Неоднозначно плохие

      В окно кто-то негромко стучал — так в принципе делала только одна личность, и, отдёрнув штору, Широ уже готовился ругаться, когда подавился невысказанными словами. Приоткрыв окно, выглянул, убеждаясь, что там никого, запер, а после всё прошло так быстро, что сердце не успело пропустить и трёх ударов: пружинящий прозрачный щит потушил всплеск магической атаки, а Алиса шлёпнулась на задницу, застряв одной ногой в собственной тени. Сердце стучало быстро — он считал толчки в груди, пока смотрел в её очень близкие, перепуганные и ошеломлённые, широко раскрытые зелёные глаза со сжавшимися до крохотных точек зрачками. Голос звучал крайне хрипло:  — Молодец. Шустро, очень шустро — успеть защититься от выпада отставного мага с послужным списком большим, чем перепись половины жизни желторотиков первого курса. Широ требуется ещё с полсотни быстрых ударов сердца, чтобы осознать всё и прекратить давить на щит, а ей ещё несколько, чтобы опустить руки и развеять защиту, а после облегчённо выдохнуть, растягиваясь на полу с закрытыми глазами, расслабить напряжённые мышцы и признать:  — Ну вы и псих.  — Кто в своём уме пробирается втихую к боевому магу? — шипит Широ, отворачиваясь от почти полностью погрузившейся в тень адептки.  — Сами сказали, прийти так, чтобы никто не видел, а я как раз разучиваю теневую магию.  — А раньше что, не умела?  — Только связывающее, а сейчас брат показал пару фокусов, — бросает, вылезая из тёмного пространства, и когда уже чувствует себя на твёрдых досках — отпускает энергию Мрака. Он мягкий, и тени тоже мягкие, но от одного только страха, что ногу оторвут и поглотят в тёмное пространство, если упустишь контроль, руки начинают подрагивать. Или от пережитого, выплеснутого адреналина.  — Ах, ну да, клан Ходячих тенями, у них это в крови, — соображает куратор, завешивая окно. — Ты так быстро среагировала, другой бы уже конечности склеивал…  — Есть опыт.  — Неужели? Его тон вопросительный, он явно любопытствует, как и любой опытный боец у новичка, выпячивающего грудь колесом и хвастающегося, что убил целого гоблина. Такие бойцы не ставят на место загордившихся, они с большого размаха сбрасывают их вниз и пару раз топчут, вбивая истину. И хоть Алисе меньше всего хочется выставлять себя новичком перед ветераном, а тон задевает.  — Да, — говорит, подбирая под себя ноги на жёстком полу. — Когда моему учителю становилось скучно — он выходил на охоту. На магов, — выделяет, растягивая губы в улыбке. — Как правило, светлых, а рядом с ними толпы боевых инквизиторов. Первое, чему он меня научил — держать щит, второе — главное не отлететь от первой массовой атаки.  — Твой учитель — псих, — бормочет, присаживаясь за стол, и кивает на другой, оборачиваясь к ней: — Садись. Алиса думает, что сейчас начнётся серьёзный разговор или головомойка, но этот резко кривится и мерзко рычит:  — О, небеса, что это? Она непонимающе оглядывается, вертится, застыв на месте, а тот закрывает глаза ладонью и глухо конкретизирует:  — Что на тебе? Почему ты в юбке? И почему она белая? Алиса опускает взгляд на свои ноги, пялится в попытке понять, что происходит и почему он психует, невнятно говорит:  — Эм, ну… Брат с Агаром послали Айнера надавить на мою жалость, а в этих юбках, оказывается, удобно из-за разрезов… Э-э… Господин Широ, я не ношу их на тренировки… А белая, потому что мрачная погода … Она шмыгает носом, а Широ испытывает неловкость из-за своей резкости, но достаточно представить её в таком виде на занятиях, как голова раскалывается от мигрени:  — Ты хоть представляешь, как отреагируют ваши парни? По тону он хочет убивать или убиться — Алиса прекрасно понимает такое состояние, но не может уразуметь, почему сегодня куратор ко всему цепляется — у него тоже полнолуние?  — Но я не хожу в ней на занятия. И вообще, — возмущается вдруг, упирая руки в бока, — какая кому разница?!  — Вашим, видимо, есть разница, иначе моя голова бы не раскалывалась!  — Я не понимаю. Широ глянул на неё краем глаза и поблагодарил про себя небеса, что ноги не голые — хотя ранней осенью она гоняла по общежитию в пижамных шортах, но тогда мало отличалась от малолетней балбески. Вспомнил, как сам же её подкалывал на Самайн, и скривился — ну что за чертовщина? Почему от одной девочки так много головной боли?  — В этом году первый курс — сплошные слизняки и психи. А сам подумал, что дело не в ней, а именно в этих психах и слизнях, подкидывающих лишнюю работу и бесящих жалобами. Но Алиса молча отодвинула стул, поскрипев ножками о пол, села подальше от него, замечая, что в комнате прибрано. Вот уж точно полнолуние, того гляди, сорвётся и обратится, псих неадекватный. До иррациональности странный человек! А может, ему становится лучше, но побочным эффектом вылезает какая-то нестабильность и раздражительность? Но она молчала, не нарываясь на ссору, рассматривала изменившуюся обстановку, гадала, что такого случилось.  — Давай сюда свои стихи, — потребовал, постучав пальцем по столу перед собой. — Все. Я сделаю выводы и обсудим.  — Совсем вас не понимаю, — понуро выдохнула Алиса, вытаскивая из браслета блокнот в кожаном переплёте, где помимо записей так же и зарисовки рун и каркасов заклинаний чернилами. — Что я такого сделала? Это парни раскричались, я вообще тихо сидела.  — Да знаю, — отмахнулся он, отобрав блокнот, и пролистал, осматривая «фронт работ». — Это всё?  — Ну да. Не так уж их и много, меньше десяти. Широ начал с последнего — короткого и недописанного, проглотил его залпом и почти завопил:  — Не пялься так на меня!  — Вы первый, кто видит мои стихи, — объяснила, закатывая глаза. — Конечно, я буду смотреть на вашу мимику! Но в итоге достала книгу, раскрыла и отвлеклась, позволяя этому непризнанному ценителю искусства спокойнее вернуться к своему сумасшествию.  — Не подвенечное, да? Что-то вроде савана? Алиса угукнула, вспоминая эти строчки: Нимфа стоит у окна, А её цель не видна. Нимфа идёт в белом платье, Но впереди пелена Шепчет нам всем проклятье.  — Умерли?  — Конечно.  — В чём тогда смысл?  — Ну, они идут в бой. До цели далеко, а невеста близко, но она — аналогия смерти в белом саване. Или это труп чьей-то невесты, я не знаю! Писала, что в голову приходило. Стихи выходят странными, не всегда смысл лежит на поверхности, но почти все заканчиваются гибелью. Алиса осознаёт, что не хочет их перечитывать, да и пишет в состоянии транса, запечатывая боль и депрессию на страницах. Точно так же, как делает с картинами, заставляющими здоровых людей испытывать дискомфорт. Эти чувства совсем не явны, они не тревожат, пока сидишь и читаешь учебник или томик труда гения, пока общаешься с кем-то, да пусть и бессмысленно сотрясаешь воздух. Но постепенно скапливаются и отравляют, подобно переизбытку тёмной энергии внутри организма, изнашивающей органы. Их нужно так или иначе выплёскивать, а не подавлять, и вместо того, чтобы ссориться и крушить всё вокруг получается находить отдушину в мирном занятии. Ей всегда становилось легче, стоило взять в руки книгу или нож, облегчение заполняло лёгкие воздухом, когда потоки вязкой крови скатывались по желобкам в чаши, а тела покрывались красными орнаментами — некромантия или магия крови расслабляли, а смерть, вдыхаемая с кислородом, вынуждала отринуть мирские трудности. Когда учителю становилось плохо, когда он вспоминал своё прошлое, а ведьмы под рукой не находилось — шёл убивать и развлекаться, проговаривая своей подопечной: «Смерть дарит краткое облегчение, как и алкоголь, никогда не поддавайся им. Будь сильнее меня».  — Какие они у тебя все мрачные, — подытоживает куратор. — Что такое «Альбедро»?  — Конец света в верованиях одного народа. Становится очень тяжело, изо дня в день жить всё сложнее — если это ноша Драко, то понятно, почему предшественники такие странные. Алиса замечает — чем больше думает о людях, каких-то глобальных проблемах, тем ниже пригибает к земле тяжесть — трудно дышать, а сердце обливается потом — кровью, кряхтя от усталости. Все эти мысли бесконечно наталкиваются на одни и те же тупики, но понимание непозволительности бездеятельности заводит круговорот заново. Необходимо что-то изменить, но само слово «спасти» вызывает только неприятный холодок по затылку.  — И опять все погибают, — озвучивает вывод куратор, закрывая книжицу. — Здесь только безысходность и смерть. А ещё поэт из тебя ужасный — то боевые напевы дроу, то слова на эльфийском, то ещё на каком-то. Лепишь, лишь бы рифмовалось!  — Разве не все стихи такие? Он пожимает плечами, возвращая ей писанину, и чувствует угрызения совести — вот так нагло взял и вытряхнул чужое сокровенное… Но цель оправдывает средства, пока те не слишком большие и не берутся в долг. По крайней мере, теперь он знает, что ей плохо, а не она влюблена — одной сложностью в группе меньше, потому что первое приводит к эмоциональным качелям и соответственным срывам, вроде бьющейся посуды, а второе, скорее всего, ввергнет в хаос половину факультета. Алиса не социальная бабочка, но у неё много друзей и знакомых среди разных курсов, и все они противоположного пола. Вот только ей плевать на половые и расовые различия, а им — нет.  — Зачем ты вообще пишешь, если не получается? — следует логичный вопрос, и не совсем ожидаемый ответ:  — Нимфа сказала, что так справляются со стрессом, если слабые успокоительные и медитации не действуют, Аманда кричит, что под мои картины нет места, карманы у меня тоже не безразмерные, да и краска закончилась, — объясняет, закрывая учебник, и тот интересуется:  — Рисуешь? Она кивает, и это так неожиданно, что ему не верится:  — Покажи что-то. Алиса размышляет, выбирая приличное, но останавливается на всё ещё самом удачном портрете Дика — масло высохло, а ничего лучше пока что не вышло, подобрать тон кожи, похожий на Делиона, невозможно, пока не привезут новые краски. Белая закончилась вслед за чёрной. Она прячется за полотном в раме, придерживая с боков, а куратор долго молчит, прежде чем задать вопрос:  — Кто это?  — Мой учитель. Всё боялась забыть его лицо. Широ спрашивает не то, что собирался, поддаётся закономерному в данный момент любопытству:  — Этот твой учитель, похоже, неприятный человек, но что ты к нему чувствовала? Просто картина выглядит приятной, не смотря на многочисленные обратные факты. А чёрная аура изображённого человека смягчается.  — Я любила его, — вылетает быстро и бездумно, и он не видит её лица за картиной, но догадывается, что там, должно быть, покрасневшие скулы и блестящие, широко распахнутые глаза. Но её голос не падает до слезливого шёпота, а звучит мерно:  — Дик воспитал меня, и я любила его вместо отца. Ему страшно, но она не плачет, становится всерьёз неловко, а ещё… Широ преисполняется вины, не понимая, зачем завёл разговор о её учителе. Сколько ей было? Лет десять? Меньше?  — Вы же воевали, — к чему-то говорит Алиса. — Но вы воевали ради короля. Дик убивал, когда ему того хотелось, но вместе с тем… Это то, что воспитало меня. Да, Широ помнит слова об охоте на магов. Маленькая девочка и псих-маг, убивающий от плохого настроения. Почему она выросла такой? Нет, какой она выросла? Что здесь делает?  — Зачем ты поступила в Шагдар? Почему именно в мою группу?  — Я вам настолько мешаю?  — Это не так.  — Тогда… я не понимаю. Мне сложно понять живых. Алиса впервые признаётся кому-то и слушает негромкий смех закинувшего голову назад куратора, под конец выдающего:  — Боже, я чувствую себя врачом на приёме. Нет, ты не мешаешь, я бы даже сказал, оказываешь помощь мотивационным флагом подавляющей силы. Слабые подгибаются, а сильные пытаются тебя догнать и тренируются.  — Тогда почему вы меня позвали?  — Потому что я не хочу лишних проблем. Алиса молчит, убрав картину и глядя на него, потерянного и неопределившегося с мыслями, сжимает переплетённые пальцы, отвлекаясь на боль, благодаря чему спрашивает безразлично:  — Мне надо уйти с группы?  — Нет, — резко отрицает, но куда мягче продолжает: — Я неправильно выразился. Как куратор, я не хочу, чтобы они доставляли тебе проблем, в тоже время так же и не желаю разбираться в ваших ссорах и конфликтах. От одной тебя больше раздора в группе, чем от всех остальных. Ты как мишень.  — И что мне с этим делать?  — Откуда я знаю, что у тебя в голове? — игнорирует он вопрос. — Сначала все эти двусмысленные крики: «Для одного-единственного, чтобы не мучили кошмары», — кривляется фальцетом. — Теперь ты пишешь стихи, эти малолетние козявки с бесполезным старым оборотнем с психикой четырнадцатилетнего пацана обсуждают факт твоей влюблённости. А ещё ходишь в юбке.  — Почему вы прицепились к моей одежде? — выделяет, сдерживая улыбку от комичной характеристики Дрона как «старого оборотня с мышлением четырнадцатилетнего».  — Потому что, повторюсь, я не хочу, чтобы безмозглые идиоты нарывались на неприятности, портили жизнь тебе, мне, как отвечающему за вас, и Нику.  — Так что мне делать?  — Если бы я знал, — признался, испытывая отчаянье.  — Господин Широ, на счёт тех моих слов перед всей группой, это потому, что я испытываю вину, — призналась, отводя взгляд, и рассказала то, о чём не собиралась: — Моя магия перед Самайном, когда мы прогоняли магов, усугубила ваше психическое состояние.  — Да брось, я же боевик со стажем, — фыркнул, прочищая горло. — На мне достаточно амулетов защиты.  — …вот как…  — Расстроилась?  — Я разучила Святой дождь, чтобы снять последствия воздействия и помочь вам, мне показалось, что лисий огонь слишком медленно работает. И меня чуть не стошнило от непереносимости светлой магии!  — К слову, и часто Дрон наведывается в ваше крыло? — поинтересовался, пытаясь перевести тему, но она не повелась:  — Господин Широ, к чёрту Дрона, я испытывала вину перед вами с самого инцидента! А он испытал куда большее смущение, чем раньше, неловко кашлянул и решил, что пусть эти парни… да, вместе с Дроном идут к чёрту!  — Ничего не делай! Алиса ахнула и вздрогнула от неожиданности, вытаращилась на него, смотрящего прямо и твёрдо, и растерялась:  — Что?  — Ничего не делай. Игнорируй этих идиотов. Хочешь писать стихи — пиши, хотя рисовать у тебя лучше получается, нравится бить посуду — разбивай о раздражающие лица!  — А… вы же сказали, что я доставляю много проблем…  — Забудь, что я сказал, — отмахнулся Широ, расчувствовавшись от проявления чужой заботы. — Кстати, ты плохо себя чувствуешь, да? Алиса стушевалась, перестав его понимать, и пробормотала:  — Кажется, я переживаю сложный период… — В том числе и сейчас, когда пытается разобраться в происходящем.  — Подростковый, девчачий или драконий? — перечислил с таким видом, будто уже записался во врачи и готов выслушать все жалобы пациента.  — Подростковый с поправкой на драконью родословную, — определилась, находясь в какой-то прострации от поведения повеселевшего куратора:  — Тогда у меня вся жизнь как сплошной подростковый период с поправкой на родословную.  — Но вы сидите на выпивке, а я на зельях, — вздохнула она, хоть те уже отобрал Хаос. — У меня тяжёлый период, усложнённый недостатком солнца — я дракон, оно мне необходимо, без него всё совсем плохо, — проныла, хватаясь за голову, и тем же плаксивым тоном продолжила: — Во мне приживается сильнейшее из всех существующих пламя, его энергия дёргает нервы, как струны, и не даёт спать. Сегодня Аманда сказала, что ночью из меня выливается странная сила, а Шерон её лакает, как собака, страшно светя глазами. Она не могла уснуть после увиденного. Несколько десятков секунд длится тишина, Широ размышляет, приходя к выводу, что поступает правильно, вставая на её сторону, пусть это и грозит вечными сварами в группе, и переспрашивает:  — Энергия смерти?  — Да… Иногда появляются подозрения, что я медленно превращаюсь в нежить.  — Станешь, как Упырь, — пошутил он, размышляя над ситуацией. — Почему не сходишь к целителям?  — А что они сделают? Скажут, что с метками надо обращаться к кому-то со специализацией, а не к ним.  — Меченые смертью не очень-то похожи на людей, — заметил, окидывая её новым взглядом, и задержался на седой пряди волос.  — Он вырезал часть моего черепа, чтобы добраться до мозга, — объясняет, проследив за взглядом. — У брата так же.  — Да, с метками надо обращаться к меченным, — согласился, снова переводя взгляд на потолок, и поделился, почти похвастался: — А я перестал пить… Ну, на пути к прекращению. Теперь столько свободного времени, начал читать… Про разновидности рыб.  — Они милые и успокаивают, — покивала Алиса — тоже листала атлас ради цветных картинок.  — Хочу завести рыбок, но боюсь, умрут от голода.  — Предложите директору поставить большую банку в холле.  — А ты головастая, — похвалил, взяв идею на заметку. — Так что там с Дроном? Она скривилась, передразнила:  — Ах, Дрон, милый Дрон, ах, быстрее, дорогой, быстрее…  — Фу…  — Фу. За стеной, в три часа ночи.  — Хоть перестал?  — Да, хвала Хаосу.  — Знаешь, каждый год вижу новых зелёных ребятишек, иногда среди них и девчонки попадаются, видела курсами старше. Но от девчонок там одно слово.  — К чему вы ведёте?  — К тому, что вы с парнями друг другу ещё немало крови выпьете. Ты слишком отличаешься от них, принцесска. Ещё и девочка. Вот влюбишься в кого-то — и всей группе конец.  — Да бросьте.  — Скажи, кто из нас всех переживёт явление влюблённой княжны-дракона? — здраво заметил, не представляя себе грядущий кошмар.  — Я влюблена только в магию, — фыркнула, гордо задирая подбородок.  — Да-да, это до первой весны и дня влюблённых. Но, если серьёзно, то ты задумывалась, почему боевички похожи на перекаченных горилл?  — А…? Перекаченных горилл? Ну и сравнение! Хоть Алиса не стала возмущаться, но впала в краткий ступор — да, неприятное зрелище, но неужели все парни так о них думают?  — Это крайне неэтично, — определилась она наконец-то с мыслями.  — В задницу этику, — грубо отрезал Широ. — Тупая гора мышц Фрид во время каждой тренировки бросал им ужасные комментарии. Представь себе, как во время боя он комментирует… пирожки. Просит раздвигать ноги перед парнями в постели, а не на поле боя.  — Мастер… Фрид? — недоверчиво выдохнула Алиса, ни разу не услышав от него ничего подобного, и внимает объяснению:  — Ты оборотень, к тому же, дракон, поэтому к тебе у него особое отношение. Он жутко дискриминирует человеческих женщин, но не очаровательных щенков.  — И вы ничего не делаете?  — Алиса, мы преподаватели. Прежде чем идти сюда, эти девушки подписали определённые договора, они осознавали, куда пришли и что их ждёт. Разве наша вина, что им не хватило сил вынести его издевательства? Во время реального боя и не такое возможно, а если их попытаются изнасиловать? Закалка необходима, таков их метод решить вопрос. Мне их жаль, но… — он покачал головой, не заканчивая.  — Это… их выбор, — поняла Алиса, но не приняла: — Это плохо. Ей не раз доводилось слышать то же самое от Хаоса — пусть всё идёт своим чередом. Каждый имеет право на ошибки и попытки исправить их самостоятельно. В конце концов, слабый остаётся слабым, даже если усиливает своё тело — психически ничего не меняется. А сильному нет нужды оглядываться на слабых. В конечном итоге, когда Широ открывает рот, Алиса принимает решение не придавать значения чужим ошибкам и страданиям — пусть развиваются самостоятельно. Если не собираешься вмешиваться, то и забивать себе голову незачем.  — Как бы там ни было, ты — совсем другой вопрос, к тому же, принцесса, — рассуждает Широ, сейчас выглядя, как нормальный человек, нет, как ответственный и разумный человек, а не эмоциональный псих-алкоголик. — Ник осознавал будущие проблемы, но… неожиданно они обратные нашим предположениям. Алиса склоняет голову набок и уточняет:  — Вы опасались, что я натворю глупостей, и на вас падёт кара Делиона за то, что младшая княжна превратилась в перекаченную гориллу? Звучало смешно, но самое печальное здесь было то, что у них имелись основания для переживаний, и она это видела. Хаос следил за телом последнего наследника Драко больше других, по крайней мере, когда появлялась существенная угроза развитию — он всегда вмешивался. Но Алиса ничего об этом не сказала, а продолжила смотреть на серьёзно кивнувшего куратора. Согласившись, он так же добавил:  — Но дело не только в физическом аспекте. Сейчас Фрид над тобой не издевается, но кроме него есть так же и целая группа, нет, весь факультет парней. Мы предполагали, они попытаются тебя сломать, но ты хорошо держалась, а сейчас происходит нечто странное.  — Разве?  — Да. Но ты не видишь очевидного, игнорируешь самое простое и лежащее на поверхности, даже мне, куратору, нет, вашему преподавателю это заметно.  — И что же я упускаю?  — Я не хочу напрягаться объяснением психики парней их возраста. Нет, знаешь, большая их часть не изменится и через тридцать лет, так что не забивай себе голову глупостями. Просто не обращай на них внимание.  — А… Оу, — произнесла, совершенно потеряв смысл его наставлений.  — Да, не обращай на них внимание, занимайся своими делами и предоставь их самим себе, пусть сходят с ума, не втягивая тебя.  — Но… Разве игнорирование конфликта не приведёт к крайней точке накала? Но именно этим она и занимается большую часть времени — отодвигает проблемы взаимопонимания с другими на дальний план, поскольку и с собой-то не разобралась достаточно. Просто заваливает себя тем, с чем проще справиться, пусть и «спасением мира», пусть и от слова «спасение» бросает в дрожь, и внутри всё нутро переворачивается, протестуя. И Широ соглашается, всё ещё не отводя взгляда:  — Да, иногда необходимо довести до крайней точки, чтобы увидеть всё в полной мере. Не ограничивайся половиной, полумерами и взглядом с одной стороны, просто создай хаос, чтобы увидеть всё. Абсолютно всё, в том числе плохое. Твои друзья могут казаться тебе милыми, но это не так. Совершенно не так.  — О… — выдохнула, среагировав на рефлекторном уровне на отдельные слова, всем нутром их ощутила: — Хаос, верно. Нужно навести хаос.  — А, не прикладывай много усилий, он сам закрутится, рядом с тобой неспокойно, даже когда ты просто часами читаешь книги. Ты бы видела их взгляды и споры на очерёдность…  — Что?  — Что? — сделал вид, что ничего не говорил, Широ, и повторил предыдущее: — Не обращай на них внимание и спокойно учись, развивайся в своём темпе, не важно, быстрый он или слишком быстрый. Отдыхай, когда необходимо отдохнуть, хорошо питайся и думай о себе, а не о них.  — Да… Иногда мне кажется, что у вас всех синдром дедушки, — пробормотала, испытывая досаду, но тут же исправилась: — А, на самом деле, вы первый, кто не противоречит себе. Обычно они говорят: «Алиса, будь эгоисткой, но заведи друзей».  — О чём ты? — удивился Широ. — Дружбы между парнями и девушками не бывает, это всё вымысел, а женщины — сплошь гадюки, ты представляешь себе дружбу в гадюшнике? Теперь он чем-то напоминал Дика, говорящего сосредоточиться на себе, а всех вокруг только использовать и предавать, пока они не предали тебя. Хаос хотел дать пару уроков социальной жизни, а Делион просто считал, что его младшей сестре необходимо получать удовольствие от свободной, молодой и беззаботной жизни среди друзей. Именно из-за образовавшихся в голове противоречий Алиса чувствовала растерянность и тысячи сомнений. Но прежде чем она собрала мысли в кучу и выстроила в верном порядке, Широ сам заговорил, перескочив на другую тему:  — Ах, первый курс в этом году будет участвовать в турнире, но ты не допущена.  — А? — резкий переход выбил её из колеи, но он говорил именно то, что обязан был донести, как куратор первого курса:  — Сама понимаешь.  — Ну да… — пробормотала, не находя ни слов, ни сил, да и причин противиться решению.  — Соревнования первокурсников — песочница, тебе там и делать нечего.  — А-а… Да, конечно, — пробормотала, чувствуя навалившуюся усталость. — Хорошо, как скажете. Широ молча кивнул, ничем не продолжил, Алиса нахмурилась и разомкнула губы, но только протяжно выдохнула:  — Фу-ух, как сложно.  — Не заморачивайся. Видимо, добавить ему было нечего, так что она поднялась и уточнила:  — Если это всё, то я могу идти? «Могу уже наконец-то уйти и забыть наш странный разговор, раз уж всё остаётся прежним и мне не надо уходить с группы и что-то делать? Могу я пойти и отдохнуть от вас, странный человек, вытрясший из меня душу?!»  — Да, конечно, — ответил, заметив сверкнувшие эмоции в толще мистически-зелёного хрусталя, заменившего ей глаза. — Только… Алиса уже сливалась с тенью, дождавшись отмашки, так что он не стал напоминать об осторожности. Тень метнулась размытой птицей к двери, проникла в щель замочной скважины и исчезла.  — С каких это пор моя защита пропускает теневые сгустки? — спросил сам у себя и присел у двери, переходя на тонкое зрение — проверять плетения.