходу призывая из браслета выжимку, помогающую унять головную боль, отсчитала капли в крышечку, обходя снующих туда-сюда девочек, проглотила, закинув голову, и чуть не врезалась в резко открывшуюся дверь.  — Не ходи под дверьми, — недовольно бросила Ирен, впрочем, не сказав ни единой гадости. Алиса на всякий случай сместилась к центру коридора, поглядывая на шагающую впереди принцессу, убрала закупоренную выжимку и почему-то тронула серьгу с алмазом. Высвободив из неё немного энергии, сформировала заклинание и уже почти выпустила, но в последний момент развеяла. Нет, вешать проклятья на принцессу — последнее, что стоит делать. Это вообще какая-то глупость. Испытывая смятение, накопленное за последние две недели, она прошла до конца коридора и спустилась в холл, где вновь обратила внимание на оставшуюся с праздника мишуру и поменявшийся круг на потолке. Знаки на нём сместились. И вышла на улицу, не заморачиваясь одеванием. Огненная энергия окружала тело ореолом, исходила от него, топя снег не только под ногами, но и вокруг. И когда лужи замёрзнут в лёд и заметутся снегом — кто-то упадёт. Не то чтобы её так уж беспокоило чужое здоровье, лишь бы потом проблем не прибавилось.  — Огненная энергия срывает мне крышу, — пожаловалась Генри, нарыв его на самом верху библиотеки. — Не понимаю, всё хочется сделать кому-то гадость, нагрубить, накричать.  — Почему ты так поздно вернулась? — спросил тот, чувствуя себя не то обманутым, не то брошенным в своём незнании.  — А, инициация в огне сожгла мне волосы, видишь, — указала она на них, зачёсанных пышной волной набок. — А Смерть пробурил дыру к мозгу, повредил череп, и теперь на месте шрама седина.  — Ужас, — язвительно поддержал тот. — А с руками что?  — С этой ничего, — пошевелила пальцами левой. — А эту мне… заменил Мрак. Оказывается, есть такая стихия. Он очень… нелюдимый. Хотя с тех пор чернота малость посветлела, а после экспериментов стала не полной, то есть сосредоточилась тонким кружевом, подражая перчатке, мелкой сетке с цветочным, но приятным глазу орнаментом. Мрак точно делал свою метку с любовью.  — Ла-адно, — протянул Генри, возвращаясь в памяти к первым словам. — Почему не спросишь у дедушки?  — Потому что он ничего не сделает, — пробурчала расстроенно. — Просит поговорить с Пламенем, но мне страшновато.  — С чего бы это?  — Ты бы его видел… После такого кошмара, — задрожала она, обхватывая плечи, и зажмурилась от неприятных воспоминаний, — невозможно жить, как раньше. Самовозгорание это точно не то, что хочется повторять снова. У него такой пугающий вид.  — Вот уж не думал, что ты способна бояться стихии, — признался озадаченный Генри, разве что черепушку не чесал, рук не имел. — После Хаоса-то…  — И в сравнение не идёт. Я впервые умерла! Хаос говорил, надо снова с ним встретиться, пока страх не запечатлелся в подсознании, но как вспомню его, так и вздрогну. Просто поверь, нет ничего хуже!  — Ну, если так разбираться, всё равно ведь воскреснешь, — грубо заметил Генри, а та хмыкнула:  — Любой огонь и жар теперь кажется так, летним солнышком на палубе корабля. А холод вообще не чувствую. Пока в рубашке шла через двор — растопила всё вокруг. Генри не чувствовал температуры, а потому поверил на слово, задумчиво похмыкал и предположил:  — Другие его не ограничивают? Ладно, лёд слабее, а Смерть, Хаос?  — Ограничивают, — признаётся, почесав висок. — Да и он сейчас, как бы ни жарил, не вредит. — И уточняет: — Мне.  — А… то есть твоя нормальная температура изменилась? — попытался он понять, что бы значили её слова, и угадал:  — Да. Я не могу пройти инициацию льда, чтобы уравновесить, нельзя так нагружать тело, пока оно не дошло до своего максимума, и пока что организм нестабильный.  — Да, перегрузка метками лучше не сделает, — согласился, умалчивая, что вообще-то некоторые и одну не выносят.  — Хуже всего, что мне сложно себя контролировать, — выдыхает она безнадёжно, и переходит к делу, ради которого пришла: — Кстати, расскажи мне о духах огня, Аманда несла бред о детях бога Солнца, я не могу такое слушать.  — А, это интересная тема, — с радостью подхватил череп. — Здесь, оказывается, нет инициированных элементарными стихиями. Пара десятков индивидов остались ещё с тёмных времён истории, их называют духами, хорошо, хоть не джинами, хотя гении ближе, но они… Будто деградировали. Знаешь, не разговаривают, не могут принять человеческую форму, просто витают себе, никого не трогают. Дикие.  — Да как так?  — А я откуда знаю?  — Что не так с этим миром? Чёрт, Хаоса нет, но вокруг полно огненных источников и разреженной энергии. Неужели не нашлось ни одного, пригодного для метки?  — Не могу знать, — с сожалением отозвался Генри. — Я много читал, потому что поначалу очень удивился, у Дика огневиков — хоть жуй, каждый десятый маг — стихийник, страшно в них тапком бросить — вдруг сейчас вспылит и сожжёт всё. Водники тихие, воздушники шлюх… Ну, ветреные, а земляные — бараны, и так каждый десятый встречный маг.  — Ну да, даже Зия стихийник, только универсал. И среди них полно меченых. А здесь почти все универсалы, но ни одного меченого, не говоря уже об инициированных.  — Вот-вот. И покопался я, понимаешь, из любопытства, потому что невозможно! И создалось впечатление, что местные боги что-то сделали, стихии на них обиделись и занесли в чёрные списки всю реальность. Алиса рассмеялась. Ну да, эти паразиты, если постараются, сотворят какую-то пакость. Стихии не бросают своих инициировавшихся, значит, всё дело в богах или самом мире. Что-то здесь не так, неизвестное явление вынудило элементалей деградировать до тупых духов. И лучше не светить свои способности, раз уж такое дело.  — Идём, я покажу тебе свою птаху, — подхватила его, подымаясь из-за стола, и Генри приободрился:  — Что за птица?  — Чучело ворона. Она оставила его по прибытию рядом с Косточкой, потому что остатки энергии в сфере теперь поглощались очень медленно, а скелет ускорял процесс, впитывая в себя избыток. И впитал, оказывается, очень быстро — к возвращению хозяйки уже сидел на целом тюке сена. Привыкшие к нему лошади не беспокоились, а прикреплённый климатический артефакт согревал воздух во всей конюшне. Наверное, приглядывающие за лошадьми работники недоумевали, зачем кто-то тратит заряд на скелет, но Алиса знала, что мёртвые кости легко замерзают и ломаются. Ворон взлетел с жерди, сверкая красными огнями в драгоценных глазах, сел на выставленную руку, а Косточка поднялся, поцокал по деревянному полу копытами.  — Хорошие мои, — умилилась Алиса, устраивая Генри на седле, и погладила Косточку по носу. Череп рассматривал птицу, сверкая уже своими икрами в глазах, и недоумённо отметил:  — А почему энергия красная?  — Вот и я бы хотела знать, — созналась, даже у Делиона видя именно чёрно-зелёную смерть. — Он просто выглядит таким с самой инициации.  — Ах, ты же умерла! Та вяло подтвердила, присаживаясь на колючий тюк, и чучело слетело обратно на жердь.  — Боюсь, больше я не смогу принять в себя ничего, пока тело не созреет. Мрак не травит, он мягкий и податливый, но Огонь сбивает баланс, его уравновешивает Хаос, а не лёд.  — Самый агрессивный в тебе именно огонь? — уточнил Генри, а получив в ответ кивок, удостоверился: — Он влияет на характер?  — Да, — предположила, вновь воспламеняя руку, на этот раз правую — они с Мраком не мешали друг другу. Лошади заволновались, пришлось быстро потушить, пока те не начали буянить, но обратное преображение проходило куда сложнее и неприятнее.  — Он не сжёг всё моё тело, оно выработало минимальный иммунитет и выдержало. Но если сейчас полностью выжгу оболочку — потеряю всю генетическую информацию. Учитель говорил, что избыток стихийной энергии плохо сказывается на организме, но мне казалось, что приспособившиеся клетки невосприимчивы.  — Но сам характер силы оказывает влияние на психическое состояние.  — И чем мне подавлять её?  — Попробуй подавлять не силу, а собственный нрав.  — О чём это ты? — сощурилась она, сосредотачиваясь на лике Генри, и заметила, как у того на секунду зависла челюсть, после чего он нудным тоном повторил:  — Ты или контролируй свои эмоции, или просто сдайся им и делай, что хочешь.  — А чего я хочу? — неподдельно удивилась Алиса, а Генри закатил зелёные светлячки в чёрных глазницах:  — Шутишь? Ну, убивать там, калечить, выпускать потроха, охотиться на магов, разрушать храмы, сжигать города, о, да, последнее тебя больше всего вводило в восторг. Ты, может, уже наконец-то выковыряешь из своей памяти всё, что тебе привил Дик, и перестанешь притворяться хорошей? У тебя это не очень получается. Выговорившись, он замолчал, а она застыла с широко раскрытыми глазами и сжатыми губами. О чём эта безмозглая черепушка?  — Но… Что говорил Хаос? Стоп, что… Нельзя всё бесследно сжигать. Нет, сжечь дотла — не хаос, не обязательно разрушать всё до корня, уничтожать. Достаточно внести беспорядок. Он учил сдерживать свои стихийные срывы, завязанные на эмоциях. Каждый срыв — убитая тварь в Тартаре, каждая яркая эмоция — снесённая голова золотой собачки, чёрного змея или конопатой ящерки. Если на мгновение представить, закрыв глаза, что жертвой выплеснутых чувств станет кто-то из окружающих, она с тяжёлым сердцем признавала, что останется одна на пустыре. Если кого-то и будет жаль, то только близких. Инрика, например, или Кириса, вечно готового помочь, занятого директора…  — Генри, кажется, убивать неправильно, — пробормотала, путаясь в мыслях, но тот застонал:  — О-омг, ты, глупая девчонка с психическими проблемами, как же меня раздражает Хаос! Зачем он трогал твою память? Ты так размякла… Память…  — Вот как… Я поняла. Дик… мы с Диком…  — Да.  — Но почему ты…  — Потому что ты запуталась. Разве ты не начала жизнь с чистого листа? Да, так и есть. Жизнь с чистого листа, где есть друзья и близкие, каким приходится постоянно лгать, и каждое решение и действие, идущее вразрез с сутью, вызывает глубокое неприятие. Постоянный стресс из-за конфликтов в себе.  — Вот как… Но разве я не лишусь всего, если вернусь к старому?  — Так и есть. Ну, не совсем всего. Останутся только такие же жестокие или любящие. Но, ты не заберёшь их с собой, так какая разница? Заберёшь… Алиса неожиданно вспомнила, почему так любит мертвецов, взявшись поглаживать окрашенной в багряную энергию рукой Косточку. Потому что их легко понять, перед ними не надо отрицать себя, а ещё они никуда не денутся. Вот именно, их всегда удастся поднять снова, они почти бессмертны, и их выйдет держать рядом до тех пор, пока в них не исчезнет необходимость. И потом столь же легко отключить, потому что они мёртвые, даже если и мыслящие. Раздражающую Аманду, к примеру, не вернёшь в гроб, когда надоедает. Тем не менее, кое-что она так же ясно понимала — ничего не останется. Это просто конфликт двух взаимоисключающих факторов.  — Чёрт, — выругалась, выстроив все эти мысли. — Чёрт. Мне всё же необходимо взять себя в руки. По крайней мере, я не должна приносить проблемы тем, кто мне дорог. Ах, я не смогу посмотреть в глаза Нику, если сейчас пойду на поводу у чувств. По крайней мере, не тогда, когда пламя накручивает агрессию. До этого ей удавалось вести себя хорошо, но сейчас без успокоительного это сложно.  — Когда это началось? Сразу после инициации? — Всё, что оставалось Генри, принять её решение и помочь ему следовать.  — Нет, в племени я была само спокойствие. Ну, гонялась за тварями, даже не знаю, как они называются, ни в одном справочнике не встречала. Немного осматривала средний ярус и собирала травы. Алиса встретилась взглядом с Генри, тот хмыкнул, считая такое, в принципе, нормальным поведением. Но там энергия искажения перекрывала другие, а к тому же, кто знает, как именно проходила охота. Она мордовала и свежевала животных с диким хохотом? Ах, уже сама охота — возвращение к обычному поведению без чужих глаз, если говорить о прошлом.  — У брата такое замечала?  — А там сложно понять, особенно, когда встречается Арнад или кто-то из совета, у них такие мерзкие взгляды, что хочется вырвать глаза, а языки порезать на ленточки. Так бесит одобрение этих двуличных ублюдков, ты не представляешь.  — Ты не изменилась, — вынужден был постановить Генри, словно врач, ставящий подпись под диагнозом. — Даже у тебя есть некие моральные установки. Мы это не обсуждали, но разве вампиры не раздражают тебя потому, что они не попытались вытащить Делиона из тюрьмы, но сейчас всеми силами поддерживают его? Я всё думал, как ты терпишь их лизоблюдство.  — Брат сказал, что клан — его дом, — пробормотала, обнимая колени. — И он их не ненавидит.  — Делион умный, он не ограничивает всё «одобрением» и «ненавистью», а использует то, до чего дотягивается, независимо от окраски с точки зрения морали. Что же на счёт тебя, то, возможно, дело в непривычке? В твоём теле произошёл дисбаланс, раздражительность — здравая реакция. Или ты станешь взрывной, как и все огневики, начнёшь в истерике валяться по полу и бросаться огненными шарами. А по привычке выпускать кишки и сливать кровь в бочки. Божечки, да ты же превратишься в Дика! — понял он.  — Но Хаос говорил, что на самом деле стихия не влияет на поведение и личность, — попыталась она здраво рассуждать.  — Практика показала иное. Она не могла оспорить, потому что видела много вспыльчивых огневиков.  — Ладно, — решила, тяжело вздыхая, — забыли. Разберусь по ходу дела.  — Снова не хочешь возвращаться в комнату? — каким-то образом догадался Генри, словно открыл в себе дар провидения.  — Так заметно?  — Ты сидишь в конюшне. Она скисла, привалилась к севшему коню и созналась:  — Аманда заняла всю комнату, будто уже попрощалась со мной. Мрак, кто ещё такой терпеливый, как я?  — Ну да, — подтвердил он, этак между делом рассуждая: — Вечно ссоритесь, но ты ещё ни разу не сорвалась. И что это: подавление или бережливость? Вспоминая, Алиса признала, что походила на пороховую бочку, пока не отсиделась в Тартаре. Там уже заразилась какой-то скукой, меланхолией, невозмутимостью, но через них всё равно прорывались вредность, конфликтность, бескомпромиссность. Именно поэтому ругалась с Амандой, но не до каких-то серьёзных последствий. И раздражалась, если подумать, тоже часто. Ну и проблемы искала, куда же без них. Со старшими билась.  — Схожу к директору, — решила, откладывая сложные и бесполезные размышления, и поднялась на ноги. — Надо узнать расписание, а ещё погреться и посоветоваться.  — Да-да, — отозвался, воспаряя в воздухе.  — Пока, милый, я ещё зайду, — пообещала, чмокая скелет в черепушку, и ворон перелетел ближе к выходу. Взяв Генри, Алиса вышла из конюшни, придержала перед чучелом дверь и направилась к башням, выбирая своему питомцу имя:  — Никс?  — Шер`он, — в шутку предложил Генри, а ей понравилось, да и оговариваемый послал волну одобрения.