Неоднозначно плохие

      На столе стояла фляжка с отваром — Дрон заглаживал вину, на подоконнике бессовестно спал Шер`он — развивался, позади дремал Шанар — зачитался, а вокруг Кириса стояли парни, обсуждая, несомненно, самую важную тему в жизни:  — На вкус как земля — грязная кровь, грязная!  — Но пахнет? Чуете?  — Да. Как для людей прокисшее молоко! Они гоготали, расспрашивая вампира про женскую кровь, текущую раз в месяц, Алиса ломала гриф карандаша, перечёркивая строчки, потому что настрой пропал и теперь в голове ассоциацией на кровь откликались жалобы Аманды. Слова убегали, разлетались в голове, будто испуганные птицы, и всякая мысль заходила в тупик. Ранарох от смеха застучал по столу кулаком, обломки грифа затрепетали, Алиса почувствовала, как застучали собственные зубы — она упёрлась локтями в столешницу, мелко загрохотала фляжка, отбиваясь в чувствительных ушах отбойным молотком. Мелкие обломки стучали, разбиваясь в крохотную крошку, фляжка барабанила, нервы натягивались. Алиса потянула руку к отвару, решив рискнуть и попробовать, но тут Франко налетел на Ранароха, стол проехался, ударился о стену, и фляга опрокинулась — Дрон её не закрыл. Капли разбились о пол, облив так же ей ноги и ботинки, все попытки успокоиться полетели к чёрту, струна порвалась, и стол опрокинулся, перелетел через ряд других и с грохотом упал — все замолчали. Алиса попыталась высушить брюки, подняв температуру кожи, но ткань истлела и свернулась твёрдыми комками, жутко завоняло — все молчали. Шерон проснулся, встрепенулся, распушил перья и постучался в окно — магия стегнула по раме, зазвенели стёкла, то распахнулось и закрылось обратно. Мерзко заскрежетал под подошвой гриф карандаша, Алиса не прекратила, пока не размазала его по полу крошкой, взяла сумку и тихо вышла, сопровождаемая кучей взглядов.  — Полнолуние, — весомо напомнил Дрон, взглянув на испуганно закрывшего голову руками Нексора и припавшего к столешнице Эрина, точно ожидавших битого фарфора. — Полнолуние. Алиса спустилась к душевым курса и заблокировала дверь магией, бросила сумку на лавочку, стянула промокшую внизу рубашку, штаны и осмотрела ногу, решая, мыться или нет. Несладкий отвар не сделал кожу липкой, но ощущался плёнкой. Ручка двери опустилась, кто-то её подёргал, попытался открыть, раздался шум… Она вздохнула, собираясь с мыслями. Неспешно вытянула из браслета вещи, переоделась, отчего-то вспомнив времена жизни с учителем и проблемы с подбором одежды, достала карандаш… За дверью матерно кричали, требовали открыть, грозя всеми небесными карами — до пары оставалось меньше десяти минут, видимо, у кого-то сейчас тренировка и им нужна раздевалка… Мысли разбегались. Магия держалась и удерживала замок. За дверью добавился голос преподавателя контрзаклинаний, карандаш дрогнул и вписал слово в блокнот, но тут же его вычеркнул — магия разрушалась. Алиса снова вздохнула, и к моменту, когда дверь распахнулась — уже складывала испорченные брюки, чтобы позже выкинуть, кратко извинилась и вышла, заметив, что задерживала второкурсников — ну и бес с ними, злыми и мерзкими людишками. До пары оставалось около пяти минут — она входила в кухню.  — Привет, Дан, — бросила знакомому лицу, магией открывая тумбочку с чашками, и тронула чайник, вызывая пламя. Вода вскипела, чай Алиса теперь заваривала только в больших чашках и, прихватив его и пару пирожков с полочки, пошла обратно к своим. До пары оставалась минута, когда она встретила на лестнице куратора, на ходу запивая пирожок.  — День, — буркнула, берясь за следующий, и тот хмыкнул тем же тоном:  — Мерзкий, да?  — Всё так раздражает.  — Так не хочу к вам идти.  — Пирожок?  — Малина? Давай. Дарин, выглянувший за дверь, медленно её закрыл, делая вид, что передумал бежать в туалет — куратор предупреждающе прищурился.  — Мерзкий день.  — А давай вместо меня лекцию проведёт Иллар?  — Как сны? — прозвучал неожиданный вопрос, вызвавший его рефлекторное ворчание:  — Не беси. — И следом подозрение, напомнившее недавнюю комедию с массовым светлым заклинанием. Но для Алисы сейчас пирожки были вкусными, чай — горячим, куратор — противным, а жизнь — прекрасной. Стих не сочинялся.  — Пробовали успокоительное?  — А сама? «Антидепрессанты», — говорил Хаос, но почему-то не рисковал пичкать ими внучку. «Начнёшь, и всю жизнь будешь цепляться, как за выход из ситуаций», — добавил, отбирая снотворные и успокоительные зелья из браслета прямо через сон.  — Стихи вот пишу. В лавочке краска закончилась.  — И как? — Не заметив упоминания красок.  — А вы знаете рифму к слову «рок»?  — Морок.  — О… А Мрак?  — Атак. Пара началась около пяти минут назад — пирожки кончились, рифмы тоже, за дверь вышел Ракуш…  — Так что ещё раз опоздаешь на пару из-за того, что захотелось чайку попить — составишь компанию уборщикам! — нашёлся Широ, сразу хмуря брови и пряча испачкавшиеся от еды пальцы.  — Простите, — искренне покаялась Алиса, понурив голову и издав жалостливый вздох.  — А я думал, что-то случилось, — выдохнул Ракуш. Она почистила руки магией, он — вытер о штаны, прежде чем разложить бумаги по столу и начать перекличку. Беспорядок ликвидировали — стол вернули на своё место, Шерон летал вокруг академии, Алиса открывала учебник, сохраняя молчание и не реагируя на напряжённые взгляды по меньшей мере половины группы.  — Так, что снова случилось? — отложил списки Широ, пометив всех присутствующих. Никто не кололся, не жаловался и не ныл, и ему пришлось переступить:  — Записывайте тему, сегодня лекция по массовым заклинаниям и их отличиям от заклинаний по площади. Новая тема не избавляет вас от необходимости научиться разделять стрелы. Кто-то приуныл, другие обрадовались, Дрон оглянулся назад, когда куратор взялся записывать данные на доске, и удостоверился:  — Порядок?  — Конечно. Просто рифма не придумывалась. Тот изумлённо нахмурился, возвращаясь обратно, пока куратор не спалил, но вскоре стремительно повернулся:  — Ты написала стих?! Каким чудом Широ не услышал громкий шёпот Дрона — осталось загадкой, но парни глухотой не страдали, и в следующую секунду на неё воззрилась треть группы, а Ракуш не выдержал:  — Ты влюбилась?  — Драконша, вон! — потерял терпение куратор, доказывая, что и у него есть предел выдержки, а слух не хуже. — Тему спишешь у кого-то другого, на сегодня отстранена. Кто недопонял Ракуша и Дрона — потеряли челюсти, слыша, как та тихо извиняется, шипит всем вокруг, какие они идиоты, складывает учебник в сумку и уходит, низко опустив голову и распространяя миазмы злости. Мысль, что полетит посуда, облетела каждого. Куратор наблюдает за событиями слишком серьёзно для простого происшествия, напряжённо думает, но возвращается к теме. Для себя приходит к выводу, что надо разобраться со всем в ближайшее время, разрешить сомнения и либо предпринять предупреждающие меры, либо оставить всё как есть — дети сами со всем разберутся? Миленькие девчонки в группе парней — к раздорам. Алиса садится под стенкой у двери, достаёт чистый лист и пишет брату, спрашивает, почему Арнад до сих пор не вернулся, как у всех дела, успокоился ли «безутешный отец», — когда отбывала, тот всё ещё наводил шум, присылая своих доверенных вампиров для слежки за всеми подозреваемыми, как там аграрные реформы и прочее… Не говорит о том, как надоело сидеть на месте, ограничивать себя воротами академии, срывать злость кистями, покупая краски ящиками, и кувалдой, отбивая металл в диски, а камни в пыль, ах, ещё разбитой посудой и плевками огнём с обрыва. Прекрасное чувство — жечь золото и бить посуду, но способность вернуть их в прежнее состояние убивает всё удовольствие. В голове вертятся строчки, что-то вроде: Точка падения — Жизни отсчёт. Песочное время, Смерть тебя ждёт. Бездна бездонная, Время бежит… И прочий бессмысленный бред, едва связанный мрачным намереньем и итогом смерти или упадка — у неё дурное, мерзкое настроение, прямо как дождливая, серая и зябкая погода, превращающая упавшую осенью листву в грязь и разносящая ту по всем коридорам. Ей так хочется солнца, как во время долго пребывания в клане, не хватает света, белого цвета и тепла — весна ещё не пришла, но снега не осталось. И хочется запереться в уютном месте, заполнять записную книгу ровными буквами, выведенными пером, пить горячий чай с лимоном или мелиссой, а не общаться с парнями, для которых стих — аналог любовной дряни, а одно только подозрение в оной заставляет плеваться обидным «девчонка» или ещё чем. Ракуш никогда не скажет подобного, Дрон тоже, но их реакция — что-то в ней не так. Даже взгляд Кириса стал таким недоумевающим, что стыд залил щёки, и захотелось послать всех к чертям и бросить академию, а под конец — расплакаться. Наверное, это просто несбалансированный эмоциональный фон, возможно, какие-то гормональные сбои, подростковые девичьи «наплывы» — невозможно ведь всё время оставаться такой же, ровно как и нельзя бросаться столами из-за раздражения. Алиса выливает свои страдания такими же депрессивными и непонятными, как и собственное состояние, стихами, предполагая, что так делают многие девочки возраста двенадцати лет, но и ничего странного в этом не видит, только чужие взгляды заставляют руки дрожать в желании порвать свои чувства и выбросить в урну. Дарин снова выходит, чтобы сходить в туалет, не сразу видит её и запинается об ноги, возвращаясь из своих «облаков» на «землю». Алиса шипит, потирая лодыжку, складывает блокнот и письмо, подымается одновременно с ним и спускается по лестнице, то ли случайно, то ли намеренно поддерживая один темп. И когда достигает низа башни — он останавливается и негромко бормочет:  — Прости, что отдавил ногу.  — Нет, сама виновата, — бросает, собираясь выходить, но Дарин как-то неловко мнёт в пальцах прядь пшеничных волос и признаётся:  — Я тоже пишу стихи. Успокаивает, помогает немного облегчить душевную боль. Она так явно чувствует шок, что не находит слов, но в последний момент, когда он уже идёт по своим делам, выдавливает:  — Спасибо, Дарин! Не понять, за что благодарит, но он кивает и скрывается за дверью, а ей неловко — кто бы мог подумать, что этот полуэльф такой же нежный, как девочки-подростки. Вдвойне неловко, потому что сама распустила сопли и разнюнялась до того, что Дарин — эта обморочная принцесса, сочувствует и оказывает поддержку. Но, пожалуй, всё не так плохо.  — Прогуливаешь? — спрашивает Инрик, столкнувшись в дверях башни.  — Выгнали, — улыбается, протискиваясь мимо него. — А ты?  — Опаздываю, — лыбится он широко, и не скажешь ведь, что познакомились в не самых приятных обстоятельствах.  — А, ты что-то узнал о той экспедиции? — спохватилась, вспомнив их старый разговор, и Инрик чуть не стучит себя по лбу:  — Постоянно забываю тебе рассказать! Ребята заверили, что пока только исследование, прощупать почву, посмотреть. Идти на контакт с жителями планируется через пару лет, смотря, как пойдёт анализ.  — Ах, а ты сам что хочешь?  — Я не знаю. Если найду вариант получше — не буду рисковать. Что думаешь?  — А-а-а, — протянула, зарываясь пальцами в волосы, зачесала их назад, подняв голову к серому небу и потерявшись в размышлениях: — В общем, если захочешь — скажи мне, дам пару советов как не попасть в ловушку и не привлечь внимание. Инрик глянул наверх, словно искал где-то там часы и проверял, как сильно опоздал, но не поспешил оставить разговор:  — Но что ты посоветуешь? Организаторы сами ничего не знают, это не корона, а вольные маги, учёные. Пока они приготовятся к своей экспедиции — я как раз выпущусь.  — Соглашайся, — пожала она плечами, но поставила главную установку, подняв вверх указательный палец, покрытый сетью Мрака: — Запахнет жаренным — сворачивайся. Есть несколько способов обнаружить ловушки, будешь аккуратным — выживешь, а если нападут аргониане — зови Джарх-айю. Буквально вопи в голос его имя.  — Да уж, — вздохнул Инрик, засовывая руки в карманы и не переставая пытаться понять её. — То говоришь, что мы все умрём, то советуешь идти.  — Давай поговорим об этом, когда появится больше времени? — предложила, признавая за собой такой грешок, и тот резко опомнился, дёрнулся к двери:  — Ах, точно! Увидимся! Обязательно расскажи мне побольше!  — Конечно. Если это не корона — шанс выжить куда больше, но пользы от таких связей, пожалуй, меньше. Ну, оно и к лучшему — пусть берут пробы почвы, растений и прочего, от этого никому хуже быть не должно. Третий курс за башней тренировался на полигоне — воодушевляющие вопли Вистара разносились по всей округе, Иллар не переставал кричать им, чтобы ровнее держали щиты, Алиса отдалялась, но продолжала слышать. Из вариантов времяпровождения у неё оставались библиотека и столовая, и, изменив очерёдность, она собиралась воспользоваться преимуществом только недавно начавшихся пар и поесть, а потом обменяться мыслями с Генри — пожаловаться на отобравшего успокоительное Хаоса, поплакаться на начавшийся нервный тик, отправить брату письмо… Шерон гонялся за белым магическим голубем в небе, Алиса глядела на них в раздрае чувств: отозвать или пусть поймает? Но голубь снижался и вдруг рухнул стрелой вниз, где развернулся запиской. Лист истлел в руках, стоило ей прочесть пару строчек. Она скривилась, будто заныл зуб, и всё равно пошла в столовую, поймав на руку снижающегося ворона — когти заскрежетали о чешую, порвав серый рукав. Шерон перебрался на плечо, Алиса починила рубашку и вытерла налипшую на подошву грязь, теряясь в догадках, когда и какую границу перешла. Оглянулась проверить, не летит ли следом вторая записка, и закрыла за собой дверь.